От некроза до профсоюза: девушки со спичками

О том, каким тяжким, опасным и унизительным был труд рабочих в XIX веке, многие из нас еще помнят по трудам Маркса и Энгельса, прочитанным на курсе по истории КПСС. Поэтому оставим в стороне профсоюзы и рост сознательности среди пролетариата и поговорим о болезнях. Точнее, о профессиональных заболеваниях. Впрочем, нет. Вспомнить историю борьбы рабочего класса нам все же придется, поскольку именно некроз челюсти привел к одной из наиболее известных и успешных забастовок XIX века. Повлияли на нее и другие причины, но некроз челюсти был, конечно, самой живописной из них.

В XIX веке Великобритания стала индустриальным гигантом. В Шеффилде, Бирмингеме, Вулвергамптоне, Абергавенне расположились металлургические заводы, в Уэльсе добывали уголь и железо, в Стоке‑на‑Трентоне выпускали фарфор и керамику, Лестер и Ноттингэм славились текстилем, а на севере, в Лидсе, Брадфорде, Манчестере, жужжали станки на хлопкопрядильных заводах. По сравнению с цветущим югом, север Англии был более индустриализированным, здесь находился «Черный край», укрытый траурным полотном из заводского дыма.

Вполне понятна реакция Маргарет Хейл, героини романа «Север и Юг» Гаскелл, впервые увидевшей унылый промышленный город: «За несколько миль до Милтона они увидели свинцовую тучу, нависшую над горизонтом. Она казалась особенно темной в контрасте с бледно‑голубым зимним небом Хестона, – у побережья уже начались утренние заморозки. Ближе к городу в воздухе чувствовался слабый запах дыма, возможно, особенно ощутимый из‑за отсутствия запаха трав и деревьев… То здесь, то там, как курица среди цыплят, возвышалась огромная, длинная фабрика с множеством окон, выпуская черный „непарламентский“ дым. Этот дым стягивался в висевшую над городом тучу, которую Маргарет поначалу приняла за дождевую» [30].

Как на севере, так и на юге, участь рабочих была незавидной. Они просыпались в тесных комнатенках, душных летом и промозглых зимой, и пешком шли на фабрику, порою под снегом или дождем. На работе их поджидали полутемные, плохо проветриваемые помещения, где им предстояло провести 12, 14, а то и 16 часов. О технике безопасности в те годы не задумывались, хозяевам едва ли хотелось тратиться на ремонт помещений, защитную одежду или душ для рабочих. Пусть радуются, что их вообще наняли. А если вздумают роптать, их можно заменить ирландцами, которые будут работать за любые гроши. Законодательство постепенно менялось – например, в 1864 году был принят Фабричный акт, делавший упор на вентиляцию помещений. Но законы легко было игнорировать, и на фабрике хозяева были в своей власти.

Учитывая ужасающие условия труда, а также неуютное жилье и недостаток пищи, становится понятно, почему профессиональные заболевания были так распространены. Шахтеры страдали от астмы, прозванной в их среде «черные плевки», трубочисты – от рака, работники на бумажных и линолеумных заводах – от отравления свинцом, их коллеги на хлопкопрядильных фабриках – от туберкулеза. В романе «Север и Юг» фабричная работница Бесси так объясняет свою болезнь: «Я начала работать в чесальном цехе, пух попал в мои легкие и отравил меня… Маленькие волокна хлопка, когда его расчесывают, они летают в воздухе, будто мелкая белая пыль. Говорят, он оседает на легких и сжимает их. Почти все, кто работает в чесальном цехе, чахнут, кашляют и плюют кровью, потому что они отравлены пухом» [31].

Рабочие на газовом заводе в Ламбете, Лондон. Рисунок Гюстава Доре из книги «Паломничество». 1877

После того как в 1840‑х на север Англии начали завозить альпаку, верблюжью шерсть и мохер, среди работников ковровых заводов разразилась эпидемия сибирской язвы, и вспышки продолжались вплоть до 1890‑х. В первый день больной жаловался на затрудненное дыхание, головокружение, озноб, боль в горле, рвоту и сонливость, на второй лежал пластом, а к третьему успевал умереть.

Еще более распространенным было отравление мышьяком. От мышьяка страдали не только неверные мужья или богатые тетушки, но и рабочие на фабриках, поскольку мышьяком, дававшим красивый зеленый цвет, подкрашивали все, что угодно: обои и абажуры для ламп, шторы и обивку для мебели, открытки и игральные карты, фантики для леденцов и сами леденцы, детские книги и игрушки, искусственные цветы и восковые елочные украшения. Постоянный контакт с мышьяком приводил к кожным заболеваниям, включая рак, не говоря уж о заурядной сыпи и нарывах вокруг гениталий.

Но больше всего викторианцев пугал некроз челюсти – профессиональный недуг работниц спичечных заводов. Спички изготавливали как в цехах, так и на дому. По данным Армии спасения, христианской благотворительной организации, даже в 1890‑х процветало надомное изготовление спичек. В одном случае мать и двое ее детей, которым не исполнилось и девяти лет, работали по 16 часов в день и набивали спичками тысячу коробков, получая за это всего 1 шиллинг 4 пенса, притом что фосфорную массу приходилось покупать самим!

О фосфоре разговор особый – как раз он и становился причиной страшной болезни. На смену огниву и серным спичкам пришли спички из фосфора, изобретенные в 1830 году французом Шарлем Сориа. Французский химик использовал белый фосфор, который отлично горел, но был опасен для здоровья. В 1850‑х вошли в употребление спички на основе аморфного красного фосфора, безопасного в изготовлении, тогда как белый был запрещен по всей Европе. Исключением стала Англия. Здесь продолжали делать спички из белого, более дешевого фосфора, а среди их изготовителей процветал некроз челюсти.

Изготовление спичек на дому. Рисунок из «Английского иллюстрированного журнала». 1892

Рабочие вдыхали фосфор, ели, склонившись над фосфорной массой, наспех мыли руки, а при зубной боли натирали десны все той же фосфорной спичкой. Результатом было отравление, которое доктора описывали в цветистых подробностях. Сначала пациент жаловался на зубную боль и нарывы на деснах. Из нарывов сочился гной, выпадали зубы, постепенно обнажались кости челюсти, начинался некроз. Через несколько лет пациент умирал, а если все же излечивался, до конца дней на нем оставалась печать уродства.

Любители всего сенсационного и сентиментального, викторианцы сочувствовали работницам спичечных заводов, как и другим работающим женщинам, например швеям. В июне 1888 года в Лондоне состоялось очередное собрание социалистов‑фабианцев (Фабианцы – приверженцы философско‑экономического течения, исповедовавшие медленное и постепенное преобразование капитализма в социализм. – Ред.), на котором Клементина Блэк, подруга Элеоноры Маркс, зачитала доклад о женском труде в Лондоне. Среди ее слушателей была другая феминистка, Энни Безант. Шокированная услышанным, Безант отправилась на спичечный завод «Брайант и Мэй», где условия труда были особенно неприглядными. Даме из среднего класса трудно было разговорить простых работниц, но когда они втянулись в беседу, то рассказали ей о своем житье‑бытье вполне откровенно.

За шестнадцатичасовой рабочий день они получали 1 шиллинг 4 пенса. Все бы ничего, но на заводе были установлены суровые штрафы. Штрафовали за все – за опоздание, за разговоры на рабочем месте, за отлучку в туалет, за уроненную коробку спичек, за грязную обувь. Из крошечной зарплаты вычитали от нескольких пенсов до шиллинга, а ведь это была разница между хрупким благополучием и голодом. Время от времени от работниц требовали вклад в благотворительность – например, шиллинг на возведение памятника премьеру Гладстону (впрочем, такого рода поборы знакомы и современному читателю). Начальники цеха кричали на работниц и раздавали тумаки, станки были опасны в употреблении, помещения были душными и зловонными.

Здоровье работниц тоже оставляло желать лучшего, ведь на заводе использовали ядовитый белый фосфор. Отдельной столовой не было, работницам приходилось есть хлеб, принесенный из дома, прямо в цехе, где на нем оседали частицы фосфора. Опасаясь увольнения, женщины до последнего скрывали зубную боль и опухшие десны. Носильщицам приходилось таскать тяжелые коробки на голове, так что уже к пятнадцати годам девушка могла обзавестись плешью.

23 июня 1888 года Безант опубликовала в социалистическом журнале «Линк» статью «Белое рабство в Лондоне», предварительно оповестив о ней хозяев завода. Она не боялась, что фабриканты подадут в суд за клевету. Наоборот, на это она и рассчитывала. Громкое разбирательство со свидетельскими показаниями сыграло бы ей на руку. Но директора, опасаясь огласки, потребовали от работниц подписать заявление о том, что они довольны и заработками, и условиями труда.

Несколько женщин наотрез отказались подписывать бумагу. Как они потом рассказали Безант: «Вы за нас заступились, так и мы вас не подведем». Бунтовщицы были тут же уволены, а директора вздохнули с облегчением – уж теперь‑то остальные испугаются. Кому охота оказаться на улице? Но они просчитались. На следующий день завод опустел. 1400 работниц завода «Брайант и Мэй» устроили забастовку. Возможно, таким образом они выражали классовую сознательность, или же им просто опостылели штрафы и поборы. У любого терпения есть предел.

Забастовка длилась три недели и получила широкое освещение в прессе. Бастующих поддерживал драматург Джордж Бернард Шоу и журналист Уильям Стэд, с которым вы еще познакомитесь поближе. Общественное мнение раскололось: с одной стороны, британцы сочувствовали работницам, с другой, многих раздражала социалистическая подоплека забастовки – женщины организовали профсоюз, который возглавила Энни Безант. Поначалу директора гнули свою линию, но в конце концов сдались и приняли условия бастующих. Уволенные были восстановлены на рабочем месте, а система штрафов канула в прошлое. Торжествующие женщины вернулись в цех, показав своим товаркам с других заводов, что в единстве сила.

А что же некроз челюсти?

Увы, с ним все было не так радужно. Несмотря на усилия Энни Безант и христианской организации «Армия спасения», «Брайант и Мэй», как и другие заводы по всей Англии, пользовался белым фосфором вплоть до начала XX века. Лишь в 1910 году парламент запретил делать спички из белого фосфора и фосфорный некроз присоединился к другим полузабытым болезням недобрых старых времен.

Date: 2015-10-19; view: 348; Нарушение авторских прав