Апологетическая речь дяди Тоби

Я знаю, брат Шенди, что профессиональный военный, желая войны, как желал ее я, – производит дурное впечатление в обществе – – и что, как бы ни были справедливы и чисты его намерения, – нелегко ему бывает оправдаться перед людьми, на взгляд которых он это делает по эгоистическим соображениям. —

Вот почему, если солдат человек благоразумный, каковым он может быть без малейшего ущерба для своей храбрости, он, разумеется, не обмолвится о своем желании перед недругами; ибо, что бы он ни говорил, недруг ему не поверит. – – Он остережется его высказать даже перед другом, – дабы не уронить себя в его мнении. – Но когда сердце его переполнено и его заветные мечты ищут выхода, он прибережет их для ушей брата, который знает его в совершенстве, которому известны его истинные взгляды, наклонности и правила чести. Каким был я, надеюсь, в этом отношении, брат Шенди, мне говорить не приходится, – – гораздо хуже, я это знаю, чем должно было, – и даже, может быть, хуже, чем сам я думаю. Но каков я ни есть, дорогой брат Шенди, вы, вскормленный той же грудью, что и я, – – вы, с которым я воспитывался с колыбели – и от которого с первых наших детских игр и до сего времени я не утаил ни одного поступка в моей жизни и даже, пожалуй, ни одного помысла, – – каков я ни есть, братец, вы не можете не знать меня со всеми моими пороками, а также со всеми слабостями, присущими моему возрасту, моему характеру, моим страстям или моему разумению.

Скажите же мне, дорогой брат Шенди, который из этих недостатков дает вам право предполагать, будто брат ваш, осудив Утрехтский мир и жалея, что война не продолжалась с должной решительностью еще некоторое время, руководился недостойными соображениями; – или же право считать его желание воевать желанием продолжать избиение своих ближних, – – желанием увеличить число рабов и изгнать еще больше семейств из мирных жилищ – просто для собственного удовольствия? – – Скажите мне, брат Шенди, на каком моем проступке вы основываете свое неблагоприятное мнение? – – [Ей-богу, милый Тоби, я не знаю за тобой никаких проступков, кроме одного: ты взял у меня в долг сто фунтов на продолжение этих проклятых осад.]

Если, будучи школьником, я не мог слышать бой барабана без того, чтобы не забилось сердце, – разве это моя вина? – Разве я насадил в себе эту наклонность? – – Разве я забил в душе моей тревогу, а не Природа?

Когда «Гай граф Ворик»[335], «Паризм», «Паризмен», «Валентин и Орсон» и «Семь английских героев» ходили по рукам в нашей школе, – – разве я не купил их все на мои карманные деньги? Разве это было своекорыстно, братец Шенди? Когда мы читали про осаду Трои, длившуюся десять лет и восемь месяцев, – – хотя с той артиллерией, какой мы располагали под Намюром, город можно было взять в одну неделю, – разве не был я опечален гибелью греков и троянцев столько же, как и другие наши школьники? Разве не получил я трех ударов ферулой, двух по правой руке и одного по левой, за то, что обозвал Елену стервой? Разве кто-нибудь из вас пролил больше слез по Гекторе? И когда царь Приам пришел в греческий стан просить о выдаче его тела и с плачем вернулся в Трою, ничего не добившись, – вы знаете, братец, я не мог есть за обедом.

– – Разве это свидетельствовало о моей жестокости? И если кровь во мне закипела, брат Шенди, а сердце замирало при мысли о войне и о походной жизни, – разве это доказательство, что оно не может также скорбеть о бедствиях войны?

О брат! Одно дело для солдата стяжать лавры – и другое дело разбрасывать кипарисы. – [Откуда узнал ты, милый Тоби, что древние употребляли кипарис в траурных обрядах?]

– – Одно дело для солдата, брат Шенди, рисковать своей жизнью – прыгать первым в траншею, зная наверно, что его там изрубят на куски; – – – одно дело из патриотизма и жажды славы первым ворваться в пролом, – держаться в первых рядах и храбро маршировать вперед под бой барабанов и звуки труб, с развевающимися над головой знаменами; – – одно дело, говорю, вести себя таким образом, брат Шенди, – и другое дело размышлять о бедствиях войны – и сокрушаться о разорении целых стран и о невыносимых тяготах и лишениях, которые приходится терпеть самому солдату, орудию этих зол (за шесть пенсов в день, если только ему удается их получить).

Надо ли, чтобы мне говорили, дорогой Йорик, как это сказали вы в надгробном слове о Лефевре, что столь кроткое и мирное создание, как человек, рожденное для любви, милосердия и добрых дел, к этому не предназначено?

– – Но отчего не прибавили вы, Йорик, что если мы не предназначены к этому природой, – то нас к этому принуждает необходимость? – Ибо что такое война? что она такое, Йорик, если вести ее так, как мы ее вели, на началах свободы и на началах чести? – что она, как не объединение спокойных и безобидных людей, со шпагами в руках, для того, чтобы держать в должных границах честолюбцев и буянов? И небо свидетель, брат Шенди, что удовольствие, которое я нахожу в этих вещах, – и в частности, бесконечные восторги, которые были мне доставлены моими осадами на зеленой лужайке, проистекали у меня и, надеюсь, также и у капрала, от присущего нам обоим сознания, что, занимаясь ими, мы служили великим целям мироздания.

Date: 2015-10-18; view: 302; Нарушение авторских прав