Annotation 1 page. Ин­дия, на­чало ХХ ве­ка Пос­ле смер­ти от­ца Кла­рис­са и ее сес­тра Олив ос­та­ют­ся без средств к су­щес­тво­ванию и вы­нуж­де­ны у­ехать в Ан­глию

Ин­дия, на­чало ХХ ве­ка… Пос­ле смер­ти от­ца Кла­рис­са и ее сес­тра Олив ос­та­ют­ся без средств к су­щес­тво­ванию и вы­нуж­де­ны у­ехать в Ан­глию, к даль­ним родс­твен­ни­кам. Чуж­би­на встре­ча­ет их не­лас­ко­во… К то­му же Кла­рис­са влюб­ле­на и от­ча­ян­но ску­ча­ет по У­эс­ли Роб­со­ну. Она еще не зна­ет, что судь­ба по­дарит им вско­ре но­вую встре­чу…

Annotation Индия, начало ХХ века… После смерти отца Кларисса и ее сестра Олив остаются без средств к существованию и вынуждены уехать в Англию, к дальним родственникам. Чужбина встречает их неласково… К тому же Кларисса влюблена и отчаянно скучает по Уэсли Робсону. Она еще не знает, что судьба подарит им вскоре новую встречу… Дяде Дональду и светлой памяти дяди Дункана, жизнь которых начиналась в Индии, — им, добрым, веселым, щедрым и человечным, с их неукротимым оптимизмом, чувством справедливости и верой в род человеческий я посвящаю эту книгу с любовью и восхищением Глава первая Ассам, Индия, 1904 год
— Пошел вон! — взревел Джон Белхэйвен из своего кабинета. — И унеси эту вонючую жратву! — Но, сагиб^[1], вам нужно поесть… Раздался звон разбившейся о дверной косяк фарфоровой посуды. — Отравить меня хочешь, да?! — пьяно заорал Джон. — Пошел вон, а то застрелю! Черт побери, я не шучу! Кларисса и Олив тревожно переглянулись в соседней комнате. Сквозь тонкие перегородки их одноэтажного дома хорошо было слышно каждое слово. Олив с округлившимися от страха глазами выронила смычок, услышав, как отец опять принялся бить тарелки. Сидевшая у камина Кларри вскочила со стула. — Не волнуйся, я его успокою. Она натянуто улыбнулась испуганной младшей сестре и бросилась к двери, едва не столкнувшись с Камалем, кхансамой-бенгальцем^[2], поспешно ретирующимся из кабинета ее отца. На заросшем бородой лице застыло изумленное выражение. Вслед ему несся поток грубой брани. — Сагиб не совсем в порядке. Разъярен как тигр, — сказал Камаль, быстро закрывая дверь. Кларри дотронулась до руки старика. Камаль стал кхансамой ее отца еще во время его службы в армии, задолго до ее рождения. Бушующий за дверью пьяница — лишь бледная тень того энергичного и добросердечного человека, которого бенгалец знал в прошлом. — Он, должно быть, раздобыл в деревне спиртное, — прошептала Кларри. — А говорил, что отправляется на рыбалку. Камаль с сожалением покачал головой. — Я прошу прощения, мисс Кларисса. — В этом нет вашей вины, — проговорила она поспешно. Они с встревоженным видом прислушивались к ругани Джона, швыряющегося подвернувшимися под руку предметами. — Не нужно его винить, — сказал Камаль. — Все дело в лихорадке. Каждый раз во время приступа ваш отец напивается, чтобы притупить боль. Через несколько дней он будет в полном порядке. Кларри была тронута преданностью слуги, однако они оба знали, что не только обострение болезни терзает Джона. Его пристрастие к алкоголю росло с того самого дня, когда во время ужасного землетрясения погибла его беременная третьим ребенком жена, раздавленная в кровати повалившимся деревом. В последнее время Джону не продавали спиртное в офицерском клубе в Шиллонге^[3], и в собрании чайных плантаторов в Тезпуре отношение к нему было настороженным в те нечастые дни, когда он с дочерьми выбирался в город, чтобы посмотреть конные бега или другие спортивные состязания. Не имея больше возможности заказывать партии виски в Калькутте, свое отчаяние Джон глушил либо дешевым пойлом, которое покупал в деревнях Кхаси^[4], либо опиумом. — Идите, приготовьте чаю, — распорядилась Кларри, — и побудьте с Олив, она не любит оставаться в одиночестве. А я займусь отцом. Ободряюще улыбнувшись Камалю, она глубоко вздохнула и решительно постучала в дверь кабинета. В ответ отец закричал на смеси английского и бенгали. Не испугавшись, Кларри приоткрыла дверь. — Папочка, — произнесла она ласково, как называла его в детстве. — Это я, Кларри. Я могу войти? — Иди к черту! — рявкнул Джон. Кларри открыла дверь шире и проскользнула внутрь. — Я пришла пожелать тебе спокойной ночи, папочка, — продолжила она настойчиво. — И узнать, не выпьешь ли ты чаю перед сном? В желтом свете масляной лампы Джон стоял, покачиваясь, посреди разбросанных вещей, словно человек, выживший после бури. Покрытые плесенью книги, сброшенные с полок, валялись по всей комнате вперемежку с пюре из бобов и риса и осколками белого и синего фарфора, который так любила их мать. Под ногами Джона, на деревянном полу валялась жареная рыба. В комнате пахло спиртным и пóтом, несмотря на то что было довольно прохладно. Стараясь не выказывать изумления, Кларри прошла дальше по комнате, молча переступая через месиво на полу. Любые ее замечания на этот счет сейчас только еще больше разозлили бы ее отца. Уже к утру он будет раскаиваться. Джон наблюдал за ней с подозрительностью, но гнев его постепенно утихал. — Давай ты сядешь у камина, папочка, — уговаривала его Кларри. — Я сейчас опять его разожгу. У тебя усталый вид. Ты поймал сегодня рыбу? Ама говорила, что ее сыновья вчера выудили в речке Ум-Ширпи большого карпа. Может, и тебе попробовать там завтра порыбачить? Я съезжу и посмотрю, хорошо? — Нет! Не едь одна, — забормотал Джон невнятно. — Леопарды… — Я всегда очень осторожна. — И эти люди, — бросил он сердито. — Какие люди? — Кларри увлекла отца к потертому креслу. — Вербовщики… Они всюду вынюхивают. Чертовы Робсоны! — прорычал он. — Ты говоришь об Уэсли Робсоне? — спросила Кларри, вздрогнув. — Из поместья Оксфорд? — Ну да! — крикнул Джон, снова возбуждаясь. — Он хочет переманить к себе моих работников! Неудивительно, что ее отец находился в таком состоянии. Хозяева крупных чайных хозяйств вроде Оксфорда не отличались разборчивостью, когда искали работников на свои обширные плантации. Кларри познакомилась с Уэсли Робсоном в прошлом году в Тезпуре во время игры в поло. Он был одним из дерзких молодых щеголей, самонадеянно полагающих, что, едва приехав из Англии, они знают об Индии больше, чем те, кто прожил тут всю свою жизнь. Отец Кларри сразу же его невзлюбил, ведь этот молодой человек был одним из Робсонов из Тайнсайда^[5]. Это могущественное семейство начинало, как и Белхэйвены, фермерами-арендаторами, но быстро разбогатело на производстве паровых котлов и теперь вкладывало деньги в чайные плантации. Казалось, все, к чему прикасались Робсоны, становилось источником богатства. Робсоны и Белхэйвены рассорились много лет тому назад из-за какого-то сельскохозяйственного инвентаря. — Ты встретил мистера Робсона? — обеспокоенно спросила Кларри. — Он поставил палатку недалеко от Ум-Ширпи, — фыркнул Джон. — Может, он просто приехал порыбачить, — предположила она, стараясь успокоить отца. — Если бы он вербовал работников на чайные плантации, то раздавал бы в деревнях деньги и опиум, словно хозяин этих мест. — Он решил меня обанкротить, — не сдавался Джон. — Старик Робсон вел себя точно так же — он вытеснил моего деда из бизнеса. Никогда ему этого не прощу. И теперь они здесь, в Индии… в моей Индии. Они приехали сюда, чтобы добраться до меня… — Не огорчайся, — сказала Кларри, усаживая отца в кресло. — Никто не вытеснит нас с этого рынка. Цены на чай скоро опять вырастут. Джон сидел сгорбившись и угрюмо наблюдал за тем, как его дочь потихоньку раздувает угли в очаге и подкладывает хворост. Когда огонь снова ярко разгорелся, комната наполнилась сладковатым запахом сандалового дерева. Кларри украдкой взглянула на отца. Он свесил голову на грудь и закрыл глаза. Кожа на его истощенном лице была покрыта морщинами, на голове почти не осталось волос. Несмотря на свою европейскую одежду, он больше походил на индийского йога, чем на превратившегося в чайного плантатора бывшего солдата. Кларри опустилась на корточки, подкладывая дрова в огонь. У нее в ушах прозвучал мягкий укор матери: «Не присаживайся на корточки, как простая деревенская девочка, сиди как леди, Кларисса!» Сейчас ей уже не всегда удавалось вызвать перед внутренним взором лицо матери, ее осторожную улыбку и внимательные карие глаза, темные волосы, стянутые в тугой узел на затылке. На столе у Джона стояла фотокарточка, на которой они все вместе пьют чай на веранде: маленькая Олив устроилась на коленях у отца, а непоседливая пятилетняя Кларисса, которой наскучило сидеть неподвижно перед фотокамерой, пытается вырваться из рук матери. Лицо матери изображено нечетко. Но она сохраняет спокойствие — стройная и красивая, с задумчивой полуулыбкой на губах. Пожилая няня Ама говорила Клариссе, что с возрастом она становится все больше похожей на мать. У нее такая же смуглая кожа и большие карие глаза, как у Джейн Купер, в то время как у Олив рыжевато-русые волосы и светлая кожа Белхэйвенов. Сестры были совершенно не похожи друг на друга, только во внешности Клариссы проявилось индийское происхождение их матери-полукровки. И хотя девочки росли в Белгури затворницами, она все же знала, что в местном обществе выходцев из Британии их осуждали. Многие мужчины содержали любовниц-индианок, но ее отец нарушил рамки приличий, женившись на своей. Джейн Купер, дочь британского клерка и девушки-ассамки, работавшей на шелковой фабрике, была оставлена в католическом сиротском приюте, где ее выучили и затем направили в миссионерскую школу в Шиллонге. Как будто этот поступок не был скандалом уже сам по себе, Джон пошел в нарушении приличий еще дальше, ожидая, что его дочери будут приняты в англо-индийском обществе, словно чистокровные английские барышни. И в довершение ко всему этот солдат-выскочка из какого-то медвежьего угла в Нортумберленде^[6] возомнил себя специалистом по выращиванию чая. О да, Кларри слышала унизительные замечания в церкви и клубе, чувствовала неодобрение офицерских жен Шиллонга, умолкающих, едва она появлялась в какой-нибудь лавке на базаре. Олив ненавидела ходить по магазинам, но Кларри не позволяла этим ограниченным людям портить себе жизнь. У нее больше прав жить тут, чем у любого из них, и она страстно любила свой дом среди гор Ассама. Однако тревоги отца были понятны Кларри. Ужасное землетрясение, случившееся семь лет назад, разворошило многие акры плантаций на склонах холмов, и им пришлось высаживать чайные кусты заново, что было очень дорого. Растения сейчас только начали достигать продуктивного возраста. К тому же спрос на выращиваемый ими чайный лист, имеющий тонкий вкус, казалось, тает как утренний туман. Теперь ненасытный британский рынок требовал крепкого, насыщенного чая, выращенного в знойных и влажных долинах Верхнего Ассама. Жаль, что ей не к кому обратиться за советом, ведь ее отец, похоже, встал на путь саморазрушения. Кларри бросила на него взгляд. Джон задремал. Она поднялась и принесла одеяло с походной кровати, стоящей в углу. Отец спал здесь последние семь лет, не решаясь войти в спальню, где погибла его любимая Джейн. Кларри укутала его одеялом. Он пошевелился, приоткрыл глаза, задержал на ней взгляд. — Джейн? — произнес он заплетающимся языком. — Где ты была, дорогая? У Кларри перехватило дыхание. Он часто принимал ее за жену, когда был пьян, но каждый раз ее это потрясало до глубины души. — Спи, — сказала она тихо. — А девочки, — нахмурился Джон, — они уже в постели? Я должен пожелать им спокойной ночи. Он попытался подняться, но Кларри мягко толкнула его назад. — Они в порядке, — проворковала она, — уже спят. Не нужно их будить. Тело Джона обмякло под одеялом. — Ну хорошо, — вздохнул он. Кларри наклонилась и поцеловала его в лоб. Ее глаза щипало от слез. Несмотря на то что ей было всего восемнадцать лет, на ее плечи уже лег груз ответственности. Сколько еще они смогут продержаться? В упадок пришли не только посадки чайных растений, дом тоже требовал ремонта, а учительница музыки Олив недавно повысила плату за свои услуги. Кларри постаралась отогнать панический страх. Она поговорит с отцом, когда он протрезвеет. Рано или поздно ему придется взяться за решение назревших проблем. Вернувшись в гостиную, Кларри увидела Олив — та сидела сгорбившись и обхватив колени руками. Младшая сестра раскачивалась взад-вперед. Камаль стоял возле резного стола у окна. — Отец спит, — сказала им Кларри. Олив перестала раскачиваться. Камаль одобрительно кивнул и налил Кларри чашку чая из серебряного чайника. Девушка прошла по комнате и села рядом с сестрой. Она дотронулась до волос Олив и убрала их с лица. Девочка вздрогнула и отстранилась. Ее нервы были натянуты как струны. Кларри услышала ее свистящее дыхание, свидетельствующее о приближающемся приступе астмы. — Все в порядке, — сказала Кларри. — Ты можешь продолжать играть, если хочешь. — Нет, я не могу, — задыхаясь, ответила Олив. — Я слишком расстроена. Почему он так кричит? И бьет тарелки. Он всегда бьет тарелки. — Он не нарочно. — Почему ты его не останавливаешь? Почему ты не заставишь его бросить пить? Кларри взглядом призвала на помощь Камаля, ставившего чашку чая рядом с ней на маленький мозаичный столик. — Я все уберу, мисс Олив. Утром все будет в порядке. — Никогда уже не будет все в порядке! Я хочу, чтобы мама была с нами! — закричала Олив. Ее тираду прервал приступ кашля, странного удушающего кашля, который донимал ее в холодное время года. Олив как будто пыталась вытолкнуть изнутри дурной воздух. Кларри обняла сестру, массируя ей спину. — Где твое лекарство? В спальне? Я сейчас принесу. Камаль вскипятит воды. Правда, Камаль? Они бросились выполнять все необходимое. Наконец Олив утихла и ее кашель прекратился. Камаль заварил свежего чаю с согревающими пряностями: корицей, кардамоном, гвоздикой и имбирем. Кларри глубоко вдыхала в себя аромат, прихлебывая золотистый напиток, и ее нервы с каждым глотком успокаивались. С удовлетворением она отметила, что на лицо Олив возвращается румянец. — Где Ама? — спросила Кларри, вспомнив, что не видела ее с полудня, потому что была занята на плантациях, руководя прополкой. Камаль с осуждающим видом покачал головой. — Сбежала в деревню. Делает, что ей заблагорассудится. — Один из ее сыновей болен, — произнесла Олив. — Почему она ничего мне об этом не сказала? — удивилась Кларри. — Надеюсь, с ним не случилось ничего серьезного. — Конечно, ничего серьезного, — ответил Камаль. — Как всегда, больной зуб или расстройство желудка. Но Ама суетится возле него, как квочка. И он громко закудахтал. Кларри прыснула, Олив улыбнулась. — Не насмехайся над Амой, — сказала Кларри. — Она и о тебе беспокоится так же, и обо всех нас. Камаль широко улыбнулся и пожал плечами, показывая, что поведение Амы находится за пределами его понимания. Вскоре после этого они разошлись спать. Забравшись в холодную влажную постель, Олив прижалась к Кларри. В такие ночи, когда их отец напивался, тринадцатилетняя девочка всегда просилась в кровать к сестре. Не то чтобы она боялась, что отец ворвется к ним в спальню, но любой ночной звук — уханье совы, крик шакала или визг обезьян — заставлял ее дрожать от необъяснимого страха. Кларри еще долго лежала без сна после того, как шумное дыхание Олив сменилось мерным посапыванием. Наконец она тоже уснула, но спала беспокойно и проснулась еще до рассвета. Не было никакого смысла лежать и перебирать в уме свалившиеся на них несчастья. Кларри решила отправиться на утреннюю конную прогулку. Тихо выбравшись из постели, она быстро оделась и вышла из дому, направляясь к конюшне, где ее, негромко заржав, поприветствовал белый пони Принц. Настроение Кларри сразу же улучшилось, как только она прижалась лицом к его шее и вдохнула его теплый запах. Они купили Принца в предгорьях Гималаев, у торговцев в Бутане. После смерти жены Джону стало невыносимо в Белгури, и он с дочерьми путешествовал в течение нескольких месяцев. Олив несли в корзине, подвешенной между шестами, ее обеспокоенное лицо выглядывало из-под огромной соломенной шляпы. Кларри сразу же влюбилась в крепкого сообразительного пони, и отец одобрил ее выбор. — Бутанский пони, великолепная порода. Конечно, мы купим его тебе. С тех пор Кларри почти каждый день выезжала на Принце. Ее появление в поместье и на окрестных лесных тропинках стало привычным. Охотники и жители деревень громко приветствовали ее, и она часто останавливалась, чтобы поговорить с ними о погоде, получить предупреждение о звериных тропах или обменяться предсказаниями о сезоне дождей. Тихо разговаривая с пони, Кларри оседлала его и вывела на свежий предрассветный воздух. Они двинулись по извилистой дорожке, ведущей от дома через заросший сад. Миновав заросли бетеля, бамбука, ротанга и жимолости, Кларри села в седло, набросила толстое, грубой пряжи одеяло на плечи и поехала по тропинке. В утреннем полумраке ей были видны остроконечные ряды чайных кустов на крутом склоне. Призрачные столбы дыма поднимались от первых утренних огней в очагах деревень, скрытых в джунглях внизу. Девушку окружали густо поросшие лесом, конической формы холмы, темной массой выделявшиеся на фоне светлеющего горизонта. Она ехала дальше, через сосновый и дубовый лес, где ночные звуки уже уступали место крикам просыпающихся птиц. Кларри скакала почти час, пока не добралась до вершины своего излюбленного холма, показавшегося между деревьями как раз в ту минуту, когда занялся рассвет. Вокруг нее лежали разбросанные камни древнего храма, давно оплетенные лианами. Неподалеку, под куполом тамариндового дерева, виднелась хижина отшельника, сооруженная из пальмовых листьев и мха. Вершина холма заросла жасмином и мимозой, а еще здесь был сад розовых кустов, которые выращивал этот праведник. Родник кристально чистой воды, бурля, вырывался из скалы неподалеку и, наполнив маленькое озерцо, вновь скрывался в земле. Это место зачаровывало цветами с острым ароматом и захватывающими дух видами, простирающимися на много миль. Над лачугой свами^[7] не поднимался дым, из чего Кларри сделала вывод, что отшельник отправился странствовать. Она спешилась и повела Принца к озерцу, чтобы напоить. Сидя на поваленной колонне, покрытой резными изображениями тигров, Кларри созерцала набирающий силу рассвет. Далеко на востоке из тьмы выступали высокие темно-зеленые холмы Верхнего Ассама. Скрытая клубами тумана, сквозь плодородную долину катила свои воды могучая Брахмапутра. А за ней, если смотреть на север, Кларри могла различить пики Гималаев, выхваченные утренним светом из темноты. Иззубренные и словно нематериальные, они пронзали туман, вознося в небо окрашенные разгорающимся рассветом огненно-малиновые заснеженные склоны. Кларри, закутавшись в одеяло, сидела не шевелясь, словно завороженная. Принц щипал траву рядом с ней, а разливающийся по округе утренний свет золотил отдаленные горы, словно шатры храма. Вздохнув, девушка наконец поднялась на ноги. Здесь ее сумбурные мысли всегда обретали покой. Она оставила сверток с чаем и сахаром у входа в хижину свами и села в седло. Негромкий шум заставил ее обернуться. У озерца склонилась, чтобы напиться, изящная лань. Кларри замерла в восторге оттого, что животное так близко подошло к ним, не проявляя никакого страха. Через мгновение из-за растущих невдалеке деревьев раздался оглушительный выстрел. Голова лани резко поднялась, как будто ее дернули за уздечку. Второй выстрел раздался так близко, что Принц в испуге взвился на дыбы. Кларри отчаянно натянула вожжи, чтобы успокоить пони. Третий выстрел ударил точно в цель, и ноги лани сложились как подкошенные. Охваченная ужасом от дикости происшедшего, Кларри выпустила вожжи. Принц закружился, как безумный, оскальзываясь на мокрых листьях. В следующую секунду девушка вылетела из седла и упала на влажную землю, стукнувшись головой о камень. Перед глазами поплыли красные круги. Она услышала чьи-то крики и топот подбегающих к ней людей. — Ты с ума сошел! — прогремел чей-то низкий голос. — Да это всего лишь туземец, — возразил ему другой. — Я сделал предупреждающий выстрел. — Боже мой, это женщина! Кларри хотелось послушать дальше, но голоса стали удаляться. О ком они говорят? Но, прежде чем она пришла к какому-либо заключению, сознание покинуло ее. Глава вторая

Очнувшись, Кларри обнаружила, что лежит под полотняным навесом. Мужчина с густыми рыжими усами сидел на скамеечке, пристально глядя на нее. — Она приходит в себя! — крикнул он, приподнимаясь. Второй мужчина растоптал сигарету и, подойдя ближе, встал, возвышаясь над ней. Его темно-каштановые волосы были коротко острижены, выступающий подбородок гладко выбрит. Мужчина внимательно осмотрел ее проницательным взглядом своих зеленых глаз. Кларри знала, что уже знакома с этим привлекательным мужчиной, но не могла вспомнить, кто он. И что она здесь делает. — Мисс Белхэйвен? — спросил он, вопросительно приподняв густые брови. — Мы рады видеть, что вы открыли глаза. — Покорнейше прошу прощения, — выпалил второй. — Я ни в коем случае не должен был стрелять в эту лань так близко от вас. Я никогда бы этого не сделал, если бы знал, что вы… ну, то есть… что в этом одеяле прятались вы и на вас брюки, как на мужчине… Я подумал… Видите ли, я преследовал этого зверя двадцать минут и не хотел упускать случай. Лань! Кларри внезапно вспомнила ужасающее зрелище: застреленную у нее на глазах лань и панику Принца, испугавшегося свистящих пуль. Она попыталась сесть, но от этого ее голову пронзила резкая боль. — Принц… где он? — выдохнула она. — Полагаю, вы имеете в виду не одного из нас, своих спасителей? — спросил язвительно тот, что повыше. — Спасителей? — Кларри бросила на него испепеляющий взгляд. — Вы чуть не убили меня и моего пони. И эта несчастная лань… Она опустилась на спину и коснулась головы. Кто-то наложил на нее повязку. Кларри поморщилась от боли. — Где Принц, мой пони? — С ним все в порядке, — сказал мужчина с усами военного. — Слуги кормят его. Должен сказать, это отличный пони, мисс Белхэйвен. Но, полагаю, вам не следует ездить без сопровождения в такое время. Удивлен, что ваш отец вам это позволяет. Эти дикие холмы полны опасностей. Кларри метнула в него пронзительный взгляд. — Единственную опасность я вижу лишь в бездумно палящих охотниках. Мужчина смутился и отошел назад. — Слушай, Робсон, я вижу, у нее такой же воинственный дух, как и у ее отца. Его спутник захохотал густым басом. — Я тебя предупреждал, — сказал он, не сводя глаз с Кларри. — Пылкая гордость Белхэйвенов известна всем. В это мгновение Кларри узнала этот низкий голос с едва уловимым северным акцентом, как у ее отца. — Уэсли Робсон! — воскликнула она. — Теперь я вспомнила. — Польщен, — проворчал он, — что среди всех молодых людей, добивающихся вашего внимания, вы запомнили именно меня. — Не обольщайтесь, — сказала Кларри возмущенно. — Я запомнила вас только потому, что отец советовал мне держаться подальше от опасного Робсона и указал на вас. Но, к ее негодованию, в ответ он только хохотнул. — Вы всегда следуете советам вашего отца? — Разумеется, — ответила Кларри, краснея. — И он советует своей привлекательной дочери совершать прогулки в столь раннее время без сопровождения, в часе пути от дома? Рассерженная его назидательным тоном, Кларри с усилием поднялась. — Моему отцу известно, что я хорошая наездница. И я знаю эти холмы лучше, чем вы и ваш товарищ когда-либо будете их знать, хотя вы и считаете эти места своими. В голове девушки тяжело стучало, когда она поднималась на ноги. — Пожалуйста, приведите ко мне Принца. Но, к стыду Кларри, ее ноги подкосились, и Уэсли быстро ее подхватил. — Держитесь, — сказал он, прижимая ее к себе. От него пахло дымом и чем-то еще более земным. Кларри была так близко к нему, что смогла рассмотреть короткий шрам, рассекающий левую бровь и усиливающий язвительность его взгляда, и тонкие морщинки на смуглой коже вокруг глаз, появившиеся из-за того, что ему приходилось щуриться от тропического солнца. Его ярко-зеленые глаза оказывали на нее гипнотическое воздействие. — Вы сейчас не в том состоянии, чтобы ехать, мисс Белхэйвен, — твердо заявил его товарищ. — Боюсь, вам придется позволить нам позаботиться о вас, — сказал Уэсли. Кларри уловила в его словах насмешку. Она ощущала его сильные руки, поддерживающие ее, и его дыхание на своих волосах. Чувствуя слабость, она снова села. Уэсли распорядился, чтобы один из слуг принес ей горячего чаю и яичницу из двух яиц, не обращая внимания на ее протесты и заявления, что она не голодна. Но, к своему собственному удивлению, Кларри съела яичницу с аппетитом и не отказалась от добавки, пока мужчины курили и наблюдали за ней, словно она была каким-то невиданным доселе существом, найденным ими в лесу. — Вот и прекрасно, ешьте еще! — подбодрил ее молодой офицер, назвавшийся Харри Уилсоном. Харри заверил ее, что всегда к ее услугам, пока его часть расквартирована в казармах Шиллонга. — Уэсли мой друг. Мы познакомились на пароходе по пути сюда и прекрасно поладили. Мы оба любим рыбалку и охоту. Здесь замечательные места для охоты на дичь. Я слышал, что тут есть также дикие кабаны и медведи, но пока мне не посчастливилось их выследить. Может, ваш отец мне что-нибудь посоветует? — Мой отец — заядлый рыболов, — ответила Кларри. — Он не любит охотиться на крупного зверя. — А вы слышали, что прямо в центре города на прошлой неделе видели леопарда? — продолжал Харри, как будто и не слышал ее ответа. — Он прямо средь бела дня бродил среди местных жителей на базаре и на гарнизонном кладбище. Леопард грелся на могильной плите, когда его выследили. Прекрасное животное. Теперь у жены полковника леопардовая шкура вместо коврика. Интересно, подумала Кларри, этот словоохотливый солдат не сводит с ума своих товарищей бесконечной болтовней? Наверное, его смущает тишина, или, может, он скучает по дому. Ей не следует судить его строго, она ведь тоже, тоскуя по умершей матери, заполняла долгие часы пением песен, которые только могла припомнить. Ее тяготила тишина в доме. Когда была жива их мать, в доме постоянно слышалось ее пение. Кларри закрыла глаза от нахлынувших воспоминаний. — Полагаю, мисс Белхэйвен утомлена, Харри, — вмешался Уэсли. — Давай дадим ей возможность отдохнуть. Кто-то из нас может съездить к ее отцу и сообщить ему, что она в безопасности. — Да, конечно, — отозвался Харри с готовностью. — Я поеду. По крайней мере, сделаю хоть это. — В этом нет необходимости, — нерешительно запротестовала Кларри. — Вы ложитесь, — распорядился Уэсли, уводя ее в палатку. — Когда восстановите силы, мы отвезем вас домой. Сдаваясь, Кларри опустилась на походную кровать. Уэсли укрыл девушку ее собственным одеялом. — Здесь все на скорую руку, — сказал он, извиняясь, — но вполне удобно. Ей вдруг стало ясно, что это его палатка и его кровать. Она хранила мужской дымный запах и аромат камфары. Кларри не покорилась бы, если бы у нее не так сильно болела голова. Девушке хотелось закрыть глаза и ждать, когда боль отступит. Кларри сразу же уснула. Первое, что она увидела, проснувшись, был Уэсли, сидящий на раскладном стуле у входа в палатку. Вытянув длинные ноги, он читал. Это удивило Кларри. Он производил впечатление одного из тех деятельных людей, которым чтение представляется бесплодной тратой времени, тем не менее выражение его широколобого лица с четко очерченными чертами свидетельствовало о том, что он полностью захвачен книгой. Уэсли почувствовал на себе ее взгляд и повернулся, и они стали молча глядеть друг на друга. Кларри покраснела оттого, что этот чужой ей мужчина наблюдал за ней, лежащей в его постели, в такой интимной близости. — Что вы читаете? — спросила она, чтобы скрыть смущение. Уэсли захлопнул книгу. — «Рыбная ловля в Британской Бирме», — прочел он название, — автор — капитан Поллок. Я вытащил эту книгу из кучи у Харри. Очень «полезный» справочник с точки зрения поиска рыбных мест в Ассаме, скажу я вам. И устарел уже лет на тридцать. Пожалуй, я мог бы написать лучше. Он швырнул книжку на пол, поднялся на ноги и пересек палатку, чтобы взглянуть на девушку. — Вы чувствуете себя лучше, Кларисса? — Да, спасибо, — ответила она, опуская взгляд. Ее раздражала его близость и то, что он обращается к ней по имени, как будто они близкие друзья. — Я хотела бы сейчас же отправиться домой. — Вы пока не в состоянии ехать верхом. Позвольте осмотреть вас. Потянувшись, Уэсли взял ее за руку. Кларри вскочила от его прикосновения, тревожно расширив глаза. Он поспешно ее отпустил. — Почему я вызываю у вас такую неприязнь? — спросил Уэсли, хмурясь. — Я недостаточно хорошо вас знаю, чтобы составить о вас какое-то мнение, — возразила она. Он сверкнул улыбкой. — Конечно же, я тоже хотел бы узнать вас получше. — Я не то имела в виду, — раздраженно сказала Кларри. — Тогда расскажите мне, — потребовал Уэсли, — что вы обо мне думаете? Или же вы позволите мелочным предрассудкам вашего отца помешать нам стать друзьями? Кларри разозлили его насмешки над ее отцом. Этот человек не имеет ни малейшего представления о том, сколько Джон Белхэйвен перенес, и не имеет права называть его мелочным. Ее первое впечатление об Уэсли Робсоне как о несносном, высокомерном человеке подтверждалось. Она уже достаточно времени провела узницей в его спартанской палатке. — Я думаю, что вы самодовольный эгоцентрик, — мстительно заявила Кларри. Уэсли изумленно вытаращил на нее глаза. Он отступил назад и засунул руки в карманы. — Вообще-то немного благодарности было бы более уместно. — Благодарности?! — воскликнула Кларри. — Да вы наглец! Я, никого не трогая, наслаждалась рассветом в своем излюбленном месте и вдруг была оглушена, и ранена, и страшно напугана, и моя голова все еще болит, и вы сделали из меня посмешище в присутствии своего приятеля-военного, словно я дитя неразумное, и мой отец будет в ярости, когда все узнает. И, в конце концов, я хочу вернуться домой! Они сердито уставились друг на друга. Уэсли сердито играл желваками. Очевидно, он не привык к упрекам, особенно исходящим от юной девицы. Ну и ладно, ей нет до него дела, даже если она его обидела. Он сам заварил эту кашу, и извиняться перед ней должен именно он. Уэсли развернулся и твердым шагом вышел из палатки. Кларри услышала, как он отдает распоряжения слугам, и, когда тоже вышла, они уже соорудили импровизированные носилки из жердей и стволов бамбука. — Слуги отнесут вас домой, — сказал Уэсли отрывисто. — Лучше я поеду на Принце, — возразила Кларри. Уэсли насмешливо посмотрел на нее. — Я сам отведу вашего любимого пони. Я не хочу брать на себя вину за то, что вы потеряете сознание и свалитесь с него. Хватит вашему отцу и тех огорчений, которые он уже испытал. Кларри пронзила его яростным взглядом, но взобралась на носилки, не произнеся более ни слова. Слуги побежали трусцой, и вскоре девушка уже сожалела о том, что согласилась, чтобы ее несли. Каждый толчок приносил мучение ее телу и отдавался болью в голове. Стиснув зубы, Кларри крепче вцепилась в носилки. Ей следовало настоять на том, чтобы поехать верхом, но ни Уэсли, ни Принца не было видно. Чем ближе они подъезжали к Белгури, тем сильнее Кларри охватывало беспокойство. В каком состоянии Харри Уилсон застал ее отца? Возможно, Джон уже выгнал молодого офицера из своего поместья с проклятиями и угрозами застрелить его за то, что он подверг его дочь опасности. Или же отец до сих пор спит с похмелья… Наконец носильщики добежали до крутого склона, с которого начиналось их поместье, и занесли Кларри внутрь огороженной территории. Камаль и Олив бросились им навстречу. — Мисс Кларисса! Аллах милостив! — воскликнул Камаль, помогая ей слезть с носилок. — Где ты была? — начала Олив с осуждением. — Мне было страшно одной. Ты сильно пострадала? — Нет, ничего серьезного, — ответила Кларри, обнимая сестру. — Мне жаль, что я стала причиной такого переполоха. — Сегодня утром мы долго не могли разбудить отца, — сказала Олив, понизив голос. — Мне пришлось занимать мистера Уилсона разговором, пока Камаль брил его. Сестра мистера Уилсона играет на альте, ты знала об этом? — Нет, не знала. Но это замечательно, — натянуто улыбнулась Кларри. Для бедного Уилсона было бы хорошо, если бы она вернулась из этой поездки до того, как проснулся ее отец. Камаль отправил слуг в кухню подкрепиться и, волнуясь, повел сестер вверх по лестнице. Там, на заросшей лианами веранде, сидели отец и Харри, увлеченные беседой о рыбалке. — А вот и она, — произнес Джон, — моя Кларри! Подойди ко мне, моя девочка, я взгляну на тебя. Он встал, и Кларри поразилась тому, каким болезненно-хилым он стал. Одежда висела на нем мешком, а протянутые к ней руки дрожали. Кожа походила на пожелтевший пергамент. Злоупотребление спиртным в конце концов оказало свое разрушительное действие. Сегодня ее отец выглядел плохо как никогда. — Со мной все в порядке, отец, — сказала Кларри поспешно. — Всего лишь царапина на голове. Он шатаясь приблизился к ней и обнял бы, если бы Олив по-прежнему не держалась за нее, вцепившись, как в свою собственность. Кларри сразу же ощутила запах спиртного в его дыхании. Взглянув на стол, она увидела, что они уже пили. Отец заметил ее взгляд и принялся ее отчитывать. — Что это на тебя нашло? Отправляешься кататься верхом до восхода солнца! Ты должна была разбудить меня, и я поехал бы с тобой. В самом деле, Кларри, что этот молодой офицер может о нас подумать? Кларри молча уставилась на него. Вряд ли к тому времени, когда она уезжала, ее отец проспался после вчерашнего. — Я очень высокого мнения о вас, — быстро вставил Харри, вскочив, чтобы усадить Кларри. — Пожалуйста, мистер Белхэйвен, не судите строго свою дочь. Все произошло исключительно по моей вине. Джон вздохнул, явно не имея желания продолжать этот спор. — Ну хорошо. Главное, что моя девочка благополучно вернулась домой. Кларри заметила блеснувшие в его глазах слезы и ободряюще улыбнулась. Они снова сели, и Камаль принес ей чашку рододендрового настоя и ее любимых сладостей: медового печенья и кокосовых пирожных. Кларри разделила их с Олив, пока Харри оживленно говорил о рыбной ловле. Джон налил себе из бутыли спиртной напиток, приобретенный им в деревне. Кларри размышляла о том, когда приедет Уэсли. Странно, но о нем совсем не упоминали. Теперь, когда Кларри была в безопасности, у себя дома, она начала жалеть о своих необдуманных словах, сказанных ему. Она была не в себе. Уэсли не заслужил ее презрения. Вдруг их прервал возглас привратника, извещающего о прибытии еще одного гостя. — Это, видимо, ваш друг? — спросил Джон. — Он привел Принца, — сказала Кларри, вставая и направляясь по ступенькам вниз. — Да, он хороший человек, — произнес Харри, откашливаясь. — Это ваш сослуживец, да? — Не совсем… Кларри задержалась и взглянула на Харри. По выражению его лица она поняла, что он еще не говорил отцу о том, кто его друг. Он не хотел огорчать Джона еще и этой новостью. — Его друг — Уэсли Робсон, — сказала она отцу, нахмурившись. Джон был потрясен. — Робсон? — выпалил он. — Я не позволю ему сюда явиться… — Наверное, нам лучше уйти. — Харри поднялся на ноги, краснея от смущения. — Пожалуйста, останьтесь, — сказала ему Кларри. Она принялась упрашивать отца: — Я знаю, для тебя это нелегко, но мистер Робсон оказал любезность, позаботившись обо мне и доставив Принца. Он друг мистера Уилсона. Мы должны проявить вежливость. И Кларри сбежала по ступенькам, прежде чем отец успел ее остановить. Принц тихонько заржал, увидев ее. Кларри бросилась ему навстречу и обняла его за теплую шею. Позади, все еще сидя в седле, виднелся Уэсли. — Спасибо вам, мистер Робсон, — сказала Кларри, глядя вверх. — Прошу, проходите и выпейте чего-нибудь. Он настороженно взглянул в сторону дома. — Мой отец тоже хочет вас поблагодарить, — добавила она. Уэсли посмотрел на нее с сомнением, но все же кивнул и спешился. Камаль позвал конюха и велел ему отвести лошадей на конюшню, а Кларри тем временем увлекла за собой Уэсли, и они проследовали мимо латунных цветочных кадок к веранде. Джон слегка поклонился и указал на свободный стул, но продолжал недружелюбно смотреть на Уэсли, пока тот усаживался. Кларри налила новому гостю выпить. Харри, чтобы избежать неловкого молчания, затараторил о рыбной ловле нахлыстом^[8] и начал пересказывать другу то, что узнал от Джона об использовании хины для выманивания рыбы к поверхности. Кларри извинилась и встала из-за стола. Все, чего ей сейчас хотелось, — это погрузиться в горячую ванну и сменить грязную одежду. Олив последовала за ней в дом. — Он симпатичный, правда? — спросила она застенчиво, теребя свой длинный рыжий локон. Кларри взглянула на сестру в зеркало, снимая с головы повязку. — Да, пожалуй, — сказала она, осторожно трогая шишку на виске. Ссадина была чистой. Тот, кто о ней позаботился, сделал все как следует — вероятно, это был кто-то из слуг. — Ну а я считаю, что он очень симпатичный, — сказала Олив, заливаясь румянцем. — Это именно такой человек, за которого я хотела бы когда-нибудь в будущем выйти замуж. Кларри оглянулась и удивленно захохотала. — Правда? — Да, правда. — Олив покраснела еще сильнее. — Только совершенно очевидно, что он увлечен тобой. — Не говори глупостей! — воскликнула Кларри. — Я знаю, что в действительности это не так. Он из тех мужчин, которые думают только о себе. — Ты к нему несправедлива, — насупилась Олив. — Ну а мне он нравится, что бы ты о нем ни говорила. И может быть, когда-нибудь, когда я вырасту, я тоже ему понравлюсь. Кларри фыркнула. — Только отцу этого не говори. — А почему, собственно, нет? Папе он понравился. Ему доставила удовольствие беседа о рыбалке, он даже не стал отвлекаться на то, чтобы встретить тебя. Поняв свою ошибку, Кларри почувствовала, как кровь приливает к ее щекам. — Ах, ты говоришь о Харри Уилсоне! — Естественно, — ответила Олив, пристально глядя на нее. — А ты думала, кого я имею в виду? Кларри отвернулась и стала раздеваться. — Глупости. Я рада, что он тебе понравился. Он очень дружелюбный. Олив просияла. — Может, предложим ему остаться поужинать? Сердце Кларри екнуло. — Если хочешь, — согласилась она. К ее удивлению, гости охотно приняли приглашение на ужин, несмотря на то что сделала она его нерешительным тоном, а Джон при этом недовольно хмурился. Когда Харри и Уэсли ушли рыбачить к заводи ниже ближнего водопада, Кларри напомнила отцу: — Ты всегда говорил нам, что нортумберлендцы не отпускают гостей, не накормив. К тому же вы с мистером Уилсоном прекрасно поладили. — Против мистера Уилсона я ничего не имею, — проворчал Джон и с раздраженным видом удалился в свой кабинет. Смиренно вздохнув, Кларри отправилась обсудить меню с Камалем. — Ама вернулась? — спросила она. Камаль покачал головой. Кларри внимательно посмотрела на него. — Вы что-то от меня скрываете? Глубоко вздохнув, кхансама раздул щеки, выпуская воздух из легких. — Слуги сплетничают, — пожал он плечами. — И?.. — Говорят, ее младший сын тяжело болен. Ама за ним ухаживает. — Что с ним? — встревоженно спросила Кларри. — Сначала малярия, а теперь еще и дизентерия, — ответил Камаль очень тихо. — Малярия? — переспросила Кларри озадаченно. — Но здесь, в горах, нет малярии. Выражение лица Камаля пробудило в ней подозрения. — Он что, работал в долине на наших конкурентов? Камаль кивнул, боязливо озираясь. — Мне не следовало говорить вам об этом, мисс Кларисса. У Кларри учащенно забилось сердце. — Сын Амы нарушил контракт, да? Он сбежал? Камаль снова кивнул. Она схватила его за руку. — Из какого поместья? Только не говорите мне, что он сбежал из Оксфорда. — Да, — беззвучно, одними губами ответил Камаль. — Господи, помилуй! — вздрогнула Кларри. — У нас в деревне — беглец с плантаций Робсонов, а их главный вербовщик будет у нас сегодня ужинать! Камаль приложил палец к губам, давая ей знак замолчать. Кларри в отчаянии покачала головой. — Я должна ехать к Аме. Посмотрю, смогу ли я ей чем-нибудь помочь. Ее слова повергли Камаля в ужас. — Нет, мисс Кларисса, это только все ухудшит! Ваш отец начнет задавать вопросы. Он очень расстроится, если узнает, что сын Амы работает у больших чайных господ. Потом об этом узнает Робсон-сагиб, и тогда все покатится в преисподнюю. Кларри начала колебаться. — Меньше всего я хотела бы стать причиной неприятностей для Амы или увидеть, как Уэсли Робсон забирает у нее сына. Камаль кивнул. — Вам нужно отдохнуть. У вас все еще болит голова. Она сдалась. — Вы пошлете Аме лекарства? Он согласился, и Кларри пошла в свою спальню, чтобы прилечь. На пороге появилась Олив, которая разыскивала ее. — Хочешь, я тебе почитаю? — спросила она. — Было бы хорошо, — улыбнулась ей Кларри. Олив выбрала роман Томаса Харди в книжном шкафу, который сделал для них отец, и начала бегло и чисто читать. Кларри восхищало то, что ее сестра, которую обучали по большей части дома, достигла столь впечатляющих результатов в гуманитарных науках. К тому же Олив была талантливой художницей. Пока они были маленькими, их учила мать, но она погибла, когда Олив было всего семь лет. Кларри продолжала преподавать ей математику, и вместе с Амой они обучали ее шитью и моделированию одежды, а также стряпне. Но именно Джон привил ей любовь к чтению и стал развивать музыкальные и художественные способности. В молодости он сам играл на скрипке, и, когда Олив исполнилось десять, она уже играла на его старом инструменте не хуже него. В последние годы отец утратил интерес к музыке, но Кларри твердо решила выкроить из доходов деньги на оплату услуг учительницы, раз в две недели приходившей из Шиллонга. Кларри заснула под равномерно звучащий голос сестры и проснулась только тогда, когда солнце спряталось за холмом и джунгли ожили, наполнившись вечерним шумом. Чувствуя себя значительно лучше, девушка встала и быстро оделась в свое лучшее платье, которое перешло к ней по наследству от матери, — шелковое, персикового цвета, с кремовыми кружевами. Кларри тщательно расчесала волосы и уложила их свободными волнами, скрыв под ними расцарапанный висок. Пока Кларри приводила себя в порядок, ее снова стали одолевать мысли об Уэсли. Наверное, она поторопилась его осудить. Он в Индии совсем недавно и еще не освоился здесь. Вдруг ей в голову пришла мысль о том, что Уэсли мог бы быть им полезен. Он уже начинает обретать вес в чайном бизнесе, и у него могущественные покровители. Почему бы не воспользоваться его присутствием здесь для собственной выгоды? Кларри поспешила на кухню, но Камаль выгнал ее оттуда. — Идите к гостям, мисс Кларисса. Тут я обо всем позабочусь сам. Судя по всему, гости уже были на веранде и упросили Олив сыграть для них. Задержавшись на секунду в тени, Кларри ощутила волнение, услышав музыку и увидев страстную сосредоточенность на лице Олив. По-настоящему счастлива она бывала только тогда, когда либо была погружена в музыку, либо стояла перед мольбертом. Кларри испытывала острую потребность заботиться об Олив. Она обязана сделать все, чтобы развивались таланты ее младшей сестры. Они должны наладить дела на своей чайной плантации, чтобы будущее Олив было обеспеченным. Им необходимы дополнительные денежные средства, чтобы продержаться до тех пор, пока молодые кусты начнут давать урожай. Им нужен финансовый покровитель. Кларри посмотрела на Уэсли, расслабленно сидящего на стуле и, судя по выражению лица, погруженного в размышления. Нужную им сумму могут предоставить такие люди, как Робсоны и им подобные. Убедить Уэсли, видимо, будет нелегко, и еще труднее будет уговорить отца сотрудничать с ним, но она обязана попытаться. А начнет она с того, что будет поласковей с Уэсли Робсоном. Когда Олив закончила играть и мужчины ей зааплодировали, Кларри, вдохнув поглубже, шагнула в свет лампы. Харри тут же вскочил. — Мисс Белхэйвен, вы выглядите очаровательно! Надеюсь, вам уже лучше? — Намного лучше, благодарю вас, — улыбнулась Кларри. Уэсли удивленно уставился на нее, будто увидел в первый раз. Несколько запоздало он поднялся и отодвинул стул, стоявший рядом с ним. — Пожалуйста, присаживайтесь. Кларри кивнула, соглашаясь, и села на предложенный ей стул. — Рыбалка была удачной? — спросила она. Харри тут же пустился рассказывать о водопаде, о чистоте заводей на реке и о размерах пойманной рыбы. Все это время Кларри ощущала на себе пристальный взгляд Уэсли. Удивленно приподнятая бровь со шрамом ничего не говорила насчет того, о чем он думает в действительности. Уэсли, должно быть, относится к ней настороженно после их утренней стычки, во время которой она обвинила его в заносчивости, намекая на то, что он не может быть другом Белхэйвенам. Ей нужно расположить его к себе, если она хочет, чтобы ее план получить у него ссуду увенчался успехом. Когда Харри наконец прервал свой монолог, чтобы отдышаться, Кларри с улыбкой повернулась к Уэсли. — Мистер Робсон, я надеюсь, вы очарованы холмами Кхаси так же, как и ваш друг? Уэсли настороженно посмотрел ей в глаза, словно подозревая ее в попытке его обмануть. — Мне они очень понравились, — ответил он. — В них есть та дикая красота, которую я больше нигде не видел в Ассаме. Кларри бросила на него острый взгляд, но он, похоже, говорил вполне серьезно. — Возможно, вы захотите завтра осмотреть наше поместье? Наши плантации буйно зеленеют, мы производим изысканный чай высшего качества. Правда, отец? Джон нахмурился. — Ты же не хочешь, чтобы конкуренты узнали все наши секреты, а? — Не конкуренты, — поспешно поправила его Кларри, — а коллеги-плантаторы. Уэсли внимательно следил за ней, не в силах скрыть свое удивление тем, что она встала на его сторону. — В конце концов, — продолжила Кларри, — мы заинтересованы в том, чтобы каждый из нас процветал. На рынке достаточно места для всех, не правда ли? Уэсли улыбнулся. — Вы совершенно правы, мисс Белхэйвен. Никто из нас не выживет поодиночке. И я был бы очень рад, если бы вы мне все здесь показали. — Нет, — бросил Джон. — Я сам вам все покажу. Повисла неловкая пауза. Решив сменить тему, Кларри стала расспрашивать Уэсли о жизни в долине. «Работай на совесть, отдыхай в полную силу» — казалось, таков был его жизненный принцип. Он не жалел времени, изучая профессию, и не упускал возможности развлечься на нечастых скачках в Тезпуре или во время охотничьих вылазок. — Уэсли не из тех, кто коротает вечера за карточной игрой в клубе, — сказал о нем Харри. — Он не может долго усидеть на одном месте. Камаль объявил, что стол к ужину накрыт, и Кларри повела гостей в редко используемую столовую. Потрескивающий в очаге огонь разогнал затхлый холод помещения, а пятна сырости на стенах были не так заметны в уютном свете свечей. Благодаря словоохотливому Харри беседа за столом не умолкала ни на минуту. Кларри рассказывала истории об обитателях Шиллонга, слушая которые, он весело хохотал. Олив также была необычайно оживлена. Кларри старалась вовлечь в беседу и отца, чтобы он тоже был в хорошем настроении. Пока что он не пил лишнего и явно был доволен обществом редких гостей. К счастью, Уэсли этому способствовал, отдавая должное глубоким познаниям Джона и расспрашивая его обо всем — от произрастающих в Ассаме видов бамбука до местных типов почв. Джон был польщен его вниманием и постепенно стал смягчаться в отношении этого молодого человека. Ужин проходил столь удачно, что Кларри решилась вновь завести разговор о выращивании чая. — А какие новшества применяются в Оксфордском поместье? — спросила она гостей. Уэсли воодушевленно заговорил о механизации, о множестве новых машин для сушки и скручивания чайного листа, которые они устанавливают. — Это шаг вперед, — заявил он. — Снижение издержек за счет увеличения масштабов производства. — Но всегда будет спрос и на чай с более утонченным вкусом, — возразила Кларри, — который выращивают выше в горах и раньше собирают. — Возможно, если в поместье хорошо налажено управление, — заметил Уэсли, пожимая плечами. — Но множество мелких хозяйств разорилось только из-за того, что производство в них слишком затратно и неэффективно. — Что вы имеете в виду? — угрюмо спросил Джон. — Организацию труда, — сказал Уэсли. — Вам нужны работники, которые находятся на месте на протяжении всего года, а не приходят или уходят, когда им это удобно или когда плохой урожай. — Всем довольный работник — эффективный работник, я так считаю. Наши сборщики чая живут в деревнях и возвращаются каждый вечер домой, к своим семьям, как и должно быть, — раздраженно ответил Джон. — Так же как и наши, — заметил Уэсли. — Только они живут в поместьях, где мы можем более полно использовать их время. — Как шестеренки в механизмах, — едко заметил Джон. — Да, это тяжелый труд, но они получают за него достойную плату. Многие приходят из мест с гораздо худшими условиями, недостаточными для того, чтобы заработать на жизнь. Кларри, вдруг вспомнив о больном сыне Амы, не удержалась от вопроса: — Если работникам так хорошо у вас живется, зачем же тогда вы связываете их по рукам и ногам, вынуждая подписывать договор? Уэсли пристально посмотрел на нее. — У нас никого не держат насильно, но система перестанет функционировать, если позволить рабочим приходить и уходить, когда им заблагорассудится. Такого нет ни в одном другом производстве. Почему же так должно быть в чайной индустрии? — Даже если работники заразились малярией и не получают медицинской помощи? Он сощурил глаза. — Вы говорите так, как будто имеете в виду кого-то конкретно. — Нет, — вспыхнула Кларри. — Просто общие наблюдения. — У нас есть врачи, которые следят за здоровьем наемных работников и их семей, — сказал Уэсли. — Вас, должно быть, ввели в заблуждение. Джон хлопнул ладонью по столу. — Моя дочь знает, о чем говорит. Ей известно о чае намного больше, чем кому бы то ни было. Его негодование возрастало. — И не смейте обвинять маленькие хозяйства в обвале цен на чай. Дело не в нашей неэффективности. Виноваты большие хозяйства, такие как ваше, жадно расширяющие площади посадок. Чай, который выращиваете вы, — низкого качества. А использование всех этих новомодных машин и ведение дел на плантациях, как будто на фабриках, только ухудшает картину. Вы, возможно, знаете все о котлах и плугах, молодой человек, но чай — это совсем другое. Здесь невозможна унификация. — Нет, возможна! — возразил Уэсли, тоже горячась. — Вот в этом вы и ошибаетесь. — Возможно, оба метода имеют право на жизнь, — примирительно подытожила Кларри, чтобы снизить накал страстей. Она уже раскаивалась в том, что спровоцировала молодого плантатора. — Нет, не имеют! — выпалили Джон и Уэсли одновременно. Харри натянуто засмеялся, чувствуя себя неуютно в столь напряженной атмосфере. — Хочу сказать, мисс Белхэйвен, вы, похоже, действительно знаете немало о чайном производстве, — заговорил он. — Но, может, лучше оставить эти дела мужчинам, как вы полагаете? Возможно, пока они будут завтра осматривать поместье, вы с вашей сестрой захотите вместо этого понаблюдать за тем, как я буду рыбачить? — Да, конечно, — тут же согласилась Олив. — Это будет замечательно. Правда, Кларри? Я могу взять с собой альбом. — Вы еще и рисуете?! — воскликнул Харри, цепляясь за возможность сменить тему разговора. — И очень хорошо, — вставила Кларри. — Ты можешь взять также мольберт и краски. Лицо Олив осветила улыбка. — Да, если можно. — Решено, — просиял Харри. Вскоре после этого Кларри и Олив оставили мужчин. Кларри уговорила сестру лечь спать, пообещав, что они встанут рано и присоединятся к мистеру Уилсону у водопада. Сама она устроилась на веранде, прислушиваясь к приглушенному спору, доносящемуся из столовой. Ее отец и Уэсли все никак не могли прийти к согласию по поводу выращивания чая. Кларри чувствовала себя совсем обессиленной. Глупо было надеяться на то, что она сможет переубедить этих двоих упрямцев. Они друг друга стоили. Через полчаса гости вышли и стали собираться домой. — Полагаю, ваш отец немного устал, — сказал Харри. — Он удалился в свой кабинет. Кларри кивнула. Харри поблагодарил ее за ужин и, прощаясь, поклонился. Уэсли посмотрел на нее своим обычным оценивающим взглядом. Кларри подумала, что он, должно быть, так же не уверен в ней, как и она в нем. Она протянула ему руку, и он взял ее как будто для рукопожатия, но затем передумал. Уэсли поднес ее руку к своим губам и запечатлел на ней легкий поцелуй. Глаза Кларри округлились. Ее пронзило возбуждение. Наблюдая за ней, Уэсли вопросительно приподнял темные брови, словно уловил происшедшую с ней перемену. Он задержал ее руку чуть дольше, чем того требовали приличия, и Кларри не отдернула ее. Харри прокашлялся. — Что ж, идем, старина Робсон. — Благодарю вас за этот приятный вечер, — проворковал Уэсли и отпустил ее руку. Кларри почувствовала странное сожаление. — Рада, что вам у нас понравилось, — ответила она. Он недоверчиво улыбнулся, как будто заподозрил ее в насмешке. — С нетерпением жду завтрашнего дня. — Мистер Робсон, — окликнула его Кларри, когда он уже повернулся, чтобы уйти. — Пару слов о моем отце. Он очень много знает об Индии и о выращивании чая. Пожалуйста, прислушайтесь к его замечаниям. Он гордец, но если вы заслужите его уважение, то, я уверена, он тоже станет прислушиваться к вам. Уэсли хотел что-то возразить, но сдержался. Торопливо поклонившись, он отвернулся. Затем молодые люди сбежали вниз по ступеням и кликнули своих лошадей. Кларри смотрела, как они запрыгнули в седла и рысью выехали за ворота. Слуги указывали им путь, держа в руках факелы. Еще несколько минут Кларри наблюдала за тем, как они движутся среди деревьев. Затем Харри и Уэсли повернули за склон холма и скрылись из виду. Глава третья

Date: 2015-11-13; view: 268; Нарушение авторских прав