Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 4. Суит‑Лана не могла ехать с нами в Киев
Суит‑Лана не могла ехать с нами в Киев. Вместо нее в качестве переводчика и гида поехал г‑н Хмарский. Приятный маленький человечек, изучающий американскую литературу. Его знание английского было очень книжным. Капа, как всегда, все время путал его имя и подшучивал над ним. Хмарский снова и снова поправлял его: «Г‑н Капа, Хмарский, а не Хумарский». Тогда Капа говорил: «Да‑да, г‑н Хомарский». ― Да нет же, г‑н Капа, не Хумарский и не Хомарский, а Хмарский. Это продолжалось постоянно, и Капа с радостью находил новые варианты произношения его имени. Хмарский всегда немного волновался, когда мы начинали выражаться иносказательно, на американский манер. Поначалу он пытался было вслушиваться, но потом понял, что это бесполезно, и перестал слушать вообще. Порой срывались все его планы: за нами не приходили заказанные им машины, не улетали самолеты, на которые он брал нам билеты. И мы стали называть его «Кремлин гремлин[5]». ― А что это за «Gremlin»? ― поинтересовался он. Мы подробно рассказали о происхождении этих гномов, как это началось в R.A.F.[6], и какие у них дурные привычки. Как они останавливают в полете двигатели, покрывают льдом крылья самолета, засоряют патрубки. Он слушал с большим вниманием, а потом поднял палец и сказал: ― В Советском Союзе в привидения не верят. Может, мы были с ним не слишком любезны. Но, кажется, он не очень обиделся. Есть один вопрос, на который там никогда нельзя получить ответа, а именно: в котором часу улетает самолет. Заранее узнать это невозможно. Единственное, что известно, это то, что он вылетает рано утром. И еще нужно помнить, что на аэродроме необходимо быть задолго до посадки в самолет. Каждый раз, когда надо куда‑то лететь, вы должны приехать на аэродром в холодную предрассветную темень и несколько часов сидеть и пить чай в ожидании вылета. В три часа утра к нам в номер позвонили, и мы не были рады столь раннему подъему, поскольку после вечеринки у Суит‑Джо нам надо бы поспать по меньшей мере 12 часов, а мы спали всего час. Мы свалили оборудование в багажник машины и поехали по пустынным улицам Москвы за город… В это предрассветное время в московском аэропорту толпились люди: поскольку все самолеты вылетают рано утром, пассажиры начинают подъезжать сюда сразу же после полуночи. Одеты они по‑разному. На ком‑то меховые шубы, которые согреют в арктическом климате Белого моря или на севере Сибири, на других ― легкая одежда, что вполне подходит для субтропиков Черноморья. Шесть часов лета от Москвы ― и вы можете попасть в любой климат, который только существует на свете. Поскольку мы были гостями ВОКСа, нас провели через зал ожидания в боковую комнату, где стояли стол,, несколько диванов и удобные стулья. И здесь под строгим взглядом нарисованного Сталина мы пили крепкий чай, пока не объявили о посадке в наш самолет. Сталин на большом портрете, написанном маслом, был изображен в военном мундире со всеми орденами, которых, кстати, было очень много. У шеи ― Золотая Звезда, высший орден Советского Социалистического Труда[7]. Слева на груди, вверху, ― самая престижная из всех Золотая Звезда Героя Советского Союза, которую можно сравнить с нашей Медалью Чести Конгресса. Ниже ― ряд орденов, присвоенных в честь сражений, где он принимал участие. А справа на груди ― ряд золотых и красных эмалевых звезд. Вместо ленточек, которые носят в наших войсках, медали здесь выпускаются в честь каждой крупной победы Советской Армии: Сталинград, Москва, Ростов и так далее, и Сталин имеет их все, ведь, будучи Маршалом Советского Союза, он руководил всеми военными операциями. Здесь будет весьма кстати обсудить то, что волнует большинство американцев. Все в Советском Союзе происходит под пристальным взглядом гипсового, бронзового, нарисованного или вышитого сталинского ока. Его портрет висит не то что в каждом музее ― в каждом зале музея. Его статуи установлены у фасадов каждого общественного здания. А его бюст‑перед всеми аэропортами, железнодорожными вокзалами и автобусными станциями. Бюст Сталина стоит во всех школьных классах, а портрет часто висит прямо напротив бюста. В парках он сидит на гипсовой скамейке и обсуждает что‑то с Лениным. Дети в школах вышивают его портрет. В магазинах продают миллионы и миллионы его изображений, и в каждом доме есть по крайней мере один его портрет. Одной из самых могучих индустрий в Советском Союзе является, несомненно, рисование и лепка, отливка, ковка и вышивание изображений Сталина. Он везде, он все видит. Концентрация власти в руках одного человека и его увековечение внушают американцам чувство неприязни и страха, им это чуждо и ненавистно. А во время общественных празднеств портреты Сталина вырастают до немыслимых размеров. Они могут быть высотой с восьмиэтажный дом и 50 футов шириной. Его гигантский портрет висит на каждом общественном здании. Мы разговаривали об этом с некоторыми русскими и получили разные ответы. Один ответ заключался в том, что русский народ привык к изображениям царя и царской семьи, а когда царя свергли, то необходимо было чем‑то его заменить. Другие говорили, что поклонение иконе ― это свойство русской души, а эти портреты и являются такой иконой. А третьи ― что русские так любят Сталина, что хотят, чтобы он существовал вечно. Четвертые говорили, что самому Сталину это не нравится и он просил, чтобы это прекратили. Но нам казалось, что то, что не нравится Сталину, исчезает мгновенно, а это явление, наоборот, приобретает более широкий размах. Какова бы ни была причина, очевидно одно: все в России постоянно находится под сталинским взором ― улыбающимся, задумчивым или суровым. Это одна из тех вещей, которую американец просто не в состоянии понять. Есть и другие портреты и другие скульптуры. И по размеру фотографий и портретов других лидеров можно приблизительно сказать, кто за кем идет после Сталина. Например, в 1936 году вторым по величине был портрет Ворошилова, сегодня, несомненно, Молотова… Мы собирались немного почитать в самолете, но моментально заснули. А когда проснулись, то самолет пролетал уже над полями Украины, такими же плодородными и плоскими, как наш Средний Запад. Под нами лежали бесконечные поля гигантской житницы Европы, земли обетованной, желтеющие пшеницей и рожью, кое‑где убранной, где‑то еще убираемой. Нигде не было ни холмика, ни возвышения. Поле простиралось до самого горизонта, ровного, закругленного. А по долине извивались и петляли речки и ручьи. Около деревень, где проходили сражения, зигзагами шли траншеи, рвы и щели. Некоторые дома стояли без крыш, кое‑где виднелись черные заплаты сожженных домов. Казалось, конца не будет этой равнине. Но, наконец, мы подлетели к Днепру и увидели Киев, который стоял над рекой на холме, единственной возвышенности на многие километры вокруг. Мы пролетели над разрушенным городом и приземлились в окрестностях. Все уверяли нас, что за пределами Москвы все будет совершенно иначе, что там нет такой суровости и напряженности. И действительно. Прямо на летном поле нас встретили украинцы из местного ВОКСа. Они всё время улыбались. Они были веселее и спокойнее, чем люди, с которыми мы встречались в Москве. И открытости и сердечности было больше. Мужчины ― почти все ― крупные блондины с серыми глазами. Нас ждала машина, чтобы везти в Киев. Наверное, когда‑то город был очень красив. Он намного старее Москвы. Это‑прародитель русских городов. Расположенный на холме у Днепра, Киев простирается вниз в долину. Некоторые из его монастырей, крепостей и церквей построены в XI веке. Некогда это было любимое место отдыха русских царей, и здесь находились их дворцы. Его общественные здания были известны по всей России. Киев был центром религии. А сейчас Киев почти весь в руинах. Здесь немцы показали, на что они способны. Все учреждения, все библиотеки, все театры, даже цирк ― все разрушено, и не орудийным огнем, не в сражении, а огнем и взрывчаткой. Университет сожжен и разрушен, школы в руинах. Это было не сражение, а безумное уничтожение всех культурных заведений города и почти всех красивых зданий, которые были построены за последнюю тысячу лет. Здесь хорошо поработала немецкая культура. Одна из маленьких побед справедливости заключается в том, что немецкие заключенные помогают расчищать эти руины. Нашим гидом был Алексей Полторацкий, могучий человек, немного прихрамывающий из‑за раны, полученной под Сталинградом. Это украинский писатель, прекрасно владеющий английским, человек с большим чувством юмора, сердечный и дружелюбный… Я смотрел на женщин, которые шли по улице, как танцовщицы. У них легкая походка и красивая осанка. Многие из них прелестны. Местное население часто страдало из‑за того, что украинская земля так богата и плодородна, ― множество захватчиков тянулось к ней. Представьте себе территорию Соединенных Штатов, полностью разрушенную от Нью‑Йорка до Канзаса, и получится приблизительно район Украины, подвергшийся разорению… Здесь есть шахты, которые никогда не откроются снова, потому что немцы сбросили туда тысячи людей. Все промышленное оборудование на Украине было разрушено или вывезено, и теперь, пока не будет поставлено новое, все производится вручную. Каждый камень и кирпич разрушенного города надо поднять и перенести вручную, поскольку нет бульдозеров. Но пока ведутся восстановительные работы, украинцы должны еще производить продукты питания, потому что Украина является главной житницей страны. Они говорят, что в период уборки урожая нет выходных, а теперь как раз время уборки. На фермах не существует ни воскресений, ни отгулов. Работа, которая им предстоит, огромна. Здания, которые надо отстроить заново, сначала необходимо снести. А то, что бульдозер расчистил бы за несколько дней, вручную можно сделать только за недели. Но бульдозеров пока нет. Все необходимо заменить. И сделать это нужно быстро. Мы прошли через разрушенный и уничтоженный центр города, на то место, где после войны были повешены немецкие садисты. В музее есть планы нового города. Мы все отчетливей осознавали, как жизненно важна для советского народа надежда на то, что завтра будет лучше, чем сегодня. Здесь в белом гипсе была изготовлена модель нового города. Должен вырасти грандиозный, невероятный город, из белого мрамора, в классических линиях, с высокими зданиями, колоннами, куполами, арками, гигантскими мемориалами ― все в белом мраморе. Гипсовая модель будущего города занимала большую часть одного из залов. Директор музея показывал нам здания. Это будет Дворцом Советов, это ― музеем. Опять, как всегда, музей. Капа говорит, что музей‑это церковь русских. Им нравятся величавые и богато украшенные здания. Они любят чрезмерность. В Москве, где нет никакой необходимости в строительстве небоскребов, поскольку пространство практически неограниченно и ландшафт этого не требует, они все‑таки планируют строительство высотных зданий в нью‑йоркском стиле, хотя в отличие от Нью‑Йорка в этом нет надобности. Они возведут свои города медленно, с муравьиной настойчивостью. А пока люди идут мимо руин, мимо разрушенных и разбитых домов, люди ― мужчины, женщины и даже дети идут в музей, чтобы посмотреть на гипсовые города будущего. В России о будущем думают всегда. Об урожае будущего года, об удобствах, которые будут через десять лет, об одежде, которую очень скоро сошьют. Если какой‑либо народ и может из надежды извлекать энергию, то это именно русский народ… Вечером мы пошли в театр на пьесу «Гроза», драму XIX века, разыгранную в стиле XIX века. Постановка была странной и старомодной, как, впрочем, и сама игра. Довольно непонятно, почему надо показывать эту пьесу. Но это украинская пьеса, а им нравится все свое. Героиня была очень красивой. Она была похожа немножко на Катарину Карнелл и доминировала на сцене. Речь шла о молодой женщине, которая была под каблуком у властной свекрови. Эта молодая женщина влюбилась в поэта. Хоть она и была замужем, она все же пошла в сад на свидание. А в саду она только и делала, что очень много говорила и один раз разрешила поэту поцеловать кончики ее пальцев, что все‑таки явилось достаточным преступлением, и в итоге она признается в церкви в своем грехе, бросается в реку и гибнет. Нам показалось, что это слишком большое наказание за то, что ей поцеловали кончики пальцев. У пьесы был и второплановый сюжет. Параллельно трагедии хозяйки шла комическая история ее горничной. Любовником горничной был местный мужлан. Это был обыкновенный традиционный спектакль, и публике он понравился. На перемену декораций ушло полчаса, поэтому было уже далеко за полночь, когда героиня бросилась наконец в реку. Нам показалось странным, что люди в зале, познавшие настоящую трагедию, трагедию вторжения, смерти, разорения, могут быть так взволнованы из‑за судьбы женщины, которой поцеловали руку в саду. На следующее утро шел дождь, а Капа считает, что дождь ― это наказание, которое посылается ему свыше, потому что он не может фотографировать в дождь. Он ругал погоду на жаргоне, а также на четырех или пяти языках народов мира. Капа вечно волнуется из‑за пленки. То света недостаточно, то света слишком много. Плохо проявили, плохо отпечатали, камеры сломаны. Он волнуется постоянно. Но когда идет дождь ― это личное оскорбление, нанесенное ему богом. Он шагал взад‑вперед по комнате, пока мне не захотелось его убить, а потом он пошел стричься, и ему сделали настоящую украинскую стрижку «под горшок». Вечером мы отправились в цирк. В любом русском городе независимо от его величины есть свой постоянный цирк, который размещается в постоянном помещении. Но немцы, конечно же, сожгли киевский цирк, поэтому пока он размещается под шатром, но является все же одним из самых популярных в городе заведений. У нас были хорошие места, Капа получил разрешение на съемку и был поэтому относительно счастлив. ― Этот цирк был непохож на наши ― один манеж и ряды стульев. Представление начали акробаты. Мы заметили, что когда акробаты работали на высоких трапециях, то к их ремням за крючки пристегивали лонжи, чтобы акробаты не разбились и не получили травмы, поскольку, как нам объяснил наш сопровождающий, было бы нелепо подвергать человека такой опасности только для того, чтобы поразить публику. Миловидные женщины и галантные мужчины делали кульбиты и повороты на высоко закрепленных трапециях и проволоке. Потом были дрессированные собаки, а дрессированных тигров, пантер и леопардов выпустили на арену, отгородив ее от публики стальной клеткой. Публике это очень нравилось, и в течение всего представления цирковой оркестр азартно играл цирковую музыку, которая никогда не меняется и везде одинакова. Лучше всех были клоуны. Когда они в первый раз вышли, мы заметили, что все смотрят на нас, и скоро мы поняли, почему. Теперь их клоуны неизменно изображают американцев. Один изображал богатую даму из Чикаго, и то, как русские представляют себе богатую даму из Чикаго, поистине замечательно. Зрители посматривали и в нашу сторону: не обидит ли нас такая сатира, но было действительно смешно. И точно так, как некоторые наши клоуны цепляют длинные черные бороды и выходят с бомбой, называв себя при этом русскими, так русские клоуны называют себя американцами. Публика смеялась от души. На богачке из Чикаго были красные шелковые чулки и туфли на высоком каблуке, усыпанные фальшивыми бриллиантами, на голове ― смешная, похожая на тюрбан шляпа. Ее вечернее платье с блестками было похоже на длинную уродливую ночную рубашку. Женщина ходила зигзагами по манежу, тряся искусственным животом, а ее муж кувыркался и пританцовывал, поскольку он был богатым чикагским миллионером. Шутки, по всей вероятности, были очень смешными; мы не понимали их, но публика стонала от хохота. Все, казалось, были рады, что мы не обиделись на клоунов. Клоуны кончили репризу с богачами американцами из Чикаго и стали представлять страстную и очень смешную версию смерти Дездемоны, где Дездемона была не задушена, а заколота ни много ни мало резиновым ножом. Это был хороший цирк. Дети, сидящие на передних местах, были полностью поглощены представлением, на что способны только дети. Труппа здесь постоянная, она не гастролирует, и цирк дает представления круглый год, за исключением небольшого перерыва летом. Дождь кончился, и после цирка мы поехали в киевский ночной клуб под названием «Ривьера». Он расположен на обрыве над рекой ― открытая танцплощадка, окруженная столиками, и отсюда видна река, которая пересекает долину. Еда. была отличная. Хороший шашлык, обязательная икра и грузинские вина. К нашему большому удовольствию, оркестр играл русскую, украинскую и грузинскую музыку, а это было лучше, чем плохой американский джаз. И играли они очень хорошо. К нашему столику подсел Александр Корнейчук, известный украинский драматург, человек с большим обаянием и юмором. Они с Полторацким стали приводить нам старые украинские поговорки, а украинцы знамениты этим. Нашей любимой стала: «Лучшая птица ― колбаса».!А потом Корнейчук привел изречение, которое, как я всегда считал, появилось в Калифорнии. Оно про то, что обжора думает об индейке: «Индейка очень неудачная птица ― ее многовато для одного и маловато для двоих». Выяснилось, что украинцы знают эту шутку не одну сотню лет, а я‑то полагал, что это придумали в моем родном городе. Они научили нас произносить на украинском тост, который нам понравился: «Выпьем за счастье наших родных». И опять они произносили неизменные тосты за мир. Оба эти человека были на фронте, оба были ранены и пили за мир. Потом Корнейчук, который, кстати, побывал и в Америке, довольно грустно сказал, что когда он был в лондонском Гайд‑Парке, то видел там фотографии Рузвельта с Черчиллем, Рузвельта с Де Голлем, а фотографии Рузвельта со Сталиным не увидел. Они же были вместе, сказал он, они совместно действовали, так почему же из Гайд‑Парка убрали фотографии со Сталиным? Темп музыки нарастал, танцующих становилось все больше и больше, на пол падали блики от разноцветных огней, а далеко внизу в реке отражались огни города. Два русских солдата танцевали какой‑то дикий танец, танец топающих сапог и машущих рук, танец фронтовиков. У них были бритые головы, а их сапоги были начищены до блеска. Они танцевали как безумные, а красные, желтые и синие огни мелькали на полу танцплощадки.,. Приятная музыка, огни, внизу ― мирная река, а наши друзья снова начали разговор о войне, будто это была постоянная тема, от которой они никуда не могли уйти. Они говорили о страшных морозах до Сталинградской битвы, когда они лежали в снегу и не знали, чем все это кончится. Они рассказывали об ужасающих вещах, о которых никогда не забудут…
Date: 2015-11-13; view: 330; Нарушение авторских прав |