Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 38. Граф Логирд Утерс





 

…Белый зал Дворца Справедливости оказался переполнен: желающие поприсутствовать на суде дворяне заняли не только Высокий Балкон, но и все Возвышение Купцов со Ступенью Ремесленников. Если бы не воины Внутренней стражи, окружившие Площадь — кусок зала, предназначенный для свободных землевладельцев, — то занятой оказалась бы и она! Несмотря на то, что в любое другое время один только намек на то, что какой-нибудь из присутствующих в зале дворян может наступить на устилающие ее серые плиты, стал бы прекрасным поводом для дуэли.

Единственным местом, на котором не толпились ожидающие начала суда, был Помост Обвинителей. И то только потому, что подступы к нему охраняли воины Внутренней стражи, а в одном из кресел уже восседал комендант Последнего Приюта мессир Жак Оттс. Трудно сказать, чего больше опасались толпящиеся в зале дворяне — воинов графа Орассара или Палача. Но держали дистанцию. Изредка косясь на отполированное до зеркального блеска орудие его труда — тяжеленный топор по прозвищу Кровопийца, — покоившееся в самом центре стола на алой бархатной подушке. И старались не ежиться…

…Ожидая появления короля Вильфорда и графа Лагара де Лэйри, народ вполголоса обсуждал будущую войну с Онгароном, подробности убийства вассалов Бадинета Ленивца и вероятные потери обеих армий. И старательно обходил стороной будущий приговор чете Квайст.

И совсем не из-за какого-то там такта или сочувствия. Причина такого поведения была гораздо более прозаической: добрая треть собравшихся в Белом зале являлась родственниками баронессы Майянки. А, значит, любое неосторожно сказанное слово могло выйти боком кому угодно. Включая приближенных его величества.

Впрочем, последствий своей невоздержанности боялись далеко не все — скажем, графу Олафу де Лемойру, занявшему место в самом правом углу Высокого Балкона, на это было наплевать: старый вояка поглядывал на Сучку Квайст с таким презрением во взгляде, словно в клети Обвиняемых сидел трус, сбежавший с поля боя.

Окружающие графа сыновья разделяли чувства своего отца. Но тоже предпочитали помалкивать. Зная, что их отец не уважает болтунов.

Бальдр Тиррер, граф Орман, занявший место чуть правее и выше де Лемойра, тоже не обращал внимания на родственников обвиняемых. Но обсуждать подробности преступлений четы Квайст не спешил, ожидая выступления королевского Обвинителя и самих обвиняемых, чтобы иметь возможность составить собственное мнение…

…Нет, один человек, в чьей речи то и дело проскальзывало имя Майянки Квайст, в зале все-таки был. Только вызвать его на дуэль никто из присутствующих бы не посмел. Ибо связываться с Осадной Башней мог решиться только юродивый. А сама Башня, или баронесса Шейла де Нейриор, вовсю обсуждала подробности жизни сидящей в клети супружеской четы. И изредка посмеивалась. Что здорово нервировало воинов Внутренней стражи, выстроившихся перед Высоким Балконом: она нашла себе место не где-нибудь, а в нескольких шагах от графа Арти де Венгара и леди Гвианы!

…Десятники Внутренней стражи, контролирующие происходящее во Дворце Справедливости, ели свой хлеб не зря: когда граф де Венгар потерял всякое терпение и пошел красными пятнами, а его супруга решительно отложила в сторону веер, посыльный, выскользнувший из толпы менее именитых дворян, с поклоном вручил Осадной Башне роскошный букет цветов и запечатанный свиток.

В Белом зале тут же наступила мертвая тишина: ошалевшие от такого чуда дворяне вставали на цыпочки, чтобы разглядеть герб безумца, решившего изъявить свои чувства 'первой красавице' Элиреи.

…Подобрать отвалившуюся нижнюю челюсть баронесса де Нейриор смогла далеко не сразу. И справилась со своим удивлением только тогда, когда на нее чуть не завалился излишне любопытный наследник графа Малика де Фарки, восемнадцатилетний обалдуй по имени Конас.

Рев Осадной Башни, возмущенной нарушением ее личного пространства, наверное, услышали даже у городских стен. А звук раздавшейся следом пощечины — и того дальше…

'Начинается…' — сокрушенно подумал граф Логирд. И, оторвав руку от подлокотника, переплел пальцы в знаке 'внимание'. Однако увидеть результат поданной команды не успел: сначала за его спиной скрипнули створки Ворот Неизбежности, а мгновением позже под сводами Белого зала раздался рев фанфар.

Граф тут же забыл и про Осадную Башню, и про лежащего на полу графа Конаса: на Помосте Обвинителей появился граф Лагар де Лэйри. И, хмуро оглядев мгновенно успокоившуюся толпу, медленно повернулся к королевской ложе…


 

…Король Вильфорд вышел в ложу еще до того, как церемониймейстер закончил перечислять все его титулы. И, царственно опустившись на трон, едва заметно кивнул.

Мгновением позже в руке графа Лагара возник небольшой церемониальный молот, с двух сторон украшенный гербом рода Берверов, ненадолго завис над столом, а потом с грохотом опустился на наковальню: слушание дела четы Квайст началось…

…Информации, собранной оруженосцем сына, оказалось на удивление много: на то, чтобы зачитать полтора десятка подготовленных им свитков, ушло более двух часов! Даты, имена, названия сел и деревень — казалось, что запомнить все то, что он перечислял, просто невозможно. Однако юноша, оказавшийся весьма неплохим оратором, вбивал все это в головы собравшихся во дворце Справедливости дворян с силой и размеренностью тарана. И весьма последовательно превращал сухие цифры в живые и наполненные смыслом картины.

Кстати, показать дворянам реальные результаты 'налоговой политики' Сучки Квайст оказалось довольно просто: в нужный момент на Площадь вывели полтора десятка чумазых девочек лет восьми-десяти, каждая из которых держала на руках замотанное в тряпье дитя. Дитя, прижитое сиротками(!) в результате насилия(!).

Не среагировать на такое дикое нарушение Уложения не смогла даже леди Шейла. И смертельно побледнела. А ее муж — тот в бешенстве принялся тискать рукоять своего меча…

…Смотреть на изможденные и перепуганные лица детей было больно. И так же больно представлять себе тех, кого не смогли привезти в Арнорд: многодетные семьи, оставшиеся без кормильца, и вынужденные продавать дома, чтобы выжить. Калек, побирающихся на улицах сел и деревень. Сирот, готовых продавать даже самих себя, лишь бы заработать на кусок хлеба. А не представлять… не представлять было невозможно…

…Слушая размеренную, но от этого не менее эмоциональную речь Томаса, Логирд Неустрашимый быстро перестал понимать, где заканчивается замысел сына и начинается импровизация его оруженосца: каждое следующее слово, срывающееся с уст воина, становилось все тяжелее и тяжелее. И к моменту, когда в руках Королевского Обвинителя снова возник молот, граф Утерс ощущал себя раздавленным тяжестью предъявленных чете Квайст обвинений. И был почти не в состоянии что-либо анализировать. Ибо его душа сгорала от ненависти к Размазне и его супруге, и рвалась на части от сочувствия к невинным, по их вине оставшимся без родных и без крова…

На то, чтобы успокоиться и взять себя в руки, ушло несколько минут. К этому времени Томас покинул Помост Обвинителей, а на его место поднялся коронный нотариус Атерна. И зачитал еще несколько свитков.

Реакция зрителей на эту информацию была намного менее острой: по мнению Ронни, после выступления Томаса собравшимся надо было дать достаточно времени, чтобы они смогли успокоиться. И правильно оценить великодушие его величества…

…Все время, пока мэтр Дэвиро спускался с Помоста Обвинителей, в Белом зале стояла мертвая тишина. Молчали все — и родственники леди Майянки, и их недруги, и те, кто искренне ожидал торжества закона и справедливости. А когда граф Лагар дал слово обвиняемым, зал словно сорвался с цепи.

Орали все: молодежь, едва перешагнувшая порог совершеннолетия и умудренные опытом старики; еще не опоясанные девушки и женщины, воспитывающие детей своих детей. Даже воины Внутренней стражи, стоящие спиной к клети обвиняемых, слитно стучали кромками щитов об каменный пол. И яростно сверкали глазами.


Для того чтобы успокоить возжаждавший крови народ, потребовалось личное вмешательство короля: богато украшенная драгоценностями держава поднялась в воздух… и с грохотом обрушилась на подлокотник трона:

— Тихо!!!

Младший сын графа Олеро, среагировавший на приказ короля слишком поздно, оказался на полу. В компании с телохранителем Ванессы де Клади, случайно задетым оплеухой отца графа, разъяренного таким непочтительным отношением к верховному сюзерену. Впрочем, возмущаться юноша не стал. А предпочел смотреть на короля снизу вверх.

— Это — лишь одна сторона монеты… — дождавшись тишины, негромко произнес Вильфорд Бервер. И угрюмо посмотрел на своих вассалов. — Но для того чтобы вынести справедливый вердикт, надо увидеть и вторую…

Слушая эти слова, Логирд Неустрашимый не отрывал взгляда от графа Конта де Байсо. И ждал его реакции.

Выражение искренней благодарности, появившееся на лице потенциального заговорщика, заставило графа улыбнуться: идея его сына начинала воплощаться в жизнь. Пусть медленно — но довольно уверенно…

— Ваше величество? Ваша светлость? Могу я… передать право защиты моей супруге, баронессе Майянке Квайст, урожденной де Венгар? — поочередно поклонившись своему сюзерену и Королевскому Обвинителю, поинтересовался бледный, как полотно, Размазня. А потом нервно потер рукой шею. В том месте, где ее должен был перерубить топор палача…

— Вы имеете на это полное право… — дождавшись утвердительного кивка короля, невозмутимо произнес граф Лагар.

— Благодарю…

— Спасибо, сир! Спасибо, ваша светлость! — в унисон ему сказала баронесса Майянка. И, облизав пересохшие губы, зажмурилась. Потом набрала в грудь воздуха и выдохнула: — Я, баронесса Майянка Квайст, полностью признаю свою вину… К моему искре-…

…Продолжение следующей фразы утонуло в безумном реве не ожидавших такого признания дворян: полное признание вины означало неминуемую смерть. От руки палача, восседающего по правую руку от Королевского Обвинителя.

— Тихо!!! — повинуясь едва заметному жесту короля, рявкнул церемониймейстер.

Замолчали. Все. Даже граф де Венгар, пытавшийся успокоить расплакавшуюся супругу.

…- К моему искреннему сожалению, я оказалась слишком слаба, чтобы противостоять соблазнам красивой жизни… — не отрывая взгляда от лезвия Кровопийцы, еле слышно прошептала баронесса Майянка. — Роскошь высшего света, балы в королевском дворце, платья и украшения от лучших столичных мастеров… все это постепенно затмевало мой разум. И я… забыла все, что в меня вбивали родители и чего требовал мой муж… Я имею в виду свой вассальный долг перед вами, ваше величество… Я жила от бала до бала, от приема и до приема, и даже отказалась от счастья материнств, лишь бы этот сплошной праздник не прекращался ни на мгновение… Украшения, наряды, кареты — все это, конечно же, стоило денег. Но я… не вдумывалась, откуда они берутся! Ведь для того, чтобы они появились, следовало просто вызвать мытарей и приказать…


'Хорошо говорит…' — покосившись на мессира Жака Оттса, мысленно отметил Неустрашимый. — 'Интересно, сколько из вышесказанного — ее мысли, а сколько — результат бесед с 'совершенно случайно' оказавшимся в соседней камере Дартом Крючкотвором?'

— То, что мои траты сказываются на жизни наших вассалов, я поняла только тогда, когда вдумалась в слова графа Утерса Законника. И… мысленно умерла: жить, осознавая, что твои увеселения стоили жизни полутора тысячам ни в чем не повинных людей — невозможно… Если бы не чувство долга, сжигающее мою душу, то я попросила бы мужа помочь мне уйти из жизни. Или наложила бы на себя руки еще до приезда в Арнорд. Увы, осознание вины перед своими вассалами оказалось сильнее. И все эти дни я пыталась понять, что мы с мужем сможем для них сделать…

Услышав еле слышный ропот, граф Утерс кинул взгляд на де Лемойра, и успел прочитать по его губам слово 'умереть'…

— Я - не мужчина, и в детстве тратила время на изучение чего угодно, кроме Уложения. Но, оказавшись в Последнем Приюте, в буквальном смысле вымолила у мессира Жака Оттса свитки с его статьями… — посмотрев на королевского палача с искренней благодарностью(!), произнесла баронесса. — Оказалось, что я была слепа! Что следствия моей глупости намного весомее, чем я могла предположить…

Повернувшись лицом к королю, леди Майянка несколько раз сжала и разжала пальцы, потом сглотнула подступивший к горлу комок и продолжила:

— Наши предки были воистину мудрыми людьми. Составляя Уложение, они руководствовались вечными законами высшей справедливости: живот — за живот, жизнь — за жизнь. Не согласиться с этим трудно. Ведь единственное, чего хотели те, кто придумывал законы, по которым Элирея живет все это время — это чтобы мы, их потомки, привыкли отвечать за свои поступки по справедливости…

Смахнув со щеки слезинку, баронесса кинула взгляд на своих родителей, и сокрушенно вздохнула:

— Да, я понимаю, что большинство из собравшихся в этом зале знают все это и без меня. И им не нужно повторять прописные истины, изложенные в Уложении. Но… если то, что я говорю сейчас, поможет хотя бы одному человеку понять Высший Закон Сосуществования Людей, то я буду счастлива…

Продолжить говорить баронесса не смогла — по ее щекам потекли слезы. А из груди вырвались рыдания…

— Продолжайте… — поиграв желваками, приказал граф Лагар.

— Д-да… Извините, ваша светлость… — справившись со своими эмоциями, леди Майянка присела в реверансе, а потом, промокнув уголки глаз рукавом платья, продолжила свою речь: — Итак, наша… вернее, моя вина… так, как я ее вижу. Во-первых, на моей совести лежат почти две тысячи жизней моих вассалов. За что мы по справедливости должны ответить своими жизнями. Обсуждать тут нечего — все ясно и так… Во-вторых, там же — будущее тех семей, которые потеряли кормильцев, и ныне живут на грани голодной смерти. Будь моя воля, для того, чтобы хоть как-то обеспечить их будущее, я бы продала наш городской дом и все имеющиеся у нас драгоценности. Впрочем, думаю, это сделают и без нашего участия… В третьих… третья, и самая главная моя вина — это сироты. Тут все намного сложнее: мне кажется, что юные, не знающие жизни граждане Элиреи не смогут распорядиться теми деньгами, которые будут выручены за наше имущество. Кроме того, на деньги, даже очень большие, невозможно купить ни любви, ни родительской ласки, ни того тепла, которое делает нас людьми…

Сделав коротенькую паузу, баронесса заморгала глазами, пытаясь удержать льющиеся слезы, потом обреченно махнула рукой и продолжила:

— Оказалось, что в Уложении предусмотрено наказание и за такую чудовищную… несправедливость: согласно одной из статей Закона, лицо, по косвенной вине которого ребенок лишился родителей, обязано взять на себя все расходы по его воспитанию. Крови родителей этих несчастных на мне нет. Значит, по справедливости, будущее этих детей должна была обеспечить я…

…Граф Орман удивленно приподнял бровь. Олаф де Лемойр — гневно поджал губы. А Арти де Венгар и его супруга подскочили со своих кресел и с надеждой уставились на короля…

— Итак, если собрать воедино все три части моей вины, то получается, что мы с бароном Самедом должны умереть. И в то же время возместить недополученную родительскую любовь и ласку двумстам сорока семи полноправным гражданам нашего королевства… Повторю еще раз — мы признаем свою вину. Полностью. И готовы в сию же минуту подняться на эшафот… Но… наши сердца обливаются кровью от одной мысли о том, что те дети, которых вы только что видели, и те, кого не смогли привезти в Арнорд, потеряют последний шанс на Счастливое Будущее…

Смотреть, как плачет баронесса, было тяжело. Еще тяжелее — осознавать, что баронесса просто играет. И расчетливо пытается воспользоваться имеющейся в Уложении лазейкой…

— У нас все, ваше величество… ваша светлость… — поклонившись королю и обвинителю, четко произнес барон Квайст. — Мы ждем вердикта…

Внимательно посмотрев на обвиняемых, граф Лагар от души врезал молотом по наковальне, и, оглядев зал, громко спросил:

— Есть тут кто-нибудь, кто может свидетельствовать за или против обвиняемых?

— Есть, ваша светлость! — донеслось со стороны Площади.

Изобразив на лице удивление, граф Утерс повернулся на голос и вгляделся в испуганное лицо тюремного лекаря, хромающего к Помосту Обвинителей: этот немолодой исполнительный мужчина должен был добавить еще один немаловажный штрих к тому действию, которое происходило во дворце Справедливости.

— Ваше величество! Ваша светлость! Я, Инри Жиль по прозвищу… э-э-э… Припарка, служу… э-э-э… лекарем при королевской тюрьме. Вчера вечером, осматривая… э-э-э… баронессу Квайст, я обнаружил, что она… э-э-э… понесла… Согласно инструкции, я обязан уведомить об этом членов королевского суда. И… у меня все, ваша светлость!

— Вы сообщили об этом ее милости? — угрюмо нахмурившись, поинтересовался граф Лагар.

— Да, ваша светлость: это входит в мои обязанности…

— Спасибо, мессир Инри, вы можете идти… — проводив взглядом заторопившегося лекаря, Королевский Обвинитель повернулся к клети: — Баронесса? Могу я поинтересоваться причинами, побудившими вас умолчать о своем состоянии? Ведь вы изучали Уложение, значит, должны были знать, что пытки и казнь беременных, виновных в совершении любых преступлений, откладываются до того момента, когда они полностью оправятся от родов?

— Ваша светлость! Я… это действительно знаю… — опустив взгляд, пробормотала леди Майянка. — Просто девять десятых вины за все произошедшее… — баронесса затравленно посмотрела на побледневшего супруга, — лежит на мне… И… я не могла уйти из жизни после моего мужа…

— Вы совершили еще одно преступление… — хмуро пробурчал де Лэйри. — Впрочем, побудительные мотивы этого преступления делают вам честь…

…Три тяжеленных удара по наковальне — и Белый зал удивленно замер: озвучить обвинение собирался сам король!

— Я, король Вильфорд четвертый, Бервер, выслушав свидетелей обвинения и обвиняемых, признаю барона Самеда Квайста и его супругу, баронессу Майянку Квайст, виновными! И приговариваю их к смертной казни… с отсрочкой исполнения приговора сроком на шестнадцать лет…

Все, что скажет король после этого, граф Логирд знал. Поэтому смотрел на ошарашенные лица дворян, и мысленно улыбался: среди затаившей дыхание толпы не было ни одного человека, не согласного с решением суда. А, значит, план Ронни сработал. И Элирея осталась единой. Хотя бы на шестнадцать лет…

 







Date: 2015-10-18; view: 266; Нарушение авторских прав



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.016 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию