Этика и наука о психике

Хотя это далеко не все понимают, чтобы говорить об этике, необходимо научное понимание сознания, поскольку другие существа вызывают нравственные вопросы лишь в той мере, в какой мы приписываем им сознание (хотя бы потенциальное). Большинство из нас не испытывает нравственных обязательств перед камнями – мы не стараемся обращаться с ними ласково и не следим за тем, чтобы им не причиняли излишних страданий, – и это объясняется тем, что для камня имеет значение, как ему быть камнем[231]. Хотя наука о сознании еще даже и не родилась, пока нам достаточно сказать, что для понимания нравственных обязанностей перед животными (а также перед людьми с повреждениями мозга, перед плодом человека, бластоцистой и т. д.) нам нужно лучше понимать отношения между психикой и материей. Страдает ли сверчок? Я считаю, что это верно поставленный вопрос и что на него существует правильный ответ, независимо от того, сумеет ли человечество этот ответ когда‑либо найти.

Здесь наши представления о психике и материи прямо влияют на наши представления о добре и зле. Следует вспомнить, что практика вивисекции обрела новую жизнь вследствие некоторых ложных шагов философии – когда Декарт, находясь в плену и у христианских доктрин, и у механистической физики, объявил, что все животные суть просто заводные часы, лишенные души и потому нечувствительные к боли[232]. Вот как один из современников описывает, к каким последствиям тотчас же привели эти идеи:

Ученые утверждали, что собак следует безжалостно бить, и смеялись над теми, кто жалел этих существ, думая, что им больно. Они утверждали, что животные подобны часам и что визг, который они издают в ответ на удары, – это проста звук задетой пружинки, но тело животных ничего не чувствует. Они прибивали несчастных животных гвоздями к доскам за четыре лапы и резали их живыми, чтобы посмотреть, как в них циркулирует кровь, и это вызывало большие споры[233].

Когнитивный шовинизм такого рода был проблемой не только для животных. Испанские первооткрыватели сомневались, обладают ли индейцы Южной Америки «душой», и это, несомненно, увеличило жестокость завоевателей Нового Мира по отношению к аборигенам. Надо признать, что достаточно трудно ответить на вопрос, перед какими видами мы имеем нравственные обязанности. На наши догадки о наличии сознания у животных влияют многие факторы, многие из которых не имеют никакого отношения к вопросу. Скажем, животных, лишенных лицевой мимики – или лиц, – мы с большей легкостью исключаем из сферы нашей нравственной заботы. Похоже, пока мы не углубим понимание взаимоотношений между мозгом и психикой, наши суждения о страданиях животных будут достаточно неверными и достаточно догматичными[234].

Возможно, настанет время, когда мы лучше изучим природу человеческого счастья и этического суждения на уровне мозга человека[235]. Как дефект цветового зрения можно объяснить генами и нарушением развития, так и некоторые иные проблемы, несомненно, связаны с плохой работой структур мозга, отвечающих за этику и эмоции. Когда мы говорим, что такой‑то человек страдает «цветовой слепотой» или «ахроматопсией», сегодня это утверждение указывает на состояние отделов его мозга, занимающихся обработкой зрительной информации, однако, когда мы говорим, что этот человек «опасный социопат» или «аморальный тип», это звучит совершенно ненаучно. Данная ситуация неизбежно должна измениться. Нам надо понять, каким загадочным образом люди делают друг друга счастливыми или несчастными, и это истины этики[236]. Научное понимание связи между намерениями человека, его взаимоотношениями с другими и счастьем помогут нам гораздо глубже познать добро и зло, а также то, как нам следует поступать с безнравственными поступками других людей. У нас есть все основания предполагать, что настойчивые исследования сферы нравственности приведут к конвергенции различных систем представлений, как это всегда происходило в других областях науки – то есть к сближению тех, кто адекватен этой задаче[237]. Тот факт, что на данный момент в сфере этики достигнуто слишком мало согласия, объясняется тем, что в нашем распоряжении пока еще слишком мало фактов (более того, мы сначала должны договориться о тех критериях, которые позволяют считать какой‑то этический факт фактом вообще). Столь многие темы еще не стали предметом обсуждения, столь многие догадки не были исследованы, столь многие утверждения не были доказаны. Это объясняется тем, что здесь мы полагаемся на религиозные догмы. Большинство наших религий поддерживает исследование нравственности не более, чем поддерживает научные исследования в целом. Чтобы решить эту проблему, нам нужно создать новые правила публичного дискурса. Когда кто‑либо «без уважения» относится к недоказанным представлениям о физике или истории, такого человека не критикуют. Это же правило следует прилагать к этическим, духовным и религиозным представлениям. Кристофер Хитченс в одной краткой фразе выразил самую суть того подхода, который не дал бы нам упасть в бездну: «То, что можно утверждать без доказательств, можно также и отрицать без доказательств»[238]. Будем надеяться, что вскоре с этим согласятся миллиарды людей.

Date: 2015-11-15; view: 351; Нарушение авторских прав