ГЛАВА 8. Озерца желтого света от горящих факелов ложились на стол в большом зале замка

Озерца желтого света от горящих факелов ложились на стол в большом зале замка. За ужином обоих адвокатов посадили рядом, но вскоре Дункан обошел стол и устроился между Келламом и Флорой, чтобы, как он перед тем объяснил Гордону, быть поближе к кувшину восхитительного французского вина.

На деле он просто больше не мог вынести ни секунды в обществе Роберта Гордона. Монотонная лекция на тему подходящих наказаний за различные проступки его нисколько не устраивала. В свое время этот вопрос стал предметом тяжелейшего трехдневного экзамена в университете Сент‑Эндрю; Дункан выдержал экзамен с честью и не собирался проходить испытание повторно, тем более с тупым и самоуверенным Гордоном в роли экзаменатора. Элспет, сидевшая по другую руку от Роберта, за весь вечер ни разу не обратилась ни к Дункану, ни к брату.

Улыбка осветила добродушное лицо Флоры; экономка приветливо закивала седовласой головой. Ради гостей она облачилась сегодня в нарядную накидку, сколотую на плече крупной серебряной брошью. Почти весь вечер Флора без устали топала от стола на кухню и обратно. Под ее руководством молоденькие служанки вносили блюда с жареными цыплятами и тушенными в бульоне овощами.

Дункан отдал дань предложенным яствам; согласился даже на добавку горячей, чуть отдающей дымком овсяной каши с медом. Красное вино и виски весь вечер лились рекой. Дункан с удовольствием потягивал из глиняной кружки вино. Он был даже рад опьянению – легкий шум в голове помогал забыть о ноющей переносице. Эван оказался прав: уже сейчас вокруг глаза Дункана расплывалось сине‑багровое пятно.

– Прекрасный ужин, Флора, спасибо, – сказал он.

Экономка поблагодарила его улыбкой.

– А вот магистру Гордону из Блэкригга жареные цыплята не по вкусу. – Она удрученно покачала головой.

Сидевший напротив Магнус наклонился через стол:

– Роберт, видишь ли, считает ниже своего достоинства есть куриное мясо. Подавай ему жареных быков на вертеле!

– Ага, как же! Станем мы тратить говядину на таких, как Роберт Гордон, – буркнул Кеннет.

– Ай‑яй, мальчики, как не стыдно, – пожурила их экономка, но Дункан заметил блеснувший в ее глазах смешливый огонек.

– Вот Макрей из Далси на наше гостеприимство пока не жаловался, – пробубнил Кеннет с полным ртом каши. – В первый‑то день мы его вообще рыбой угощали – и ничего, доволен был. – Он хлопнул Дункана по спине.

– А что ж? Мы тут привыкли к простой пище… К чему все эти лебеди с позолоченными крыльями, которых подают при дворе, – ухмыльнулась Флора.

Слушая этот обмен мнениями вполуха, Дункан потягивал вино и следил за Элспет. В мерцающем свете факелов девушка казалась совсем хрупкой, изящной, как фламандская статуэтка. Под его пристальным взглядом она скосила глаза на брата и нахмурилась, точно все еще не могла справиться с гневом.

Чуть раньше, после встречи на верхней площадке замка, Хью попросил Дункана составить письмо к вождю Макдональдов. «Интересно, – подумал Дункан, – простит ли она Роберта, если тот подпишет письмо, разрывающее помолвку?»

Из раздумий его вырвал очередной дружеский хлопок Кеннета. Вино плеснуло на стол, Дункан хмыкнул, а Кеннет громогласно расхохотался и свалился бы, пожалуй, со скамьи, если б Дункан не успел поддержать его под спину.

– Ай‑яй! – опять укоризненно качнула головой Флора. – Полюбуйтесь‑ка на наших мальчиков! Ох, чую, придется мне завтра готовить отвар от головной боли!

– Ш‑ш‑ш! – неожиданно шикнул Магнус. – О чем это там Роберт с Хью беседуют, а? – Все четверо замолчали, с любопытством наклонившись вперед.

– Новое крыло, которое я решил пристроить к замку Блэкригг уже почти готово, – говорил Роберт. – Я заказал роспись потолков и уже привез из Фландрии и Франции множество красивейших вещей. Канделябры, столики красного дерева, серебряные кубки и чаши. Да, и окна будут из настоящего стекла! Еще дубовые панели и…

– Не слишком ли роскошно для опальных Гордонов? – поинтересовался Хью, поднося ко рту кружку.

Элспет нахмурилась:

– А где ты взял столько денег?

По тонким губам Роберта скользнула снисходительная улыбка.

– Что за вопрос! Ах, ну да, в горах вы отстали от жизни… Овцы, Элспет, овцы! На шерсти и тканях можно неплохо заработать. Шотландская шерсть во Фландрии и Франции в цене. Я покупаю здесь ткани за бесценок, а продаю очень дорого.

– Как я погляжу, дела у тебя идут отлично, – процедила Элспет, отламывая кусок овсяного пирога. – Что ж ты суешь нос в мои?

Ответа Роберта никто из сидящих напротив не расслышал. Келлам презрительно фыркнул и шепнул на ухо Дункану:

– Еще бы ему не совать нос в чужие дела. В Тайный совет попасть‑то ох как хочется! Богатство и власть – вот что нужно этому парню в жизни.

– Накидки ты теперь не носишь, – продолжала Элспет. – Что, наша шерсть хороша только для продажи?

– Если б я вел себя как горец, то никогда б не заработал столько денег, чтобы перестроить замок.

– Чем тебе, интересно, плохи горцы? – хмуро бросила сестра. – Ты же родился и вырос в горах.

Роберт небрежно пожал плечами:

– Горожане не хотят иметь с горцами дела. Считают их неучами и дикарями, которые только и могут, что носиться босиком по холмам да пасти скот. Пришлось перенять городские привычки, и я этим очень доволен.

– Ах во‑он оно что! – рявкнул Келлам. – Мы, значит, дикари и неучи?! Зато нам хватает ума не рядиться, как бабы, в шелка и кружева и не кривляться, как чертовы горожане.

– Можешь носить все, что захочешь, Келлам Фрейзер, – ровным тоном отозвался Роберт. – Лично я одеваюсь точно так же, как и все остальные из ближайшего окружения королевы. На вашем приятеле, – он кивнул на Дункана, – я что‑то не видел шотландских накидок. Могу поклясться, он тоже не слишком жалует обычаи горцев. Но ради бога – если вам вся эта простота по душе, Фрейзеры… не обращайте внимания на мое мнение, – закончил с высокомерной улыбкой магистр права Роберт Гордон.

Дункан кожей ощущал, как накаляется атмосфера. Фрейзеры побагровели от гнева. Роберт же напоминал ему дикую кошку – коварную, пронырливую, в любой момент готовую вцепиться когтями в жертву.

Элспет, сдвинув брови, обожгла брата яростным взглядом.

– Ты, между прочим, выпил за вечер немало дорогого французского вина. – Она обвела рукой стол. – А наши кубки из чистого золота, украшенные рубинами, видел? Клан Фрейзеров владеет этими кубками уже три сотни лет. Сам король Роберт Брюс I[1]пил из них, когда гостил в Гленране. Фрейзеры уже сто лет назад перестроили замок, – не выдержав, девушка сорвалась на крик. – Для этого немало денег потребовалось. Нам есть чем гордиться, а тебе есть чему завидовать, братец!

– Сто лет назад перестроили – и успокоились, – скривил губы Роберт. – Ну а я так мечтаю о большем. К примеру, недавно выписал из Бельгии набор канделябров из серебра с инкрустацией!

Хью, до сих пор молча выслушивавший хвастливые речи, вдруг с размаху опустил на стол мощный кулак:

– Ну все, довольно! Сыт по горло! Лучшего обеденного зала, чем тот, где тебя сегодня принимают, не найти в целой Шотландии. А на канделябры, которыми владеем мы, законник, тебе никаких денег не хватит!

– Вот бы взглянуть, – пробормотал Роберт.

– Хочешь взглянуть? Сейчас увидишь. – Хью наклонился к Элспет. Та удивленно вскинула брови, но уже через миг кивнула и, обежав стол, так же тихо прошептала что‑то каждому из Фрейзеров, после чего стрелой вылетела из комнаты.

Дункан вопросительно глянул на Келлама.

– Терпение, законник. Сейчас ты поймешь, каков он, наш вождь.

Через несколько минут в зал вошли трое слуг, держа высоко над головой зажженные факелы. Хью поднялся из‑за стола и знаком пригласил за собой Роберта. Юный вождь в яркой шотландской накидке, красивый, могучий, выглядел сказочным великаном рядом с тщедушным и невзрачным, даже несмотря на расшитый камзол, Робертом. Хью прошагал через весь зал к самому широкому из окон и распахнул ставни.

– Смотри, Гордон! – пророкотал он. Роберт вытянул шею. Облокотившись о стол, Дункан вместе с остальными с любопытством следил за этой сценой.

В распахнутом окне открывалась фантастическая панорама заката. Темные барашки холмов, казалось, плыли в море пурпура, золота и индиго.

– Вот он! – Хью сделал широкий жест рукой. – Вот он, Гордон, приемный зал Шотландии. Гобеленов и картин роскошнее ты больше нигде не увидишь. К этим декорациям приложили руку ангелы!

Да, он умен, Хью Фрейзер… Дункан восхищался молодым вождем. Перед лицом величественной природы Шотландии померкнут любые красоты, сотворенные человеком. Вопрос лишь – способен ли Гордон на столь глубокие эмоции?

Похоже, не способен. Магистр права был в явном недоумении.

– Холмы… камни. Ну и что? Да ты меня дурачишь, Хью Фрейзер! – неожиданно вскипел он.

– Холмы и камни, говоришь, – торжественно кивнул Хью. – Но жить среди этих холмов и камней – привилегия избранных, мой друг.

Дункан не просто оценил, но от души наслаждался драматическим представлением Хью. Теперь‑то уж Роберт Гордон не станет хвастать перед Фрейзерами заморскими гобеленами и столами красного дерева!

– Ты приобрел инкрустированные подсвечники? – продолжал Хью. – А что ты скажешь на это? – Он оглянулся и махнул рукой.

Магнус, Келлам, Эван и Кеннет поднялись из‑за стола, прошли к слугам и взяли по факелу. Затем все четверо выстроились в ряд и подняли факелы над головами.

Высокие, сильные, они стояли неподвижно, развернув плечи и вскинув головы. Факелы, потрескивая, бросали золотистый свет на стол.

Открылась дверь, и в зал, тоже с факелом в руке, вошла Элспет. Она сменила накидку на простое белое платье и клетчатую шаль. Пройдя к братьям, девушка встала в центре и подняла руку.

Дункан ахнул от восхищения. Освещенная золотистым светом, девушка олицетворяла собой красоту и нежность. Ангел, сошедший с небес на землю…

Элспет сделала шаг вперед, полуприкрыла глаза и запела.

Первые звуки, тихие и нежные, казалось, рождались из воздуха. Дункан подался вперед как зачарованный, весь обратившись в слух.

Этот голос… чистый, как вода горных озер, звонкий, как струящиеся с гор ручьи… Божественный голос. Божий дар. Теперь Дункан понял, почему Фрейзеры считали Элспет благословением клана.

По правую руку от него Флора всхлипнула, вытирая рукавом глаза. Элспет пела о Шотландии, о гордости, о любви к родной земле. Восхитительная мелодия и величественная панорама шотландской природы разбудили в душе Дункана глубоко спрятанные, но так и не умершие чувства.

Он любил горы Шотландии не меньше Фрейзеров, но оставил их, сменив на городскую жизнь. Чуть печальная, нежная песня девушки разрывала ему сердце.

Элспет умолкла, запрокинув голову, а Хью с улыбкой обернулся к Роберту:

– Надеюсь, больше не будет разговоров о том, что для горца важно, а, Гордон?

Совершенно внезапно – точно всполох молнии озарил его сознание – Дункан понял, что означает для Фрейзеров договор о мире с Макдональдами. Он понял, что привез не бумагу от Тайного совета, а железные кандалы, связывающие этот гордый клан по рукам и ногам. Стоило ли удивляться их упорному отказу поставить подписи под унизительным договором! Теперь Дункан понимал, что Фрейзерами двигало не упрямство, а гордость.

Но даже несмотря на это, ему, королевскому адвокату, придется заставить их подписать документ.

Глядя на Элспет, тонкую, как тростинка, с копной золотистых волос, сияющую, точно звездочка на ночном небе, Дункан впервые пожалел о том, что его ждет Эдинбург.

* * *

– Что с тобой, малышка?

Элспет, вздрогнув, очнулась. Она и не заметила, как задремала, убаюканная тихим покоем ночи, редкими перепевами птиц и едва слышным журчанием ручейка у подножия холма. Увидев перед собой длинные, сильные ноги в высоких сапогах и узких брюках, она медленно подняла глаза. На лицо Дункана Макрея легла тень от громадного валуна; полы наброшенного на плечи черного плаща взметнулись от порыва ветра, точно крылья ворона.

– Тебе плохо?

– Нет, все в порядке.

– Я увидел, что ты сидишь здесь – это платье светится в темноте, его видно издалека, – и подумал, что ты заболела…

– Я часто сюда прихожу. Мне нравится это место.

Дункан опустился на землю рядом с ней, прислонился спиной к валуну и, согнув одну ногу, оперся о колено.

– Здесь хорошо отдыхать. Тихо, спокойно.

Элспет кивнула.

– Где братья?

– Все еще развлекаются. Только теперь уже во дворе. Пригласили волынщика, завели песни, пляски. А я уже устал от шума и выпивки. – Дункан откинул голову, со вздохом закрыл глаза.

Элспет смотрела на его профиль, такой четкий на фоне серого камня, и волна неожиданного сочувствия согревала ее сердце. Гнев ее давно растаял, уступив место сожалению за собственную грубость там, на лестничной площадке под крышей.

– Если Фрейзеры взялись пить и петь, то не угомонятся до утра, – с улыбкой проговорила Элспет.

– Похоже на то. Вон они, видишь? – Дункан поднял руку и наклонился, невзначай коснувшись плечом ее плеча.

Элспет прищурилась:

– Ничего не вижу. У тебя, должно быть, зоркость ястреба.

– Тогда прислушайся. – Теплый, глубокий, бархатный голос Дункана раздался у самого ее уха.

Издалека доносился тоскливый напев волынки. Элспет кивнула. Ночной ветерок – или близость Дункана? – вызвали у нее озноб. Зябко поеживаясь, она поплотнее завернулась в шаль.

– Красивое платье.

Элспет вскинула глаза:

– Тебе нравится?

– Очень.

– Хью мне шепнул свой план с факелами, – пытаясь усмирить вдруг заколотившееся сердце, проговорила Элспет, – ну а я решила, что платье и песня дополнят сцену.

– Получилось замечательно. – Даже в темноте взгляд Дункана, пронзительный и неотрывный, казалось, проникал в самую ее душу. – А ты пела как ангел. Или как эльф. Такого голоса я…

– Ш‑ш! – Элспет прижала пальцы к его губам. – Тихо! Здесь нельзя хвастать. – Она опустила руку.

– Я только сказал, что ты пела как… – Ладонь Элспет вмиг накрыла его рот. Отросшая за день щетина покалывала нежную кожу, дыхание согревало пальцы.

– Это же волшебный холм, – шепнула девушка. – Здесь живет сказочный народ. Эльфы. Ты о них слышал?

Дункан рассмеялся:

– Ну, еще бы. – Он отнял ото рта ладонь Элспет. – Какой же горец не слышал об Эльфах?

Элспет вздрогнула, когда он выпустил ее руку. Ей стало холодно и неуютно, как заблудившемуся в лесу ребенку.

– Ах да! Ты же родился в горах.

– Точно. И мой замок стоит точно на таком же волшебном холме. Он называется Далси, по‑гэльски «холм эльфов».

– Твой замок?

Дункан отвернулся, глядя на укрытые фиолетовой дымкой горы.

– Меня считают там хозяином, – негромко ответил он, потирая подбородок. – Лэрдом замка Далси в Кинтейле. Да‑а. Так что я, конечно, слышал о живущем на холмах волшебном народе. Говорят, по ночам они водят хороводы, завлекая людей… – Дункан вновь повернулся к ней, вопросительно приподнял бровь.

Элспет кивнула:

– Верно. Если человек закружится в таком хороводе, он пропадет навсегда. Ночи у эльфов длятся сотни лет. А их пение… их голоса такие же сказочные, как они сами.

Дункан задумчиво склонил голову набок:

– Твое пение может увлечь самих эльфов.

– Тише! Они очень ревнивы и любят быть первыми во всем!

Улыбка, что сверкнула из темноты, взяла в плен сердце Элспет. Так мог бы улыбаться сам король эльфов – красивый, умный, нежный. Но улыбка погасла, и даже звезды вдруг показались ей тусклее. Элспет прикрыла глаза, вдыхая близость Дункана, аромат дыма и ветра.

– А если мы заснем прямо на этом волшебном холме, – снова раздался бархатный голос, – эльфы заберут нас к себе? Что ты знаешь об этом месте?

Элспет опустила голову.

– Здесь живут эльфы. Больше ничего.

– Так‑таки и ничего? Ну, пожалуйста, Элспет. Я столько наслушался историй от твоих братьев. Уверен, ты им не уступаешь.

Элспет открыла рот – и тут же передумала, в страхе, что он поднимет насмех ее детские фантазии. Она упрямо мотнула головой.

– Я же вижу, ты что‑то знаешь, – настаивал Дункан. – Расскажи. – Не дождавшись ответа, он наклонился; горячее дыхание обожгло ей щеку. Глубокий и вкрадчивый, его шепот завораживал, как хоровод эльфов. – Расскажи, Элспет Фрейзер!

Элспет вздохнула в замешательстве. Но что‑то в нем такое было, в этом Дункане Макрее… что‑то такое, отчего ей захотелось поделиться воспоминаниями, оставшимися с детства.

– Когда я была совсем маленькой, – тихо начала Элспет, – Роберт изредка гостил в Гленране. Мама у нас одна… только его воспитывали Гордоны. – Дункан кивнул. – Роберт часто говорил, что наша мама после моего рождения ушла сюда, на этот холм. И исчезла.

– То есть… ее забрали эльфы?

Элспет качнула головой:

– Роберт говорил, что она вернулась к себе домой. В свой настоящий дом. Будто бы она была эльфом… и потому должна была вернуться к своему народу.

– А‑а… – понимающе и без тени улыбки кивнул Дункан. – Роберт тоже был мал. Он мечтал, фантазировал, как все дети.

– Конечно. Но я‑то ему верила. Роберт рассказывал, что мама чудесно пела… а значит, она и вправду была эльфом.

– Выходит, голос достался тебе от мамы.

Элспет пожала плечами:

– Я ее совсем не знала. А сюда приходила в надежде услышать, как она поет. Роберт, когда узнал, поднял меня на смех. – Девушка поникла, вспомнив боль детской обиды. – Здесь только птицы кричали и ветер шумел… больше я никогда ничего не слышала, и все же… – Преодолевая смущение, она заговорила быстрее: – Я представляла себе мамин голос. Будто бы она подпевает ветру, будто бы что‑то хочет мне сказать… – Элспет зарделась; никогда прежде она не признавалась в своей детской тоске по матери; никогда прежде не рассказывала о том, для чего приходила сюда, на этот волшебный холм.

– Тебе хотелось как‑то прикоснуться к маме, – тихонько проговорил Дункан, – хоть голос ее услышать, верно?

Элспет молча кивнула, глотая застрявший в горле жгучий комок. Предательские слезы застилали глаза. Она заморгала, удивляясь и этим слезам, и собственному неожиданному порыву. Столько лет она хранила свою тайну – и вдруг поделилась ею с совершенно чужим человеком! Странно, но рядом с Дунканом ей было спокойно и надежно; сердце подсказывало, что откровенность не обернется против нее самой.

– Будь твоя мама эльфом, ей было бы приятно знать, что у дочери такой же волшебный голос, как у ее народа.

– Правда?

– Правда. Такой же. Или даже лучше.

Элспет тут же потянулась к нему, чтобы заглушить его слова. Дункан со смехом поймал ее ладонь.

– Не заставишь меня замолчать. Эльфы не могут обижаться на правду.

– Да их, наверное, на самом деле и нет. Все это суеверия… Мне вот ни одного эльфа не удалось увидеть.

Дункан смахнул непокорный завиток с ее лба.

– Неужели? – шепнул он. В призрачном свете ночи синева его глаз казалась бездонной.

И Элспет вдруг вспомнила, как ей впервые явился Дункан Макрей. Она увидела его самого – или же его образ – на вершине холма, над ручьем. В тот миг он казался одним из эльфов, королем маленького волшебного народа. А сейчас, в полумраке, выглядел сказочным принцем: сильным и прекрасным, с точеным, мужественным лицом и поблескивающими, точно перья ворона, смоляными волосами.

Вслед за первым воспоминанием пришло и второе, зловещее и неумолимо яркое. Элспет плотно сомкнула веки. Только не сейчас, не здесь. Пусть он никогда не повторится, этот страшный образ!

Не выпуская тоненьких пальцев из своей ладони, Дункан обернулся в сторону Гленрана, туда, где фиолетовую мглу ночи рассеивали оранжевые блики от факелов.

– Пойдем, Элспет. – Поднявшись, он потянул девушку за руку и помог встать. – Я провожу тебя в замок. – Его свободная рука обвила тонкий стан.

Элспет вскинула голову. Ее вдруг обдало жаром, а в груди заныло, точно открылась невидимая дверца, ведущая к самому беззащитному, самому потаенному уголку ее души. Дункан возвышался над ней, огромный и почти пугающе красивый; полы плаща развевались черными крыльями, лицо было непроницаемо, а в глазах, казалось, сгустился мрак всех ночей с сотворения мира. Еще мгновение… еще один вечный миг – и этот взгляд затянет ее в свою бездонную глубину, как омуты Лох‑Несса затягивают упавшие в озеро щепки.

Кончиком пальца Дункан приподнял ее подбородок. Элспет вздрогнула, не в силах противиться его прикосновению; воля покинула ее; мысли исчезли; опасения, страх за него, за себя – все исчезло… Молчал внутренний голос, всегда предупреждавший об опасности. Сейчас Элспет знала лишь одно – Дункан рядом. И хотела лишь одного – чтобы он был рядом.

Он наклонил голову. Неуверенно, робко Элспет подалась вперед. Твердые губы прикоснулись к ее губам. Оторвались и вновь накрыли ее рот, нежно и властно. Элспет не заметила, как ее руки обвились вокруг его шеи, а пальцы запутались в прядях черных волос. Сердце ускорило ритм; оно становилось все больше и больше, распускаясь, точно розовый бутон под солнцем. Казалось, сердце заполнило всю ее; набатный звон пульсировал в крови, обжигал истомой грудь, отдавался дрожью в коленях.

– Элспет… – Его дыхание теплом коснулось ее виска. – … Я никак не думал, что такое случится.

– Я тоже. – Сердце ее щемило; волна страха затопила восторженное изумление. – Пожалуйста, уезжай, Дункан! Оставь меня, оставь Гленран, оставь наши горы!

Дункан взял ее лицо в ладони. Элспет кожей чувствовала биение его пульса в кончиках пальцев.

– Элспет Фрейзер, – голос его стелился бархатом, – не играй со мной.

Она кивнула. Медленно, почти торжественно.

– В тот день… на ручье…

– Ш‑ш‑ш! – Дрожащими пальцами Элспет прикоснулась к его щеке. Страх ложился камнем на душу; черным покрывалом окутывал сознание. – Не нужно об этом.

– Послушай. Твое видение… Ты ведь все придумала, чтобы заставить меня уехать? Я знаю, до вас дошли слухи о посланце Тайного совета.

Элспет заколебалась; помолчав, отвела его ладони от своего лица. Со вздохом вскинула голову.

– Я сказала правду. Мне было видение.

– Что ты видела? Я должен знать. – Его рука легла на плечо Элспет.

Как же ей хотелось ответить, поделиться, облегчить бремя собственного знания. Элспет было страшно. Казалось, облеченное в слова пугающее пророчество наполнится новой силой, станет реальностью и неминуемо приведет Дункана к гибели.

Она покачала головой:

– Не скажу.

Уверенно и стремительно, точно несущее смерть копье, рука его скользнула ей за шею, пальцы сомкнулись в копне густых волос, останавливая любое движение. Дункан едва сдерживал ярость.

– Смерть… Вороны… Уехать – или готовиться к гибели. Вот что ты мне сказала. Я выслушал, Элспет Фрейзер. А теперь хочу знать правду.

– Это мой крест, – почти беззвучно шевельнулись губы девушки. – Мне его и нести.

– Нет. Ты все расскажешь, я выслушаю – и поставим на этом точку. Ясновидящие обычно не скрывают того, что дает им дар. Почему же ты упорно отказываешься рассказать о своем видении?

– Обычно? Откуда тебе знать?

– В Кинтейле жила одна старуха… Прорицательница. Она предсказывала мне будущее, еще когда я был ребенком. Ей не удалось меня испугать. Говори же, Элспет.

– И что она предсказала?

Дункан уронил руку.

– Ерунду болтала. Глупости. Чушь. Я забыл.

Элспет отвернулась.

– Забыл? Считай, я тоже забыла.

– Неправда. – Дункан задумался, глядя на девушку. – На ручье ты смотрела на меня, как будто… как будто…

– Как будто – что?

Он дотронулся пальцем до ее щеки, легко, чуть касаясь, очертил линию подбородка.

– Ты смотрела так, как будто дороже меня у тебя никого нет на свете, – шепнул Дункан. – И я хочу знать почему! Что ты видела?

Сердце Элспет покатилось вниз и, вновь подпрыгнув, застряло в горле пульсирующим комом. Ей хотелось обнять Дункана… но она лишь до боли стиснула пальцы опущенных рук.

– Так что же ты видела, Элспет Фрейзер?

Ах, этот голос… Глубокий, как пучина Западного моря; баюкающий, точно шелест вересковых долин.

– Если останешься здесь – погибнешь на плахе. Такова твоя участь, Дункан Макрей. Она открылась мне в видении. – Высказанный против воли, ответ прозвучал слабым стоном… жалкой благодарностью за восхитительные поцелуи и ласки.

Дункан не отвел взгляда. Порыв ветра взметнул его волосы, но сам он стоял неподвижно, как скала.

– Уезжай, – сорвалась с губ Элспет мольба. – Куда угодно – в Далси, в Эдинбург… Только уезжай.

– Твои слова, малышка… твои видения меня не пугают. Ничего со мной не случится. Я не верю в пророчества.

Элспет вздохнула, зябко кутаясь в накидку. Потом отвернулась и медленно двинулась вниз по склону.

Так же, как и Дункан, с самой первой минуты их встречи она ощущала возникшую между ними связь. Его судьба каким‑то образом сплеталась с ее судьбою, точно сама жизнь ткала полотно из серебряных нитей. Каждое слово, каждый взгляд, каждое прикосновение добавляло еще один мотив в узор невидимого полотна. Понимая, что происходит, Элспет не в силах была остановить работу небесной прялки.

Но она чувствовала… она боялась, что эта связь погубит их обоих.

На пути к замку Элспет ни разу не оглянулась.