Без марксизма нельзя, и с марксизмом невозможно

Давайте еще раз вернемся к трагизму положения Сталина. Выдающийся экономист мира, никем не превзойденный в истории хозяин, он твердой рукою развивал экономику СССР, базируясь на:

– твердом рубле как основе товарооборота;

– товарообороте как основе хозрасчета (экономического расчета);

– хозрасчете как способе воссоединения в экономике СССР творчества миллионов трудящихся, а именно силой творчества миллионов трудящихся и развивалась экономика СССР.

Но при этом как марксист, он должен был утверждать, что СССР идет к коммунизму по марксовому пути: денег скоро не будет, товарооборота не будет, а кто чего способен произвести, тот будет передавать это другим по потребностям, т. е. Сталин вынужден был утверждать прямо противоположное тому, что фактически делал.

Особенно ярко эта раздвоенность проявилась в одной из последних работ Сталина, брошюре «Экономические проблемы социализма в СССР». Дело в том, что к 1950 г. экономика СССР стала настолько не соответствовать марксизму, что было принято решение написать учебник «Политическая экономика социализма», в котором дать хоть какие‑нибудь ориентиры. Проект учебника открыто обсуждался, в обсуждении участвовал и Сталин, поскольку без его авторитета примирить критикующих вряд ли было возможно. Правоверные марксисты утверждали, что согласно Марксу уже давно пора заменить товарооборот продуктообменом, а деньги упразднить. И, по Марксу, они были правы. Другие утверждали, что пора упразднить самого Маркса, и предлагали свое видение и свои пути в коммунизме. Перед Сталиным стояла нерешаемая задача: отбить атаки придурков на деньги и товарооборот, и, соответственно, на хозрасчет и творчество, но при этом доказать, что марксизм – это наука и что ею нужно руководствоваться.

Поскольку, повторю, мы занимаемся не Марксом, а деньгами, я дам только один пример того, как в этой дискуссии Сталин уворачивался от неудобных вопросов и как он пытался за уши подтащить Маркса к своей практике. Во время дискуссии поступило предложение по сельскому хозяйству. Дело в том, что колхозы и совхозы при Сталине не имели своей тяжелой техники: тракторов, комбайнов, жаток, автомобилей и т. д. Вся эта техника сосредотачивалась на машинно‑тракторных станциях (МТС), которые обрабатывали землю и снимали урожай сразу нескольким десяткам колхозов. Давайте позагибаем пальцы очевидной хозяйственной выгоды от этого сталинского решения.

Во‑первых. Сама сельхозтехника тем экономичнее, чем она мощнее. Предположим, среднему колхозу достаточно одного комбайна, чтобы успеть в уборку снять и обмолотить все зерновые. Но никакой председатель колхоза не рискнет ограничиться одним комбайном, поскольку в случае его поломки будет потерян урожай – результат работы за целый год. Поэтому, если передать технику из МТС колхозам, то такой колхоз купит для подстраховки 2 комбайна, и это, что поделать, разумно. Если МТС обслуживала 20 таких колхозов, то после передачи им техники они реально будут иметь в сумме 40 комбайнов, в то время, как МТС могла с 10 %‑ным резервом иметь их всего 22 и справляться с уборкой урожая во всех 20 колхозах. А ведь вся эта масса затрат на неэффективно работающую технику в колхозах ляжет на стоимость продовольствия, и она возрастет.

Во‑вторых. То, что после передачи в колхоз комбайн будет работать месяц в году, еще не значит, что и комбайнер этого колхоза будет работать месяц в году, – в колхозе ему работу найдут. Поэтому этот комбайнер с комбайном выехать на уборку урожая в другие области просто не сможет, да там его и не ждут – ведь там в колхозах есть свои комбайнеры и комбайны. Техника будет лежать мертвым грузом в колхозах по всей стране. А МТС способны маневрировать техникой, т. е. перевезти ее сначала с северных районов в южные и там совместно с местными МТС убрать урожай, а затем вместе с ними подниматься на север, убирая там созревающие зерновые. А это значит, что если колхозам надо иметь 40 единиц техники, то МТС могут обойтись и 10. Когда продукты будут дешевле – с МТС или без МТС?

В‑третьих, и это уже касается денег, а не организации производства. При введении в схему товарооборота «товар‑деньги‑товар» («производство тракторов – производство зерна») МТС, товарооборот увеличивается в полтора раза и появляется еще одна цена – цена обработки земли. Следовательно, появляется еще одно хозрасчетное звено, а государство получает возможность ценами заставить это звено (МТС) творить – снижать затраты на обработку земли. Рост количества техники у МТС и неоправданный рост стоимости этой техники прямо увеличивают затраты МТС на обработку земли и снижают их эффективность. Поэтому МТС были экономическим контролером заводов сельхозмашин: не давали тем производить неэффективную технику, а всей техники производить больше, чем надо. С МТС экономика СССР и, следовательно, советский народ не несли затрат на изготовление плохо используемой техники.

А если отдать технику колхозам, то исчезает цена обработки земли – она становится в бухгалтерском отчете колхоза строчкой затрат на производство зерна и контролируется только самим колхозом, который вправе ее и увеличить, увеличив, допустим, урожайность за счет удобрений. Поэтому колхоз прямо заинтересован в противоположном – в том, чтобы у него на всякий случай всякой техники было побольше – хороший урожай все равно перекрывал затраты на ее приобретение, а плохой урожай не давал приобрести и минимум. С ликвидацией МТС производство сельхозмашин в СССР начинало бессмысленно увеличиваться, увеличивая, повторю, затраты и цены на продовольствие.

Вопрос с МТС, как видите, ясен и понятен, и Сталин мог бы так его и обосновать, но вместо этого он начинает говорить о том, что продажа сельхозтехники непосредственно колхозам увеличит товарооборот, а это затормозит «продвижение к коммунизму», поскольку, дескать, великий Энгельс убедительно доказал, «что наличие товарного обращения неминуемо должно привести… к возрождению капитализма».

В этом деле смешно то, что Сталин после вступительной главы начинает со следующего:

«Некоторые товарищи утверждают, что партия поступила неправильно, сохранив товарное производство после того, как она взяла власть и национализировала средства производства в нашей стране. Они считают, что партия должна была тогда же устранить товарное производство. Они ссылаются при этом на Энгельса, который говорит:

«Раз общество возьмет во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с тем и господство продуктов над производителями» (см. «Анти‑Дюринг»).

Эти товарищи глубоко ошибаются».

Далее он поясняет, в чем ошибка т. Энгельса и остальных, постоянно подчеркивая, что «товарное производство и товарооборот являются у нас в настоящее время такой же необходимостью, какой они были, скажем, лет тридцать тому назад, когда Ленин провозгласил необходимость всемерного разворота товарооборота». [138]

Эти очевидные противоречия нельзя объяснить ничем другим, кроме огромного желания Сталина как‑то привлечь марксизм к конкретной практике строительства коммунизма в СССР, как‑то доказать, что, несмотря ни на что марксизм наука правильная. Возникает вопрос – зачем это Сталину? Почему он так цеплялся за марксизм?

Потому что речь шла о вещах, значительно более важных, нежели экономика и материальное благополучие граждан СССР, речь шла о цели их жизни, о смысле их жизни. Ведь жизнь советских людей была осмысленной – они строили для своих детей светлое, справедливое будущее – коммунизм. Ради этого ограничивали себя, ради этого шли на жертвы, ради этого гибли на фронтах. Все, что ни делалось – делалось для детей, для потомков, и сама эта мысль делала жизнь и осмысленной и радостной. Поэтому, кстати, так легко поднимались миллионы советских людей на великие стройки (Магнитогорск, Целина и т. д.). Разумеется, средний советский человек не интересовался ни подробностями коммунизма, ни путем к нему, он просто знал, что коммунизм возможен потому, что великий ученый Маркс его обосновал. И, представьте, если вдруг выяснится бред марксизма, что же тогда будет с коммунизмом? У людей сразу же возникнет вопрос: возможен ли коммунизм, если его разработчик дурак? Тогда во имя чего жертвы, во имя чего лишения? Жизнь советских людей потеряла бы смысл, а это хуже новой войны.

Перед Сталиным даже вопрос не стоял – до тех пор, пока не будет разработана новая теория коммунизма, от марксизма нельзя было отказываться ни в коем случае! На безрыбье и рак рыба. Поэтому‑то Сталин и повторял: «Без теории нам смерть» – что и подтвердилось впоследствии. Рак все же рыбой не стал…

У многих читателей эта часть может вызвать недоумение: «Какие идеалы? Какой смысл жизни?? Мы не имеем никаких идеалов, ни к чему не стремимся и тем не менее прекрасно живем!»

На самом деле это не так. Во‑первых, СМИ просто убеждают массы обывателей, что те живут прекрасно, и массы рады. По‑видимому природа позаботилась о выживании человечества, снабдив большинство человеческого племени спасительной тупостью. Во‑вторых, те же СМИ в качестве идеалов все время подсовывают некие суррогаты, обладание которыми предлагается в качестве смысла жизни, к примеру, суперсовременный автомобиль или отпуск на фешенебельном курорте, в конце‑концов – шоколадку «Сникерс», а уж совсем бедным – секс как самоцель. И, пытаясь обладать предметом вожделения, обыватель в этом видит смысл своей жизни, так что и у него жизнь не совсем бессмысленна. Самое страшное опустошение наступает, когда человек вдруг либо поумнеет и поймет, что все это барахло целью жизни не может являться ни в меньшей мере, либо когда он купит все, что может. За этим начинается пустота: зачем жить?

Такой вот пример. В 80‑90‑х годах, я работал с зарубежным торговым партнером завода. Этот люксембургский еврей сделал себя сам: основал в молодости торговую фирму и вывел ее на четвертое место в мире в своей области. В торговых делах человек очень жесткий, он, судя по всему, цель своей жизни видел в процветании своего дела, получал удовольствие от творчества, которое требовалось в большом количестве, чтобы получить те результаты, которых он достиг. С СССР, несмотря на блокаду, торговал, с 60‑х и неплохо знал Союз. Мы пытались оценить его личный доход и полагали, что он был в пределах 50–100 млн долларов в год. Кроме прекрасного офиса и дома в Люксембурге, имел виллу на престижнейшем мысу около Ниццы, три квартиры в Париже и три в Нью‑Йорке.

И вот, когда в начале 90‑х стало ясно, что происходит с СССР, он как‑то в разговоре за столом ресторана сказал: «Юра, вы делаете огромную ошибку – вы лишаете детей идеалов». Тогда, к сожалению, общий разговор переключился на другую тему и я так и не расспросил, что он имел в виду. Прошло несколько лет, и мы узнали, что у нашего партнера рак мозга и жить ему осталось около года. Держался он этот год очень мужественно, действовал как всегда расчетливо и трезво, но меня поразило, что он продавал свое детище – свою фирму. Поразило потому, что у него были очень молодо выглядевшая жена (приходилось пару раз видеть ее на приемах) и, главное, взрослые, живущие отдельно сын и дочь. Почему он не передавал фирму им? Я начал расспрашивать его об этом, но он как‑то помрачнел и ушел от разговора, а люксембуржцы стали мне делать знаки, чтобы я прекратил расспросы. Потом они ввели меня в курс дела: и жена, и дети уже давно имели в жизни только одно пристрастие – наркотики. Им уже ничего не было нужно, тем более – дело отца. Стало ясно, почему мой партнер считал, что мы в СССР делаем страшное дело – лишаем детей идеалов. Он таких детей видел, да и мы видим их сегодня повсюду.

Сталин эту проблему предвидел и всеми силами пытался поддержать авторитет марксизма, хотя для строительства экономики СССР Маркс ему ничего не дал. Для этого строительства Сталину очень много дал другой экономист, но то был настоящий экономист, экономист‑практик (других, напомню, не бывает) Генри Форд. Генри Форд, без сомнения, наиболее выдающийся человек Америки, и в мире вряд ли есть десяток людей, равных ему. Он не только отец современного автомобиля, он отец современных методов производства, а это, знаете ли, не на скрипке играть, не романы писать и не сражения проигрывать.

И этого мало. Генри Форд – отец наиболее современных и ясных принципов экономики, и если Сталин не открыл их сам, то тогда он взял их у Форда. У них были разные масштабы, и хотя у Сталина было неизмеримо больше трудностей, но и власти под эти трудности у него было неизмеримо больше. Форд вне своей фирмы мог только призывать и убеждать, Сталин всей стране приказывал.

Но и это еще не все Генри Форд – наиболее яркий выразитель морали в экономике и производстве.

Однако по части славы и признательности человечества ему не повезло. Он очень долго оказывал сопротивление международному еврейству, а такое не прощается. И хотя он это делал (как вы поймете из его текста) исключительно из моральных соображений, но еврейской прессой он во всем мире объявлен антисемитом и фашистом. Интересно, что его выдающаяся книга «Моя жизнь, мои достижения», из которой я привожу отрывки, была издана в СССР аж в 1924 г. и до 1929 г. переиздана 7 раз. Но с тех пор больше не издавалась до 1989 г., а вот пасквиль Эптона Синклера «Автомобильный король» о Форде издавался регулярно.

После перестройки появилась другая крайность и тоже на руку его врагам: в СНГ стала усиленно издаваться книга Г. Форда «Международное иудейство», и нашему читателю он стал известен только с этой стороны. Повторю, что это на руку именно международному еврейству – представить Г. Форда ограниченным антисемитом, хотя и с деньгами. А это, еще раз повторю, была глыба совершенно в других вопросах. Но дадим ему слово в следующем разделе. (Так как перевод не очень хорош и фразы тяжеловаты, то я позволил себе выделить в тексте полужирным шрифтом значащие мысли).

Date: 2015-11-13; view: 375; Нарушение авторских прав