Теории и модели возникновения психосоматических заболеваний

1. Теория функциональной ассиметрии мозга.

По мере социальной адаптации происходит увеличение функциональной асимметрии мозга, которая не пере­ходит определенной границы, обозначенной как критическая зона. В случае социальной дезадаптации, когда функциональная асим­метрия мозга переходит в критическую зону, наблюдается возник­новение психосоматической патологии, которая изменяет работу
функционально асимметричных физиологических систем орга­низма и тем самым способствует выходу функциональной асим­метрии мозга из критической зоны. Это приводит к ремиссии пси­хосоматической патологии, которая может иметь различную длительность течения.

Существует несколько теоретических конструктов, обосновы­вающих наличие единого неспецифического фактора риска в воз­никновении и развитии психосоматических заболеваний, где ис­пользуются представления о функциональной ассимметрии мозга. Но одной из основополагающих является концепция алекситимии.

Алекситимия представляет собой психологический симптомокомплекс, проявляющийся на различных уровнях: когнитивном, аффективном и поведенческом. Существенными чертами алекситимического конструкта являются: трудности в идентификации и описании своих чувств; неспособность к дифференциации чувств и телесных ощущений; недостаточность воображения и такие черты когнитивного стиля, как ригидность и конкретность

Алекситимия характеризуется четырьмя типичными призна­ками, в каждом отдельном случае — разной степени выраженно­сти:

1. Своеобразная ограниченность фантазии. Пациенту трудно пользоваться символами, результатом чего является особый тип мышления, который можно определить как механиче­ский, утилитарный, конкретный. Речь идет о мышлении, связанном с текущим моментом и ориентированном на конкретные реальные вещи. Оно почти не затрагивает внут­ренние объекты, лишено колоритности. Пациент утомляет собеседника в разговоре и часто производит впечатление тупости. Такой тип мышления организован прагматически-технично и направлен на механическую и функциональную сторону описываемого.

2. Типичная неспособность выражать свои чувства. Пациент не в состоянии связывать вербальные или жестовые символы с чувствами. Он переживает чувства как нечто неструктуриро­ванное, во всяком случае — не передаваемое словами. Часто пациент описывает свои чувства через окружающих («Моя жена сказала... врач сказал...») либо вместо чувств описывает соматические ощущения.

3. Примечательно, что психосоматические пациенты хо­рошо приспособлены к товарищеским отношениям, что даже определяется как гипернормальность. Их связи с конкретным партнером характеризуются своеобразной «пустотой отношений». Поскольку они не в состоянии разбираться в психологических структурах, их отношения остаются на уровне конкретно-предметного использова­ния объектов.

4. Из-за задержки на симбиотическом уровне и связанного с
этим недостатка дифференцировки субъект-объект выте­кает неспособность пациента к истинным отношениям с объектом и к процессу переноса. Происходит тотальное идентифицирование с объектом: психосоматический боль­ной существует, так сказать, с помощью и благодаря нали­чию другого человека (его ключевой фигуры). Это объяс­няет тот факт, почему потеря (вымышленная или реальная) этой ключевой фигуры («потеря объекта») так часто оказы­вается ситуацией, которая провоцирует наступление болез­ни (или ухудшение ее течения).

Таким образом, алекситимия есть некая совокупность призна­ков, характеризующих психический склад индивидов, которые предрасположены к специфически психосоматическим заболева­ниям.

2. Теория стресса Г. Силье.

Как известно, реакция стресса, или универсальный адаптаци­онный синдром, описанный физиологом Гансом Селье, в бук­вальном переводе означает реакцию напряжения. Имеется в виду в первую очередь напряжение адаптационных физиологических механизмов. В рамках данной модели психосоматические рас­стройства рассматриваются как болезни адаптации.

В соответствии со схемой протекания стресса по Г. Селье пер­воначальную стадию стрессовой реакции составляет фаза трево­ги. Это экстренная и в то же время краткосрочная адаптация, во время которой происходит запуск описанной реакции напряже­ния. Она обеспечивается, по представлениям Селье, за счет по­верхностной, легко доступной (как бы по первому требованию) адаптационной энергии. На эндокринном уровне основными «действующими лицами» этой физиологической перестройки вы­ступают в первую очередь гормоны мозгового вещества надпочеч­ников — адреналин и норадреналин.

Далее в результате мобилизации ресурсов организма наступа­ет фаза резистентности. Это стадия средне- и долгосрочной адап­тации, на протяжении которой сохраняются и утилизируются рассмотренные физиологические сдвиги, способствующие повы­шенной сопротивляемости организма (реакция напряжения). На эндокринном уровне это обеспечивается повышением выработки гормонов коры надпочечников. По Селье, на обеспечение подоб­ного состояния затрачивается глубокая адаптационная энергия, истощение запасов которой может быть необратимым. Соответ­ственно, если состояние повышенной сопротивляемости сохра­няется длительное время, превышающее приспособительные воз­можности организма, исчерпывающее его ресурсы, наступает фаза истощения, или срыв адаптации.

Учитывая, что основным видом стресса для современного че­ловека является стресс психоэмоциональный, психосоматические расстройства можно с полным правом на­звать «болезнями неотреагированных эмоций». В современной трактовке они описываются как аффективно обусловленные или аффективносоматические нарушения. Способствуют формированию эмоционально-стрессовых расстройств особенности эмоционального реагирования челове­ка, тесно связанные с типологическими особенностями его лич­ности.

3. Классическая условно-рефлекторная модель и кортико-висце-ральная теория (И. П. Павлов).

В20—30-е годы XX века И. П. Пав­лов с учениками создали физиологическую модель внутреннего психологического конфликта. В опытах над животными было об­наружено, что к развитию соматических нарушений приводит «сшибка» рефлекторных процессов, иначе говоря, одновременная активизация с помощью одного и того же условного стимула кон­фликтующих между собой безусловных рефлексов, например пи­щевого и оборонительного. Таким образом, согласно этой модели, в основе психосоматических расстройств человека также лежит «сшибка» условных рефлексов, имитирующая ситуацию неопреде­ленности, содержащую логически неразрешимые противоречия. Еще один физиологический механизм психологических срывов — образование патологических условных рефлексов.

Клиническим приложением павловской условно-рефлектор­ной теории стала кортико-висцеральная теория К. М. Быкова и И. Т. Курцина (1950-е годы), объясняющая происхождение внут­ренних (точнее — психосоматических) болезней следующим об­разом: кора головного мозга может непосредственно влиять на со­стояние внутренних органов (по механизму условных рефлексов), поэтому непосредственной причиной психосоматических заболе­ваний является нарушение динамики физиологических процессов (баланса возбуждения и торможения) на уровне коры головного мозга. Исходя из этих представлений был предложен неспецифи­ческий метод лечения внутренних болезней с помощью охрани­тельного торможения (длительного искусственного сна).

4. Синдром дефицита удовлетворенности по К. Блюму) является еще одной физиологической моделью психосо­матических и собственно психологических расстройств.

Опыты на животных продемонстрировали нейрофизиологи­ческий механизм, который в естественных условиях лежит в ос­нове возникновения чувства удовлетворения. «Центры удоволь­ствия» мозга выделяют такие нейромедиаторы, как дофамин и серотонин, которые затем инициируют выброс так называемых эндогенных опиатов, или эндорфинов («эндоморфинов»). Что же касается человека, выброс эндогенных опиатов — «медиаторов счастья» — создает у него ощущение физического благополучия, вызывает чувство удовлетворения (вплоть до блаженства), эмоци­ональную приподнятость (доходящую до эйфории). Недостаток же эндогенных опиатов вызывает тревогу и депрессию. Под дей­ствием различных факторов, связанных с неестественным (неэкологичным, нефизиологичным) образом жизни современного человека, этот биохимический механизм сбивается. Биологиче­ский «маятник» начинает раскачиваться между крайними поло­жениями — «удовлетворенность» и «дискомфорт» — чаще и с большей амплитудой. В результате человек начинает обостренно чувствовать именно моменты дискомфорта и старается скорее вернуться к удовлетворенности, однако нейромедиаторные ре­сурсы последнего состояния постепенно истощаются. Стремле­ние устранить тревогу и депрессию приводит человека к попыт­кам восполнить лежащий в основе эмоционального дискомфорта биохимический дефицит с помощью следующих средств:

а) приема психоактивных веществ, что ведет к нарушению
влечений, к разнообразным химическим формам зависи­мости (алкогольной, наркотической, никотиновой), а так­же к зависимости пищевой — к стремлению употреблять легкоусваиваемые углеводы, что приводит к перееданию;

б) поведения, связанного с риском, будь то навязчивое влечение к азартным играм или многие так называемые экстремальные виды спорта (включающие риск для жизни и здоровья);

в) повышенной агрессивности, в том числе — приводящей к антисоциальному поведению.

Следствием описанного эмоционального дисбаланса являют­ся и разнообразные психосоматические расстройства, возникаю­щие на тревожно-депрессивном фоне.

5. «Психосоматическая» семья — понятие, где принципиально новым в рас­сматриваемом аспекте является попытка привлечения микросоциальных ус­ловий существования человека для объяснения соматических заболеваний, увязывания определенной специфики межличностных отношений в семье с физиологическими процессами в организме. В 70-е годы XX в. набрала силу зародившаяся в 50-е годы системная семейная психотерапия, в рамках которой больного и болезнь рассматривают не изолированно, а в конкретном семейном контексте. Согласно модели С. Минухина, для психо­соматической семьи являются характерными:

1) «сверхвключенность» родителей в жизнь и проблемы ребенка, что ме­шает развитию его самостоятельности, автономии;

2) сверхчувствительность каждого члена к дистрессу других членов семьи;

3) низкая способность менять правила взаимодействия при меняющихся обстоятельствах (ригидность);

4) избегание выражения несогласия и открытого обсуждения конфликтов;

5) ребенок и его болезнь часто играют роль стабилизатора, своеобразного буфера в скрытом семейном или супружеском конфликте (пошатнув­шийся брак родителей скрепляется необходимостью заботы о ребенке). Особый стиль взаимоотношений в такой семье ведет к дефектам развития ребенка в плане невозможности его автономного функционирования, ему ста­новятся необходимыми внешние «объекты-регуляторы» для обеспечения пси­хологического и физиологического равновесия. Таким объектом чаще высту­пает «психосоматическая мать», описываемая как авторитарная, открыто тревожная и латентно враждебная. Отец, неспособный противостоять доми­нантной матери, находится в такой семье на периферии. Сложившиеся непра­вильные семейные взаимоотношения могут формировать у ребенка такие формы поведения, при которых в его психологические реакции включаются и опре­деленные физиологические компоненты, которые становятся привычными и ведут к заболеванию. В других случаях провоцирует экзацеребрацию заболева­ния и утрата привычных «объектов-регуляторов». Например, ребенок вырос и завел свою семью, но зависимость от матери как привычного регулятора его психологических и физиологических функций осталась.