Так ли страшен контракт, как его малюют? В 1933 году принятая в качестве основного способа экономических взаимоотношений между государством и селянами контрактация была отменена и заменена твердым

В 1933 году принятая в качестве основного способа экономических взаимоотношений между государством и селянами контрактация была отменена и заменена твердым заданием с гектара. Может статься, голод тут был и ни при чем… Интересно бы узнать, кто вообще додумался заключить взаимоотношения двух стихий – стихии земли и стихии власти – в рамки писаного договора? Которые и сейчас‑то, при цивилизованном менеджменте, сплошь и рядом соблюдают через пень‑колоду – а уж тогда!

Итак, контрактация – это когда государственные заготовительные организации заключают с колхозом или крестьянином‑единоличником договор (контракт) на поставку сельхозпродукции. В качестве поощрения сдатчики получали по государственным ценам дефицитные промтовары, а те, кто выращивал незерновые культуры, – еще и дешевый государственный хлеб. Не подлежали контрактации посевы совхозов (их продукция и так принадлежала государству) и, почему‑то, кулаков и зажиточных крестьян. Последним давали твердые задания, что странно – именно с зажиточных, которые в массе хотя бы читать умели, были шансы получить продукцию в срок. И вот попробуй, пойми логику авторов метода!

21 февраля 1932 года вышло постановление Совета труда и обороны (СТО) о контрактации яровых зерновых, бобовых и масличных культур, к которому прилагались инструкция по применению и типовой договор. Все это было еще тогда опубликовано в бюллетене «По хлебному делу». Из этих трех документов мы узнаем много интересного.

Вот как вы думаете, что подлежало контрактации? Простая логика говорит: объем продукции, которую надлежало поставить государству. Ан нет! Подлежала посевная площадь, а объем исчислялся… Черт знает, как он исчислялся!

Оным постановлением предполагалось законтрактовать 56 млн 212 тыс. гектаров. Основной культурой являлась пшеница (яровую рожь практически не сеяли) – ее предполагалось законтрактовать 20,1 млн га при плане посева 26,2 млн – т. е., около 80 % утвержденной Наркомземом посевной площади под яровые культуры.

Да, но сколько все же надо было сдать хлеба в пудах или новомодных центнерах (вот только перехода на центнеры для полного торжества бардака в тот момент и не хватало!)? Объем, как выяснилось, устанавливался по нормам:

«Нормы сдачи (продажи) колхозами законтрактованной продукции зерновых культур… установить (израсчета среднего урожая) в размере от 1/4 до 1/3 валового сбора в основных зерновых районах… и не более 1/8 валового сбора в незерновых районах.

Нормы сдачи (продажи) законтрактованной продукции зерновых культур… для единоличных хозяйств установить в размерах, указанных в ст. 7 с тем, однако, чтобы количество зерна, подлежащего сдаче (продаже) единоличниками‑контрактантами с одного га (в центнерах) было не менее количества, сдаваемого с одного га соответствующих культур ближайшими колхозами»[174].

Зачем сравнивать с колхозами – понятно. Попробуй‑ка, вычисли валовый сбор в единоличном хозяйстве! Интересно, как выходили из положения, если с одной стороны ближайшим колхозом был какой‑нибудь гигант с собственным агрономом, снимавший по 120 пудов, а с другой – пресловутая артель «Напрасный труд», не дотягивавшая и до среднебедняцких 35 пудов. И совершенно очаровательна эта «сдача (продажа)». Если напишешь только «продажа», так народ решит, что выполнять контракт не обязательно – сколько хочу, столько и продаю, а если только «сдача» – так в головы рвущихся к коммунизму деятелей может вступить идея, что коммунизм уже наступил и платить не надо.

Но что мы видим? Мы видим, что уже в первых абзацах документа накладываются друг на друга два предположения – предположительная посевная площадь, которая еще не факт, что будет вспахана и засеяна, и некий предположительный «средний» урожай. Даже одна неопределенность в документах того времени уже на практике выливалась черт знает во что, а тут аж целых две…

…Итак, уже первое знакомство с контрактной системой выявляет заложенный в нее мощный заряд хаоса. Но ведь и это еще не все.

Вслед за постановлением идет инструкция по его применению. В оргмассовой части три раза повторяется, что перед тем, как заключать договоры с колхозами, они должны быть проработаны на колхозных и крестьянских собраниях, а сведение всей работы к заключению формальных договоров объявлено «левацкой практикой». Интересно, почему не «правым уклоном»? Потому что с «правым» креном был сам метод? Впрочем, «оба хуже»…

Вот еще интересно:

«Массовая разъяснительная работа должна закрепить в сознании колхозников, бедняков и середняков значение контрактаций как планового заказа государства сельскому хозяйству, заказа, являющегося составной частью плана строительства социализма в нашей стране».

Госзаказ, короче говоря. Вот ведь любопытно: в капиталистических странах за госзаказ дерутся, платят взятки чиновникам – еще бы, гарантированный потребитель! А здесь от него отпихиваются всеми силами.

Любопытно, но не удивительно – это последние арьергардные бои «хлебных войн». Как только советский рынок наполнится дешевым государственным хлебом (совсем скоро), селян уже не надо будет заставлять сдавать зерно – альтернативный покупатель с высокими ценами скукожится и отпадет сам собой. Но эти несколько лет тоже прожить надо.

А вот еще один предположительный пункт:

«В случае полной или частичной гибели посевов законтрактованных площадей от стихийных бедствий вопрос о нормах сдачи продукции с этих площадей разрешается комиссией под председательством представителя рика, в составе представителей райзу [175], Райколхозсоюза, Райзаготзерно и колхоза».

Представляете, какое плодороднейшее поле для злоупотреблений? Ведь стихийным бедствием может быть признано все что угодно. Не только пожар или потоп, но и те же вредители, например, или сорняки. Было бы желание, а технические вопросы всегда можно решить с помощью самогона, поросят и прочих прелестей селянской жизни.

Система контрактации предусматривала и штрафные санкции. Поначалу они казались вразумительными. В случае просрочки выплаты причитающихся колхозу сумм за первые пять дней с Заготзерно взыскивалась пеня в размере 0,1 %, за последующие 10 дней – неустойка в размере 1 %. Аналогичные санкции предусматривались и для колхозов. А вот потом начиналось что‑то странное.

Из текста договора следует, что по истечении 15 дней все санкции в отношении госорганов прекращаются – по крайней мере, после этого срока о них ничего не говорится. Это кто же решил, что государственные заготовительные организации в течение 15 дней обязательно и непременно решат проблемы платежей? И вот на практике получалось, что после двух недель рост неустойки прекращался, и положенную сумму плюс 10,5 % штрафных санкций заготовители могли заплатить, когда вздумается – хоть следующей осенью.

3 июля 1932 года секретарь партийного комитета ЦКК КП(б)У Киселев направил в Москву, в Центральную контрольную комиссию, следующее письмо:

«Следует указать, что искривления линии партии и революционной законности, применение методов голого администрирования, пренебрежение интересами трудящихся, политическая близорукость, непонимание и извращения линии партии в отношении к крестьянам, колхозникам и единоличникам, которые имели место в ряде наших районов при проведении текущих хоз. политкампаний, нашли свое отражение на разных участках и в разных формах. Достаточно указать на тот факт, что ряд работников хоз. и госорганизаций позволили себе не расплачиваться с колхозами, колхозниками и единоличниками за купленную у них с. х. продукцию, за откорм скота, за проделанную работу (возка, копка буряка и т. д.). После постановления ЦК КП(б)У по вопросу ликвидации задолженности колхозам мы у себя разобрали дела о руководителях хозорганизаций, допустивших значительную задолженность колхозам, колхозникам и единоличникам. При разборе этих дел мы выявили исключительно безобразные факты, когда ряд организаций свою бесхозяйственность, неуменье правильно вести дело прикрывали тем, что средства колхозам, колхозникам и единоличникам за с. х. сырьё использовались в качестве оборотных капиталов, совершенно забывая о том политическом значении, которое имеет своевременная расплата гос. организаций с колхозами, а задолжали некоторые организации колхозам не малую сумму»[176].

Знакомо? Еще бы!

ОГПУ в сводках конкретизировало.

«По отдельным районам Донбасса задолженность колхозам выражается в таких суммах: Ровеньковский – 80 755 руб., Гуганский – 51 770 руб., Гришинский – 140 126 руб. Выборочными данными по 19 районам Киевской области различные организации должны колхозам свыше полумиллиона рублей …»[177]

Так что, как видим, никто никуда особо не торопился – зачем, раз штрафные санкции заканчиваются через две недели?

С колхозами же все было совсем по‑другому.

«В случае несдачи колхозом законтрактованной продукции в течение 15 дней по истечении установленного срока, закрываются и досрочно взыскиваются с колхоза в бесспорном прядке в соответствии существующими узаконениями предоставленные ему производственные кредиты и денежные задатки по контрактации и проценты по ним, пени и неустойки, а также причитающаяся по контрактации продукция натурой».

Обратили внимание на непроясненные моменты? Во‑первых, не сказано, взыскиваются ли с колхоза все кредиты или только связанные с контрактацией. Во‑вторых, не сказано, подлежит ли взыскиваемая продукция оплате, или ее берут «за так», в порядке конфискации. Есть какие‑либо сомнения по поводу того, как станут трактовать соответствующие пункты местные власти, привыкшие к раскулачиванию и 107‑й статье?

Да, кстати – а как взыскивать? Денег‑то у колхоза нет! У него есть только продукция. Ну, стало быть, пусть рассчитывается натурой – и за авансы, и за пени, и за кредиты.

Не в этом ли кроется одна из разгадок так называемых «дополнительных хлебозаготовок»? Допустим, колхоз сдал хлеб за август – согласно контракту. Заготзерно платежи задержал. У председателя, высокообразованного селянина, имеющего за плечами аж целых два класса, от официальных бумажек начинается головокружение. Что он делает? Правильно: сентябрьский хлеб не везет – ждет, пока заплатят за августовский. Так проходит пятнадцать дней, после чего его вызывают в район и предъявляют новые цифры поставок, уже с учетом неустойки, возврата авансов и кредитов. Впрочем, колхоз мог просто не сдать продукцию по договору. А вот так решили – чего зря гонять лошадей в августе, свезем хлеб в сентябре, цена‑то одинаковая… Результат, как нетрудно догадаться, тот же самый.

Ну, а для рядового колхозника, который едва научился по складам читать букварь, все эти тонкости объединяются общим словом: «хлебопоставки», дополнительные там или повышенные. Это уж как председатель передаст народу то, что ему полдня в районе втолковывали, а потом окончательно объяснили кулаком по столу и ненормативной лексикой…

Формально‑юридически все правильно – цивилизованные методы взаимоотношений экономических субъектов, приучение хозяйств к договорной дисциплине. А что выходит на деле? У колхоза не остается ни хлеба, ни денег, чтобы его купить, и получается, что родное рабоче‑крестьянское государство его обобрало так, что никакой кулацкой агитации не нужно. И вот интересно, кто придумывал эту систему – экономист‑теоретик, стажировавшийся где‑нибудь в Англии, или оппозиционер‑саботажник?

Впрочем, какая разница?

Date: 2015-11-13; view: 279; Нарушение авторских прав