Можно ли считать, что идеи консерватизма в стране хотя бы в какой-то мере победили?

– Один из критериев консерватизма в жизни – это стремление к многодетности. К естественным бракам. То есть – к бракам гетеросексуальным, а не гомосексуальным, с детьми не клонированными и не зачатыми в пробирке, без суррогатных матерей. К бракам многодетным. До тех пор, пока женщина, рождающая третьего ребенка, будет слышать в женской консультации, что она сумасшедшая, пока подружки за ее спиной будут крутить пальцем у виска – ни о каком возрождении консервативной системы ценностей даже говорить не приходится.

Другой показатель консервативного уклада жизни – отношение к прошлому. Здесь действительно можно говорить о том, что наследие Октября преодолевается. Современные люди готовы учиться у прошлого. Значит, истории возвращено право голоса. Это нормальная консервативная позиция. Как говорили английский консерватор Честертон и русский консерватор Семен Франк (они оба использовали один и тот же образ): мертвые должны участвовать в наших референдумах, и они голосуют, как обычные крестьяне – крестиками.

Третья черта консервативности – это отношение к государству, к власти. Здесь тоже намечаются перемены: мода ругать начальство потихонечку начинает уходить. Хотя среди московской интеллигенции до сих пор нужно гораздо меньше мужества для того, чтобы сказать что-нибудь критическое о государственной власти, нежели для того, чтобы ее поддержать.

И, наконец, четвертая составляющая консерватизма – вертикаль. Не вертикаль власти, а вертикаль совести. Религия. По замечательной формулировке Максима Соколова, консерватизм – это «Бог, родина, свобода». Бог – это то, что делает меня личностью. Это вертикаль, сверху смотрящая в глубину моей личностной совести. Родина – то, что делает меня частью человечества, это горизонталь. Вместе они создают крест. А крест только тогда значим, когда человек свободно берет его, а не по приказу.

И вот именно религиозная составляющая консерватизма в России наиболее слаба. Да, налицо массовый интерес к миру религии. Но (по крайней мере если судить по книжно-газетной продукции) интерес этот проходит мимо христианской традиции, мимо Православия. Это интерес к различной магии и оккультизму. И это плохо. Потому что в магии нет вертикали. В магии нечему служить по-настоящему. В ней нет личностного долга, нет дерзновения в свободном риске своей единственной и уникальной жизнью предстать перед Богом. Модные идеи «кармизма» и реинкарнации перечеркивают дивные строки Пастернака: «Сколько нужно отваги, чтоб играть на века – как играют овраги, как играет река….». Оккультизм – это уход от выбора, от решений, от ответственности. И вообще это технологическое мышление. Лозунг «Знание – сила» – это лозунг алхимиков. Человек, который живет в мире магии – это человек, который живет в мире машинной, по сути дела, цивилизации. Он надеется всем управлять, все подчинить себе. А консерватор должен позволить реке течь туда, куда она течет. Он должен уметь воздерживаться от фаустовского активизма. Он должен уметь служить тому, что считает Высшим себя.

Если уж мы заговорили о традиционной семье – то одна из трудных тем сегодня, особенно с точки зрения консервативных ценностей – роль женщины в семье и обществе. Ни для кого не секрет, что во многих семьях женщина сейчас и мотор, и главный добытчик. Женщина делает карьеру, стремится работать, хочет себя в чем-то проявить. Это довольно неконсервативно. А есть ли в этом здравое зерно с точки зрения христианской?

– Если бы семья была по-настоящему консервативной и многодетной – этот вопрос и не стоял бы. Женщина просто не смогла бы никуда деться от своих малышей. Это было бы хорошо и для них, и для самой женщины. Потому что заставлять женщину жить по мужским правилам карьеры и бизнеса – это не очень человечно. А когда речь идет о малодетной или бездетной семье – какие могут быть причины заставлять женщину сидеть дома и не приложить свои силы где-то на стороне?

Но, конечно, с консервативной точки зрения мужчина-добытчик должен обеспечить своей семье возможность жить в теплой пещере и не выходить в мир, где гуляют тигры.