Глава XXXVI

По свойственной мне неосмотрительности я раза два выразил уверенность, что последующие заметки об ухаживании дяди Тоби за вдовой Водмен, если я найду когда-нибудь время написать их, окажутся одним из самых полных компендиев основ и практики любви и волокитства, какие когда-либо были выпущены в свет. – – Так неужели вы собираетесь отсюда заключить, что я намерен определять, что такое любовь? Сказать, что она отчасти бог, а отчасти диавол, как утверждает Плотин – – —

– – – Или же, при помощи более точного уравнения, обозначив любовь в целом цифрой десять, – определить вместе с Фичино[339], «сколько частей в ней составляет первый и сколько второй»; – или не является ли вся она, от головы и до хвоста, одним огромным диаволом, как взял на себя смелость провозгласить Платон, – самонадеянность, относительно которой я не выскажу своего мнения, – но мое мнение о Платоне то, что он, по-видимому, судя по этому примеру, очень напоминал по складу своего характера и образу мыслей доктора Бейнярда, который, будучи большим врагом вытяжных пластырей и считая, что полдюжины таких пластырей, поставленных одновременно, так же верно способны стащить человека в могилу, как запряженные шестеркой похоронные дроги, – немного поспешно заключал, что сам сатана есть не что иное, как огромная шпанская муха. – —

Людям, которые позволяют себе такие чудовищные вольности в доказательствах, я могу сказать только то, что Назианзин говорил (в полемическом задоре, конечно) Филагрию – —

«?????!» Чудесно. Замечательное рассуждение, сэр, ей-богу, – «?????????????????????» – вы весьма благородно стремитесь к истине, философствуя о ней в сердцах и в порыве страсти.

По этой же причине не ждите от меня, чтобы я стал терять время на исследование, не является ли любовь болезнью, – – или же ввязался в спор с Разием и Диоскоридом[340], находится ли ее седалище в мозгу или в печени, – потому что это вовлекло бы меня в разбор двух прямо противоположных методов лечения страдающих названной болезнью, – – метода Аэция[341], который всегда начинал с охлаждающего клистира из конопляного семени и растертых огурцов, – после чего давал легкую настойку из водяных лилий и портулака, – в которую он бросал щепотку размельченной в порошок травы Ганея – и, когда решался рискнуть, – свой топазовый перстень.

– – – И метода Гордония[342], который (в пятнадцатой главе своей книги De amore[343]) предписывает колотить пациентов «ad putorem usque» – – пока они не испортят воздух.

Все это изыскания, которыми отец мой, собравший большой запас знаний подобного рода, будет усердно заниматься во время любовной истории дяди Тоби. Я только скажу наперед, что от своих теорий любви (которыми, кстати сказать, он успел измучить дядю Тоби почти столько же, как сама дядина любовь) – он сделал только один шаг в область практики: – – – при помощи пропитанной камфорой клеенки, которую ему удалось всучить вместо подкладочного холста портному, когда тот шил дяде Тоби новую пару штанов, он добился Гордониева действия на дядю Тоби, но только не таким унизительным способом.

Какие от этого произошли изменения, читатель узнает в свое время; к рассказанному анекдоту тут можно добавить лишь то, – – что, каково бы ни было действие этого средства на дядю Тоби, – – оно имело крайне неприятное действие на воздух в комнатах, – – и если бы дядя Тоби не заглушал его табачным дымом, оно могло бы иметь неприятное действие также и на моего отца.

Date: 2015-10-18; view: 288; Нарушение авторских прав