По возвращении

Впервые после тура по Японии я увидела Святослава Теофиловича 6 ноября 1988 года на Большой Бронной.

Разговор начался с обсуждения фильма «Человек из железа» Анджея Вайды, который показался Маэстро скучным и претенциозным. Понравилась ему только одна сцена, как «она» нюхала папиросу, — это живая и талантливая деталь. Остальное — такой реализм, который недопустим в искусстве.

Снова восхищался (совершенство!) театром Кабуки. Пьеса идет пять с половиной часов — у Нины Львовны есть программа.

С трудом, но с удовольствием дочитывает тот самый роман про холостяков, который я несколько раз упоминала.

Программы в Японии. Первая — три сонаты Моцарта. Вторая — Лист (в первом отделении Полонез, Три пьесы и Скерцо и Марш), а во втором — восемь Трансцендентных этюдов. Третья программа — Прокофьев: Вторая соната; Шостакович: две прелюдии и фуги; Хиндемит, Сюита 1922 года; Барток, Стравинский (джазовая музыка). Из Сюиты 1922 года Хиндемита сыграл мне Марш (цирковой), Ноктюрн, Бостон, Рэгтайм. Играл по своему обыкновению, как на концерте. Руки какого-то небывалого устройства. Как и мозги и все остальное.

Ноктюрн я сравнила с Блоком. С.Т. согласился: «Да! Город — неуютный, с подстерегающими опасностями, страшноватый. Теплее, чем Стравинский, но менее гениально».

Сначала и слышать не хотел об игре, потом вдруг легко согласился. А получилось так. Я сказала:

− Перечитала «Шинель» и поняла, что Гоголь только Пушкину равен в гениальности. И подумала: недаром вы не так уж много читаете современную литературу, все же таких писателей, пожалуй, в ней нет.

− Но и в современной литературе есть замечательные писатели.

− Конечно, но в то же время и современная музыка не так меня волнует, как романтики, классики.

− А Хиндемит?

− Ну, я плохо его знаю. Вы ведь его не играете здесь.

− Вот послушайте еще раз, какой у него Ноктюрн в Сюите 1922 года.

Подошел к роялю, показал ноты:

− Посмотрите, как он чудно нарисовал — сам!

На первой странице нотной тетради и в самом деле очаровательный городской пейзаж начала века, много транспорта, конки, трамваи... И тогда он сел и сыграл несколько номеров.

Рассказал, как любит Японию, но заметил, что вернувшись в Москву, обрадовался разным лицам.

По сравнению с немецкой больше любит французскую публику, потому что она хоть и меньше понимает, но больше чувствует.

Удивлялся критике на свое первое исполнение Первого концерта Бетховена с Эшенбахом: «Они пишут, что я играл этот концерт, как позднего Бетховена, и Эшенбах не совсем меня понимал. Хотя у нас был полный альянс, — ну что это такое?!»

Задавал свой любимый вопрос «Откуда это?» «Приди — открой балкон. Как небо тихо!» («Каменный гость» Пушкина).

На пюпитре Пушкин, «Медный всадник» С.Т.: «Это лучшее что есть у Пушкина, разве нет? Хотя «Евгений Онегин»... И потом Бенуа...»

Как всегда, привез нам всем подарки; что бы это ни было — шаль, галстук или майка, — обязательно шедевр.