Предательство. Спустя десять минут они уже вернулись на «Энкиду»

Спустя десять минут они уже вернулись на «Энкиду». Ана следом за Коулом сошла вниз, отчаянно мечтая поскорее лечь в постель. За последние сутки произошло столько событий, что она никак не могла мысленно за всем успеть. Стресс и усталость, наверное, только усиливали те путаные и ошеломляющие ощущения, которые она испытывала, оказываясь близко от Коула. Ей нужно выспаться. Ей нужно время, чтобы прийти в себя и заново сориентироваться.

Сойдя с трапа, она увидела, что Нэт, Симона, Рэйчел и Лайла стоят плечом к плечу, лицом к люку.

— Что тут происходит? — спросил Коул.

Его голос заставил Ану моментально насторожиться. Он звучал слишком спокойно, почти холодно.

Ана нахмурила брови, бросая на Лайлу вопросительный взгляд. Их глаза на секунду встретились, но Лайла тут же отвернулась.

— Сюда явились смотрители, которые искали ее! — объявил Нэт, ткнув пальцем в сторону Аны. — Вот что случилось!

Лицо и шея Аны жарко запылали. Смотрители ее нашли!

— Когда? — осведомился Коул.

— Она — дочь Эшли Барбера! — прорычал Нэт.

— Его это не волнует, — отметила Рэйчел.

Ана умоляюще посмотрела на Лайлу, но Лайла не захотела встречаться с ней взглядом. Коул схватил Ану за руку и потянул к камбузу.

— Собери свои вещи, — велел он.

Нэт перегородил им дорогу.

— Она никуда не пойдет, пока мы не выясним, чего она добивается.

— Я увезу ее в надежное место, — сказал Коул. — Ей нужна наша помощь.

— Она — дочь Эшби Барбера! — отрезал Нэт. — Эшби Барбера! Того, кто практически изобрел анализ на Чистоту! Того, кто помог этому правительству превратить половину населения в бездумных идиотов. И что — она оказалась здесь случайно? Не думаю!

— Никаких случайностей не бывает, — заявил Коул.

От его тона и решительности у Аны мороз по коже пробежал: ей вспомнилась Лайла с ее словами о высших планах. Неужели Коул тоже считает, что она — часть какого-то высшего плана?

— Не парь мне мозги, — сказал Нэт. — Что она здесь делает?

— Ищет Джаспера Торелла, — ответил Коул.

— Ну а почему она к нам пришла?

— Она узнала о том, что Спайка замел психпатруль в то утро, когда Джаспер встретился с ним, чтобы передать ему запись. Она пришла сюда, потому что искала меня.

— Откуда нам знать: может, Джаспер Торелл — это подстава, рассчитанная на то, чтобы выловить таких, как ты со Спайком. Я хочу сказать: кто вообще видел эту информацию? — Нэт ткнул пальцем в грудь Коула. — Ты ведь уже вчера про нее знал, так? Вот почему она убежала из зала суда. Ты должен был рассказать нам, кто она такая.

— О том, что она дочь Эшби Барбера, я узнал только вчера вечером, а не сообщил об этом потому, что мне почему-то показалось, что тебе это не слишком понравится. И могу тебе напомнить, что без нее я все еще был бы в камере.

— Наверное, это все спектакль, — встряла Рэйчел. — Способ заставить нас ей доверять и разрешить остаться у нас. Что именно ты сказал ей о завтрашнем вечере?

Коул сосредоточил на Рэйчел свое острое как лазер внимание.

— Тебе не следовало предупреждать смотрителей, — сказал он.

У Нэта задергались глаза. Он повернул голову к Рэйчел.

— Что?!

— А почему они, по-твоему, сюда заявились? — Спросил Коул.

— Это ты им сказала? — закричал на Рэйчел Нэт. — Ты что, с ума сошла? Тот иностранец потребовал у нас разрешение на беременность! Я уже решил, что мне придется искать кого-то, чтобы его прикончить!

Ана была ошарашена. Оказывается, тут все разнюхивал не просто какой-то случайный смотритель! Здесь был Джек Домбрант. Видел ли он на борту баржи надпись «Энкиду»? Он пришел искать ее, но что ему известно о похищении Джаспера? Участвовал ли он в нем?

— Послушайте, — вмешалась Симона, — нам нельзя отвлекаться. Давайте не забывать, чем мы заняты. У нас появился реальный шанс поднять настолько сильную шумиху, что властям придется начать расследование относительно анализа на Чистоту. — Она положила ладонь на свой большой живот и оставила ее там. — Извини, Коул, — добавила она, — но она представляет собой большую опасность. Нам надо пристально за ней следить до завтрашнего вечера, а потом увезти как можно дальше от всех нас.

— Она — часть всей этой истории, — твердо заявил Коул.

— Ну, будь же благоразумен! — попросила Симона. — Может, она шпионит и доносит на тебя!

— Это — не предмет для голосования. Ариана пойдет со мной. Я обеспечу ее безопасность.

— А что будет, когда ты завтра вечером уйдешь? — спросила Лайла.

Она подала голос в первый раз — и в нем прозвучало нечто странное. Да, Ана расслышала обиду, но там было и еще что-то.

— Меня не будет всего пару часов.

— Что-нибудь может пойти не так, — возразила Лайла. — Ты можешь задержаться. По-моему, ее надо отправить на территорию «Просвещения».

— К «просветителям»? — возмутился Нэт. — Они ее не впустят!

— А я считаю, что впустят, — возразила Лайла. — Ричард тоже про нее говорил.

Рэйчел фыркнула и в гневе удалилась из кубрика.

Ана напряженно застыла. «О, боже! — подумала она. — Они считают меня частью какого-то Взгляда в будущее, в котором Коул исцелит мир!»

Коул прикусил щеку, обдумывая слова сестры.

— Может быть, ты и права, — сказал он Лайле. — Ладно. Мы отправимся к «просветителям». Если уж на то пошло, то, по-моему, нам всем надо уйти туда. Смотрители сюда вернутся и попытаются на нас давить. Сейчас нам всем там будет безопаснее всего. Вы двое все равно собирались вернуться, чтобы ребенок родился там.

Симона посмотрела на Нэта. Когда он встретился с ней взглядом, его лицо смягчилось. Она кивнула. Он взял ее за руку и помог подняться по трапу.

— Ну что ж, нам пора, — сказал Коул.

Ана не двинулась с места. Мысленно она по-прежнему стояла на краю обрыва и смотрела в пропасть. Ей хотелось довериться Коулу, но ее одолевало противное беспокойство. Для нее, выросшей в Общине, лагерь сил зла, спрятанный за стеной, был настоящим пугалом: зловещим, опасным, тревожащим. А что, если в ней проснулась болезнь? Что, если все это — сложная галлюцинация, и она вот-вот добровольно отправится в секту, чтобы спастись, хотя на самом деле это будет равнозначно самоубийству?

— Ариана?

— Я не могу, — сказала она, — извините. — Недоумение, отразившееся во взгляде Коула, почему-то ее опечалило. Она опустила глаза. — Мне надо найти Джаспера.

— У меня за стеной есть знакомый, который смог бы хакнуть записи Центра психиатрической реабилитации.

Ана отрицательно качнула головой.

— Я понимаю, что ты хочешь мне помочь, но я не могу уйти к «просветителям». Твое видение... твой Взгляд... Ты веришь в высшие планы, а я... я не верю.

Наступило молчание. Коул повернулся и воззрился на сестру.

— Я объяснила ей, что такое Взгляд, — поспешно проговорила Лайла. — Я не...

— Ладно, — сказал Коул, обращаясь к Ане. Их взгляды встретились. Буря, бушевавшая в ее душе, выходила из-под контроля, грозила прорваться сквозь годами выпестованное самообладание. — Забудем.

— Послушай!.. — возмутилась Лайла.

— Нет, — прервал ее Коул, — я согласен с тем, что Нэту, Симоне и Рафферти надо уходить, но я не потащу туда Ариану против ее воли. Ты можешь вернуться с ними за стену или можешь пойти с нами. Решай сама.

Лайла бросила на брата гневный взгляд.

— Двигаем, — заявил Коул, поворачиваясь к ней спиной.

* * *

Пока Лайла с Коулом собирали одежду, еду, кухонные принадлежности и спальные мешки, Ана дожидалась на палубе. Она поправила висевшую на плече сумку, наблюдая, не появится ли смотритель Домбрант, и сожалея о том, как на нее посмотрел Коул, когда она сказала, что не верит во Взгляд. Но она же говорила правду! И она не допустит, чтобы они считали, будто она — какое-то знамение или святая, посланная им на помощь.

Через несколько минут появились Коул и Лайла, вытащившие из люка походные рюкзаки. Пройдя по палубе, они перебросили свою ношу на берег. Пока Коул запирал люки, Лайла перепрыгнула на борт баржи Нэта и исчезла в рулевой рубке. Ана смотрела вниз, на грязную воду канала. Металл застучал о металл: это Коул приколачивал легкие доски поверх плексигласовых окон. Лайла вернулась как раз в тот момент, когда он заканчивал эту работу. Не обменявшись ни словом, они втроем сошли на берег.

Коул убрал сходни и бросил их в шлюз. Они громко плюхнулись в воду. Ана с сожалением смотрела, как они идут на дно. Из-за нее они вынуждены бросать свой дом. Коул и Лайла не жалели сил, чтобы ей помочь, а она не смогла довериться им настолько, чтобы пойти следом за ними к «просветителям».

Коул закрепил цепью свой мотоцикл и накрыл его брезентом, и они с Лайлой двинулись по бечевнику, не оглядываясь. Ана догнала их. Они зашагали на запад вдоль русла, проходя под оживленными рынками и следуя изгибам реки, а потом направились на север через какой-то жилой квартал, игровую площадку и парк. Из него они вышли на узкую улицу и свернули налево в переулок, который привел их к станции «Камден-роуд». Там Лайла ввела в билетный автомат свой стержень удостоверения личности и купила три билета. А потом они ждали на платформе, пока не появился поезд, следовавший в южном направлении.

Поездка до «Форест-хилл» на юго-востоке Лондона оказалась мучительно долгой, приходилось подолгу дожидаться переполненных электричек. Им понадобилось сделать три пересадки, и молчание между ними становилось все более гнетущим, а под конец стало просто непреодолимым. Почти все время Коул стоял в стороне от девушек, кому-то звоня и отсылая сообщения через интерфейс. Пару раз Лайла попыталась улыбнуться Ане, но напряженность и разочарование, оставшиеся в ее взгляде, только усиливали печаль Аны.

Ана решила рискнуть и подключить свой интерфейс на те три секунды, которые ей понадобятся для того, чтобы выйти из сети. Безусловно, смотрители поставили ее под наблюдение. Они зарегистрируют ее мимолетное появление где-то между Шэдвеллом и Уоппингом. Тем не менее она больше не в силах была выносить это давящее молчание. И потом, смотритель Домбрант и без того уже знает, что она в бегах. Фиксация какого-то поезда в восточном Лондоне отнюдь не поможет ее найти.

Выйдя из сети, она выбрала сборник пьес Шопена и Шумана и откинула голову на спинку сиденья. Путаные образы наполняли ее голову. Ее мысли поплыли, и она обнаружила, что оказалась в прошлом, на автопарковке «Барбикана», где искала Джаспера после концерта.

По стенам стекала вода. Пульсировал странный свет. Она пыталась переставлять ноги, но какая-то жижа тащила ее за туфли. Она вдруг поняла, что не одна. Какая-то тень зашевелилась, стягиваясь и собирая вокруг себя темноту, словно складки материи. Из чернильно-черного центра возникла странная фигура. Ана воззрилась на темные провалы в том месте, где должны были находиться глаза. Ее охватил леденящий ужас. На нее напали зомби!

Она отчаянно заметалась, ища выход. Вокруг нее тени сгущались, превращаясь в черные двери, сквозь которые заходили зомби. Первая тварь уже догоняла Ану. Пульсирующий свет впивался ей в голову зубцами боли. Во сне она крикнула, зовя Коула, — и в ту же секунду ее голова ударилась об оконную раму вагона.

Моргая, она проснулась. Поезд с грохотом шел по неровному пути. В наушниках плыли «Капли дождя» Шопена. За окном пролетали ряды приземистых домов, узкие задворки которых либо заросли бурьяном, либо тонули в мусоре.

— Приехали, — объявил Коул.

Ана подняла взгляд и глотнула его присутствие с неуютной смесью облегчения и робости. Сидевшая напротив Лайла встала. Поезд подполз к станции «Форест-хилл», и они вышли.

Со стороны платформы станционное здание имело простой навес. К крыше были подвешены корзинки с пластиковыми цветами — настолько старыми, что зеленый и красный материал поблек и пошел странными волнами. Они прошли по пешеходному мостику и оказались на оживленной улице. Было уже почти шесть часов вечера. Уличные торговцы начали собирать свои лотки, люди спешили по домам. Ана плелась за Коулом и Лайлой, едва замечая неаккуратные ряды старинных домов по обе стороны улицы, разбавленные современными бетонными строениями.

Подъем в гору ее вымотал, но это хотя бы позволило ей сосредоточиться на чем-то кроме мрачного молчания Коула.

Наконец они сошли на ведущую к какому-то дому дорожку и постучались в дверь особняка, построенного в тридцатых годах двадцатого века и разделенного на десяток квартир.

Входную дверь тут же открыли. Их впустили в темноту, и створка закрылась за их спинами. В мерцающем свете свечи какой-то мужчина провел их мимо лестницы и открыл им еще одну дверь. Заведя их в комнату, он принялся зажигать новые свечи, так что стало видно, что они оказались в комнатке размером примерно девять квадратных метров с двумя односпальными кроватями, комодом и шкафом. Слабый розовый свет от уходящего за горизонт солнца пробивался сквозь задвинутые занавески. Коул сунул мужчине деньги и предупредил, что кое-кого ждет. После этого он закрыл и запер дверь, и они трое остались одни.

Отсутствие разговоров усиливало и без того унылую атмосферу комнаты. Увиденный в поезде сон незаметно проскользнул в мысли Аны. Она вспомнила вчерашний день и свое бегство от здания суда. Ей снова стало интересно, что это были за люди, похожие на зомби, и что могло бы случиться, если бы Коул не появился именно в тот момент.

Лайла стала осматривать шкаф, это заняло лишь минуту, поскольку он был маленький и пустой. Коул достал из рюкзака походную плитку, котелок и несколько банок с едой.

— Напрасная трата топлива, — проворчала Лайла, увидев, что брат собирается подогреть им ужин.

— Завтра вечером ты уже будешь у «просветителей», — ответил он, — и сможешь не беспокоиться насчет топлива.

— А как насчет Арианы? — спросила она.

Ана бухнулась на край пружинного матраса и посмотрела на Коула. Ей тоже было интересно услышать его ответ.

— Надо надеяться, что к этому времени мы уже выясним, где Джаспер, и она будет говорить с его отцом о том, чтобы перевезти его в какое-нибудь безопасное место.

Он потянул кольцо на крышке громадной банки фасоли.

Ана пыталась понять, действительно ли он так думает. Мысль о том, чтобы связаться с родителями Джаспера, породила в ней странное ощущение опустошенности. Кроме того, она уже была не слишком уверена в том, захочет ли отец Джаспера воевать за сына, который подвергает опасности его собственную империю: в отсутствии научного доказательства психических болезней многие прекратят прием профилактических и прописанных лекарств, и «Новастра» потеряет многие миллионы.

Тем не менее ей надо будет вернуться и все им рассказать в надежде, что матери Джаспера удастся убедить мужа спасти их сына. Ей придется встретиться с собственным отцом и отвечать на вопросы, которые все станут ей задавать. Она пыталась прикинуть, что может случиться, если после своего освобождения Джаспер бросит Эшби вызов и продемонстрирует собранные доказательства. Что предпримет ее отец? Ведь на карту будут поставлены его исследования и его репутация!

Ее размышления прервал сердитый голос Лайлы.

— Не говори так! — прошипела она.

— Будущее не предрешено, — ответил Коул. Он вывалил в котелок фасоль с оранжевой подливой. — В том-то и дело. Взгляд — это всего лишь вариант.

— Самый вероятный вариант! — заспорила Лайла.

— Вариант, — повторил Коул.

— Но все...

— Нет!

В голосе Коула прозвучал гнев. Разговор был окончен. Ана внутренне содрогнулась, сама не понимая почему. Ей не нравилось быть причиной дурного настроения Коула. К тому же она чувствовала себя виноватой. Он ее поддерживал и помогал ей. Ей не хватало того ощущения их близости, которое она испытала днем, пусть даже пугало то, как он ее обнимал.

— Вчера, после слушания, — сказала она, меняя тему разговора в надежде, что это уменьшит общую напряженность, — когда ты посадил меня на свой мотоцикл, кто были те люди?

Коул покачал головой: он был явно не в настроении об этом говорить.

— Какие люди? — спросила Лайла.

— Когда я узнала, что в тот вечер, когда Джаспера похитили, Коул шел следом за мной, — объяснила, Ана, — это меня напугало. Вот я и убежала, а потом оказалась на улице, где из домов выходили странные люди-зомби.

— Арашаны? — ахнула Лайла. Она быстро посмотрела на Коула и снова повернулась к Ане. — Ты замша на улицу арашанов и смогла уйти?

— А что такое эти арашаны?

— Эксперимент военных, — ответила Лайла.

— Никто точно не знает, — уточнил Коул.

— Там, где они живут, что-то передается по воздуху, не унималась Лайла, — что останавливает все мысли и движения. Немного пожив с этим, человек снопа получает возможность действовать и думать, но он остается отрешенным, замедленным, сонным. Эксперимент проводит специальный отдел психпатруля.

— Никто ничего точно не знает, — повторил Коул. — Возможно, такими их делает какой-то вид нового лекарства.

Он зажег походную плитку и поставил котелок на металлическое кольцо, под которым плясало пламя.

— Об этом в сети масса материалов, — взволнованно проговорила Лайла. — Есть документы, по которым можно увидеть, что правительство вложило миллионы в финансирование нового «мирного оружия» для армии. Говорят, что Коллегия собирается его использовать и в психушках.

— Там было четыре парня, на которых это вроде бы не действовало, — сказала Ана.

— Готова спорить, что на них были шапки. Так?

Ана немного подумала и вспомнила, что на них действительно были капюшоны.

Лайла приняла ее молчание за знак согласия.

— У них есть какой-то специальный отражатель, который надевается на мозги и останавливает электpoмагнитные волны.

Коул сделал вид, будто полностью занят их ужином, но в слабом свете Ана смогла заметить, как возрастает его интерес.

— Мы с Коулом оба зашли на эту улицу и ушли оттуда, — возразила она, — и ничего не случилось. Так что это не имеет никакого отношения к волнам.

Коул перестал перемешивать фасоль.

— На самом деле, — сказал он, — я туда не заезжал.

— Нет, заезжал!

— Нет, за столбы не заехал.

— Какие столбы? — не поняла Ана.

— Там по обе стороны улицы были два серых столба. Как фонарные, только без фонарей.

Ана попыталась восстановить в памяти случившееся, но столбов не вспомнила.

— Ну и что, — сказала она, — я прошла по той улице метров двести, а со мной ничего не случилось.

Лайла двигала подвеску в форме ключа туда и обратно по цепочке.

— Из-за того, что они излучают, — сказала она, — мысли движутся замедленно, словно в густом киселе. И еще отключается двигательная зона мозга.

— Ты не заметила вообще ничего странного? — спросил Коул.

Ана начала испытывать беспокойство. Ей не нравилось, как он на нее смотрит. Хорошо хоть, что он снова начал с ней разговаривать.

— Улица казалась чересчур пустой, — ответила она. — Там не было машин. Я заметила в окне какого-то человека. У меня от его вида мороз по коже прошел. Тогда я повернулась и пошла обратно.

— У тебя не возникло желания... ну, не знаю... остаться? — уточнил Коул.

— Ничуть. А у тебя?

Он секунду смотрел на нее, потом протяжно выдохнул через нос и снова принялся помешивать фасоль и мазать хлеб маслом.

— Ты это почувствовал, да? — спросила Лайла у брата. — Даже из-за столбов оно пыталось тебя захватить.

Коул не ответил. У Аны в голове завертелось множество вопросов. Она вспомнила пустые глаза зомби и не оставившее ее до сих пор ощущение, будто они заглядывают ей в мысли. Почему же на нее это не подействовало?

Ни Лайла, ни Коул больше ничего не сказали.

После того как ужин был съеден, Лайла собралась мыть посуду. Ане страшно было оставаться наедине с Коулом, и она предложила ей помочь. Захватив с собой подсвечник, девушки вышли из спальни и открыли дверь справа. Оказавшийся за ней ярко-синий коридор привел их к другой, открытой двери.

В ванной Лайла начала споласкивать тарелки, стараясь экономить воду, и разговорилась.

— Когда-то, — сказала она, — такой дом предназначался всего для одной семьи. Потом, лет восемьдесят назад, каждый этаж разделили на квартиры. А теперь каждая комната — это отдельное жилье, и всем приходится пользоваться общей ванной. Наверное, жилищный крах не был бы таким страшным, если бы не топливный кризис. Из некоторых районов ездить в Лондон на работу по железной дороге стало невозможно. Тебе в Общине рассказывали о Развале 2018 года?

— Прости меня, — прервала ее Ана.

Лайла отключила воду.

— Не поняла?

— В тот день в Камденском шлюзе мы встретились только потому, что я искала Коула. Я считала, что он бывший член секты «Просвещение» и поможет мне в поисках Джаспера. Когда Майки сказал, что на барже есть свободная комната, я ее заняла, надеясь со всеми вами получше познакомиться. И я помогла вам вызволить Коула, потому что думала, что он сможет рассказать мне о «Просветителях».

— Не страшно. Ты освободила Коула. Ты спасла Рафферти. И потом, ты же не могла сказать: «Привет, я — Ариана Барбер, мой отец — тот самый безумный ученый, который разработал анализы на Чистоту, а я ищу того Чистого парня, которого вчера похитили».

— Спасибо, — сказала Ана. Тугой ком тревоги у нее в груди чуть уменьшился. — Я предпочитаю, чтобы меня звали Аной.

Лайла кивнула:

— Не проблема. — Она вымыла тарелку и прислонила ее боком к ванне, чтобы вода стекла. — Ты влюблена в Джаспера? — спросила она.

Ана судорожно сглотнула. Она по привычке подняла руки, чтобы стянуть назад свои длинные волосы, и обнаружила, что коротко острижена.

— Когда мне было одиннадцать, я была уверена, что Джаспер — самый потрясающий парень из всех, кто мне встречался. Я с ним была едва знакома, но мечтала о нем все время. — Она посмеялась над собой и взяла кухонное полотенце. Лайла вручила ей следующую вымытую тарелку, и она принялась ее вытирать. — По ночам я тайком смотрела на звезды из окна моей спальни и загадывала желание: пусть у меня будет шанс, пусть он не найдет себе пару до того, как мне исполнится пятнадцать. А потом в мой пятнадцатый день рождения он прислал мне предложение обручиться. Я решила, что мои мечты осуществились. Спустя три недели к нам в школу приехала Коллегия, и мне сказали, что я не Чистая. Казалось, весь мой мир разлетелся на кусочки и теперь его ничто не исправит. Даже Джаспер.

Ана присела на край ванны и провела рукой по затылку.

— Потом все усложнилось. Меня исключили из школы на то время, пока шло следствие по делу моего отца, а еще через две недели у Джаспера погиб брат. Все было ужасно. И единственным способом все наладить было обручение с Джаспером. Я надеялась, что он захочет заключить со мной союз. Тогда я перестала понимать, чего хочу на самом деле.

— А может, вам просто не судьба быть вместе, — предположила Лайла.

— Я не верю в судьбу. Не думаю, будто что-то может быть суждено или не суждено.

Лайла отложила посудную щетку и улыбнулась.

— А что насчет Коула?

У Аны в животе возникло странное колкое ощущение.

— А что насчет него?

— Он тебя ждал.

— О чем ты?

— Взгляд! — заявила Лайла так, словно это было совершенно очевидно. — Он никогда об этом не говорил, — добавила она, хватая Ану за руки своими мокрыми руками, — но я знаю, это из-за тебя он тогда ушел от «просветителей» и встрял во всю эту политику. А полгода назад после визита к Ричарду в тюрьму он пришел и словно начал готовиться к тебе. Он понял, что время Взгляда его нагоняет. Он расстался с Рэйчел и начал брать более рискованные задания, потому что знал: ты как-то связана с разоблачением анализов на Чистоту.

У Аны замерло сердце, и она чуть не выронила тарелки.

— Он знал, что я как-то связана с разоблачением анализов на Чистоту? О чем ты говоришь? Коул говорил мне, что не знал, кто мой отец. Он сказал, что даже не знал о моем обручении с Джаспером, пока не увидел нас вместе на концерте. И какое это имеет отношение к тому, что он расстался с Рэйчел?

— А ты этого совсем не чувствуешь?

— Чего не чувствую?

— Связи между тобой и Коулом.

Ана отложила тарелку, которую успела механически вытереть три или четыре раза. Она со стуком встала на полку у раковины. Не поэтому ли ее тело рядом с ним настолько выходит из-под контроля? Ее всегда привлекал Джаспер, но Коул был словно магнит с противоположным зарядом. Ее тянуло к нему какой-то силой, которой она не в состоянии была противиться. Но Коул оставался рядом с ней таким спокойным и хладнокровным! Ведь если бы он чувствовал то же, что и она, это было бы заметно?

— А что происходило в том видении? Что Коул видел?

— Толком не знаю. Тебе надо спрашивать у него.

Ана со вздохом тряхнула головой. Если бы Коллегия услышала этот их разговор, то не понадобилось бы никаких творческих или ассоциативных тестов: их обеих признали бы душевнобольными.

— А тебе проводили анализ на Чистоту, Лайла?

— Конечно. Я жила с мамой, пока четыре года назад Коул не ушел от «просветителей». Чтобы поступить в школу, его надо пройти. Мне его сделали в пять лет — примерно тогда, когда его проводили по всей стране.

— И?

Лайла пожала плечами:

— Понятия не имею. Школа занесла это в какие-то спои файлы. Моя мать сожгла конверт, не распечатывая.

Ане показалось, будто произошел сбой во времени. На секунду все словно застыло. Ее собственную жизнь разрушил тот самый анализ, который для Лайлы не имел никакого значения.

— Ты сама решаешь, кто ты, Ана, — мягко добавила Лайла. — А не какой-то анализ.

У Аны начала дрожать нижняя губа. Неужели для них все действительно было именно так? А не может ли это относиться и к ней самой?

Лайла сложила вымытую посуду и приборы. Она тепло улыбнулась и выскользнула в коридор.

Ана потрогала пальцем горячие капли воска, упавшие со свечи на край ванны. Утверждение Лайлы насчет того, будто Коулу она являлась в его видении и он ее дожидался, — это явный абсурд. Это невозможно. Однако неделю назад вся ее нынешняя жизнь показалась бы ей невозможной: она ни за что не поверила бы, что Джаспер может оказаться в психушке за попытку обнародовать сведения о том, что анализы на Чистоту — это мошенничество. Она ни за что не поверила бы, что Психи из секты «Просвещение» будут помогать ей его искать, как и в то, что она почувствует непонятное, чудесное, опасное влечение к кому-то — такое, какое она испытывает к Коулу. Коул пробуждал в ней такое ощущение, будто до этой поры она была живой только наполовину. Это было совершенно не похоже на ее влюбленность в Джаспера. Ее чувство к Джасперу было фантазией, такой же, как увлечение каким-нибудь знаменитым киноартистом: на самом деле ты влюбляешься в персонажа, которого играет этот актер. А вот Коул был настоящим, реальным. Он будил в ней желание вырваться за пределы самой себя, выпустить на свободу все то, что она так долго сдерживала.

Ана включила воду в ванне. От воды пошел парок. Она задумалась о том, сколько может стоить горячая ванна. Забрав свечу, она встала и пошла это выяснять. Идя по коридору, она услышала громкий хлопок входной двери. Из спальни сквозь стены донесся голос Лайлы.

— Она сбита с толку. Ты не должен ей его передавать. Она не знает, кто она.

— Прекрати, Лайла.

— Не надо!

Ана открыла дверь спальни и остановилась на пороге. Коул и Лайла замолчали.

— Передавать мне что?

— Вот это.

Коул вставил мини-диск в свой интерфейс. Подойдя к Ане, он перекинул цепочку от интерфейса ей через голову. Она судорожно сглотнула, заставляя себя посмотреть на него. Однако когда она наконец это сделала, выражение его глаз заставило ее моментально забыть о неловкости. То, что он ей сейчас дал, имело какое-то отношение к Джасперу. Она это почувствовала. Коул продолжал ей помогать, несмотря ни на что.

— Ты уже видел? — спросила она.

Он покачал головой:

— Его только что занесли.

Ана поставила свечу на каминную полку и повернулась лицом к стене. Перед ней спроецировалась копия записи поступлений в Лондонский центр психиатрической реабилитации за ночь 21 марта и начало следующего дня.

— Нам удалось получить сведения из одиннадцати психиатрических учреждений в районе Лондона, — пояснил Коул. — Здесь не только имена, но и точное время госпитализации. Также указано, кем эти люди были доставлены и какой диагноз поставили при поступлении.

Ана просмотрела записи в поисках неустановленных личностей, как ей раньше посоветовал Коул. В ночь, когда был похищен Джаспер, их оказалось две: один человек в больнице Святого Иосифа в Патин и один в «Трех мельницах» в Ист-Энде. Неизвестного в больнице Святого Иосифа зарегистрировали в 20.44. «Слишком рано», — решила она. Она бегло просмотрела остальные данные регистрации: «фамилия, имя, юридический статус при госпитализации, дата, время, предварительный диагноз при поступлении, врач, проводивший госпитализацию», — и приготовилась было перейти к «Трем мельницам». Однако в этот момент она обратила внимание на то, что все девять госпитализаций в больнице Святого Иосифа провел один и тот же врач. Это было странно: в большинстве учреждений работало как минимум полдюжины психиатров, не говоря уже о том, что процесс госпитализации одного больного должен занимать по меньшей мере час.

В тишине она слышала дыхание Коула. Он читал список через ее плечо. Его близость ощущалась, словно жар от огня. Она вспомнила слова Лайлы. Наверное, он увидел ее в одной из тех ужасных новостных передач три года назад, и ее лицо осталось у него в подсознании, а со временем слилось с лицом той девушки, которую он видел подростком во время какой-то яркой галлюцинации. Но почему она испытывает такое притяжение? Как будто он — Луна, а она — море.

Она глубоко вздохнула и снова сосредоточилась на списке госпитализированных. Человек с неустановленной личностью в больницу «Три мельницы» поступил в 19.07, когда они с Джаспером еще были на концерте.

Коул забрал у нее интерфейс и снова стал просматривать список, методично вычеркивая фамилии. Он быстро прошелся по сорока с лишним записям, и в итоге невычеркнутыми осталось только пять. Он посмотрел на Ану, иронично выгибая бровь.

— Похоже, сумасшедшие придерживаются офисного расписания, — заметил он. — Смотри: из сорока трех госпитализаций всего пять приходятся на период с 21.15 до 7 утра следующего дня.

Ана придвинулась ближе, невольно обратив внимание на его пальцы и сильные руки, когда Коул указывал на проекцию своего интерфейса. Первая госпитализация, которую он не исключил, относилась к психушке в Барнете. Время поступления — 21.19. Это оставляло похитителям меньше тридцати минут на то, чтобы выбраться из «Барбикана», проехать двадцать пять километров на север до Барнета и отправить Джаспера в больницу. Даже при полностью свободных дорогах это было весьма маловероятно, а скорее просто невозможно.

Коул перешел к записи из больницы на площади Слон и Замок.

— Это время выглядит вполне вероятным, — сказал он.

Ана покачала головой, остро ощутив его приближение, когда он наклонился к ней.

— Тут диагноз «Недифференцированная шизофрения и психоневротическая депрессивная реакция».

— И что? — спросила Лайла. — Что это такое?

— Это именно так сложно, как звучит. Но, с нашей точки зрения, это значит, что этого парня должны были госпитализировать с его согласия. Если Джаспер якобы был согласен на госпитализацию, его должны были накачать до бессознательного состояния, чтобы он был неспособен отвечать на любые вопросы. Потому что если бы он был в сознании, то ему поставили бы диагноз «параноидальная мания преследования» или еще что-то в том же духе. А не «шизофрения и депрессия».

— Следующие две госпитализации — женщины, — сказал Коул.

Он пролистал страницы и остановился на единственной оставшейся записи: «Скотт Резерфорд, 23.05, больница «Три мельницы»».

Предварительный диагноз звучал как «шизофрения с манией величия и преследования», госпитализация без согласия пациента. Это выглядело убедительно. Если Джаспер протестовал против госпитализации, если он пытался убедить помощника психиатра в истинном положении дел — а подписывали решение о госпитализации всегда двое, — то врачи легко могли прийти именно к такому предварительному диагнозу.

Если ей с такой легкостью удалось получить поддельное удостоверение личности, то, наверное, смотрители — или кто там засадил Джаспера под замок — вполне могли проделать то же самое. Просматривая остальные детали госпитализации, она остановила взгляд на подписях психиатров в конце документа.

У нее оборвалось сердце. В глазах все поплыло. Она протянула руку, чтобы опереться на спинку кровати, но промахнулась и рухнула во тьму, увидев, как реальность расползается клочьями.

Спустя долю секунды она уже очнулась. Она лежала на полу не двигаясь. Лайла паниковала. Коул поднял ее, аккуратно прихватив руки и ноги. Ее голова легла ему на грудь.

— Со мной все в порядке, — прошептала она.

— Принеси воды, — приказал Коул сестре.

— Со мной все в полном порядке.

Коул и Лайла хлопотали и суетились, пока Ана не заставила себя сесть прямо и не велела им оставить ее в покое. Следующий час она провела у неплотно занавешенного окна, наблюдая за тем, как полусвет переходит в сумерки, а сумерки — в ночь, глядя на ведущую от дома дорожку и улицу за ней. Коул и Лайла убрали остатки ужина и сдвинули кровати. Ане предстояло лечь с одного края, Лайле — в серединке, а Коулу — по другую сторону. Брат с сестрой бросали на нее быстрые взгляды, которые она скорее ощущала, чем видела, и которые полностью игнорировала. Она ни о чем не думала: отцовская подпись выжгла огромную дыру у нее в мозгу.

«Три мельницы»

Спустя несколько часов Ана внезапно проснулась и обнаружила, что чувство отрешенности исчезло, сменившись острой болью. Она скатилась с края кровати и прокралась к окну. В беспросветной темноте все казалось неподвижным.

На ней по-прежнему были надеты джинсы и одолженная Лайлой футболка. Она сунула ноги в туфли, натянула через голову коричневый свитер Коула и прихватила его дутую куртку. После этого зажгла свечу и на цыпочках прошла к двери.

Коридоры между их комнатой и ступеньками крыльца были выстывшими и зловещими. Она нащупала засовы и оставила обе двери приоткрытыми, чтобы можно было вернуться в дом. Когда она выскользнула в ночь, морозный воздух ожег ей горло.

Встав на крыльце, Ана устремила взгляд на звезды. Когда-то в Лондоне световое загрязнение было настолько сильным, что звезд нельзя было увидеть даже безоблачной ночью. А вот теперь сотни мерцающих серебристых огоньков усыпали небо.

По ее телу пробежала дрожь, и она крепко обхватила себя руками. Холод прогнал остатки ее прежнего отупения и безволия. Она села на ступеньки в форме полукруга и принялась растирать кисти рук.

Из дома до нее донеслось шарканье. Она обернулась на шум и увидела в дверях высокую фигуру Коула.

— Привет! — шепотом поздоровался он.

— Привет! — прошептала она в ответ.

Он подошел и сел рядом с ней.

— Не спится?

— Да, — ответила она. — Извини, я взяла твою куртку. Вернуть?

— Нет-нет... Оставь себе.

— Спасибо.

Ана туго обернула куртку вокруг талии и спрятала подбородок в воротник.

— Не хочешь поговорить о том, что случилось? — спросил он.

Тугой обруч, сжимавший ей голову, опустился ниже, захватив и плечи тоже. Она тихо кашлянула.

— Отец, — проговорила она, — внушил мне мысль, что союз с Джаспером Тореллом будет для меня единственным способом жить спокойно и счастливо, а потом он... он узнал, что Джаспер собирается разоблачить его нечестные исследования, и избавился от него. Засадил в психушку под чужим именем. А потом имел наглость пообещать мне, что, если я не буду дергаться, Джаспера нам вернут.

— Мне очень жаль.

— Все, что я думала, было неправдой. Все, что я ценила...

— Ты в этом не виновата.

— Я просто принимала на веру все, что мне говорили. После того как поняла, что случается, когда задаешь вопросы...

Она вспомнила то ужасное утро в кабинете директора школы, когда она впервые столкнулась с Коллегией. Ей казалось, что это было миллион лет тому назад. Как она жалела о том, что написала в Регистрационный отдел Гилдфорда запрос относительно свидетельства о смерти матери!

Коул вздохнул.

— Так все специально устроено, — сказал он. — Задавать вопросы опасно. Вместо этого у нас Коллегия, чудодейственная пилюля и бесконечный водопад новых отвлекающих моментов. В Городе все точно так же. Это как цирковой фокус. Наше внимание направляют в одну сторону, а тем временем ловкость рук прячет то, что происходит на самом деле.

Ана притянула коленки к груди и начала раскачиваться взад и вперед.

— И все эти годы я внимательно наблюдала за собой, с ужасом думая о том, когда, где или как я сорвусь. А теперь мне трудно поверить в то, что на самом деле со мной ничего такого нет.

Коул переплел свои пальцы и подышал на них.

— Ты не единственная, — проговорил он. — Смотри, сколько людей вокруг уверены в том, что больны. Большинство людей прислушиваются и питают доверие к тем, кто стоит у власти. Нас к этому приучают еще детьми, и мы не ждем, что нам будут лгать.

Ана шумно выдохнула, глядя, как облачко пара образуется у нее перед глазами.

— На следующий день после того, как моя мать сдалась и снова начала принимать бензидокс, — призналась она, — я проснулась очень рано утром с каким-то ужасным чувством.

У нее пересохло во рту. Она никогда никому все это не рассказывала. Многие годы воспоминание о случившемся было туманным и фрагментарным, зарытым глубоко под той ложью, которую она говорила Коллегии. Но при встрече с матерью Коула то утро вернулось к ней со всеми невыносимо болезненными подробностями.

— Я пошла искать мать, но в спальне ее не оказалось. Я прошла мимо отцовского кабинета и увидела, что из-под двери выбивается свет. Он всегда полночи читал и засыпал на диване. Я поискала мать внизу, а потом вышла из дома. Я услышала, что двигатель машины включен, и поэтому прошла по заросшему газону к сараю и остановилась рядом. Мой отец строго следил за расходом бензина. Когда он уезжал в Лондон на рабочую неделю, то в запасной машине оставлял бензина ровно столько, сколько хватило бы на то, чтобы в случае какой-то непредвиденной ситуации проехать километра три, до ближайших соседей. Вот почему работающий двигатель — это было не просто странно, это ощущалось как пугающее отклонение. И я почувствовала запах выхлопа. Он просачивался из-под двери. Я попыталась открыть створки, но не смогла. Я бегом вернулась в дом и позвала папу. Он велел девушке, которая в то время с нами жила, оставить меня в доме, пока он пойдет смотреть, что происходит. Я услышала, как он рубит дверь топором.

Из окна кухни я увидела, как он несет мою мать, с обвисшими руками и ногами, к своей машине, припаркованной у дома. Я вырвалась от девушки и бросилась к ним. Он положил маму на заднее сиденье и закрыл дверцу машины. Он сказал мне, что с ней все в порядке. «С ней произошел несчастный случай, Ариана. Не беспокойся. Я отвезу ее в больницу». Я больше никогда ее не видела, даже не попрощалась с ней.

Горе придавило Ану, словно ноющая боль, словно грипп.

Коул взял кисть ее руки и зажал между своими ладонями. Его руки были теплыми. Ей была приятна их чуть шершавая кожа: благодаря этому они казались надежными и сильными. Она почувствовала на себе его взгляд. Глядя сквозь темноту на его руки, она провела пальцем по его запястью.

У нее оформился план. Это был единственный вариант. Единственный путь, который был ей открыт.

— Мне нужно доказательство того, что Джаспер на самом деле госпитализирован в «Три мельницы» как Скотт Резерфорд, — сказала она. — Я собираюсь туда лечь. Если он там, я выясню, что он сделал с теми фактами об исследовании, и я его оттуда вытащу.

— Ничего более безумного я в жизни не слышал, — заявил Коул. Она почувствовала в его голосе недоверчивую улыбку. — К тому же у него никаких доказательств уже не будет. Если их не забрал твой отец, то его наверняка обыскали санитары.

— Джаспер знал, что за ним следят. Он мог спрятать диск.

— Послушай! — Коул крепче сжал ее руку. — Даже если ему удалось его спрятать, он находится на лечении уже почти неделю. У них есть способы вытягивать информацию.

— Мой отец не работает в «Трех мельницах». Он не смог бы вернуться туда и вмешаться в лечение Джаспера. Возможно, он решил: неважно, где именно Джаспер спрятал свой диск, не имеет значения. Потому что об этом знает только сам Джаспер, а кому он мог бы об этом рассказать? Кто ему поверил бы? — Излагая аргументы, Ана почувствовала, что ее уверенность в собственном плане растет. Ей стоит рискнуть и притвориться больной. — И потом, как еще нам узнать, действительно ли это Джаспер?

— Есть и другие способы. Кроме того, Джасперу явно не удалось выбраться из больницы, а как же ты собираешься сбежать?

— После госпитализации в течение суток положено провести стандартное обследование: беседа с одним из психиатров-стажеров и проверка нормальности психики в виде теста из ста вопросов. Если ты их прошел, тебя выписывают.

Коул убрал руку.

— А если нет, тебя оставляют на месяц принудительного лечения до следующего обследования.

— Я его пройду, — уверенно пообещала она.

— Их никто не проходит. Если ты слишком нормальный, то это тоже считают отклонением. Если с виду все в порядке, то, значит, болезнь скрыта глубоко, а это еще хуже.

— Я сдаю этот тест с пятнадцати лет, — сказала Дна. — Меня к нему подготовил отец. Я точно знаю, как именно надо отвечать. Я не могу его не пройти.

— Но кроме этого еще много чего может пойти не так. Риск слишком велик.

— А как насчет тебя? — она повернулась к Коулу. — Тот министр, которому ты помогаешь, владеет сведениями, которые подтверждают информацию Джаспера, так ведь? Чем-то таким, что доказывает: правительство и «Новастра» придумали этот план даже раньше, чем мой отец начал свои исследования. Что случится, если смотрители узнают про этого министра? Ты рискуешь не меньше, чем я. Я видела, как ты прощался со своей мамой.

Коул пристально взглянул на нее. Она опять смотрела на улицу. На противоположной стороне светодиодный уличный фонарь мягко высвечивал чугунную решетку какого-то парка.

— Ты еще не оправилась от шока, — проговорил он наконец.

Она покачала головой:

— Но ты согласен, что я со всем этим связана. И я должна разоблачить анализ на Чистоту.

— Но только не сев в психушку!

— А как тогда?

Коул сузил глаза. Его лицо напряглось.

— Что ты видел? — спросила она.

Он покачал головой:

— Не знаю, как объяснить.

— Постарайся.

Он отвернулся, словно ему было больно на нее смотреть.

— Я видел нас.

— И что мы делали?

— Целовались, — ответил он.

У Аны перевернулось сердце и до звона натянулись все нервы. Секунду ей казалось, что она расхохочется. Она стиснула пальцы и постаралась дышать ровно.

— То есть — там было и это тоже, — сказал Коул.

Она кивнула.

— Это была лучшая часть, — добавил он.

У нее затряслись руки. Она понятия не имела, как на это отвечать. Ей казалось, что сердце у нее сейчас начнет биться так сильно, что вырвется из груди. Она посмотрела на него и увидела на его лице широкую улыбку.

— Ты смеешься? — спросила она.

— Я никогда не стал бы смеяться над твоим поцелуем.

У нее загорелись щеки. Хорошо хоть, что он не может толком ее увидеть! Дрожа, она вскочила на ноги.

— Я никогда ни с кем по-настоящему не целовалась! — выпалила она и моментально пожалела, что не оставила эту информацию при себе.

«Идиотка!» — мысленно отругала она себя, поспешно возвращаясь в дом. В спальне она скинула туфли и улеглась рядом с Лайлой. Коул вернулся минуту спустя. Она услышала, как он вытягивается на кровати по другую сторону от Лайлы. Ей представилось, будто в темноте она видит его улыбку.

* * *

Больница «Три мельницы» раньше была частью строений приливных мельниц на острове, который тоже назывался «Три мельницы». Транспорт мог подъезжать к психушке по Шугар-хаус-лейн — длинной пустынной дороге в северной части. Пешеходы попадали туда по улице к западу от нее, которая была закрыта для проезда. За первым мостом, левее, ряд зданий из бурого песчаника доходил до ворот голубого цвета, сохранившихся с того времени, когда мельницы были переоборудованы в киностудию. Справа стояло красивое промышленное здание с часовой башней.

— В это же время завтра утром, — сказал Коул, взяв Ану за плечи и глядя ей прямо в глаза, — ты на подземке доедешь из «Бромли-бай-Боу» до «Уайтче-пела». Там ты сядешь на поезд до станции «Форест-хилл». Вернешься прямо в эту комнату. Будешь меня ждать, пока я за тобой не приду. Комната оплачена.

Ана кивнула. Вот только каждый раз, когда она смотрела на Коула, то думала об их поцелуе.

Они стояли рядом с заколоченным продуктовым магазином «Теско» в конце длинной пешеходной улицы.

— Настоящее безумие! — Лайла произнесла эти слова в сотый раз.

— Если в больнице тебе не вернут деньги, перепрыгни через барьер и поезжай на метро без билета. Никто тебя не станет останавливать.

Может быть, он просто дразнил ее насчет того Взгляда?

— Ана, сосредоточься. То, что я тебе говорю, важно.

— Надо ехать на метро без билета, — послушно повторила она.

Ее сердце начало бешено колотиться, как только она представила себе, как будет перепрыгивать через барьер и ехать по Лондону в одиночку. Ей следовало бы думать о ночи в психушке, а не о Взгляде Коула или о поездке зайцем, но главная часть ее предприятия казалась ей слишком чуждой, отвлеченной, чтобы над ней размышлять.

— Лайла возвращается к «просветителям», — скатал Коул, — но я завтра вечером за тобой приду.

Ана отцепила свой интерфейс от серебряной цепочки, надетой на шею, и отдала его Коулу вместе со своим подлинным удостоверением личности.

— Если я не выберусь, — сказала она, — то прошу тебя отправить это моему отцу и сказать ему, где я.

Коул неуверенно взял ее удостоверение и интерфейс. Ана понимала, о чем он думает: если ее отец оказался способен отправить Джаспера в «Три мельницы», чтобы спасти свою репутацию, то, наверное, он вполне способен оставить там и Ану. Однако Ана была уверена, что Эшби Барбер не допустит, чтобы его дочь сгноили в психушке. Он за ней явится. Этого потребует хотя бы его гордость.

— Значит, увидимся завтра вечером, — проговорила она тоном, в котором явственно прозвучала ее неуверенность.

— Завтра вечером, — повторил Коул.

Он удерживал ее взгляд.

Ане безумно хотелось его обнять, но она только улыбнулась.

— И потом, — сказала она, — ты же видел будущее. А мы ведь не... ну, ты понимаешь.

Коул улыбнулся в ответ и, подняв руку, бережно прикоснулся кончиками пальцев к ежику у нее на затылке. Она закрыла глаза, стараясь запечатлеть это ощущение в памяти: легкое покалывание там, где соприкасается их кожа, ток, который возникает между ними, заставляя ее тело пылать.

Лайла тряхнула головой.

— Сумасшествие! — заявила она, поддевая ногой банку из-под газировки.

Отойдя, она стала рассматривать плакат на щите, закрывавшем витрину заколоченного «Теско».

— Мне хотелось бы понять, — тихо проговорила Ана, — откуда у тебя такая уверенность в том, что этот Взгляд — не обманка?

Руки Коула на секунду легли ей на плечи, скользнули вниз по ее рукам.

— А у тебя не бывает так, что ты просто в чем-то уверена? — спросил он.

Ана всмотрелась в его глаза. «Нет, — подумала она, — в общем-то не бывает». С тех самых пор, как ей сказали, что у нее Большая Тройка, она сомневалась во всем, и в первую очередь в себе.

— Но это же было так давно!

— Угу. Мне только-только исполнилось шестнадцать.

— Я почти не помню, что происходило до того, как мы переехали в Общину. Иногда мне кажется, что, если бы у меня не было фотографии, я не вспомнила бы, как выглядела моя мама. Почему ты считаешь, что я — именно та девушка?

Коул засунул руки в карман и глубоко вздохнул. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, пока Лайла не подошла и не встала между ними.

— Прошу учесть, — заявила Лайла, — если кто-то вообще меня слушает: по моему мнению, добровольная явка Аны в психушку — это очень неудачная идея.

Ана оторвала взгляд от Коула и тепло обняла Лайлу. С момента исчезновения Тэмсин она впервые добровольно выразила свою симпатию к кому-то на физическом уровне. Она тут же смущенно отстранилась, но Лайла крепче притянула ее к себе.

Разомкнув объятия, Ана в последний раз впитала в себя присутствие Коула, запоминая льдисто-синий цвет его глаз. А потом, имея при себе только поддельное удостоверение личности и сорок фунтов наличными, она с опущенной головой зашагала к «Трем мельницам».

Когда она шла по пешеходному мостику к часовой башне, у нее дрожали коленки. У ворот она остановилась. Охранник возник словно из-под земли.

— Тебе назначено? — спросил он.

Ана позволила своему страху выразиться в общей нервозности. Она заскребла ногтями кожу затылка.

— Э-э... меня направили из Центра психического мониторинга. — Она вспомнила подписи того врача, который госпитализировал пациента с неустановленной личностью в ту ночь, когда исчез Джаспер. Кажется, Каллен или, может, Колен. Сказали спросить доктора Каллена.

— Ты хочешь сказать — Гаддена, — сказал охранник.

— Ох!

Она кивнула и вжала голову в плечи.

Охранник попятился к последнему строению напротив часовой башни: видимо, когда-то тут жил какой-то начальник цеха или заводской чиновник. Он нырнул в дом и вновь возник в зарешеченном окне, держа у лица аппарат внутренней связи. Спустя несколько мгновений голубые ворота открылись. Ана поплелась внутрь. Пока ворота закрывались, она оглянулась и успела увидеть Коула и Лайлу. Они были так далеко, что их лиц она разглядеть уже не могла. Однако их фигуры застыли неподвижно, и она поняла, что они оба наблюдают за ней.

Оказавшись на территории «Трех мельниц», она побрела по вымощенной булыжником улице с железнодорожными рельсами в центре, тревожно ловя знаки, которые позволили бы ей понять, насколько тут все плохо. Справа от нее большой заасфальтированный участок, расчерченный поблекшими белыми линиями на прямоугольники, пустовал. Слева оказалось длинное утилитарное здание весьма неприветливого вида. Хорошо хоть, что у него были окна.

Она проследовала за стрелками, нарисованными на земле, быстро проковыляла по ступенькам в приемную и с нервным и запыхавшимся видом вошла, решив, что в данных обстоятельствах это даже кстати. Какая-то дама посмотрела на нее из-за круглого стола и кивком указала на один из придвинутых к стене стульев. Как только Ана села, пришел мужчина в длинном врачебном халате.

— Доброе утро, — сказал он. — Я доктор Дэннард. Боюсь, что доктора Гаддена сегодня нет.

Он протянул Ане руку для рукопожатия.

— Эмили, — представилась Ана именем, которое ей подобрал знакомый Нэта.

— Можно?

Он протянул руку и снял с нее цепочку, к которой теперь было подвешено ее поддельное удостоверение личности. Его бесцеремонность заставила ее насторожиться.

— Милая цепочка, — отметил он. — Иди за мной.

Дверь распознала их приближение и с шорохом разъехалась. Ана прошла за врачом по ярко освещенному коридору. Доктор Дэннард открыл вторую по порядку дверь и шагнул в сторону, пропуская Ану перед собой. Она прошаркала в комнату. Спазмы у нее в животе грозились выйти из-под контроля.

Он жестом пригласил ее сесть в низкое кресло перед деревянным столом — на место, предназначенное для пациентов. После этого он устроился на рабочем кресле с высокой кожаной спинкой напротив нее и ввел стержень ее удостоверения в планшет своего интерфейса.

— Ты покрасила волосы, — сказал он.

У Аны от страха сжалось сердце. Неужели он ее узнал?

— Ты подстриглась под мальчишку и перекрасилась, потому что не хочешь, чтобы тебя считали хорошенькой.

Она успокоилась, поняв, что это — часть ритуала «проницательной» оценки. Похоже, доктор Дэннард с удовольствием взял весь разговор на себя, так что она не дала себе труд отвечать.

— Парень есть? — осведомился он.

— Не то чтобы да, — ответила она.

— Бросил тебя, верно? — Он кивнул, соглашаясь с самим собой. — Заниженная самооценка. И еще нервничаешь, да?

Это опять не было вопросом. Он открыл верхний ящик своего стола и вытащил какие-то бумаги.

— Тебе нужен отдых, — проговорил он, складывая руки перед собой поверх бумаг. — Нужно какое-то время на то, чтобы расслабиться, успокоиться. Позволить другим заботиться о тебе.

Похоже, по его мнению, пребывание в психушке можно сравнить с роскошным отдыхом на курорте.

— Хочешь забыть обо всех стрессах и проблемах, которые останутся за стенами?

Его глаза горели. Он произнес слова «за стенами» с оттенком отвращения и при этом взмахнул рукой так, словно отгонял реальность прочь. Ана кивнула, пытаясь понять, действительно ли здесь могут так легко отмахнуться от внешнего мира.

— Отлично! — сказал он.

Он встал, ударившись животом о крышку стола, и вышел из кабинета. Ана задумалась о том, что было бы, если бы она ушла прямо сейчас: выпустил бы охранник ее за ворота? Дэннард был явно не в себе. Психические заболевания он распознал, разглядывая стрижку девушки! Он не может быть нормальным.

Он вернулся в сопровождении второго, более молодого врача, у которого был раздраженный вид.

— Ее бросил парень, — заявил Дэннард вместо традиционного представления, — и она не слишком хорошо это восприняла. Так?

— Суицидальные настроения? — рявкнул его коллега.

— Нет, — ответила Ана.

Ей определенно не хотелось получить в своей истории болезни такую запись.

— Проблемы с самооценкой, — продолжил Дэннард. — И нервозность.

Он подался к своему коллеге и произнес что-то, чего Ана не расслышала. Наверное, делился впечатлением от ее прически.

— Хорошо, — сказал второй врач.

Он шагнул к столу, взял бланк и нацарапал в поле «предварительный диагноз при поступлении» нечто неразборчивое. Поставив внизу подпись, он поспешно ушел.

Она в больнице!

Теперь она по-настоящему осознала, почему отец заставил ее выучить ответы на тест наизусть, заставил поклясться, что она никогда не станет импровизировать или пытаться отвечать на вопросы Коллегии правдиво.

Дэннард откинулся на спинку кресла. Блеснув горящими зрачками своих маленьких глазок, он подписал бланки.

— Ну, вот и все, — сказал он, вручая ей ручку, — тебе просто надо подписаться вот тут. — Ана взяла «Бик». У нее дрожала рука. — Если не можешь писать, — добавил он, — просто поставь крестик.

— А когда будет полное обследование?

Бусинки глаз на крупной голове Дэннарда моргнули.

— Так ты уже бывала в Центре психиатрической реабилитации? Этого по твоему удостоверению не видно. Несколько лет назад, да? Ну, теперь ты в надежных руках!

— Я слышала, есть какой-то большой тест. Сто вопросов.

— А, ну да, этот. Можешь не беспокоиться. А теперь оставь свою подпись на бланке, и я скажу, чтобы за тобой пришли.

Он взялся за телефон.

Пальцы Аны застыла над местом, где нужно было поставить подпись. Она приставила ручку к листку бумаги, но не шевельнула рукой.

Дэннард закончил разговор. Бряканье трубки заставило ее вздрогнуть. Она с силой провела ручкой, ставя косой крест.

— Вот и хорошо, — сказал он.

Достав портативный сканер, он ввел документ в свой интерфейс. Ана подумала, что, возможно, по закону в больнице положено иметь бумажные копии всех документов — на тот случай, если из-за вируса или отключения электричества больничная система рухнет.

Она старалась сидеть неподвижно. Страх паучьими лапками полз по ее коже.

Явились две женщины с креслом-каталкой. На той, что его везла, были просторные зеленые брюки и простая зеленая куртка. Широкий неровный шрам шел от угла ее рта к подбородку. На поясе у нее висела дубинка. На другой женщине поверх обычной одежды был застегнут недлинный голубой халат.

— Доброе утро, доктор Дэннард! — громко поздоровались они.

Он ответил им кивком, а потом сделал вид, будто очень занят какими-то бумагами. Ане показалось, будто он пытается от них спрятаться.

— Садись! — приказала санитарка.

Ана поспешно подошла к креслу.

— Закатай рукав, — потребовала медсестра, извлекая из кармана халата коробочку со шприцем. Подняв его, она выпустила из иглы немного прозрачной жидкости.

Спазмы у Аны в животе превратились в жесткий кулак. «Наверное, это просто успокоительное», — сказала она себе. Но кто знает, стерилизуют ли они иголки как следует.

— Я, э-э... — она нервно сглотнула, — я... Санитарка потянулась за дубинкой.

— Ты у нас бунтарка? — поинтересовалась она. Ана качнула головой, закатала рукав и протянула руку.