Введение. Новой книги с таким названием не издавалось вот уже более ста лет

Новой книги с таким названием не издавалось вот уже более ста лет. Близкие по тематике книги, пусть под другими названиями, но все-таки касавшиеся проблем психологии масс, также давно не издавались — примерно лет семьдесят. Таким образом, возник огромный провал в изучении важнейшей сферы социально-психологических явлений, составляющих огромную часть нашей повседневной жизни. Наша жизнь была так организована «сверху», что обо всем, что шло «снизу», предпочитали не говорить. Наше сознание было так заорганизовано, что о бессознательном было даже некогда думать.

Как-то незаметно сфера массовой психологии исчезла из учебных программ и университетских курсов. Оголились программы и курсы — социальная психология оказалась лишенной одного из своих четырех основных разделов (личность, малые и большие группы, массы¹. Психология масс стала упоминаться только вскользь, как «массовидные явления» — прежде всего толпа. Отсутствие пристального серьезного внимания к этому предмету порождало привкус негативного отношения как к чему-то не слишком важному, находящемуся на обочине научного познания.

Минувший XX век выдался слишком рационалистическим. Наибольших успехов в нем добились западные страны и народы, психологически отличающиеся повышенной рационалъностью мышления. Вследствие этого создалось впечатление, что эпоха явлений иррациональных, эмоциональных и не индивидуальных, а массовых, просто ушла далеко в прошлое. Массовым поведением научились управлять, сформироваласъ «массовая культура», а сами массы были раздроблены на отдельные группы и, далее, на отдельных индивидов. Возведя в культ права свободного индивида, на За-паде решили, что навсегда избавились от массового человека, что просто «переболе-ли» психологией масс. Однако для них, но в еще большей степени для нас все оказа-лось далеко не так просто.

Несмотря ни на что, он все еще жив, этот совершенно нецивилизованный «массо вый человек». И даже исчезнув на некоторое время из учебных программ и универси-тетских курсов, он постоянно продолжает проявлять себя — то в забастовках шахте-ров, то в действиях перекрывающих автомагистрали жителей тех или иных регионов, протестующих против действий властей, то в акциях гражданского неповиновения. Не нужно далеко ходить за примерами — он продолжает проявлять себя в митингах и пикетах оппозиции, в шествиях националистических организаций, а также в самых массовых спектаклях современности — избирательных кампаниях.

В этой книге впервые в мировой науке собрано все или практически все, что на сегодняшний день можно считать известным, общепризнанным, достаточно установ-ленным и имеющим существенное значение для понимания психологии масс. Разные «картинки», разные описания и разные объяснительные схемы наконец-то удалось сложить вместе. В результате возникла единая целостная концепция — психологичес-кая, социальная, историческая и даже технологическая. Соответственно выстроено ее изложение: от общих понятий и механизмов психологии масс, ее истории и нацио-нальных проявлений — через основной «стержень», массовые настроения — к отдель-ным, конкретным массовым психологическим явлениям.

Книга написана в особом жанре. Это не обычный учебник — не настолько все усто-ялось в психологии масс, чтобы излагать материал с занудной уверенностью учебника. Это никак не научная монография — здесь нет скучных подробностей академических исследований. Ближе всего эта книга к тому, что в западной литературе называется ИапАЪооЪ или, иногда, тапиа1— разумеется, с поправкой на отечественную литератур-ную традицию. Эта традиция требует комбинировать серьезные фрагменты с много-численными «живыми» примерами и текстовыми иллюстрациями, с обращениями не только к научным авторитетам, но и к литературным классикам. Это подразумевает как очевидные достоинства, так и определенные недостатки. Повторим, что их оправ-дание в одном — в том, что в течение ста последних лет не издавалось ничего подоб-ного. В связи с этим, слишком много самого разного материала пришлось вмещать в сравнительно небольшой объем.

Эта книга писалась долго. За ней — несколько десятилетий исследовательской, преподавательской и практической, прежде всего социально-политической работы автора в области психологии масс. Консультирование чужих революций и контрре-волюций, активное участие в собственных «перестройках», социальных потрясени-ях, реформах и избирательных кампания — все это тот личный опыт автора, который нашел отражение в книге. Помимо многочисленных литературных источников и чу-жих исследований он опирался на результаты своей большой практический работы, в том числе в тех странах, которые еще ближе, чем мы, стоят к массовой психологии. Чтобы научиться манипулировать массовой психологией, ее надо было для начала просто понять. Поняв же, ее нельзя не полюбить. Но тогда — вот парадокс! — практи-чески невозможно становится ей манипулироватъ. Гораздо интереснее просто наблю-дать и восхищаться массами — по возможности, удерживая их от негативных послед-ствий своих же собственных неосторожных действий.

Книга состоит из трех частей. Первая часть посвящена общим проблемам психо-логии масс. Для начала я предлагаю читателю разобраться с тем, что же это такое — «массы». Это разговор о разном понимании масс, об истории их изучения и о той роли, которая то навязывалась массам, то, напротив, отнималась у них. Это рассказ о тео-риях масс и том «массовом обществе», которое совершенно неожиданно для себя по-строили люди, но которое однажды вдруг перестало им нравиться. Произошло же это потому, что люди подметили: масса не только помогает выживать — очень часто мас-са подавляет человека и уж, во всяком случае, сильно меняет его поведение. Настоль-ко, что потом он никак не может поверить в то, что он делал в рядах массы. На челове-ка, оказывающегося в массе, действуют особые психологические законы. Масса за-ражает человека, она заставляет его подражать себе, часто просто внушает то, что в обычном состоянии и не пришло бы ему в голову. В массе возникают особые психи-ческие состояния. Под влиянием сложных эмоциональных реакций развиваются не-ожиданные виды массового поведения. И тогда вроде бы вполне нормальные люди оказываются способны к массовой агрессии или не менее массовой панике. Тогда воз-никают толпы, способные «бить и спасать», не отдавая себе отчета в том, зачем они это делают. Есть, разумеется, и более спокойные разновидности масс — «публика», сидящая перед телевизорами, собравшаяся на митинг или даже заседающая в парла-менте. Однако и здесь действуют все те же механизмы массового поведения: и такая вроде бы приличная публика при случае может обернуться оголтелой и разнуздан-ной толпой.

Только не надо осуждать или, напротив, воспевать массу и массовое поведение. История показывает: массовый человек — наш прямой предок. Вначале было массо-вое сознание, и только потом из него стало выделяться сознание индивидуальное. Причем этот процесс продолжается до сих пор. Нам так и не удалось похоронить того пещерного предка — он прячется где-то внутри нас, в подсознании, и периодически вылезает наружу. Такие уж мы есть, люди — с одной стороны, очень индивидуальные, а с другой — в значительной степени массовые существа. Таковы и народы — одни бо-лее индивидуальные, другие более массовые. Пресловутая «тайна русской души», на-пример, в значительной степени объясняется тем пограничным положением, которое мы занимаем между индивидуалистичным Западом и предельно массовым Востоком.

Вторая часть книги посвящена стержню психологии масс, одной из ее ведущих психологических макроформ — массовым настроениям. Именно настроения, стано-вясь массовыми, и формируют массу, определяют ее поведение. В основе настроений лежит соотношение притязаний и достижений человека. Представьте, что вы идете получать премию и рассчитываете, скажем, на тысячу рублей. И получаете — ровно тысячу рублей. Какое у вас настроение? Да никакого: ведь ничего не произошло — ни хорошего, ни плохого. Чего ждали, то и получили — все нормально. Но вот вам по каким-то неведомым причинам выдают две тысячи рублей. Вы чувствуете радость, восторг, удовольствие. И третий вариант: вы ждете все ту же тысячу, а дают... только пятьсот рублей. Или вообще ничего не дают — ни премии, ни зарплаты. Согласитесь, теперь у вас будет уже совсем иное настроение — мягко говоря, отрицательное.

Подобные ситуации — разумеется, в более сложном виде — сопровождают нас всю жизнь. Мы всегда чего-то хотим, но далеко не всегда получаем желаемое. Так и воз-никают разные настроения. В сходных ситуациях они захватывают многих людей и формируют массы. Такие массы то ли энтузиастов, то ли озлобленных способны на многое. Это они сметают врагов, выигрывают войны, свершают революции или контр-революции, меняют социальное и политическое устройство государств и всего мира. Определяя поведение болыпих общностей людей, они становятся могущественной силой. Однако проявления психологии масс могут быть и не столь драматичными.

Третья часть книги — разговор о конкретных массовых психологических явлени-

ях, составляющих значительную часть нашей жизни. Речь пойдет о психологии рели-

гии и моды, слухов и сплетен, средств массовой информации, рекламы и так называ-емых «связей с общественностью», политических партий и массовых общественных движений. Оказывается, что за всеми этими вроде бы достаточно разными вещами скрываются одни и те же механизмы массовой психологии. Во всех случаях мы име-ем дело с массовым поведением, и всегда есть какой-то источник заражения, образец

для подражания — служитель религиозного культа, распространитель сплетен и слу-хов, телевизор или иное средство массовой информации, наконец, политический ли-

дер. И все они, психологически, исполняют одну функцию, — разумеется, каждый по-своему. Однако во всех этих случаях мы имеем дело с кем-то или чем-то, внушающим цам, что и как надо делать, провозглашающим истинные ценности, демонстрирующим образцы достойного поведения. Используя суггестивные механизмы, эти некто или нечто незаметно принуждают нас подражать тому, что они говорят или делают. И мы поголовно одеваемся в джинсы, мини- или макси-юбки, пересказываем друг другу одни и те же анекдоты, голосуем за одни и те же политические партии, за одних и тех же политиков. Самое удивительное заключается в том, что нас никто не заставляет делать это. Что называется, «добровольно и с песней» мы каждый раз отдаемся тому самому массовому человеку, который во всех этих явлениях постоянно просыпается внутринае.

Часто стоит большого труда освободиться от этого гипнотического влияния. И да-леко не все на это способны. Но возникает вопрос: а нужно ли освобождаться от тако-го внешнего гипноза, если внутри его поддерживает такая влиятельная часть нас са-мих? Если мы все равно не можем без этого жить? «Бой с теныо» — это метод трени-ровки, хороший только в боксе. Непрерывные же бои с самим собой не укрепляют, а ослабляют человека. В общем, как учит народная мудрость, «если вас насилуют — расслабьтесь и получите свое удовольствие». Оказавшись под влиянием психологии масс, не пытайтесь из-под него вырваться. Не тратьте силы на утверждение своей «са-мости» — в массе это не просто бесполезно, а часто даже вредно. Лучше, осознав ситу-ацию, действительно расслабиться...

Но до этого и для этого вам будет полезно прочитать данную книгу.

м ассы и массовое сознание

Когда мы говорим о «массе», обычно это слово кажется понятным всем. Массовое — значит общее, присущее всем или большинству. Или, в другом варианте, «масса» ~-это когда всего много, так сказать, свалка всего на свете. Однако в обоих этих наибо-лее распространенных случаях речь не идет о научном определгении.

Общедоступные словари поражают способами ухода от ясных и четких определе-ний понятия «масса». Советский энциклопедический словарь использует это поня-тие как очевидное и «накопительное», не считая необходимым останавливаться на нем специально, причем прежде всего истолковывая его в естественнонаучном смыс-ле: «Масса — одна из основных физических характеристик материи». С этим связаны понятия «масса покоя», «масса прибавочной стоимости» и «масса прибыли». Они располагаются между словами «Масса - город в центральной Италии» и «массаж». Словарь иностранных слов также ставит на первые места физическое и химическое значение слова, лишь в конце приводя: «массы — широкие круги населения, народ». В этом направлении ориентированы и специальные гуманитарные словари. Напри-мер, отечественные философские словари ограничиваются производными от слова «масса» понятиями («массовая коммуникация», «массовая культура», в лучшем слу-чае — «теории массового общества» и «массовое сознание»)¹. В «Энциклопедическом социологическом словаре» предлагаются к рассмотрению исключительно «массы на-родные». Они определяются как «социологическая категория, означающая наличие в обществе трудящегося большинства населения как решающей силы социального прогресса. В социологии понятие... используется... преимущественно в этнографичес-ком смысле или для противопоставления личности, а также в концепциях "массового общества"» («Энциклопедический социологический словарь», 1995). Энциклопеди-ческий словарь по политологии, помимо понятий «массовая коммуникация», «мас-совое сознание», «теории массового общества», предлагает еще и «маесовые настрое-ния». Но в то же время один йз наиболее популярных психологических словарей во-обще предлагает вместо понятия «массы» ограничиться «маесовидными явлениями» («Психология: словарь», 1990), к которым относит такие разнородные явления, как «совпадающие оценки и установки, принятые стереотипы и внушенные образцы пове-дения», «многообразные виды поведения толпы», «социально-психологические осо-бенности народов» и даже «общественное мнение». В целом же оказывается, «массо-видные явления — предмет исследования в психологии больших групп, психологии пропаганды, психологии торговли». Видимо, авторы статьи полагают^ что подобные явления больше нигде не исследуются и не встречаются. Да и само выражение «мас-совидные явления» (то есть «явления, похожие на массу») требует определения той самой массы, на которую они «похожи». Впрочем, вместо определения масс в словаре предлагается понятие «болыпие группы».

В целом же, при недостаточной определенности базового понятия «массы», пр&с-тически все словари предлагают либо бытовое, обыденное понимание, либо просто разъясняют понятия, производные от базового. Последнее опускается как якобы «оче-видное». Однако это далеко не так.

Теории «массы»

Термин «массы» в обществознании впервые появляется в контексте аристократичес-кой критики социальных перемен ХУП-Х1Х веков. Впервые англичанин Э.,Берк и француз Ж. де Местр назвали пугающую тогдашних аристократов силу «тодпой» или «массой». Л. Г. Бональд выступал против разрушения средневековых социальных групп и корпораций, что превращало, на его взгляд, общество в «массу изолирован-ных индивидов». Поначалу это были образные, описательные и оценочные, идеоло-гические выражения, однако со временем они превратились в научные понятия.

Первым признанным теоретиком масс в конце XIX века стал Г. Лебон (1896). Главной моделью для него была толпа, рассматриваемая как психологический фено-мен, возникающий при непосредственном взаимодействии индивидов независимо от их социадьного положения, национальности, профессии, даже повода, вызвавшего об-разование данной толпы. В толпе образуется социально-психологическое («духов-ное») единство массы — «душа толпы». Она проникается определенными общими чувствами, взаимовнушение дает ей значительное приращение энергетики, в толпе глушится, исчезает сознательная личность.

Однако модель массы исключительно как толпы давно не является общепризнан-ной. В современной науке толпа рассматривается лишь как один из видов массы. При-чем в целом ряде концепций подчеркивается, что эта модель находится в определен-ном противоречии с новыми эмпирически фиксируемыми тенденциями — нарастани-ем атомизации, некоммуникабельности, отчуждения между людьми. Со временем, базовой моделью массы стала не толпа, а скорее, публика — суетящегрся участника беснующейся толпы сменил комфортно устроившийся в своем кресле зритель. Уже Г. Тард (1901) требовал «перестать смешивать толпу и публику». В первой, утверж-дал он, люди физически сплочены, а во второй рассеяны, первая «гораздо более не-терпима», вторая более пассивна. Отсюда Тард настаивал на замене понятия «толпа» понятием «публика».

Позднее Р. Парк специально исследовал различия между массой как толпой, усло-вием образования которой является непосредственное взаимодействие индивидов, и публикой, у которой такое взаимодействие может вообще отсутствовать. Г. Блумер считал главными характеристиками массы как аудитории анонимность и изолирован-ность ее членов, слабое взаимодействие между ними, случайность их социального про-исхождения и положения, отсутствие организованности. К понятию «толлы одино-ких» пришел Д. Рисмен (Шзтап, 1950), имея в виду человеческие массы в сисгеме со-временного ему западного общества: люди чувствуют себя отчужденнымн от него, от других людей, отношения между ними все чаще проявляются в форме недоверия и враждебности.

Во второй половине XX века в западной науке окончательно складывается не-однозначность в трактовке понятия «массы». По оценке Д. Белла (Ве11,1964), в запад-ной науке сложилось, как минимум, пять различных концептуальных интерпретаций 4массы». Под массой понималось;

1) «недифференцированное множество», типа совершенно гетерогенной аудитории средств массовой информацйи в противовес иным, более гомогенным сегментам общества (Г. Блумер);

2) «суждение некомпетентных», низкое качество современной цивилизации, явля-ющееся результатом ослабления руководящих позиций просвещенной элиты (X. Ортега-и-Гассет);

3) «механизированное общество», в котором человек является придатком машины, дегуманизированнымэлементом «суммысоциальныхтехнологий» (Ф. Г. Юнгер);

4) «бюрократическое общество», отличающееся широко расчлененной организаци-ей, в которой принятие решений допускается исключительно на высших этажах иерархии (Г. Зиммель, М. Вебер, К. Маннгейм);

5) общество, характеризующееся отсутствием различий, однообразием, бесцельно-стью, отчуждением, недостатком интеграции (Э. Ледерер, X. Арендт).

По более поздним оценкам, число трактовок расширилось до семи, хотя отдель-ные из них все равно пересекаются с типологией Д. Белла. В расширенной типологии массы трактуются:

1) как толпа (традиции Г. Лебона);

2) как публика (последователи Г. Тарда);

3) как гетерогенная аудитория, противостоящая классам и относительно гомоген-ным группам (Э. Ледерер и М. Арендт, например, считали массы проДуктом де-стратификации общества, своего рода «антиклассом»);

4) как «агрегат людей, в котором не различаются группы или индивидуумы» (Кога-Ьаизег, 1960);

5) как уровень некомпетентности, как снижение цивилизации (X. Ортега-и-Гассет);

6) как продукт машинной техники и технологии (Л. Мамфорд);

7) как 4сверхорганизованное» (К. Маннгейм) бюрократизированное общество, в ко-тором гбсподствуют тёнденции к униформизму и отчуждению.

Таким образом, в западной науке понятие «массы» рассыпалось в силу своей не-однозначности, атакже в силу того, что в рациональной индивидуал истической куль-туре Запада сами массы рассыпал ись как некая сплоченная реал ьность. Согласно во-сторжествовавшим к тому времени жестким позитивистским требованиям, не вери-фицируемое и не операционализируемое понятие, посредством которого можно <>6ъяснять больше чем один реальный феномен, не имеет право на существование. Так наступил своего рода закат эпохи масс» и их изучения в западной науке на несколь-ко десятилетий. В отличие от западного, отечественное обществознание вообще никогда не люби-ло понятие «массы». Еще при монархии оно опасалось реальных масс и, соответствен-но, не приветствовало сколько-нибудь продуктивных научных размышлений о них; В соответствии с европейскими аристократическими традициями, в Россий в конце XIX века также доминировали теории «героя» и «толпы» (Михайловскнй, 1882). Од-нако и падение монархии особенно не изменило ситуации. За исключением самого ре-волюционного периода начала XX века, марксистско^ленинская идеология и вырос-шая из нее наука также не принимали это понятие.

В самом конце эпохи социализма Г. К. Ашин рассштривал теории «массы» как «в буржуазной социологии и социальной психологии концепции, претендующие на объ-яснение поведения чёловеческих множеств, как правило, непрочных и случайных (в отличие от групп и классов), члены которых объединены лишь присутствием в одном месте в одно время и взаимодействие между которыми имеетхарактер взаимного уси-ления эмоций, взаимного заражения и т. п. (например, толпа зевак во время уличного инцидента)» (Ашин, 1990). Ашин указывал, что особое внимание при этом обращает-ся на поведение больших скоплений людей, исчисляемых порой миллионад#1,да пове-дение массы в чрезвычайных обстоятельствах (паника, массовый экстаз и т. п.). По-нятие «массы» в этом контексте оказывается прототипичным по отношению к теари-ям массового общества, которые можно рассматривать как перенос понятия «массы» на общество в целом, как описание функционирования общества но способу цоведе-ниямасс.

Теории массы, как полагал Ашин, возникади в ответ на потребность описания двух социальных тенденций, с особой силой проявившихся в XX веке, причем дей-ствующих не в чистом виде, а имеющих свои контртенденции. Первая из этих тенден-ций — чисто политическая. Это наблюдавшееся в связй с социалистическйми рево-люциями возрастание роли широких, «народных» масс в историческом развитии. Антипод этой тенденции — формирование «консервативной массы», в которой иска-ли опору противники социализма. Вторая тенденция — реальный рост классовой по-ляризации, обострение социальных антагонизмов. Ее противоцрложность — дестра-тификация, т. е. сближение разных социальных групп и слоев общества.

В марксистской идеологии вообще считалось, что теории «массы» направлены прежде всего против революционных движений масс_грассматриваемых как «буйство толпы, сокрушающей ценности культуры». И это — несмотря на огромное внимание именно к «массам», а совсем не «класеам», которое прослеживается во всех работах В. И. Ленинавреволюционныйипостреволюционныйпериоды.Вдореволюционных теоретических работах Ленин, строго опираясь на социологию К. Маркса, развивает теоретические классовые предатавления. Однако затем, столкнувщись с реальной ре-волюционной ситуацией (уже начиная с первой русской революции 1905 г.), он пере-ходит к другой, явно более реалистической терминологии. Место классов занимают массы. Это объясняется тем, что в России того времени просто не было никаких «клас-сов». Они существовали лишь в сознании теоретиков-марксистов. Эти самые «мас-сы» и сделали революцию, приведя марксистов к власти. Однако революция побеж-дает, новая государственность укрепляется, в массы внедряется классовое сознание, и разговоры о массах остаются лишь в виде ритуальных деклараций о доминирующей роли народных масс в истории. На практике же они все болыне заменяются массами того или иного класса. В итоге, в работах марксистско-ленинских обществоведов позд-него периода остаются исключителъно классовые концепции, а все теории массы про-возглашаются буржуазными.

Массы, приведя теоретиков классового подхода к власти, просто перестали для них существовать как на практике, так и в теории. Диктатура класса и гоеподство клас-сового подхода как бы «отменили» массы. Поэтому, собственно, в отечественных сло-варях практически и невозможно было найти внятного определения помятия «мас-сы». Одновременно заявлялось, что «понимание категории «массы»» в буржуазной социологии крайне неопределенно йз-за огрбмной пестроты в толковании этого по-нятия» (Ашин, 1990). Считалось, что это очень плохо. Более того, общей методологи-ческой установкой теорий массы называлось стремление исключить из социологичес-кого анализа классовые отношения, отношения собственности, ограничить его меж-личностными отношениями, перевести в русло частньгх эмпирйческих исследований, психологичеекого редукционизма. Большим научным грехом считалось то, что по своему происхождению понятие «массы» было прежде всего социально-психологи-ческим термином, выработанным в ходе эмпирических наблюдений за конкретными множествами индивидов (поведением толпы на улице, публики в театре и т. д.). «В каждом случае обращало на себя внимание возникновение некоторой психической общности, заставляющей людей вести себя иначе, чем в случае, если бы они действо-вали изолированно, и нередко примитивизирующей их поведение» (Ашин, 1990).

В дальнейшем эта эмпирическая констатация превращалась, по мнению Ашина, в абстрактную модель, которая прилагалась к самым различным сферам обществен-ных отношений, к человеческим множествам, уже не являющимся непосредственно обозримыми, например к «народным массам» и революционным массовым движени-ям. Так складывались теории «массового общества» и, соответственно, развиваяась ихкрйтика.

Теории «массового общества»

Ктеориям «массового общества» относится целый ряд социологических, социально-философских и философско-исторических, а также культурологических кондепций. Они претендуют на описание и объяснение социальных и личностных отношений современного общества с точки зрения возрастания роли масс в истории, однако рас-сматривают этот процесс как преимущественно негативный, как своего рода патоло-гию общества. Совпадая в основной посылке с марксистской идеей возрастания роли народных масс, эти теории кардинально расходились с ней в оценке последствий дан-ного процесса.

Практически все эти теории считали «массовой^ такую социальную структуру, в которой человек нивелируется, становясь безликйм элементом социальной машины, подогнанным под ее патребности, ощущая себя жертвой обезличенного социального продасса. Иетоки теорий массового общества — в уже упоминавшейся критике каии-тализма со стороны аристократии, утратившей в свое время сословные привилегии и оплакивавшей патриархальный жизненный уклад (Э. Берк, Ж. де Местр, а также кон-сервативные романтики Франции и Германии XIX века). Соотретственно, массовое общество и далыые рассматр*шалось как фатальное следствие индустриализации и урбанизации, которые оторвали общество от «доиндустриальных структур», разру-шили «промежуточные отношения» — общину, цех и даже семью. Основой массово-го общества называлось массовое производство стандартизированньа вещей и мани-пулирование вкусами и взглядами людей, их психологией.

Непосредственным предшественником этих теорий считается Ф. Ницше, утвер-ждавший, что с определенных пор главную роль в обществе играет масса, прекло-няющаяся перед всем заурядным. В опредеденной мере о том же писали Г. Лебон и Г. Тард. Первой попыткой создать целостную теорию «массового общества» стал ее «аристократический» или консервативный вариант, получивщий наиболее закон-ченное выражение в трудах X. Ортеги-и-Гассета (Ортега-и-Гасс^т, 1989). Суть этой концепции проста. «Небдагодарные массы» вместо того, чтобы следовать за элитой, «рвутся к власти», хотя совершенно не обладают способно€ть|а управлять, и пытают-ся вытеснить элиту изее традиционных сфер — нолитики и культуры* р этом, щшне-нию Ортеги-и-Гассета, и была главная причинакатаклизмов XX века

В середине XX века возникли два основных варианта теорий массового общества: либерально-критический (К. Маннгейм, Д. Рисмен, Э. Фромм) и леворадикальный (Р. Миллс (1959)). Острие их критики было направлено против бюрократизации и централизации власти, усиления контроля над личностью со стороны гсюударствен-но-монополистической организации общества, против отчуждения, атомизации, кон-формизации людей.

В 1960-1970-е гг. американские социологи Д. Белл и Э. Шилз объявили теории массового общества «неоправданно критическими», дисфункциональными по от-ношению к существующей системе и попытались реструктурировать их, направив в русло официальной идеологии. Так, Шилз подчеркивал интеграцию уже далеко не «атомизированных», а адаптированных «народных масс» в систему социальных ин-ститутов «массового общества». Он полагал, что посредством массовых коммуника-ций они усваивают нормы и ценности, создаваемые элитой, и общество движется по пути преодоления соцйальных антагонизмдв. Развивая сходные представления, не-мецкий политолог Г. Шишков пояснял: масса существовала всегда, но только теперь стало «массовым» все общество; если раньше масса выступала как фрагмент общества, то в XX веке общество выступает как масса. Констатация этого, однако, бэдла мало эвристичной. Данные концепции были подвергнуты резкой критике. После этого, по сути, наступил закат теорий «массового общества». Причиной этого былаеледующая принципиальная ошибка.

Дело в том, что само понятие «масса» было взято философами, политологами и социологами из социальнойпсихологии. Оно было сфррмулировано на основе конк-ретных эмпирических наблюдений за ситуативно возникавшими (а значит, и ситуа-тивно распадавшимися) множествами людей и стихийными формами их поведения. Стихийные — значит, неструктурированные, не закрепленные, неформализованные. Главная особеннсх:'п> 4массы»< — временность еесуществования» ^Масса» всегдафунк-циональна, а не морфологична, динамична, а не статична. Наконец, масса возникает и функционирует на основе еобственных внутренних, психологических, а не внешних (социологических, философских и т. п.) закономерностей, хотя в качестве предпосы-лок ее возникновения все они, безусловно, могут выступать. Вот лочему совершенно некорректно обсуждать «массы» и массовые явления в одном ряду с явлениями ино-го порядка — структурированными, закрепленными, формализованными, не етихий-ными.

Действительно, в отличие от социальных групп, больших и малых, всегда так или иначе организованных и структурированных, массы — это принципиально неорга-низованные и неструктурированные субъекты общественной жизни. В любой малой группе есть лидер и ведомые. В большой социальной группе есть партия, политиче-ское движение, профессиональцый или корпоративный союз. Масса представляет со-бой нечто принципиально иное.

Роль масс в обществе становится заметной, когда рушатся групповые связи и меж-групповые границы, когда общество деструктурируется, переживая период своеоб-разного «социотрясения»¹. Такое происходит в периоды крупных войн, социальных революций, политических переворотов, поспешных крупномасштабных социальных реформ. «Массы» — категория нестабильного, кризисного общества и «смутного» вре-мени. Для анализа стабильного общества наиболее адекватны, например, понятия «группы», «страты», «классы» или «слои» населения. Вот почему В. И. Ленин, ис-пользуя понятие «массы» для анализа революционного периода* применял совершен-но разные категории, рассматривая стабильное (царская монархия) или стабилизи-рующееся (после прихода болыневиков к власти и окончания гражданской войны) общество.

В организованном, структурированном обществе, в сознании и поведении обра-зующих его людей существуют психологические ^аницы, возникающие в связи с принадлежностью людей к тем или иным группам. Каждый знает свою «территорию» и редко может нарушить существующие границы. Однако стоит случиться какому-то крупному социально-политическому потрясению, как эти границы рушатся. Тогда люди образуют неструктурированную маесу, а их психика и поведение приобретают дезорганизованный, стихийный, массовый характер.

Рассматривая примеры такого рода, Г. Лебон писал: «В морали, в религии, в по-литике нет уже признанных авторитетов... Отсюда происходит, что правительства вместо того, чтобы руководить общественным мнением, вынуждены считаться с ним и подчиняться непрестанным его колебаниям», В свою очередь, в подобных ситуаци-ях массовое сознание, которое Лебон и именовал «общественным мнением», «анает йрайние чувства или глубокое равнодушие. Оно стращно женственно и, как всякая женщина, отличается полной неспособностью владеть своими рефлекторными дви-жениями. Оно беспрерывно колеблется по воле всех веяний внешних обстоятельств» (Лебон, 1898). В периоды таких «всплесков» и «колебаний» обществеиные институ-ты становятся напрямую зависимыми от определяемых психологией масс процессов.

Стержневым элементом цсихологии масс является массовое сознание. Вместе с массовыми настроениями и различными иррациональными формами стихийного поведения оно определяет то, что в целом определяется как психология масс. Признав, что массы — явление функциональное, базирующееся на временном психологическом единстве образующих массу людей, мы признаем тем самым, насколько трудно «по-щупать» массу и определить ее морфологически. Значит, единственно верным будет рассмотреть массу со стороны ее внутренних, функциональных психологических ха-рактеристик.