Очень короткая сказка

Стройная девушка со спортивной сумкой на плече шла по тенистой дорожке, выложенной каменными плитами. Справа и слева от дорожки росли вековые липы. Сейчас они цвели, и напоенный дивным ароматом воздух окутывал девушку. За липами, справа от дорожки, было видно море, пустынный белый песчаный пляж и сосны. Слева раскинулся утопающий в зелени дачный поселок, к которому девушка как раз и направлялась.

Поселок был очень нарядным и веселым. Построенные со вкусом и любовью, все разные, но одинаково симпатичные особняки радовали глаз. Поравнявшись с первым домом, девушка свернула к нему. Она толкнула незапертую калитку и вошла в сад. К дому вела такая же дорожка из каменных плит, по которой девушка только что шла со станции. Вдоль дорожки росли цветущие садовые ромашки с громадными головками, нежно‑розовые воздушные гвоздики и еще какие‑то цветы, названия которых она не знала. Светило солнышко, и в цветах жужжали пчелы. Девушка подошла к дому, увитому диким виноградом. У крыльца она увидела высокий, выше ее роста, розовый куст, весь усыпанный крупными красными розами. Девушка вытянула шею и понюхала розы. Под кустом стояла кадушка с дождевой водой. На крыльце, греясь на солнышке, лежал маленький серый котенок. Дверь в дом была открыта. Оттуда доносилась приятная музыка.

Девушка прошла через веранду и попала на кухню. Просторная кухня блестела чистотой и солнцем. Мельком девушка увидела белый кафель, газовую плиту и холодильник. Слева от двери стоял кухонный столик и вокруг него — три белых табурета. На столе в чашках дымился черный кофе. Рядом лежали хлеб, масло, сыр и спелые помидоры. На кухне никого не было.

Девушка вышла из кухни и увидела, что с веранды на второй этаж ведет крутая деревянная лестница, которую она сначала не заметила. Девушка поднялась по лестнице и оказалась в уютной маленькой комнате с красивой полированной мебелью. На столе лежал крохотный магнитофон, и из него струилась та самая музыка, которую девушка услышала сначала. В углу стоял телевизор. Весь пол комнаты был устлан пушистым ковром, а на ковре валялся большой красный мяч. В этой комнате тоже никого не было.

Девушка обошла весь дом, но он был пуст. Ей показалось, что она попала в прекрасный заколдованный замок, где все замерло, где все спят заколдованным сном и вот‑вот проснутся от ее прикосновения. Ей захотелось снять с плеча сумку, лечь на ковер рядом с красным мячом и остаться здесь навсегда. Девушка вздохнула и вышла из домика.

На калитке следующего дома висела ржавая табличка: «Осторожно, злая собака». Девушка толкнула калитку и вошла. Собак она не боялась. В этом доме, видимо, особенно любили бегонии. Весь палисадник был засажен ими. Таких бегоний она не видела никогда. Громадные, величиной в две раскрытые ладони, опушенные листья зеленого, красного и бордового цвета. Толстые, мохнатые, как гусеницы, стебли. Громадные, в два кулака, махровые цветы. Белые, розовые, кремовые, желтые, алые, вишневые. Их, наверное, были тысячи, и от них рябило в глазах. Откуда‑то вылез круглый, как шарик, рыжий щенок и в неописуемом восторге бросился к девушке. На дорожке играли дети — мальчик лет четырех и девочка лет пяти. Оба беленькие, голубоглазые, удивительно симпатичные.

— Кто‑нибудь есть дома? — спросила девушка.

— Нету никого. Только мы с Сашей, — деловито ответила девочка.

Вдруг она почему‑то застеснялась и спряталась за Сашу. Из‑за его спины она спросила:

— Тетя, а вы русалка?

— Я сама не знаю, — ответила девушка с улыбкой. Вопрос оказался очень трудным. Сказать, что русалка — значило бы обмануть девочку. Если же нет — разочаровать ее, отнять у нее сказку. Девушка направилась к следующему дому, оставив в садике Сашу и недоумевающую девочку, которой очень хотелось, чтобы тетя все‑таки оказалась русалкой и которая не очень‑то верила, что такая большая тетя не знает сама, русалка она или нет.

Из‑за двери третьего дома доносились гаммы. Кто‑то играл на пианино. Это уже было лучше. Значит, дома кто‑то есть. Девушка постучала. Звуки гаммы замерли, и низкий женский голос приказал ей войти. Девушка вошла в старинную довольно темную комнату, обставленную темной мебелью и с темными полуопущенными шторами. В глубоком кресле с вязанием в руках сидела строгая седая старуха в черном. Из‑за рояля с любопытством выглядывала девочка лет восьми. Она была мулатка, с четко выраженными негроидными чертами лица и с шапкой черных, закрученных штопором волос.

— У вас комнаты сдаются? — спросила девушка робко.

— Нет, мы не сдаем, — ответила старуха и почему‑то вздохнула. Из третьего дома тоже пришлось уйти.

Хотя ночлега все еще не находилось, девушку не оставляло радостное предчувствие чего‑то необыкновенного, что вот‑вот должно здесь с ней произойти. Море, солнце и сосны были прекрасны. Дома, дети и цветы — тоже. Все было залито летним солнцем, окутано ароматом липового цвета и ощущением какой‑то необыкновенной, волшебной сказки, которую она слышала в детстве, но потом почему‑то забыла. Ей предстояло провести здесь целый месяц, первый в ее жизни отпуск. И это наполняло ее счастьем. В этих красивых, окруженных цветами домиках, несомненно, живут самые счастливые на земле люди. Гордые, красивые, трудолюбивые и благородные. И, кто знает, может быть, именно здесь она встретит своего принца. Это было бы не только не удивительно, но даже совершенно естественно. И тогда они оба с самого утра будут купаться в море, вести друг с другом бесконечные разговоры о жизни, вместе мечтать, загорать на белом песке и, взявшись за руки, везде ходить вдвоем. И они будут самыми счастливыми из всех остальных, тоже очень счастливых людей…

В следующем домике девушку встретила пожилая женщина с добрыми глазами. Она объяснила, что у них сдается комната на втором этаже и сейчас она как раз пустует. А сами они с дочерью живут на первом этаже.

Девушка поднялась в комнату, положила сумку на кровать и села. На столике с белоснежной скатертью стояла ваза со свежими цветами. На стене на гвозде висели пустые деревянные плечики. Окошко с чистенькими занавесочками было открыто и все оплетено диким виноградом. На окне стоял горшок с алым кустом душистой герани. Аккуратно заправленная койка и белая, как в больнице, тумбочка завершали убранство комнаты. Женщина ушла, и девушка осталась одна.

Девушка сидела за столом, смотрела в окно, слушала жужжание пчел в саду, и ей не хотелось даже шевелиться. Ей казалось, что с этим ощущением счастья и покоя она сможет так просидеть здесь вечно. Как будто всю жизнь она шла и шла куда‑то. И вот, наконец, пришла. И больше никуда не надо идти. Вдруг она услышала голоса. На первом этаже говорили мать и дочь.

— Старая сволочь! Когда ты только околеешь! Видеть тебя не могу. И за что я так мучаюсь, что я тебе сделала?

Это говорила дочь. Спокойно и даже почти без выражения. Видимо, эти страшные слова она уже говорила много раз и они стали привычными для обеих — и для матери, и для дочери. Девушка грустно улыбнулась. Сказка кончилась. Ведь она это знала с самого начала! Везде живут люди. Старые и молодые, красивые и некрасивые, добрые и злые. Живые люди со своими горестями, заботами и переживаниями. И люди эти, мечтающие о счастье, но никак не могущие его построить, одинаковы везде…

Не стоит свою злобу перекладывать на чужие плечи. Никто, никакие жизненные обстоятельства не виноваты в том, что вы обладаете злобным характером, что у вас не хватает души для собственного ребенка и вы без конца срываете злобу на этом беззащитном, несчастном существе! А как бы вы сами чувствовали себя на его месте? Чем больше вы распускаетесь, тем сильнее деградирует, разрушается ваша личность, тем труднее и труднее вам будет жить дальше, причем не только с собственным ребенком, но и со всеми окружающими, в том числе и с мужем, если он, конечно, до сих пор вас терпит. Представьте себя в старости, когда исчезнет ваша внешняя привлекательность молодости: вы превратитесь в злобную, омерзительную старуху, похожую на бабу‑ягу, и много проиграете рядом с доброй, симпатичной, улыбчивой бабушкой, в которую превратится ваша невзрачная соседка, на которую сейчас вы смотрите свысока!

Конечно, «жизнь прожить — не поле перейти», особенно в наше «переходное» время. Да ведь жизнь людей никогда и не была легкой, тем не менее матери всегда любили своих детей, бывало, даже жертвовали ради них своей жизнью. Матери сами не ели, не спали, терпели лишения, лишь бы сделать все для своего ребенка. К тому же тогда родительская жизнь была намного труднее — не существовало памперсов, стиральных машин, газа, электричества, миксеров и тому подобного. Зато матери пели своим детям колыбельные песни, которые совсем забыты сейчас. И совершенно зря!

О какой же «тяжелой жизни» может говорить наша современная молодая мамаша, нарядная, живущая в нормальной квартире, не голодающая, имеющая все бытовые удобства и наманикюренные ногти?! Я вспоминаю следующие слова одной детсадовской воспитательницы: «Дети становятся все наряднее, а мамы — все злее». Неужели это о вас? Так постарайтесь же сделать все возможное, чтобы эти слова больше к вам не относились!

Мама‑страдалица, «несчастненькая»

Таких женщин (а иногда и мужчин) вы наверняка тоже встречаете в жизни. Их с полным правом можно считать вампирами, которые, апеллируя к чувству жалости и сострадания, манипулируют окружающими, в том числе и своими детьми, умело добиваются своих целей, часто совсем не совпадающих с интересами других людей. Задумайтесь хорошенько, а вдруг и вы тоже относитесь к этому типу? Тогда ничего хорошего из вашего «воспитания» ребенка не получится.

По‑видимому, вы когда‑то интуитивно нашли слабое место в психике вашего ребенка и затем начали на него давить, поскольку эта тактика вроде бы срабатывала лучше других. Чаще всего такая тактика эффективна по отношению к девочкам, отличающимся добрым, покладистым, совестливым, сентиментальным характером. От них можно добиться всего, чего угодно, только «поплакав в жилетку», а отнюдь не окриком, ремнем или угрозами.

А теперь задумайтесь над тем, что ждет в будущем вас и вашего ребенка? Представьте себе вашу семью через десять, пятнадцать, двадцать лет. Думаю, вам должно стать страшно! И совершенно не стоит радоваться, что сейчас, к зависти других женщин, ваша дочь такая добрая и послушная. Я могу нарисовать вам картину ее будущей жизни. Слишком добрый, покладистый и жалостливый ребенок всегда будет идти на поводу у других — подруг, мужа, собственных детей. Для нее очень велика вероятность стать матерью‑«тряпкой», а что из этого следует — вы уже сами знаете из третьей главы.

Не думайте, что только вам одной, вольно или невольно, удается манипулировать вашим ребенком. Вы‑то как раз, скорее всего, делаете это не столько из жалости к самой себе, сколько в основном исходя из интересов ребенка. А вот другие его жалеть не будут! Хорошо, если муж вашей дочери окажется достойным человеком и она не зря посвятит ему свою жизнь, а если нет?