Традиции

Собираясь по торжественным случаям, связанным с национальными праздниками, шотландцы строго соблюдают традиции. Мужчины надевают юбки-кильты с особым клетчатым узором, свидетельствующим о принадлежности к определенному клану, а все церемонии сопровождаются заунывным звучанием волынок. С помощью этих символов они демонстрируют свою приверженность старинным ритуалам - ритуалам, уходящим корнями в глубокую древность.

На самом деле все обстоит далеко не так. Как и большинство других шотландских символов, перечисленные мной «знаки отличия» имеют относительно недавнее происхождение. Короткую юбку-кильту, судя по всему, в начале XVIII в. изобрел Томас Роулинсон, промышленник-англичанин из Ланкашира. Он решил сделать традиционную одежду шотландских горцев - хайлендеров более удобной для фабричного труда. Кильта стала продуктом промышленной революции. При этом задача здесь была не в том, чтобы сохранить освященные веками традиции, а как раз наоборот - вытащить горцев из вересковых пустошей и заманить их на фабрики. В момент своего появления кильта вовсе не являлась национальной одеждой шотландцев. Жители равнин-лоулендеры, составлявшие подавляющее большинство населения Шотландии, считали традиционную одежду горцев варварской: большинство из них относились к ней с некоторым презрением. Аналогичным образом, многие из употребляемых ныне клановых узоров были разработаны в викторианскую эпоху предприимчивыми портными, точно угадавшими тенденции рыночного спроса.

Большинство из того, что мы считаем традиционным, уходящим во мглу веков, на самом деле существует в лучшем случае лет двести, а то и гораздо меньше. Пример с шотландской кильтой я взял из знаменитой книги историков Эрика Хобсбаума и Теренса Рейнджера под названием «Изобретение традиций». Они приводят примеры выдуманных традиций, относящиеся к множеству разных стран, включая колониальную Индию.

В 1860-х гг. британцы предприняли ряд археологических экспедиций для выявления величайших исторических памятников Индии и сохранения индийского «наследия». Считая, что местное искусство и ремесло находятся в упадке, они занялись сбором артефактов для хранения в музеях. До 1860 г., к примеру, солдаты-индусы, как и британцы, носили европейскую форму. Но с точки зрения британцев, индусы должны были выглядеть как индусы. Поэтому для них разработали новую парадную форму с тюрбанами, кушаками и «подлинно индийскими» мундирами. Некоторые из этих выдуманных или полувыдуманных традиций бытуют в Индии и по сей день, хотя часть из них, конечно, не прижилась.

Традиции и обычаи определяли жизнь большинства людей на протяжении большей части истории. Тем более удивительно, как мало интереса проявляют к ним ученые и мыслители. Идут бесконечные дискуссии о процессах модернизации и о том, что означает понятие «современный», но о традициях речь заходит очень редко. Когда я собирал материалы для этой главы, мне попадались десятки научных трудов на английском языке, в названии которых упоминалось слово «современность» - некоторые из них написал я сам. Но мне удалось обнаружить лишь пару книг, специально посвященных традициям.

Дурную репутацию понятие «традиция» приобрело в XVIII в., в эпоху европейского Просвещения. Один из крупнейших ее мыслителей, барон Поль Гольбах, выразился следующим образом: «Пусть учителя больше не заставляют людей обращать взгляд к небесам, пора им наконец опустить его на землю. Позволим человеческой мысли, уставшей от непостижимой теологии, смехотворных небылиц, неразгадываемых загадок, ребяческих церемоний, обратиться к изучению природы, к доступным пониманию предметам, осмысленным истинам и полезному знанию. Стоит избавить людей от пустых химер, и разумные суждения вскоре сами собой возникнут в умах, казалось бы, обреченных вечно ошибаться».

Ясно, что Гольбах и не собирался всерьез заняться вопросом о традициях и их роли в обществе. Традиции здесь - лишь теневая сторона современности, выдуманная конструкция, которую можно легко устранить. Если мы хотим по-настоящему понять, что такое традиции, то не должны рассматривать их как простое заблуждение.

Слово «традиция» имеет давнее лингвистическое происхождение. Его корни лежат в латинском понятии tradere, что означало «передавать», отдать что-то другому на хранение. Первоначально слово tradere употреблялось в римском праве применительно к законодательству о наследстве. Собственность, переходившая от одного поколения к другому, как бы «сдавалась на хранение» - наследник обязан был ее беречь и лелеять.

Может показаться, что понятие «традиция», в отличие от кильт и волынок, существует уже много столетий. Но внешность вновь оказывается обманчивой. Слово «традиция» в его сегодняшнем понимании возникло в Европе в последние двести лет. Подобно концепции риска, на которой я останавливался в предыдущей главе, в Средние века общего понятия традиции просто не существовало. Оно было просто ненужным именно потому, что традиции и обычаи окружали людей повсюду.

Таким образом, сама идея традиции - порождение Нового времени. Это не означает, что его нельзя употреблять применительно к более ранним периодам или к цивилизациям, не относящимся к Западному миру, но к анализу этого понятия, несомненно, надо подходить с осторожностью. Отождествляя традиции с догмами и невежеством, философы-просветители стремились оправдать свою собственную озабоченность новизной.

Но если мы избавимся от предубеждений эпохи Просвещения, то как нам следует понимать слово «традиция»? Начать стоит с возвращения к вопросу об изобретении традиций. Выдуманные традиции и обычаи, по мнению Хобсбаума и Рейнджера, не являются подлинными. Они созданы искусственно, а не возникли спонтанно, их использовали как инструмент власти, и они не существовали с незапамятных времен. Любая заложенная в них преемственность по отношению к давнему прошлому является ложной.

Я бы хотел переосмыслить их аргументы. Все традиции, и я это утверждаю, являются выдуманными. Ни одно из традиционных обществ не было традиционным от начала и до конца, а причин для изобретения традиций и обычаев существует множество. Не следует думать, что намеренное создание традиций характерно лишь для Нового и Новейшего времени. Более того, в любых традициях присутствует элемент власти, созданы они искусственно или нет. Короли, императоры, священники издавна занимались изобретением традиций, выгодных для себя и придающих их положению легитимность.

Мнение о том, что традиции не подвластны переменам - просто миф. Традиции не только со временем эволюционируют, но и подвержены резкому, внезапному изменению и трансформации. Если можно так выразиться, они все время изобретаются заново.

Конечно, некоторые традиции, например те, что связаны с великими религиями мира, существуют уже много столетий. Скажем, основные предписания ислама, которым следует большинство мусульман, остаются в общем неизменными уже очень долгое время. Однако присущая таким доктринам преемственность сочетается с многочисленными, порой революционными, изменениями в области их истолкования и практической роли как руководства к действию. Традиций «в чистом виде» просто не бывает. Как и все мировые религии, ислам черпал идеи из невообразимого множества культурных источников - т. е. других традиций. Это относится и к Османской империи в целом: за долгие годы она испытала влияние арабской, персидской, греческой, римской, берберской, турецкой, индийской и других культур.

Было бы просто неверным полагать, будто то или иное сочетание символов и действий является традиционным лишь в том случае, если они имеют многовековую историю. Ежегодные рождественские радиообращения королевы в Великобритании уже стали традицией. Однако такая практика существует лишь с 1932 г. «Срок давности» не является определяющей чертой традиции и ее более распространенного собрата, обычая. Отличительные характеристики традиции - это ритуальность и повторяемость. Традиции неизменно являются принадлежностью группы, сообщества, коллектива. Индивид может следовать традициям и обычаям, но традиции, в отличие от привычек – не относятся к свойствам индивидуального поведения.

Традиции отличаются тем, что они определяют некие истины. Человек, следующий традиционному образу действий, не задается вопросом об альтернативных вариантах. Как бы они ни менялись, традиции являются руководством к действию, как правило, не вызывающим сомнений. У традиций обычно имеются хранители - старейшины, священники, мудрецы. Хранители - не то же самое, что знатоки традиций. Своим положением и властью они обязаны тем, что только они способны толковать ритуальную истину традиции. Только они способны расшифровать подлинный смысл священных текстов или других символов, являющихся принадлежностью коллективного ритуала.

Просветители намеревались покончить с властью традиций. Это удалось лишь отчасти. В большинстве стран Европы влияние традиций и в новое время еще долго оставалось сильным, а во многих других регионах мира еще более укрепилось. Многие традиции были «изобретены заново»; наряду с ними возникли новые. Отдельные группы общества предпринимали согласованные усилия по сохранению и адаптации прежних традиций. В конце концов, ведь именно в этом состояла и состоит суть консервативной философии. Традиция, вероятно, является главной концепцией консерватизма, ведь по мнению консерваторов, в ней содержится накопленная мудрость поколений.

Еще одна причина устойчивости традиций в промышленно развитых странах заключалась в том, что институциональные изменения, связанные с модернизацией, в основном коснулись общественных структур – особенно управленческих и экономических. Во многих других сферах жизни, включая и повседневность, традиционный образ действий либо сохранился, либо утвердился заново. Можно даже говорить о некоем симбиозе между модернизацией и традициями. Так, в большинстве стран все, что было связано с семьей, сексуальностью и различием между полами, по-прежнему оставалось под преобладающим воздействием традиций и обычаев.

Сегодня, под влиянием глобализации, и в этой сфере происходят изменения, состоящие из двух главных элементов. В Западных странах не только общественные институты, но и повседневная жизнь освобождается от влияния традиций. В других, более традиционных обществах, идет процесс «детрадиционализации». На мой взгляд, именно на этой основе формируется глобальное космополитическое общество, о котором я уже упоминал.

Это общество возникает в эпоху, когда природе наступил конец. Другими словами, лишь немногие аспекты физического мира сохранили свой естественный, природный характер - не подверглись вмешательству человека. Но в эту эпоху наступил и конец традициям. Конец традиций не означает их исчезновения, о котором мечтали мыслители эпохи Просвещения. Наоборот, в измененных формах они по-прежнему пышным цветом цветут по всюду. Но, если можно так выразиться, этим традициям следуют все менее традиционным способом. Традиционный способ означает отстаивание традиционного образа действий с помощью его собственных ритуалов и символики - защита традиций с помощью их собственных претензий на истинность.

Но в сегодняшнем мире модернизация не ограничивается каким-то одним географическим регионом – она ощущается в глобальном масштабе, и с точки зрения традиций это приводит к целому ряду последствий. Традиции и наука порой вступают в соприкосновение самым необычным и интересным способом. Возьмем хотя бы нашумевший случай, который произошел в Индии в 1995 г., - когда божества в некоторых индуистских храмах будто бы начали пить молоко. В тот же день несколько миллионов человек, не только в самой Индии, но и по всему миру, поставили чашки с молоком перед образами богов. Дени Видаль, антрополог, исследовавший этот случай, отмечает: «Индуистским божествам, одновременно напомнившим о себе во всех странах мира, где проживают индусы, возможно, удалось совершить первое чудо в духе эпохи, живущей под лозунгом глобализации».

Не менее интересно и другое - как верующие, так и неверующие считали необходимым проведение научных экспериментов для подтверждения случившегося чуда. Наука была призвана на помощь вере.

Подобные примеры говорят о том, что традиции не только живы, но и возрождаются. И все же часто традиции отступают перед современностью, в некоторых случаях это происходит по всему миру. Традиция, лишенная содержания и подвергшаяся коммерциализации, превращается либо в часть исторического наследия, либо в китч - безделушку из сувенирного магазина в аэропорту. В исполнении туристской индустрии наследие – это традиция, превращенная в спектакль. Возможно, восстановленные и заново отделанные здания, посещаемые туристами, и выглядят великолепно, и, возможно, они до мельчайших деталей соответствуют первоначальному облику. Но сохраненные таким образом исторические памятники лишаются плоти и крови - традиций, связи с опытом повседневной жизни.

На мой взгляд, было бы разумным признать, что любое общество нуждается в традициях. Не следует соглашаться с идеей просветителей о том, что мир должен полностью избавиться от традиций. Традиции необходимы, они будут существовать всегда, ведь они придают жизни преемственность и форму. Возьмем, к примеру, науку. Каждый ученый работает в рамках традиций. Даже целые научные дисциплины, вроде экономики, социологии или философии, обладают собственными традициями. Причина этого в том, что человек не способен работать в чисто эклектической манере. Без интеллектуальных традиций идеи утратили бы четкость и направление.

Однако неотъемлемой частью научной жизни является непрерывное исследование пределов этих традиций и поощрение их активного взаимообмена. Традиции прекрасно можно отстаивать нетрадиционным способом – и в этом кроется их будущее. Ритуалы, церемониалы и повторяемость играют важную социальную роль - это хорошо понимают большинство организаций, в том числе правительства, и поступают соответственно. Традиции будут и далее поддерживаться настолько, насколько они реально оправданы, - не с точки зрения их собственных внутренних ритуалов, а в сравнении с другими традициями и образом действия.

Это относится и к религиозным традициям. Религию как правило связывают с идеей веры, неким эмоциональным скачком к убежденности. Но в космополитическом мире люди больше, чем когда-либо раньше, вступают в регулярный контакт с другими, чье мышление отлично от их собственного. Им приходится обосновывать свои убеждения, хотя бы косвенно, как перед собой, так и перед другими. В обществе, переживающем процесс детрадиционализации для сохранения религиозных ритуалов и обрядов необходимы существенные рациональные основания. И именно так это и должно быть.

Однако, по мере того, как роль традиции меняется, наша жизнь приобретает новую динамику. Ее можно определить как дилемму между свободой действий и зависимостью, с одной стороны, и между космополитизмом и фундаментализмом - с другой. Там, где традиции отступают, нам приходится жить в условиях большей открытости и самостоятельности. В обстановке автономии и свободы скрытую власть традиций заменяет более открытая дискуссия и диалог. Но эти свободы несут с собой иные проблемы. Общество, живущее «по ту сторону» природы и традиций, - а именно к этой категории относятся практически все Западные страны - требует от человека самостоятельных решений, в том числе и в повседневной жизни. Но темной стороной самостоятельных решений становится усиление непреодолимой зависимости. Здесь происходит нечто весьма интригующее, но и тревожное. В основном этот феномен характерен для развитых стран, но наблюдается и среди зажиточных слоев населения по всему миру. Я имею в виду распространение непреодолимой зависимости как идеи и реального явления. Первоначально понятие «зависимость» относилось лишь к алкоголизму и наркомании. Но сейчас оно может коснуться любой сферы деятельности. Человек может испытывать такую же зависимость от работы, физкультуры, еды, секса - даже любви. Причина заключается в том, что эти сферы жизни, как и остальные, сегодня гораздо меньше, чем прежде, регулируются традициями и обычаями.

Подобно традиции, зависимость связана с влиянием прошлого на настоящее; и, как и в случае с традициями, ключевую роль здесь играет повторяемость. В данном случае речь идет об индивидуальном, а не коллективном прошлом, и повторяемость вызвана беспокойством. На мой взгляд, зависимость - это «замороженная» самостоятельность. В любом контексте детрадиционализация открывает возможность для большей свободы действий, чем это было прежде. Речь здесь идет об освобождении человека от ограничений прошлого. Зависимость вступает в действие, когда выбор, который должен определяться самостоятельностью, подрывается беспокойством. В рамках традиции прошлое определяет настоящее через приверженность коллективным убеждениям и ощущениям. Но человек, попавший в зависимость - тоже раб прошлого, однако по другой причине: он не может порвать с привычками и образом жизни, которые некогда выбрал по доброй воле.

Когда влияние традиций и обычаев в мировом масштабе ослабевает, меняется и сама основа самоидентификации - ощущения себя как личности. В более традиционных условиях ощущение себя как личности поддерживалось за счет стабильности социального положения индивида в рамках сообщества. Когда традиции теряют силу, и преобладает свободный выбор образа жизни, это не может не затронуть и ощущение человеком себя как личности. Он должен гораздо активнее, чем раньше, создавать и воссоздавать собственную идентичность. Потому-то психотерапия во всех ее разновидностях и пользуется такой популярностью на Западе. Закладывая основы современного психоанализа, Фрейд полагал, что создает научную методику лечения неврозов. На самом же деле он по сути вырабатывал метод обновления идентичности на ранней стадии процесса детрадиционализации.

В конце концов, психоанализ состоит в том, что человек возвращается в собственное прошлое, чтобы приобрести большую самостоятельность в будущем. Вo многом аналогичным образом действуют и группы «самопомощи», ставшие обыденным явлением в западном обществе. На собраниях «анонимных алкоголиков», к примеру, человек рассказывает историю собственной жизни и получает поддержку от остальных присутствующих, заявляя о своем желании измениться. Он избавляется от непреодолимой зависимости в основном благодаря тому, что «переписывает» сюжет собственной жизни.

Борьба между зависимостью и самостоятельностью - это один полюс глобализации. Другой – столкновение между космополитическим мировоззрением и фундаментализмом. Может показаться, что фундаментализм существовал всегда. Это не так. Он возник в ответ на влияние глобализации, которое мы ощущаем повсюду. Сам термин появился на рубеже XX в. применительно к взглядам некоторых протестантских сект в США, особенно тех, что не признавали учение Дарвина. Но даже в Большом оксфордском словаре английского языка, изданном в конце 1950-х гг., еще не было слова «фундаментализм». Лишь в 1960-х гг. оно стало общеупотребительным.

Фундаментализм не надо путать с фанатизмом и авторитаризмом. Фундаменталисты призывают вернуться к древним заветам или священным текстам, прочесть их буквально и предлагают применять доктрины, выработанные на основе такого прочтения, к социальной, экономической и политической жизни. Фундаментализм придает хранителям традиций новый импульс и значение. Ведь только им доступен «точный смысл» текстов. Духовенство или другие избранные толкователи приобретают как светскую, так и религиозную власть. Они могут попытаться напрямую взять в свои руки бразды правления государством - как это произошло в Иране – или действовать совместно с политическими партиями.

Фундаментализм - противоречивое понятие, ведь многие из тех, кого другие называют фундаменталистами, ни за что не согласятся, что оно относится к ним. Так можно ли найти в нем объективный смысл? Думаю можно, и я бы определил его следующим образом. Фундаментализм - это традиции в осаде. Это традиции, которые отстаиваются традиционным способом - ссылками на ритуальную истину - в условиях глобализующегося мира, требующего разумных обоснований. Таким образом, фундаментализм не имеет ничего общего с контекстом убеждений, религиозных или атеистических. Главное здесь то, каким образом истинность этих убеждений отстаивается и утверждается.

Фундаментализм касается не самих убеждений, а, как и традиции в целом, того, почему люди в чем-то убеждены и как обосновывают свои убеждения. Дело здесь не ограничивается религией. Китайских хунвейбинов с их приверженностью цитатнику Мао несомненно можно назвать фундаменталистами. Далеко не главным элементом фундаментализма является и сопротивление традиционных культур процессу вестернизации - неприятие западного «упадничества». Фундаментализм произрастает на почве любых традиций. Он связан с нежеланием тратить время на то, чтобы попытаться понять неоднозначность, множественность истолкований или идентичности, -это отказ от диалога в мире, где спокойствие и будущее именно от диалога и зависят.

Фундаментализм - дитя глобализации. Он одновременно является реакцией на нее и методом ее эксплуатации. Почти везде фундаменталистские группы широко пользуются новыми коммуникационными технологиями. До прихода к власти в Иране аятолла Хомейни распространял видео- и аудиозаписи своих проповедей. Боевики из организации «Хиндутвана» активно используют Интернет и электронную почту для создания «ощущения индусской идентичности».

Какие бы формы он ни принимал - религиозные, этнические, националистские или непосредственно политические - фундаментализм, на мой взгляд, следует рассматривать как сложную проблему. Он неразрывно связан с возможностью насилия и враждебен космополитическим ценностям.

И все же фундаментализм - не только антитеза глобалистской современности: он ставит перед ней ряд вопросов. Главный из них таков: способны ли мы жить в мире, где нет ничего святого? В качестве вывода могу сказать, что, на мой взгляд, нет, не способны. Космополиты, к которым я себя причисляю, должны ясно дать понять, что терпимость и диалог как таковые могут основываться на ценностях, разделяемых всеми.

Всем нам необходимы нравственные убеждения, которые выше мелких забот и дрязг повседневности. Мы должны быть готовы активно отстаивать эти ценности, если они плохо приживаются или оказываются под угрозой. Сама космополитическая мораль должна вдохновляться страстью. Нам всем было бы незачем жить, если бы у нас не было того, за что стоит умереть.