Почему для человека нежелателен слишком сильный эгоцентризм?

Тема Зля медитации:

23. Только свет может воспринимать свет.

Религиозность маленького ребенка и забота о ней*

Из того, о чем говорилось в 13-й главе, следует, что взрослому, насколько это возможно, не следует искусственно вмешиваться в религиозную жизнь ребенка — ни подавлять то, что исходит от самого ребенка, ни навязывать религиозные идеи взрослых детскому сознанию. В обоих случаях взрослый направит религиозное чувство в интеллектуальное русло, и религиозность быстро угаснет. Если ребенок задает вопросы, связанные с религией, отвечать на них надо с сознанием того, что для ребенка целый мир, каждая вещь, даже собственное тело есть пред* Написано Анни Кюлевинд. мет чувства единства и благодарности, из которого впоследствии может расцвести любовь.

Долгий пристальный взгляд маленького ребенка есть признак внимания, не находящегося под каким-либо влиянием, свободного от эгоцентризма, открыто и преданно направленного на окружение. Ни вера, ни доверие еще не осознаются и не сгавятся под вопрос. Его сознательность еще не отделена от сознательности других людей, между ними нет разрывов, нечего преодолевать, поскольку еще нет чувства обособленности. Если бы ребенок верил какому-то человеку или считал истиной то, что он говорит, это уже было бы жестом, означающим наличие и преодоление разрыва. Речь не о том, чтобы ребенок внутренне признал правоту взрослых. Все эти позитивные жесты появляются только тогда, когда уже исчезла неосознанная преданность, когда часть свободного, отождествляющего себя внимания уже объединилась с ощущением тела, а сознание взглянуло на мир с этой дуалистической точки зрения.

Молитва родилась из сознания двойственности — согласно апокрифическим евангелиям, Авраам был первым, кто вознес молитву. До него человек жил с ощущением внутренней соотнесенности с божеством в слове. Молитва — это просьба о восстановлении потерянного единства, она возникает из отделенности, обособленности.

Взрослый, за редким исключением, приближается к своей идее Бога через представления, а не через интуицию. Эта идея, поскольку она не познается в опыте, абстрактна и отдаленна. Для чувствующего сознания взрослого движения души в области веры не являются полноценной реальностью. Вере взрослого нужна опора. Если он не способен осознанной внутренней работой снова возродить потерянное младенческое внимание, он ищет помощи в конфессиональных практиках и предписаниях и, попадая к ним в плен, там и остается. Вследствие этого внимание во время молитвы отключается от воли к восстановлению тождества с Богом, и молитва становится более эгоистичной. Предписания сужают сознание, крадут у него возможность спрашивать и искать. Взрослый получает ответы на вопросы, которые он вовсе не задавал.

Что может сделать взрослый, если он хочет продлить время развития детской одаренности сознания, с которой мы рождаемся на свет? Пусть он найдет все, что питает детскую способность к самоотдаче и взращивает ее. Это может получиться, если удастся как-то замедлить течение жизни вокруг ребенка: позволить ребенку удивляться, не объяснять ему определенных вещей заранее, не задавать встречных вопросов. Мысли об области сверхчувственного, сверхъестественного, не прошедшие через опыт, никогда не следует облекать в такие слова как Бог, царство небесное, ангел и так далее (а если уж приходится, то делать это как можно реже, поскольку мысль об этой области не может передать ничего соответствующего действительности. Подождите до тех пор, пока привнесенное с рождением и развивающаяся медленно двойственность соприкоснутся друг с другом — тогда вопросы о «нездешнем» возникнут сами собой. Это редко случается до девятого года жизни. Жак Люссейран (Jacques Lusseyran) в своей книге «Заново обретенный свет» пишет: «Мои родители — это было небо. Я не говорил этого себе так ясно, и они также не говорили мне этого, но это было очевидно. Я знал (и очень рано, в этом я уверен), что в них другая сущность заботится обо мне, говорит со мной. Это другое я не называл Богом — о Боге мои родители заговорили со мной довольно поздно. Я вообще не давал этому какого-либо имени. Оно было тут, и оно было больше. Да, за моими родителями стоял кто-то, и папе, и маме было только поручено передать этот подарок мне из первых рук. Это было начало моей веры и объясняет, по моему мнению, почему у меня никогда не было метафизического сомнения. Кого-то такое вероисповедание может шокировать, но я считаю его правильным, поскольку с его помощью объясняются многие вещи.

Из этой веры возникла моя смелость. Я бегал, не переставая; все мое детство было сплошной беготней. Я никого не догонял, не хотел что-то получить (это представление взрослых, а не ребенка), я бежал навстречу всем видимым и невидимым вещам. Как в эстафете с палочкой, я бежал вперед от доверия к доверию».

За всем и вся ребенок переживает присутствие души и духа, он чувствует, что все сущее озарено еще одной, более далекой и могущественной сущностью. Ребенок познает мир сверхсознательного больше и правдивей, чем взрослый, поскольку для ребенка этот мир не транеценден-тен. Он живет в нем не мыслями и не повседневными чувствами. Если взрослый облекает свою веру в содержание и формы и мыслит сущности, действующие в сверхсознательном интуитивном мире, как божественные персонажи, то душевно-духовная сущность ребенка чувствует себя е этом ландшафте как дома. Широкое внимание ребенка лежит непосредственно в целостном Бытии.

Это единое, целостное бытие не есть «что-то», находящееся за пределами сознания. Душевно-духовная сущность ребенка того же качества, что ее источник и создатель. Из этой тождественности развивается земное разумение.

Способности, направленные на земное, могут получить здоровое развитие, если их объекты не навязываются ребенку. Опасность раннего навязывания навыков и знаний возникает тогда, когда окружение ребенка сугубо интеллектуально. Дети сами учатся считать, читать и писать, причем гораздо лучше, если их к этому не вынуждают. И так же обстоит дело с другими способностями, необходимыми в жизни.

В форме содержания мыслей взрослого проявляется тень его сверхсознательной жизни. Его неосознанная жизнь с божественно-духовным миром проявляется как теневой образ в форме религиозного содержания.

Жизнь сознания ребенка не знает таких теней. Она имеет внепредметную, непосредственную связь со сверхсознательной жизнью, ее источниками и созидательными силами в форме смутного воспоминания. Взрослый не может сообщить ребенку никакого религиозного содержания, поскольку ему не хватает того опыта, который непосредственно имеется у ребенка. Взрослый мог бы научиться у ребенка широкому, свободному вниманию, вере, доверию по отношению к недвойственному миру, в котором духовная и земная жизнь питаемы из одного и того же бытия, и потому едины, когда это единство осуществляется через сознание как опыт, сохраняется ради будущего.

Во внутренней работе, через познающее чувство, взрослому может стать ясным, что он только тогда правильно передает ребенку земное разумение, когда сам входит в соприкосновение с источником этого разумения, идентичным источнику сверхсознательной сущности ребенка и всякого человека. Если родители хотя бы иногда будут достигать этого единства сознания, ребенок сможет почувствовать, что в них просвечивает его собственная духовная родина. Земная родина подготовляется и укрепляется наличием духовной.

Когда взрослый произносит слово «Бог», и это слово присутствует в его речевом намерении, он не должен ничего объяснять — ребенок почувствует и поймет, кто это. Если за словом не стоит интуитивный опыт, возникает неясность земного сознания. Каждый довод, каждое объяснение вредит интуитивному предвидению истины. Идея Бога должна включаться в широкое, свободное от формы внимание — «преподавание» или частое упоминание имени мешают этому. Должно возникнуть широкое понятие, как его описывает Жак Люссейран: «Я вообще не давал ему никакого имени. Оно было тут, и оно было больше... О Боге мои родители заговорили достаточно поздно...»

Когда мы отмечаем религиозный праздник, важно не то, какое именно содержание ребенок чувствует: важно ощутить радость и красоту. Радость — посредник, при котором в человеке появляется сверхсознательный мир. Сло ва радости: «Я могу взлететь»; «Есть нечто большее, чем я»; «Я — это весь мир»; «Любовь льется»; «Я — подарок»; «Мы есть всегда». Важно совместное пребывание, извлеченное из повседневности, обрамленное красотой и своеобразием. Если есть переживание радости, подарок хорошо дополняет праздник.

Чтобы внимание осталось свободным и доверчивым, содержание праздника не следует объяснять с помощью выученных понятий взрослых. Хорошо бы придумать свою сказку, связанную с эмоциональным настроением и эмоциональным содержанием праздника. Этим мы не помешаем ребенку свободно соединяться с тем смыслом, который открывает праздник жителям Земли. Можно, например, рассказать ребенку на Рождество своими словами про пастухов или про волхвов, про младенца в яслях. Может быть, вечерняя молитва — это все, что взрослый рядом с ребенком может пережить действительно глубоко, — все зависит от того, насколько сильно он сможет сконцентрироваться и исключить все остальное из своего сознания. Ничто не должно «останавливать», ни идеи, ни советы других людей. Ребенок поверит лишь в то, во что окружающие его люди верят всей душой.

Во время вечерней молитвы можно преклонить колени и сложить руки. Может случиться, что ребенок захочет остаться один во время молитвы. Может случиться и так, что он довольно долгое время не захочет молиться один, может быть, это не случайность. Если ребенок молится один, не следует его расспрашивать, почему так происходит. Но важно очень точно почувствовать, когда следует прекратить молитву вслух, чтобы она могла стать внутренней речью, бессловесным мышлением-ощущением. Если этот момент упущен (он наступает примерно годам к 7-8), то возникает леность, механическое повторение и насмешка.

Громкую молитву вслух следует заменить тихой прежде, чем ребенок начнет думать о своей телесности. Ребенок осознает, что физическая телесность исключает всякую другую физическую субстанцию. Эгоцентризм, самоощущение увеличивается, мир становится все более двойственным, поскольку душа, становящаяся индивидуальной, и дух, действующий в сверхсознательном, отделяются друг от друга. Теперь сверхсознательный источник в восприятии и мышлении не наполняется, воспринимающий и мыслящий остается один.

Пространство, на котором ранее за всем чувствовалось излучение, теперь занимают иллюзии, сопровождаемые разрастанием чувств. Их нельзя избежать, поскольку они неотъемлемы от человеческой жизни. Вместе с ними начинаются все земные беды и страдания.

После того как детское единство души и духа исчезло, мысли и чувства, чередуясь, должны двигаться в одном направлении. Это направление — надежда: душа может снова объединиться со своим сверхсознательным источником и со своим творцом. Усиление предметного внимания и настоящее художественное воспитание могут пробудить любознательность, интерес к реальности, к субъекту внимания, к тому, кто наблюдает, видит и действует. Чем интенсивнее становится внимание, тем больше расширяется круг, в который может войти духовно-душевное, вплоть до переживания самого его зерна, которое снова может восстановить единство, слияние, целостность со всем сущим. Эта внутренняя деятельность созвучна со стремлением к добру (гл. 3), поддерживается этим стремлением и проявляется в творческом, бескорыстном деянии. Без предписаний, без оков и ограничений, без посредничества в отныне осознанном пробуждении и воскресении детской духовности будет действовать творческая натура любви.

Немного комично бывает, когда взрослый хочет научить детей, особенно «звездных» детей, религиозности. В этой области большинство детей ориентируются лучше своих наставников. Если обучение проходит еще и без внутреннего опыта, то у детей, особенно у «звездных» детей, возникает глубокая антипатия ко всякому религиозному ходу мыслей.

Тема для размышления:

Date: 2015-12-10; view: 297; Нарушение авторских прав