Является ли концептуальный релятивизм скучным? Разновидность концептуального релятивизма, иллюстрированная моим примером, кажется вполне респектабельной

Разновидность концептуального релятивизма, иллюстрированная моим примером, кажется вполне респектабельной. Она показывает, что истина должна быть относительной. Однако при более внимательном рассмотрении ситуация оказывается не столь ясной.

В начале данной главы я говорил, что интересной разновидностью релятивизма в вопросе об истине будет такой релятивизм, который настаивает на следующем: когда два человека или сообщества рассматривают одно и то же утверждение, то оно может быть истинным для одного человека или сообщества и ложно для другого. Между рассматриваемыми индивидами или сообществами действительно должно существовать противоречие. В противном случае мы получим только скучный релятивизм.

Теперь допустим, что мы опираемся на разные способы членения мира на «объекты» и я утверждаю, что на столе находятся три объекта, а вы утверждаете, что их только два. Есть ли между нами противоречие?

Его нет, если разница в наших оценках обусловлена просто тем, что мы по-разному употребляем слово «объект». Я могу сказать: «Вы употребляете слово «объект» для обозначения таких-то вещей. Тогда я согласен: в вашем смысле существуют только два объекта. Однако в моем употреблении слова «объект» их будет три».

Если мы по-разному употребляем слово «объект», то с философской точки зрения нет ничего удивительного в том, что, утверждая «На столе находятся три объекта», я произ-

ношу истину, а вы — ложь. Это похоже на ту ситуацию, когда один человек употребляет слово «банк» для обозначения речной отмели, а другой — для обозначения финансового учреждения, и один из них может высказывать истину, а другой — ложь, когда они произносят предложение «В Биндфорде есть банк».

В конце концов, оказывается, что этот пример концептуального релятивизма является примером скучного, бессодержательного релятивизма.

Заключение

Релятивизм привлекает многих. Интерес к нему часто обусловлен политическими соображениями: релятивизм считают единственной позицией, способной поддержать терпимость, чуткость и свободу. Мы видели, однако, что тот, кто отвергает релятивизм, вполне может быть сторонником этих ценностей. На самом деле только тот, кто отвергает всеобщность релятивизма, способен рассматривать терпимость, чуткость и свободу как универсальные добродетели.

Ирония заключается в том, что сами релятивисты способны быть в высшей степени нетерпимыми и категоричными в своем осуждении тех, кто расходится с ними во взглядах. Например, миссис Барбери осуждает Олафа за его неприятие стерилизации женщин, не осознавая своего лицемерия.

Релятивисты также часто не способны последовательно придерживаться своего релятивизма, осуждая как абсолютное зло мораль нацистов или западных интернационалистов (multinationals), но вставая на релятивистскую позицию по отношению к морали не-западных народов.

Короче говоря, релятивизм, в частности, моральный релятивизм в его обычных формулировках, чаще всего выглядит непривлекательно, порой отличается лицемерием, и его чрезвычайно трудно защищать.

По-видимому, нет оснований поддерживать релятивизм. Распространенный политический аргумент в пользу релятивизма, говорящий о том, что будто бы только релятивизм содействует терпимости и открытости, не выдерживает критики.