В которой Белый бог кроит новые карты, а отец предает сына

Под грохот барабанов армии Оттона вторично перешли в наступление. Второй попытке предшествовала глубокая разведка. Строители подняли несколько высоких башен, вдоль всех изломов Даневирке, чтобы оттуда, с продуваемых ветрами качающихся площадок, наблюдать за врагом. Башни находились за пределами полета обычной стрелы, но стрелометы Синезубого периодически пришпиливали шпионов к хлипким сосновым доскам. В обход вала император послал десятки лазутчиков. В основном – из тех же данов, беглых преступников, скрывавшихся от правосудия на чужбине. Иных поймали и пытали, но некоторые вернулись обратно с ценными сведениями. Главная новость сводилась к тому, что Харальду больше не собрать подмогу. Харальд тоже засылал шпионов, и выловить всех в громадном лагере никто не мог. Они легко просачивались через кордоны, подсаживались к кострам, заводили беседы. Кого ловили – пытали жестоко и с удовольствием, выспрашивая про планы врага. Однако рядовым не положено знать мысли вершителей. Поэтому, после недели раздумий и совещаний, так и не вычислив хитрости друг друга, вожди почти одновременно подняли полки.

Северянин все эти дождливые дни вкалывал, как последний раб. Неожиданно для себя он из веселого малого превратился в беспощадного, принципиального командира. Токи строил людей трижды в день, проверял оружие, броню, гонял по полю, устраивал поединки. Даг со своим хирдом повторял все в удвоенном размере. Он заставлял предъявлять обувь на предмет годности к дальним переходам. Придирчиво оценивал заточку мечей, балансировку секир и юстировку луков. Особенно доставалось раненым, кто позволял себе гнить живьем, – их Северянин чуть ли не насильно отправлял в палатку к лекарям. Крепкие мужчины, многие в два раза старше и выше своего хирдмана на голову, ворчали, но не смели ослушаться. Дисциплина братства оставалась на уровне, недоступном любым другим воинским коллективам. Токи, Сигвальди и другие хевдинги неусыпно следили за каждым грубым словом или нарушением режима. Ночью Северянин вскакивал, проверял своих дозорных, своих дежурных у костров и по кухне. Однажды он обезоружил, приказал связать и доставил на Совет дружин двоих уснувших часовых. Обидно, что один из них прослужил в Йомсе тринадцать лет, но закон – есть закон: выпивох освободили от присяги и с позором выгнали. Может, это и настроило некоторых против нового херсира, может, кто – то и поминал с сожалением Юхо, но большинство верило Когтю безоговорочно. Северянином Дага называли все реже, зато кличка Коготь пришлась впору. Вот только носить ее оставалось недолго…

Большие барабаны зарокотали задолго до рассвета. Собрав в кулак главные силы, цезарь применил новую тактику. Все армии, в которых он не был уверен, остались на передовых рубежах, у гребня Даневирке, с приказом держаться насмерть. Вооружившись длинными копьями сцепившись в рядах, германская пехота начала неторопливый марш. Вал был разрушен во многих местах еще со времени первой битвы, никто его не восстанавливал, поэтому первая сотня шагов далась легко. Синезубый немедленно двинул навстречу свои лучшие флотские экипажи, норвежцы наметились баронам в правый фланг. Многих прикончили издалека, невзирая на толстую броню, но замедлить продвижение колонн не смогли.

Синезубый смотрел с городской башни, кусал губы и спрашивал ближних советчиков, куда подевалась вражеская конница. С другой стороны вала советники императора тоже с недоумением вглядывались в рассветный туман, не понимая, куда отошли главные силы датчан.

Тем временем, Оттон отослал половину своей армии в сторону городка Сле, туда же ночью подогнали все суда, какие способны были оставаться на плаву. Отобрали даже лодки у рыбаков. Рать переправилась через фиорд в Йотланд, закрепилась на берегу и зашла данам в тыл.

Харальд не выдержал ожидания первый, махнул вестовым. Окрестные леса мигом раскрасились огнями, заревели горны, и многотысячное ополчение ринулось на юг. Скальды Йомса впоследствии согласились, что вторая затяжная битва выглядела точно отражение первой. Теперь уже датчане пошли на приступ собственных укреплении, а захватчики сгрудились на валу, не пуская их дальше.

Синезубый не скоро осознал свою ошибку, а когда осознал – исправить уже ничего не мог. Солнце не прошло и десятой части по небосводу, как его войска увлеченно втянулись в бой почти по всей длине Даневирке. И не просто втянулись, а прорвали хилую оборону в десятке мест.

Их пропустили. Пропустили очень глубоко. Под натиском осмелевших крестьянских парней отступали даже йомсвикинги, следуя задуманному плану. Отступали, чтобы захлопнуть капкан. Конунг датчан не догадывался насколько глубоко обустроена оборона германцев. Оттон стянул к Даневирке все возможные силы и расположил их на пять миль в глубину, чтобы враг нигде не смог отсидеться или отдохнуть. Передовые отряды Харальда очутились в окружении. Сменяя друг друга, воины императора добивали их без пощады. На этой войне никто не брал пленных и не зарился на рабов. Скальды и военачальники позже называли разные цифры потерь, вплоть до самых нереальных, поскольку не могла датская земля родить в одночасье полмиллиона мужественных бойцов.

Наконец, лазутчики Синезубого донесли, что солидные силы германцев обманули их, обошли Даневирке морем и уже вовсю жгут усадьбы за Йотландом. Насколько велика вражеская рать, никто толком не мог сказать. Харальд кидал в бреши на стене все новые и новые силы, но их точно так же заманивали и перемалывали в муку. Тем временем тяжелая пехота саксов с потерями перебралась через броды и, тесня противника, с тылу вломилась в Хедебю. Грузовые корабли германцев успели сделать второй рейд через фиорд и перевезли достаточно конницы, прежде чем Синезубый сумел выставить поперек фиорда несколько драккаров. Этой конницы оказалось достаточно, чтобы посеять панику в рядах деревенского ополчения.

Пехотинцы Оттона, ворвавшись в город, долго держались, но наконец затрубили, умоляя о помощи. По их призыву с флангов Даневирке хлынула волна отдохнувшей конницы. Следом за ними пришли в движение йомсвикинги и славянские дружины.

Наступали бегом. Промчавшись около полумили, форсировав реку, викинги с ходу вылетели в тыл норвежского войска.

Началась дикая рубка, но Даг как – то сразу догадался, что ему подраться не получится. Живая стена со звоном врезалась в другую живую стену. Хакон развернул своих дренгов. «Кабанье рыло» йомсвикингов пробило три первых ряда, оставив на мечах противника лучших бойцов. Уже стали видны уставшие германцы, которые отбивались из последних сил. Теперь они приободрились, заметив, что враг попал в клещи. Хакон скомандовал отход, ему вовсе не улыбалось похоронить тут дружину ради славы Синезубого. Отчаянно отбиваясь на две стороны, норвежцы стали отступать, но клещи сомкнулись плотно. Конунгу Харальду скоро донесли о прорыве на левом фланге. Здесь он совершил вторую ошибку – кинулся на выручку своему вассалу Хакону. Для этого пришлось гудеть во все трубы и разворачивать несколько тысяч человек, которые уже сцепились с удальцами Мешко и Болеслава.

Ни одна из воюющих сторон не догадалась сохранять в засаде резерв, в бою участвовали все сразу, но Оттон оказался в лучшем положении. Он просто физически не мог перебросить на датскую территорию все свои силы – мешали болота, река и семимильный ров, доверху залитый недавним дождем. Потому, когда свежие славянские рати полезли в узкие щели, по наспех сколоченным мосткам, поплыли через реку на плотах, Харальду издалека показалось, что он один против растревоженной муравьиной кучи. Славяне не ударили дружно, а, точно муравьи, тонкой струйкой потекли в обход сражавшихся йомсвикингов и только там, за старым городским валом, начали накапливать ударный кулак.

Посыльный доложил конунгу данов, что в тылу не две дюжины лазутчиков, а несколько сотен пехоты и столько же всадников на железных конях. И что они почти разогнали ополченцев, прибывших на подмогу с севера. Некоторые дружины, высланные могучими бондами, далее не успев развернуться в боевой порядок, так и бежали в леса.

Синезубый не выдержал, сам кинулся в сечу. У него оставалось еще достаточно верных людей. Лазутчики доносили, что островные ярлы за Даневирке вовсю теснят франков, фризов и прочую трусливую нечисть. И Харальд сделал третью ошибку – повернулся к Даневирке спиной. С личной дружиной в двести клинков он ринулся спасать союзника Хакона. А вслед ему железной рекой потекла из – за горящих жилищ Йотланда тяжелая рыцарская кавалерия Оттона.

Синезубый обернулся и замер в седле. Весь его военный опыт говорил о том, что драться положено лицом к лицу, желательно на ровном месте, предварительно обмерив и отметив вешками поле боя. Никогда великому конунгу не приходилось одновременно гасить несколько пылающих костров. Он не мог поверить, что проклятые саксы под покровом темноты перевезли столько коней через охраняемый фиорд. Но это оказалось правдой – сторожевые костры не загорелись. А те, кому было поручено следить за водой с готовыми горящими факелами, – они были вырезаны, как свиньи.

Скрежет металла, истошные крики и ругань доносились со всех сторон. Тыловые обозы горели, атакованные коварным набегом унгаров. В заливе Шлея возникла запруда из сотен трупов, они цеплялись друг за друга, за тех, кого латы утащили на дно.

Кейсар Оттон пожертвовал тысячей пехотинцев, но добился своего. Датчан гнали по всему фронту. Едва ярлы Харальда протрубили отступление, как в ставке Оттона заревели трубы общего «Вперед». Многотысячная лава союзников, сытых и отоспавшихся, с ревом покатилась следом за измотанным авангардом.

Синезубый обернулся вторично и понял, что его дружины практически уничтожены. Никто не вернулся из – за Даневирке. Оставалось много ленников и просто наемников, включая свеев, терфинов, гаутов и прочий сброд, но Харальд подозревал, что положиться на них нельзя. Так и вышло. В критический момент эта темная масса превратилась в щенков, поджавших хвост. Бросая щиты, пешие и конные, они устремились в глубь страны по Воловьему тракту и просто через поля, не разбирая дорог.

Северянин так и не вытащил из ножен меч. Он удивился, когда вокруг стремительно потемнело. День промчался незаметно, а они все шли и шли, ориентируясь на гордый штандарт Пальнатоки, реющий где – то впереди. Они шли, иногда бежали рысью, видели множество трупов, а потом вместо трупов встретили толпу безоружных. Пленников уже вязали. Кто – то из местных ярлов прекратил сопротивление и сдавался на милость врага. Когда эта новость прокатилась по рядам йомсвикингов, многие испытали острое разочарование. Они отшагали целый день, изредка вступая в стычки или перебрасываясь стрелами. А теперь их словно обокрали! Даг тоже чувствовал себя глупо. Разве может быть что – то приятнее и радостнее для настоящего викинга, чем вкус и запах битвы? Но убивать тех, кто стал чужой добычей, тоже неправильно.

В этот момент сквозь горящую деревушку прискакал гонец от князя Болеслава. Гонец прошептал в ухо ярлу тайное слово, и Токи подчинился приказу.

– Эй, слушайте все! Мы победили. Впереди никого нет. Они разбежались или сдались. Мы возвращаемся к Хедебю, там Оттон собирает всех. Синезубый бежал на корабле, с ним малая дружина. Слава Тору, он пока не ждет нас в Небесной Усадьбе! – Чтобы подбодрить людей, Токи поцеловал свой меч и потряс им в воздухе.

– Слава Тору! – загремели повеселевшие викинги.

«Кабанье рыло» распалось, вернулся обычный походный строй. Северянин тщательно пересчитал своих людей, проверил, есть ли раненые. Когда огибали горящую усадьбу, с Дагом поравнялся сам хевдинг Волкан, за которым неотступно рысил Неждан со знаменем.

– Херсир, ты не рад? – засмеялся вождь Топоров.

– Выходит, что я нарушу клятву, – смущенно пробурчал Даг. – Я поклялся своим людям, что мы первые ворвемся в Хедебю и выпьем вина из погребов конунга. А теперь вон… там все горит. Там все сделали за нас…

Русы переглянулись.

– Ты сделал сегодня больше, чем шесть дней назад, – серьезно сказал Волкан. – Тогда ты многих отправил к отцам, но полегло много наших. Сегодня все твои люди целы. Подумай об этом.

– Подумай, кто скорее обретет славу? – хитро добавил Неждан. – Тот херсир, кто сохранит дружину, или тот, кто гордо вернется из боя один? Плюнь на вино Синезубого. Помни, сколько серебра обещал каждому Оттон. И клянусь молотом Тора, сегодня ему придется заплатить!

Эти слова хевдинга викинги встретили очередным радостным криком.

Даг не ошибся. Хедебю вовсю горел. От князя Мешко прискакал другой гонец, тоже сказал тайное слово. Снова свернули, уже в полной темноте вышли к воде. Пришел приказ разбить временный лагерь. Разожгли костры, кое – как подтянулись полевые кухни. Даг выделил своих людей в караулы, сам же, на правах форинга, пошел на Совет Дружин. Но ничего нового не услышал. Хевдинги понятия не имели, будет приказ продолжить преследование врага или повернуть назад. Многие рьяно высказывались за дальнейший поход, описывая друг другу богатые датские поместья, в которых на всех хватит добра и женщин. Другие сели играть в кости, нахохлились под мелким дождем. Северянин проверил охрану знамени, лично обошел караулы, потом сытно поужинал и завалился спать. Вокруг, на сколько хватало глаз, дымились костры. Необозримая армия Оттона даже во тьме ползла вперед, изгибалась, захватывая все больше места. На горизонте полыхало зарево – горел город. Многие пожары помельче выдавали усадьбы сбежавших бондов. Преданный Адильс принес медвежью шкуру, снятую с пленного, и заботливо укрыл командира. Даг заснул с мыслью, что на его долю еще хватит сражений…

А утром его разбудил отец.

– Даг, проснись! Надо плыть на Марсей.

– Куда плывем? – Он стряхивал остатки сна, а руки в темпе привычно цепляли оружие, сапоги, нашаривали кольцо плечевой фибулы.

– На остров Марсей. Конунг Харальд спрятался там с остатками рати. Он выслал послов для перемирия.

– А мы тут причем?

– Я не причем, – Токи явно потешался, – а вот тебя берут в послы.

– Ме – еня? – выпучил глаза Даг. – Отец, клянусь, если ты смеешься надо мной…

– Никто не смеется. Брось эту одежду, я тебе принес кое – что получше, – с этими словами ярл кинул сыну сверток с платьем.

Северянин замер. Плащ, подбитый куницей, кафтан с серебряным шитьем, мягкие воловьи сапожки с пряжками… и парадный короткий меч, украшенный рубинами. Первым делом Даг попробовал меч. Как он и предполагал, игрушку легко было сломать, засунув между камней.

– В присутствии императора никто не носит оружия, – успокоил отец. – И никто на тебя не будет там нападать. Помойся. Сейчас придет человек, пострижет тебя и побреет по моде германского двора.

– Но, отец! – Даг до ужаса испугался потерять свои космы.

– Не спорь со мной, – нахмурился Токи. – Одевайся и слушай. Это важно. Оттону срочно нужны люди, чтобы составить сборное посольство к Харальду. Они будут говорить о мире, хотя всем ясно, что Синезубый проиграл. Однако Оттон оказался умнее, чем я думал. Он верно решил, что лучше получить мир с датчанами, чем долгую войну в Норвегии. Оттону известно, что ярл Хакон предан Синезубому и будет выполнять его волю, как ленник. Но Оттону известно и то, как легко такие союзы распадаются. Поэтому он сделает все, чтобы приручить Харальда навсегда. Наверняка потребует, чтобы все ярлы Дании сожгли наших богов и поклонились Христу…

Ярл привел сына к себе в палатку. Пришел брадобрей, усадил Дага в центре и принялся кромсать его шевелюру.

– Я отвлекся от главного, – одернул себя Токи. – Император собирает посольство на Марсей. Там должны быть знатные мужи, представляющие главных союзников. Знатные, но не слишком, понимаешь меня? Чтобы Харальд не задрал нос. Он торчит на острове, как загнанная крыса, и трясется от страха. Его ополчение разбежалось, лучшие полки перебиты. А Хакон выжидает где – то в шхерах со своим флотом. Синезубый должен понять, что с ним говорят, как с сильным противником, что никто не посягает на его корону. Но при этом к нему не приедет никто из князей.

– Ага, я понял, – скорчил кислую мину Даг. – Вы хотите послать меня, потому что меня никто не знает. Но я не умею красиво говорить.

– Ты – мой форинг, капитан драккара из Йомса. Этого достаточно, чтобы люди дрожали от страха. Очень скоро тебя узнают многие, – ободрил Пальнатоки. – А говорить тебе не придется. Там будут старики с письмом от императора. Кстати, с тобой поедет твой приятель Поппо.

– Так он здесь? – неожиданно обрадовался Даг. – Я хотел отблагодарить его за кольцо.

– Кольцо тебе подарил не он, – засмеялся Токи. – Сдается мне, ты хотел выспросить у священника про свою девчонку?

Северянин почувствовал, что краснеет, и отвернулся.

– Отец, а как же я потом найду вас?

– Пока Харальд не согласится на мир, мы никуда не уйдем. Ты назначишь кого – то командовать вместо себя. А твоя марка серебра, обещанная императором, побудет пока у меня. Ты ведь веришь, что я никому не отдам твою долю?

Они коротко обнялись на прощание. Даг намеревался выдавить из себя пару теплых слов. Ему показалось, что отец не совсем искренен, или его что – то тревожит. Но… Пальнатоки уже отвернулся. Возможно, он тоже хотел, чтобы сын не видел его лицо?

Что – то мешало Дагу разделить уверенность отца. Но он и представить себе не мог, насколько круто завтра изменится его жизнь.