Краснобрюхая древесная утка

— Малик! Сколько лет, сколько зим! Давненько не виделись. Давнее-е-енько.

Мистер Малик, не зная, что еще делать, улыбнулся.

— Ха, узнаю друга — как обычно, пришел последним. Только не говори, что по дороге любовался видами.

Мистер Малик любовался чем угодно, только не видами. Благодаря перевернувшейся матату [2]на Лангата-роуд.

Гарри повернулся к друзьям-туристам:

— Ну, кто был прав? Гарри — или, как всегда, Гарри? Велли-роуд, вот где надо ездить. Кстати, Малик, ты пропустил кое-что интересненькое.

— Опять забыл, Гарри, как она называется? — спросил турист с бородой.

— Как, Роз? — в свою очередь спросил Гарри.

Роз Мбиква обернулась.

— Красный кардинал, мистер Малик, — сказала она с легким акцентом, который ему так нравился. — Самец. Жаль, вы не видели.

— Да, — подтвердил Гарри, — настоящий красавец.

И опять мистер Малик улыбнулся. Он так давно мечтал посмотреть на красного кардинала, маленькую птичку необыкновенной расцветки. Ладно, в другой раз. Зато, о счастье, Гарри Хан, похоже, забыл о «Домкрате».

«Приют восточноафриканского туриста» — повсеместно известный под именем ПРИВАТ — считается единственным местом в Найроби, где подают местную фауну. Где еще в Африке — и в мире — вы можете днем увидеть на свободе десять разновидностей дичи, а вечером отведать ее мясо? Жираф, зебра, два-три вида антилоп, гну, буффало, крокодил, страус, цесарка, черная утка — все это есть в меню. Местные жители ходят сюда редко. Кенийцы любят мясо, но мало кто из них готов выложить за ужин шестьдесят американских долларов. И вообще, на мясо из буша смотрят с презрением. Вот курица, козлятина и говядина — это вещь. Впрочем, дорогу в ПРИВАТ покажет всякий: прямо по Нгонг-роуд, сразу за старым аэродромом.

Однако двадцать или тридцать человек, сгрудившиеся сейчас у ресторана, собрались здесь не ради еды. Просто ПРИВАТ расположен между равниной и лесом, в зоне, облюбованной птицами. Чуть дальше по шоссе находятся казармы Первого и Второго артиллерийских батальонов, а пустырь между ними и рестораном площадью в несколько акров обнесен забором (с разной степенью солдатского усердия). За забором — многолетние скопления мусора. По глубоким ямам, обыкновенно полным воды, видно, что отсюда что-то вывозили — гумус, а может быть, глину. Все вокруг заросло акациями и сорняками, среди которых торчит десяток-другой высоких деревьев, непонятным образом избежавших топора и не пошедших на растопку. Словом, место, едва ли достойное упоминания в путеводителе.

Голос Роз Мбиква опять заглушил все разговоры, которые успели завязаться между участниками экскурсии.

— Да-да, спасибо, Мэттью. Друзья, вы заметили: два канюка прямо над нами? Причем, как видите, один — в светлой фазе, а другой — в темной… А вот… батюшки мои… неужели синеголовая нектарница?

Все головы повернулись к чудесной крохотной птичке, деловито запускавшей клювик в оранжевые цветки какого-то растения.

— По-моему, зеленоголовая, Роз, — сказала Хилари Фотерингтон-Томас, с прищуром глядя в бинокль.

— Да-да, конечно, — тут же отозвалась Роз. — Зеленоголовая нектарница. Синеголовка — и так далеко на востоке, это было бы странно. А вот и пламенный ткачик. — Она повторила: — Пламенный ткачик. Невероятно красивая птица.

— Действительно, — откликнулся Гарри Хан. — Почти такая же красотка, как вы, Роз.

— «Такая же красотка, как вы, Роз?» — Мистер Малик, ранним утром завтракавший на веранде, медленно отпил растворимого кофе. — Красотка?

С птичьей экскурсии минуло уже сорок восемь часов, и все это время злополучный комплимент не шел у него из головы. Мистер Малик вздохнул, отставил чашку. Опять вздохнул. Затем, после секундной паузы, взял карандаш и блокнот. Рядом лежали два банана — его завтрак, покуда не тронутый. На обложке блокнота, куда мистер Малик записывал все на свете, был грубовато нарисован шариковой ручкой опознавательный знак — черный орел. Мистер Малик чуть подался вперед и сделал пометку вверху на чистой странице: за сегодняшнее утро пока шесть. Знакомый звук заставил его обернуться. Из-за желтой плетистой розы (его самой любимой) на углу дома появилась маленькая фигурка. Человек пятился, взмахивая метлой: ш-шух, ш-шух, ш-шух.

— А, Бенджамин. — Мистер Малик улыбнулся, его внезапно озарило. — У меня для тебя работа.

У деревенского мальчика Бенджамина уже была работа, и она его вполне устраивала. Он подметал двор и дорожки дома номер 12 по Садовой аллее: каждое утро срезал десяток самых лишних, с его точки зрения, веток с какого-нибудь дерева или куста, приматывал к палке бечевкой, а потом за день истрепывал до основания о траву и бетон. Раз в месяц Бенджамин забирался по лестнице на крышу и выметал грязь из водосточных желобов. Собранный мусор он относил к обочине шоссе, разводил небольшой костер и сжигал. Вдоль улиц жилых кварталов Найроби тянутся бесконечные вереницы костерков. Запах Найроби — это запах гари.

Мистер Малик показал Бенджамину блокнот. Вверху страницы красовался частокол из коротеньких палочек.

— Я провожу одно исследование. Про птиц. — Мистер Малик поднес чашку к губам, еще чуть-чуть отпил для вдохновения и поставил чашку на стол. — Мне понадобится твоя помощь. Сегодня я буду работать дома. А тебя попрошу побыть возле меня — подметать не нужно. Каждый раз, когда я скажу «хагедаш», ты будешь ставить отметку в блокноте, вот здесь. Понял? Пока за утро я слышал хагедаша… давай-ка подсчитаем… шесть раз.

Бенджамин приставил метлу к стене, взял блокнот и сосчитал палочки, аккуратно распределенные по первой строке листа. Мистер Малик слегка подался вперед.

— Хагедаш, — сказал он, а затем, после короткой паузы: — Точнее, два. Запиши.

Бенджамин нарисовал две палочки. Мистер Малик проверил, кивнул, одобрительно улыбнулся.

И у Бенджамина, и у вас наверняка возник вопрос: что за бред? А вы еще к тому же, скорее всего, не знаете, что хагедаш — это такой ибис, большой, коричневый, с длинными ногами, длинным кривым клювом и отвратным, пронзительным голосом. Хагедаши огромными стаями сидят на деревьях в самых зеленых районах Найроби, и в этой части света их характерный крик — одна из главных нот предрассветной симфонии. Разумеется, хагедашей можно слышать в любое время дня, но мистер Малик считает вовсе не их крики. И не проводит орнитологическое исследование. Мистер Малик лжет.

И вот парадокс: мистер Малик лжет, потому что он — самый честный человек на весь свой «Асади-клуб».

Date: 2015-10-19; view: 307; Нарушение авторских прав