Или Несварение Времени

Сравним англоамериканский Тайм, французское Та (с носопрононсом), итальянское Темпо, немецкий Цайт и русское Время — почувствуем разницу...

Тайм — упругий и четкий, определенный, из ясных звеньев и сам с собой слаженный. Звук звонкого барабана с синкопом гитары и подвизгиванием саксофона.

Та (н-м — носопрононс в конце) — легкий шаг изящества, непринужденное самораспределение галльского петуха.

Темпо — бурная жестикуляция белозубой брюнетки на энергичном ходу, водопад улыбок, угроз, уговоров и поцелуев.

Цайт — шаг человека-стрелки, секундной стрелки, обутой в крепкие добротные немецкие башмаки.

Ну а наше Время — размыто и хмуро-пасмурно, как осенняя облачность. Наше Вре-е-е-мя-а-а протяжно, завывно, матерно, через-пень-колодно, ухабисто, как наши дороги.

«Времяпрепровождение» — никакой иностранец ни в жисть не выговорит, да и редкий русский с разгону до середины возьмет.

Наше время беременно, долго-долго само собою беременно, и что-то в нем есть фуфловое, ненадежное, врущее. И чересчур много — девать некуда, убивать приходится — и всегда не хватает, в решающий миг не хватает. Наши футболисты, даже когда проигрывают, до последних минут тянут резину, будто впереди целая жизнь, лишь под самый конец спохватываются как ужаленные.

Наверное, нас пространство наше, простор вводит в обман — много слишком его, до необозримости — вот и кажется, будто времени невпроворот, а как раз вовсе наоборот. Чем больше места занимаешь, тем дольше идет послание и передвижение от одной точки к другой, тем медленнее (относительно надобности) шевелишься — и тем меньше, стало быть, у тебя в единицу времени возможностей действовать, соображать, изменять действительность и самому изменяться — короче, жить — не успеешь повернуться, уже тю-тю... Разное наполнение у секунды слона и секунды мыши. Русские медленно запрягают, зато быстро ездят — это уж да, приходится, и особенно на красный свет. Сколько раз до того запряговывались, что и ехать уже было незачем...

И география подвела, и история наподдала: промежуточность — между Евразией и Азиопой — создает ментальность расхлябистую и самопротиворечащую — во всем биполярность, двойственность, да какая размашистая... Для восточной психики времени не существует, для западной оно царь и бог, а для нашей — и-то-и-се и ни-то-ни-се. Вечная несвоевременность, вечное отставание, вечное догоняние — мыслями впереди, делом сзади, чувствами поперек. Спали, спали себе на печках — вдруг Петр Великий явился и ну в хвост и в гриву. Рванули, дали по мозгам шведам — осели обратно, дремота продолжилась, но уже с нарастающими предреволюционными судорогами.

Наконец, Ленин, в драке со временем додравшийся до кондрашки, бешеные большевики, сатана Сталин...

Вся советская эпоха — психоз массовой спешки, хронический всеобщий аврал, сдвиг в ложное будущее при ущербности настоящего, утрата чувства реальности, фантасмагория гиперпланирования — и массовая же обратная реакция (уже с пятидесятых годов явно пошла, после Сталина сразу) — сопротивление дисциплине: планы выполнялись все менее, опаздывали все более, халтурили, врали, хитрили, халявили... Постсоветская хрено, простите, хронофрения: не умеем ни работать спокойно, ни отдыхать — то прохлаждаемся, оттягиваем необходимое донельзя, то надрыв, дикий аврал, невписание в расписание как обычная норма; ну и венец всего — оттянизм-оторвизм, совершеннейшие выпадения...

Вот что, однако, дает надежду: недуг — сам себе друг. Народная болезнь самоисцеляется, если ей не мешать, чему доказательством и мудрейшая русская пословица «тише едешь, дальше будешь». (Ее вариации типа «торопись не спеша» или «спеши не торопясь» есть, впрочем, у каждого мало-мальски думающего народа.) Русское здравомыслие впечатало взаимосвязь между количеством времени и качеством жизни в слово «у-спех» (успевать = у-спешно спешить). И не случайно именно в стране Великого Несварения Времени, в самый его разгар, возник самобытный гений, научивший и себя, и других желающих время делать — фанатик личного хронометража, великий ученый Александр Любищев.

Где мытарство, там и лекарство. Не где-нибудь, а в России, верю, будет сотворена в уже недалеком будущем та самая Машина Времени, о необходимости которой так много говорили фантасты. Соберем, может, и кривовато, некоторые винтики недокрутим, детальки кое-какие подтибрим, как водится, — ничего, немцы до употребимости доведут, японцы усовершенствуют до безобразия, а американцы нам же и продадут.

Все будет хорошо!..