Глава семнадцатая. Адиэл помогла Бэзелу поместить очередное странное, сотканное из паутин полотно в заднюю часть транспортера Вармов

Адиэл помогла Бэзелу поместить очередное странное, сотканное из паутин полотно в заднюю часть транспортера Вармов. Один из них они уже успели заполнить – когда в нем не осталось больше места, Фальтато нажал клешней на бесцветный участок на оболочке, отправив транспортер плыть обратно по лавовым трубам.

– Работай медленнее, – тихо сказал Бэзел. – Нам нужно сохранить немного сил для побега.

– Побега куда? – беззвучно произнесла она одними губами. По всей видимости, эта пещера была первой из тех, что обнаружили они с Розой, так что он немного здесь ориентировался.

– Эта тварь забрала магическую отвертку Доктора, – прошипел Бэзел. – Она делает кучу вещей – вроде как дыры в стенах открывает. Мы могли бы найти другой выход, другой туннель. Если бы мне удалось заполучить ее…

– Прекратите строить планы, – произнес Фальтато. – Вам некуда идти. Нам всем здесь некуда идти.

В голосе Фальтато прозвучала нотка жалости к собственной персоне, которая напомнила Адиэл скорее о мужчинах, чем о монстрах. Клешни его опустились, и выглядел он довольно подавленным. Она сделала неуверенный шаг в его сторону.

– Ты ведь можешь пойти, куда захочешь. Разве нет?

– Мой корабль пришвартован к астероиду в восьмидесяти семи световых годах отсюда, – мрачно произнес Фальтато. – Вармам не нравится независимость тех, кого они спонсируют.

Бэзел не ощутил сочувствия.

– Мне кажется, ты перепутал нас с людьми, которым не по…

Адиэл подняла руку, призывая его замолчать.

– Что тебя беспокоит? – Странно, до чего быстро привыкаешь иметь дело с инопланетными монстрами. Но, опять же, когда они реальны и находятся в непосредственной близости рядом с тобой, у тебя не остается особого выбора, кроме как иметь с ними дело. – Ты думаешь, тут что‑то не так, да?

– Эти произведения искусства… Я уделил им недостаточно внимания в начале. – Фальтато покачал головой. – Они должны быть одними из древнейших и наиболее известных из всех сокровищ Вальнакси. Но это не они. Эти достаточно заурядны. Они все датируются одной эрой. Периодом времени в середине войны. – Он потряс своей остроконечной головой. – Я не доверяю этому. Ничему из всего этого.

И когда в поле зрения показался следующий транспортер, а Бэзел устало поднял следующую картину, Адиэл увидела, как Фальтато отошел чуть в сторону с вороватым выражением в своих многочисленных глазах.

* * *

Король Оттак наблюдал, как груженый транспортер бесшумно завис в грузовом отсеке.

– Сокровище, – презрительно произнес он. Для него это было мерзкое, никчемное барахло, абстрактное и угловатое, доказательство полнейшей слабости и тщеславия Вальнакси. Глупцы посвятили свои жизни искусству. Что ж, он посвятил свою уничтожению этого искусства, во всех его формах.

Как обычно, он разбросает все это по частям на Пять Концов Империи для ритуального сжигания и разрушения. Только на этот раз толпы соберутся с расстояния в световые годы со всех концов на принимающую планету, чтобы посмотреть, как он лично уничтожит величайшие из всех сокровищ Вальнакси, одно за другим. Лана Венера … эта до‑того‑почитаемая священная статуя в форме Матери Вальнакси… Полет Вальвинга, считающийся одной из прекраснейших картин космоса. Он на протяжении дней будет медленно осквернять их, непрекращающиеся одобрительные восклицания его народа будут услаждать его рецепторы.

– Сокровище, – вновь презрительно процедил он, на этот раз громче.

Все больше и больше в эти дни, в мгновения особой задумчивости, у Оттака возникало смутное ощущение, что есть что‑то, что он упускает, что‑то, что проходит мимо его головы. Он вгляделся своими усиленными электроникой чувствами в предметы, сыплющиеся из ближайшего транспортера. Он обернул свой хвост вокруг статуэтки птицы, и поднял ее.

– Что за секреты ты таишь? – Прошипел Оттак. Затем он сжал свои мышцы и раздавил ее в пыль. – Никаких. Совсем никаких.

Вибрация в земле под ним предупредила его о чьем‑то приближении. Он выжидательно обернулся – и неожиданно на поверхности показалась призрачно‑белая голова.

Это был выкапывающийся из вязкой почвы Корр. Половина его тела была оторвана, оставив после себя свисающие связки и имплантаты.

– Я пытался связаться с вами, сир, – прохрипел Корр, – но помехи Вальнакси помешали мне. Пришлось прокопаться сюда…

С низким, злобным шипением, Оттак с силой ударил по другой статуэтке, обезглавив крылатую фигуру.

– Что произошло, Корр?

– Я обнаружил платы памяти, – произнес тот, выплюнув их из ротовой кожи. – Двуногие предали нас…

– … но на их машину мы можем положиться, – объявил Оттак. – Ты хорошо справился, Корр. Мы составим план лабиринта и устраним всю защиту, уничтожим его центральные системы, заберем его сокровища и размозжим их под животами на улицах каждой планеты.

– Их величайшее наследие будет утеряно навеки… – Корр помахал придатком своего тела из стороны в сторону в предвкушении. – Мои ранения не беспокоят меня, сир. Я желаю продолжать бой.

– Я дозволяю это желание, Корр, – произнес Оттак без промедления. – Почва этого мира удобрена кровью двуногих и пеплом Вальнакси, и все это мы вкусим нашими телами. Мы продолжим сражение и вырвем самое сердце из этой вонючей дыры Вальнакси. Затем мы поглотим его! Затем мы срыгнем его и поглотим вновь!

Корр жадно закивал. Оттак оставил его в луже его же собственных нечистот и направился к управляющей насыпи, чтобы привести в действие машину двуногих – прежде, чем окончательно положить конец обороне Вальнакси.

* * *

Доктор не был уверен, сколько времени провел в сумраке и треклятых закоулках своего разума. Но он смутно ощущал, как его тело поднялось, пошло, словно сомнамбула, с трудом передвигая ноги по пеплу, через разлом в задней части пещеры в пустое помещение. Тьма должна была быть непроницаемой, но его путь словно бы освещало золотое сияние.

Оно исходило от его кожи. От осознания этого он тут же полностью пришел в себя и прикоснулся к лицу пальцами. Оно ощущалось холодным и жестким. Его тело начало превращаться в голема, и его разум двигался в том же направлении.

Он должен был держаться.

Доктор ущипнул себя за щеку – та была податливой, но онемелой. Он лизнул свой ледяной золотой палец, но не ощутил никакого вкуса.

– Ну и ледышка, – уныло произнес он, и звук вскоре поглотился дымом и темнотой. Где же контролирующая сила? Он должен добраться до Розы, прежде… прежде…

– Цвет этой кожи абсолютно мне не идет, между прочим, – громко пожаловался он, пытаясь разбудить себя не меньше, чем кого‑нибудь еще. – Я имею в виду, в Космическом Городе во время карнавала прошло бы на ура, но в Африке двадцать второго века, да ну! Да еще и под вулканом? – Он резко вдохнул золотыми легкими, хлопнув себя по лбу и ничего при этом не ощутил. – Под вулканом! Как я мог быть таким глупцом!

Те сканирования, проведенные датчиком сбора данных из джипа Соломона; они показали лишь поперечный разрез вулкана. Они не показали того, что скрывалось под ним. И даже если бы он мог прямо сейчас направить датчик в землю, радиус его действия был всего лишь около километра. Здесь внизу не меньше сорока километров коры до начала мантии…

– И вот там‑то ты и прячешься, верно? – Прокричал он. – Глубоко, глубоко в земле, поближе к питающей тебя магме и вне зоны действия любого сканирующего оборудования, разыскивающего твои сокровища. Но как мне тогда до тебя добраться, а? Раз уж эта пещера так хорошо охранялась, я думаю, возможно, здесь есть секретный проход, короткий путь, телепорт. Я прав? Ооо, держу пари, я прав. – Он немного побродил в темноте вокруг, прежде чем потерял терпение. – Ну? Так я иду к тебе? – Прокричал он, – или же ты идешь ко мне?

В следующую секунду дымчатые столбы света, тусклые, как ноябрьский рассвет, скользнули в поле его зрения прямо перед ним. Он сделал шаг в их направлении, и они переместились назад. Последовав за ними, он ощутил покалывание на своей позолоченной коже, напоминающее движение потока.

– Телепорт, – произнес он, ухмыляясь себе под нос. – Я все еще хоть куда…

Его окружение менялось, становилось светлее, ярче. Неожиданно он оказался в огромном круглом пространстве, гигантской трубе огненно‑красного камня, прямо уходящей вверх в темноту. Четыре неровных отверстия, расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга, были прорезаны в стенах естественной арены, нечто похожее на двери – однако, слишком темные, чтобы он мог разглядеть, что лежало по ту сторону.

Он стоял на воздушной подушке, а под ним бурлила и пузырилась расплавленная лава. Он гадал, защищала ли его от жара големская оболочка или же это была заслуга невидимого барьера.

Затем сияющая фигура стража магма‑формы возникла из темного дверного проема, расположенного перед ним.

– Это ты, верно? – произнес Доктор. – Я хочу говорить с шарманщиком, не с его обезьянкой. – Страж подкатился чуть ближе, и он осторожно огляделся вокруг. – Ну же. Где же тогда твои приятели?

Страж остановился, и Доктор уловил толчок у себя в сознании.

– О… Приятелей нет. Только лишь ты один, верно? Тут вокруг, должно быть, целая сеть телепорталов, чтобы ты мог следить за этим местом – ты просто выскакиваешь то тут, то там, разделяешься, чтобы казалось, будто бы тебя много… Ой!

Доктор замолчал, когда свистящий шепот закружился внутри его головы, словно дым. «Не сопротивляйся нам. Блокируя наш контроль, ты нарушаешь баланс оборонной сети. Мы не можем управлять нашими слугами. Мы не можем оказывать сопротивление нашим врагам».

– Тогда вам лучше отдать мне то, что я хочу, прямо сейчас, – резко произнес вслух Доктор. – Розу Тайлер. – Он угрожающе шагнул вперед к магма форме. – Вы не сможете причинить мне большего вреда – но Вармы могут нанести вред вам, и я дам им сделать это. Я не знаю, зачем вы ее забрали, но я хочу, чтобы она вернулась. Сейчас же.

Страж не шевельнулся.

– Кто здесь главный! – заорал Доктор.

Дымчатая завеса как будто бы рассеялась с того же самого дверного проема, и две золотые фигуры вышли, волоча ноги, на арену. Деформированные статуи мужчины и девушки.

– О, Боже, – прошептал Доктор.

Фигура мужчины явно была тем, что осталось от Соломона Набарра. Но именно вид фигуры девушки заставил сердца Доктора остановиться. Лицо ее было перекошенной маской, словно бы черты были вылеплены из заварного крема, а затем в них потыкал пальцем ребенок. Только одна щека и один вытаращенный глаз, тогда как другая сторона лица словно бы стекла в толстую шею а‑ля Шварценеггер. Тело было сгорбленным и обезьяноподобным. Одна из рук слабо покачивалась, очевидно сломанная в двух местах, тогда как другая раздулась так же, как и деформированные ноги. Она стояла лицом к нему, ее перекошенные черты замерли в немом упреке.

– Роза, – хрипло выдавил он. – О, Роза, мне так жаль. Я опоздал…