Новое прочтение

«… вывозить назад на старинные их места… бессрочно и беспошлинно».

Вводя в текст понятие «бессрочно», В. И. Корецкий сообщает источнику свою трактовку термина «заповедные годы», связанную исключительно с отменой норм и «сроков» Юрьева дня. Но предложенное исправление текста едва ли можно признать основательным.

Торопецкая грамота сформулировала нормы заповедных лет применительно к посадскому населению города Торопца. «Заповедь» затрагивала, очевидно, не только сельское, крестьянское, но и городское, посадское население. К горожанам Юрьев день никакого отношения не имел. Следовательно, содержание заповедных лет вовсе не сводилось к отмене Юрьева дня. Под их действие подпало все тяглое население страны — и крестьяне, и черные посадские люди. Общей целью введения режима заповедных лет было, по-видимому, возвращение тяглого населения в тягло. И в Торопецкой грамоте 7099 г., и в едровских грамотах 7096–7098 гг. можно проследить эту связь между «заповедью» и запрещением выхода из тягла.

Знаменательно, что и в деревских поместных грамотах есть указания на то, что возврат крестьян прежним владельцам в рамках заповедных лет был связан не с общей отменой Юрьева дня, а с упорядочением тягла. Вопросник дьяка Емельянова (1588–1589 гг.) прямо предписывал губным старостам производить на месте дознание, «с которые деревни» (с каких тяглых участков) вышли крестьяне в заповедные годы. В соответствии с наказом старосты старались в первую очередь выяснить, какой ущерб с точки зрения тягла причинил выход крестьян и к каким выгодам для тягла приведет возврат их на старые наделы. Так, в поместье князя Б. И. Кропоткина старосты определенно зафиксировали тот факт, что его крестьяне «вышли в государевы заповедные годы с тяглые пашни, а у тех детей боярских, которые в сем обыску писаны, живут на пустых деревнях, а не на тяглых землях»^[577].

Аналогичная ситуация сложилась в поместье Т. Г. Пестрикова. Получив владение, помещик не досчитался трех крестьян, вывезенных прежним помещиком Кропоткиным в заповедном 7091 (1582–1583) г. Пестриков пытался отсудить крестьян на том основании, что старый помещик сначала укрыл их от тягла, не записав в писцовые книги, а потом променял их вместе с землей зятю Борису Белеутову, за которым они также живут «не на тяглой земле, в захребетникех и в книгах за Борисом (помещиком. — Р. С.) не написаны»^[578]. По-видимому, главным аргументом челобитной Пестрикова была необходимость вернуть крестьян в тягло.

Деревский помещик Д. И. Языков, решив вернуть крестьян, бежавших от него в 1587–1590 гг., подал на имя царя челобитную грамоту, которую закончил указанием на то, что в тех беглых его «крестьянех учинилось убытка и волокиты… во всяких твоих государевых податях в три года десять рублев московская с пол тиною»^[579].

Приведенные факты дают основание для иной трактовки проблемы заповедных лет. Заповедный режим, по-видимому, опирался не на специальное узаконение об отмене Юрьева дня, а на распоряжения об упорядочении системы тяглого обложения крестьян и посадских людей. Меры по возрождению тягла проводились с первых лет царствования Федора. Самые ранние сведения о них обнаружил Н. С. Чаев. В расходных книгах Антониево-Сийского монастыря имеется следующая запись за 1585 г.: «Месяца генваря в 6 день приезжал с Москвы в монастырь по царскому наказу и по росписи за приписью дьяка Ондрея Щелкалова государской посланник Тимофей Кузьмин сын Шокуров из-за монастырей крестьян возити». Шокуров произвел тщательный обыск о черносошных крестьянах, вышедших в монастырские вотчины и заложившихся за монастырь, а затем стал вывозить их из-за монастыря и сажать на старые места в тягло. А. И. Копаневу удалось разыскать поручную запись крестьян Емецкого стана, составленную в связи с возвращением в 1585 г. «на государеву землю на тяглое место» трех крестьян, ранее заложившихся за Антониево-Сийский монастырь^[580].

Имеются сведения, что 25 февраля 1586 г. посадские люди города Свияжска получили разрешение, «сыскав… вывести назад» и посадить в тягло всех посадских «жильцов», которые покинули тягло и заложились за монастыри и дворян^[581].

Сохранилась подписанная губными старостами Бежецкой пятины грамота от 1 марта 1587 г. об отказе «старых Березовских рядович на ряд на Березовской в старые их дворы з женами, з детми и со всими их животы, где хто жил наперед сего». На основании наказа новгородских дьяков С. Фролова и С. Емельянова губные старосты разыскали и вернули 48 тяглецов-рядовичей на их старые тяглые места^[582].

В середине 90-х годов аналогичные меры проводились на посаде Соли Галицкой. Власти распорядились разыскать вышедших с посада тяглецов и «вывести на посад в старые их тяглые дворы, где хто наперед того жил»^[583].

Описанные случаи «посадского строения» в Свияжске, Бежецкой пятине, Торопце и Соли Галицкой опирались как будто на одни и те же юридические нормы. Но понятие «заповедные годы» употреблено только в одном документе — в Торопецкой грамоте 1590 г. Следовательно, употребление термина «заповедные годы» в документах «посадского строения» носило такой же случайный характер, как и в документах по крестьянским делам.

Как видно, понятие «заповедные годы» не приобрело устойчивого и всеобщего значения. Приказы редко и неохотно пользовались этим термином и чаще всего обходились без него. Объяснить это можно, по-видимому, тем, что нормы заповедных лет не стали формулой закона, иначе говоря, никакого специального указа о заповедных летах в виде мотивированного закона не существовало. Прикрепление к тяглу осуществлялось путем практических распоряжений.

Уже первые постановления правительства царя Федора о «тарханах» предвещали важные перемены в отношении тяглого населения посадов и деревень. Торговые посады служили одним из главных источников денежных поступлений в казну. В годы разорения они пострадали в значительно большей степени, чем сельские местности. Власти задались целью возродить платежеспособную посадскую общину с помощью мер, стеснявших выход из тягла. Приговор об отмене «тарханов» 1584 г. содержал статью, предписывавшую мирянам и духовенству «в закладчиках за собою торговых людей, с которых идет царские дани, как от священных, так и от мирских царского синклита, не держати»^[584].

Интересы фиска продиктовали самую крупную акцию, проведенную правительством Годунова после отмены «тарханов», — общее описание земель. В поместной справке 1607 г. о ходе закрепощения крестьян сказано, что «при царе Иоанне Васильевиче… крестьяне выход имели вольный, а царь Федор Иоаннович, по наговору Бориса Годунова, не слушая совета старейших бояр, выход крестьяном заказал и, у кого колико тогда крестьян было, книги учинил…»^[585]. Свидетельство справки 1607 г. по поводу составления писцовых книг при Федоре хорошо согласуется с фактами. В самом деле, в последние годы жизни Грозного в стране не проводилось общее описание земель. Посылка писцов в новгородские пятины носила характер частной меры. Правительство задалось целью выяснить состояние окраины, наиболее пострадавшей от едва закончившейся войны.

Только при царе Федоре было произведено общее описание всех основных уездов страны. В течение 7093–7097 (1584–1588) гг. перепись охватила уезды центральные (Московский, Владимирский, Костромской, Суздальский, Нижегородский и т. д.), южные (Тульский, Алексинский, Белевский и др.), северные (Вологда, Белоозеро, Соль Вычегодская) и западные (Великие Луки, позже Псков)^[586].

Утверждение Поместного приказа по поводу «книг», закрепивших кресть