Цесарка

Найроби, в котором росли Томас Ньямбе и мистер Малик, сильно отличался от сегодняшнего, расползающегося во все стороны. Раньше центр города состоял всего лишь из нескольких улиц, окруженных садами и парками; берега реки обрамляли заросли папируса, а не картонные домики бродяг. На недолгом пути от главпочтамта до вокзала вам вполне могло перебежать дорогу семейство цесарок, а в саду генерал-губернатора гнездились ночные цапли.

— Конечно, птиц, мистер Малик, у нас по-прежнему много, но встретить ночную цаплю или хотя бы цесарку давно уже не так просто.

Возможность поехать понаблюдать за птицами в компании единомышленников, да еще на хорошей машине, мистер Ньямбе считал настоящим счастьем. В птицах, в их естественной красоте и свободе есть нечто поистине целительное для души. Однако человек, который копит деньги на покупку земли и возведение дома, не должен транжирить честно заработанные шиллинги на поездки за город в общественном транспорте, пусть и ради собственной души. Поэтому в дни птичьих экскурсий мистер Ньямбе неизменно оказывался на переднем пассажирском сиденье старого зеленого «мерседеса» мистера Малика. В благодарность он непременно приносил с собой какое-нибудь угощение — пряные гороховые кексы или сахарные бисквиты, которые специально пекла его жена Гиацинта. Мистер Малик успел полюбить гороховые кексы, но сахарных бисквитов, при всем уважении, больше одного съесть не мог.

Любовь мистера Ньямбе к Кении была так же сильна, как и его любовь к птицам.

— Что ни говорите, мистер Малик, другой такой страны не найдешь. Есть ли еще на свете гора, подобная нашей великолепной Кении с ее прекрасной заснеженной вершиной? Что может быть лучше наших пляжей с пальмами, пустынь и лесов, рек и озер, гор и равнин? Где еще так красивы мужчины и так прелестны женщины?

— Где еще, мистер Ньямбе, можно увидеть столько птиц?

— Не одних только птиц, мистер Малик. Львов, слонов…

— Гепардов, жирафов…

— Антилоп-гну…

— Бубалов…

— Бородавочников…

— Кистеухих свиней…

— Импал…

— Газелей.

— Вот именно, мистер Малик. Нам необыкновенно повезло. Мы живем на благословенной земле.

Дружба крепла, и мистер Ньямбе все более откровенно рассказывал мистеру Малику о своей работе, хотя вообще-то редко говорил о ней даже с женой.

Однажды на птичьей экскурсии они вдвоем брели по шоссе Двух рек.

— Смотрите, марабу. — Мистер Ньямбе показал на высокую неподвижную птицу, с похоронным видом стоявшую возле кучи мусора. — Некрасивое существо. Вы наверняка обратили внимание, мистер Малик, что они вечно дерутся с другими птицами — воронами, белыми цаплями. Марабу — так мы с коллегами окрестили нашего министра обороны. Он нехороший человек. Говорит, что христианин, а у самого знаете сколько жен?

Мистер Малик вопросительно поднял бровь:

— Больше чем положено?

— Три: в Кисуму, Какамеге и Найроби. Многовато для одного христианина.

— Да и для любого мужчины, мистер Ньямбе.

— Вы, как всегда, правы, мистер Малик. — Мистер Ньямбе неожиданно усмехнулся: — Правда, Водяная змея — в смысле, мистер Матиба, министр безопасности, — считает его найробийскую жену своей, так что, наверное, их всего две.

Так оно и пошло. Каждый вторник мистер Малик сажал мистера Ньямбе в свой старенький зеленый «мерседес», и они говорили о птицах и политике. Почему пурпурная нектарница любит строить гнезда на верандах домов, и нравится ли самке серой птицы-носорога, что самец залепляет грязью вход в дупло, где она высиживает яйца? И если министру образования понадобился новый дом, то не стоило ли ему купить под него землю, вместо того чтобы принимать два акра государственного леса в подарок от министра природопользования, — разве государственные леса не общественное достояние? Да, и почему министр финансов так зачастил в Швейцарию по личным делам?

— В мире многое не продумано, мистер Малик. Для обычных людей все это дико, а для богатых и влиятельных — в порядке вещей. Но слон, когда тянется за бананом, не видит ограды. Мы ведь сами их выбираем. А значит, обязаны замечать их проступки.

Слова друга запали мистеру Малику в душу. И не сразу, через несколько недель, но у него зародилась смутная идея. Действительно, пора открыть этим людям глаза на их же деяния. Раз в несколько лет ходить на выборы, конечно, хорошо, но явно не достаточно. Сетовать тоже хорошо, но есть ли в том прок? Нет, кто-то должен на что-то решиться. Мистеру Малику понадобилось два месяца на то, чтобы понять: этот кто-то — он сам. Разве не он в далекую лондонскую пору своей жизни мечтал стать журналистом и переделать мир? Тем же утром он отправился в город и снял абонентский ящик, а днем написал письмо редактору «Ивнинг ньюс».

В следующий вторник, после птичьей экскурсии, мистер Малик отпечатал на листе простой белой бумаги формата А4 текст самой первой колонки «Птицы одного полета», вложил свое произведение в конверт, запечатал его и опустил в почтовый ящик на углу Садовой аллеи и Парклендз-драйв.

Date: 2015-10-19; view: 281; Нарушение авторских прав