Гай Юлий Вер Максимин Август

Двадцать второе марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Третий час дня по римскому времени. Могонтиак

– Я не поеду в Рим, – сказал Максимин. – Сейчас не поеду. Для этого мне потребуется откупиться от алеманнов, а тогда – чем я лучше Александра? Рим подождет. И Рим, и сенат. Мне плевать, признают ли меня сейчас Августом. Я вышибу дух из германцев. Я растопчу их и покажу, что такое сила Рима. Чтобы ни один варвар не смел даже приблизиться к нашей границе. Я сделаю это – и только тогда явлюсь римлянам. С возами добычи, с толпами пленных, во главе победоносных легионов, под эгидой великой славы. И пусть тогда Сенат посмеет отказать мне в пурпуре и триумфе! Тогда, клянусь Марсом и Юпитером, я растопчу их так же, как германцев!

– Аве, Август! – подобострастно воскликнул командир осдроенских лучников Македоний, которого Максимин назначил вместо их прежнего командира, Тита, распускавшего слухи о том, что это Фракиец виновен в смерти Александра и Мамеи. Необычайная снисходительность для Фракийца. Впрочем, облачившись в пурпур, Максимин, казалось, избавился от своей прежней жестокости. И ни одной вспышки ярости – с того дня. Те из друзей фракийца, кто опасался, что нрав его станет еще более бешеным от сознания абсолютной власти, с радостью отбросили свои сомнения.

– В Рим он не поедет, – сказал Гонорий, наклоняясь к Черепанову. – В Рим поедем мы с тобой. Как только одержим первые победы. Мы с тобой и с Максимином‑младшим. Сенат должен признать Фракийца. А мы должны позаботиться о том, чтобы префект Рима был нашим человеком. Этим займусь я, а ты, Череп, займешься сенаторами. У тебя это неплохо получается. Убедишь их, что Фракиец – Сенату не враг. Назначил же он их ставленника консуляра Магна командовать сирийцами.

– Я Магну не верю, – покачал головой Черепанов. – Я бы ему даже кентурии не дал.

– Не нам решать, – заявил Аптус. – Вот женишься на дочке Гордиана, станешь патрицием и сенатором – и Фракиец даст Магну пинка, а тебе доверит не то что сирийские легионы, а хоть всю Сирию.

– С чего ты взял, что я женюсь на дочери Гордиана? – нахмурился Черепанов.

– А как ты думаешь?

Черепанов пристально посмотрел на своего друга…

– Суки вы с Максимином, – буркнул он.

– Фракиец тут ни при чем, – обелил Максимина Аптус. – Письма читал только я. Или ты предпочел бы, чтоб это был военный цензор?

– Когда‑нибудь я тебя придушу, Аптус, – проворчал Геннадий. – Когда Фракиец намеревается выступить против германцев?

– Послезавтра, сразу после Тубилустрия.[84]

– Мой Алексий не поспеет.

– Ничего страшного. Обойдемся пока без его скифов. У нас есть мавры и осдроены. А галлы умеют воевать в лесах ничуть не хуже германцев. И все‑таки жаль, что Максимин не прикончил послов‑алеманнов, как я ему советовал. Они с нашими послами не церемонятся. По своему опыту знаю.

– А я думаю, Фракиец прав. Убей он послов, и оскорбленные германцы обрушились бы на нас всей кучей.

– Вот и отлично! Прикончили бы всех разом! Смотри‑ка, твой дружок Магн так на нас и таращится…

Черепанов посмотрел на скамью в противоположном конце зала, на которой восседал в окружении своих кентурионов, префектов и трибунов консуляр Гай Пактумей Магн.

– Он мне не дружок, – проворчал Черепанов. – Думай что хочешь, но я бы на твоем месте приставил к этому хлыщу пару надежных людей.

– За кого ты меня принимаешь, Череп? – Плавт даже обиделся немного. – Конечно, я приставил к нему надежных и глазастых парней. И не двух, а побольше. Ладно, давай послушаем, что наш Август говорит. Похоже, он перестал хвалиться будущими трофеями и перешел к делу.

Преданность Максимину никогда не лишала Плавта критического взгляда на своего кумира.

«Остается надеяться, что со временем он научится держать язык за зубами», – подумал Черепанов.

Пусть даже характер Фракийца смягчился после того, как легионы облачили его в пурпур, все равно он не из тех, кто способен долго терпеть критику. Даже от преданных друзей. Особенно когда все вокруг изощряются в лести…

Date: 2015-11-13; view: 363; Нарушение авторских прав