Изложение фактов

ИЗЛОЖЕНИЕ ИМЕВШЕГО(ИХ) МЕСТО, ПО МНЕНИЮ ЗАЯВИТЕЛЯ, НАРУШЕНИЯ(Й) КОНВЕНЦИИ И/ИЛИ ПРОТОКОЛОВ К НЕЙ И ПОДТВЕРЖДАЮЩИХ АРГУМЕНТОВ

(Voir § 19 (с) de la notice)

(See § 19 (c) of the Notes)

(См. § 19 (в) Пояснительной записки)

Действиями сотрудников правоохранительных органов были нарушены мои права, которые гарантированы Европейской Конвенцией о защите прав человека и основных свобод, ратифицированной РФ 05 мая 1998 г. А именно: статья 3, часть 1 и пункт С части 3 статьи 6, статья 13.

Нарушения статьи 3 Конвенции

Я полагаю, что право не подвергаться пыткам, гарантированное статьей 3 Конвенции, было нарушено в результате избиения сотрудниками ОВД г. Пятигорска оказания ими психического насилия с целью добиться признания в совершении вмененного мне преступления, которое в итоге было дано мною через несколько часов избиений.

Я считаю, что в нарушение статьи 3 Конвенции, подтверждается не только моими собственными показаниями, но и результатами «телесного осмотра», проведенного в период незаконного содержания под стражей, которые отражены в журнале регистрации вновь поступивших в ИЗ №2 по СК. Наличие телесных повреждений также подтвердил врач ИЗ № 2 по СК Заикин С.В, который показал, что у меня были установлены следующие телесные повреждения: царапины на лице, гематомы области 4-6 межреберья слева, гематомы поясничной области слева, ссадины в области левого коленного сустава, а также перелом 5-6 ребер справа, а также рядом других доказательств, не было эффективным.

Статья 3 Конвенции в соответствующей части предусматривает:

«Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению…».

Я полагаю, что этих доказательств в сложившейся ситуации достаточно для того, чтобы «за пределами разумных сомнений» сделать вывод, что сотрудниками ОВД г. Пятигорска в отношении меня применялось насилие в виде избиений, в том числе, по лицу и по ребрам, за которое несут ответственность власти РФ (см. Постановление Большой палаты Европейского Суда по делу «Сельмуни против Франции», жалоба № 25803/94, п. 88; Постановление Европейского Суда от 20 июля 2004 года по делу «Мехмет Эммин Юксел против Турции», жалоба № 40154/98, п. 30; Постановление Европейского суда по делу «Михеев против России», п.п. 104-105; Постановление Европейского Суда от 15 мая 2008 года по делу «Дедовский и другие против Российской Федерации», жалоба № 7178/03, п.п. 78-79; Постановление Европейского Суда по делу «Акулинин и Бабич против России» от 02 октября 2008 года, жалоба № 5742/02, п. 42).

Необходимо различать пытку, запрет применения, которой гарантирован статьей 3 Конвенции, и другие виды жестокого обращения, названные в данной статье. Пытка выделена особым образом как умышленное бесчеловечное обращение, причиняющее сильные и жестокие страдания (см. Постановление Большой палаты Европейского Суда по делу «Сельмуни против Франции», п. 96). При определении обращения как пытки необходимо учитывать и цель его применения, в которой относится, в частности, получение информации и запугивание (см. Постановление Большой палаты Европейского Суда по делу «Салман против Турции», жалоба № 21986/93, п. 114).

Это полностью соответствует положениям Конвенции ООН против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, которая в статьей 1 определяет пытку как «любое действие, которым… лицу умышленно причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное, чтобы получить от него… сведения или признания…, а также запугать или принудить его…, когда такая боль или страдание причиняются государственным должностным лицом или иным лицом, выступающим в официальном качестве…».

Нарушение гарантированных статьей 3 обязательств по эффективному расследованию заявлений о применении пыток

В случае наличия обоснованного заявления или иной информации, свидетельствующей о том, что лицо было подвергнуто обращению в нарушение статьи 3 Конвенции, должно быть проведено эффективное тщательное официальное расследование, по результатам которого могли бы быть установлены и наказаны виновные лица. В противном случае общий правовой запрет пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания, несмотря на свое фундаментальное значение, оказался бы практически неэффективным, а представители государства могли бы фактически безнаказанно нарушать права лиц, находящихся в их власти (см. Постановление Европейского Суда по делу «Ассенов и другие против Болгарии» от 28 октября 1998 года, жалоба № 24760/94, п. 102).

Я полагаю, что расследование факта применения в отношении меня пыток сотрудниками ОВД г. Пятигорска не было эффективным. Это подтверждается в первую очередь тем, что сотрудники полиции не предприняли никаких мер, направленных на расследование фактов применения в отношении меня пыток: ни в результате обнаружения их следов, ни после поступления моего заявления о возбуждении уголовного дела.

Также, неэффективность проверки по факту применения в отношении меня пыток сотрудниками ОВД г. Пятигорска подтверждается тем, что я ни разу не был опрошен в рамках проверки по заявлению о возбуждении уголовного дела.

В ходе прокурорской проверки были опрошены только сотрудники ОВД г. Пятигорска, оперуполномоченные Иванов А.П. и Елкин Е.С., водитель Петров К.Н. и конвоир Ковров К.И. Оперуполномоченные показали, что они не применяли ко мне мер физического и психического воздействия, в то же время они не объяснили причин появления телесных повреждений.

Водитель Петров К.Н. и конвоир Ковров К.И. указали, что во время транспортировки я вместе с двумя другими заключенными упал в машине.

В то же время не было установлено прямой связи между падением в машине и появлением телесных повреждений и их характером.

Данные обстоятельства могут указывать на нарушение гарантированных статьей 3 обязательств по эффективному расследованию заявлений о применении пыток.

Нарушения части 1 и пункта «с» части 3 статьи 6 Конвенции

Я также полагаю, что разбирательство дела не соответствовало требованиям § 1 статьи 6 Конвенции, так как в целом не было справедливым по той причине, что суд первой инстанции в критической степени обосновал свой вывод о моей виновности показаниями двух сотрудников полиции, в которых они воспроизвели содержание протоколов «явки с повинной» и «опроса», написанных со слов сотрудников полиции и подписанных мной под пытками, в нарушение моего права не свидетельствовать против себя, а также без участия защитника, то есть дополнительно в нарушение права, гарантированного пунктом «с» § 3 статьи 6 Конвенции, от которых фактически невозможно было защититься в соответствии с российским уголовно-процессуальным правом и практикой его применения.

Статья 6 Конвенции в соответствующей части предусматривает:

«1. Каждый… при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое… разбирательство дела… судом…

3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:

с) защищать себя… через посредство… защитника…».

Отсутствие защитника в ходе проведения того или иного отдельного следственного действия с участием подозреваемого или обвиняемого еще не может свидетельствовать о нарушении права на справедливое разбирательство в целом, равно как и права защищать себя посредством защитника, предусмотренного § 3 части 3 статьи 6 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу «Моисеев против России» от 09 октября 2008 года, жалоба № 62936/00, п. 201).

Вместе с тем, право защищать себя посредством защитника является одним из основополагающих в рамках более широкого права на справедливое судебное разбирательство. Оно предполагает, в том числе, право прибегнуть к помощи защитника с первого же допроса, что в немалой степени призвано воспрепятствовать получению признательных показаний под давлением со стороны представителей властей. И право на защиту ущемляется уже тем обстоятельством, что в качестве обвинительных доказательств используются показания лица, полученные в отсутствие защитника (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Салдус протии Турции» от 27 ноября 2008 года, жалоба № 36391/02, п. 55).

Право на защиту призвано одновременно обеспечить и право лица сохранять молчание, также включенное в право на справедливое судебное разбирательство, и право не подвергаться такому давлению со стороны властей, которое одновременно нарушало бы статью 3 Конвенции (см. Постановление по делу «Функе против Франции» от 25 февраля 1993 года, жалоба № 10828/84, п. 44).

Исходя из анализа приговора суда, все доказательства, которые можно назвать обвинительными, представляют собой либо доказательства, результаты оценки которых со всей очевидностью могут привести лишь к маловероятному выводу о моей виновности в совершении вменяемого преступления, либо доказательства, полученных под пытками, в нарушение права не свидетельствовать против себя и без участия защитника, от которых фактически нельзя защититься по существу.

К доказательствам первого вида относятся показания свидетелей:

Свидетель Пагуль Л.И. показала, что тот парень, которого она видела в день совершения преступления, выглядел по-другому в отличие от меня, но в чем конкретно ответить затруднилась. А увидела она этого парня через глазок двери, который искажает действительность и, к тому же, данный свидетель жалуется на плохое зрение.

Свидетель Потапова Е.Г. показала, что во втором часу ночи 26 сентября 2010 г. она выглянула в окно и увидела, что один мужчина бил другого тростью. Какой именно мужчина – ей неизвестно и опознать его она его не может.

Свидетель Реут А. А. показал, что он был моим лечащим врачом и что я жаловался на хромату. Но этот факт не доказывает, что я прибегал к помощи трости и что именно данной тростью, принадлежащей мне были причинены телесные повреждения Максимцеву.

Все остальные показания свидетелей, в частности, свидетеля Мершавкина Г.М., Астрахова Е.Н., Жилкова А.Н., Щукина А.А. наоборот подтверждают мою невиновность, однако суд ими пренебрег.

Таким образом, обоснование моей вины не представляется возможным без доказательств второго вида, а именно – показаний оперуполномоченных Иванова А.П., Елкина Е.С., водителя Петрова К. М. и конвоира Коврова К.И., в которых они излагают содержание «явки с повинной» и последовавшего за его написанием «опроса». Другими словами, данные доказательства имели абсолютно критическое значение с точки зрения возможности признания меня виновным в совершении вмененного преступления. В их отсутствие я должен был бы быть оправдан.

Кроме того, мое признание, облеченные в форму показаний, со всей очевидностью получены в нарушение его права не свидетельствовать против себя, так как степень принуждения, соответствующая пытке, определенно свидетельствует об этом.

Таким образом, я полагаю, что использование судом в критической степени с целью доказывания моей вины в совершении вмененного мне преступления, полученного под пытками и данное со слов самих сотрудников милиции в нарушение права не свидетельствовать против самого себя и права на защиту, и от которых практически невозможно защититься, нарушает право Заявителя на справедливое судебное разбирательство, гарантированное статьей 6 Конвенции.

Нарушение статьи 13 Конвенции

Кроме того, я полагаю, что мне не были доступны какие-либо эффективные средства правовой защиты от нарушений его права не подвергаться пыткам, гарантированного статьей 13 Конвенции, так как расследование факта их применения ко мне не было эффективным.

Статья 13 Конвенции предусматривает: «Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве».

Статья 13 Конвенции требует, чтобы при возможном нарушении одного или нескольких прав, предусмотренных Конвенцией, жертве нарушения был доступен механизм привлечения представителей власти к ответственности за данное нарушение. Договаривающиеся государства в рамках определенных пределов усмотрения пользуются правом определять, каким именно образом выполнять свои обязательства по той или иной статье Конвенции. Однако в делах, касающихся нарушения статьи 3, статья 13 Конвенции требует, среди прочего, провести тщательное и эффективное расследование, способное установить и привлечь к ответственности виновных (см. Постановление Европейского Суда по делу «Ассенов и другие против Болгарии», п. 114 и далее).

Я полагаю, что с учетом имеющихся сведений мои заявлени о пытках сотрудниками полиции были «обоснованными» в смысле статьи 13 Конвенции, следовательно, государственные органы были обязаны провести эффективное расследование изложенных в них обстоятельств. Однако, эффективного расследования проведено не было.

Таким образом, я полагаю, что мне было отказано в эффективном расследовании по моим заявлениям и в доступе к средствам правовой защиты, включая право на компенсацию. Следовательно, имело место нарушение статьи 13 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу «Михеев против России», п.п. 138-143).

IV. EXPOSÉ RELATIF AUX PRESCRIPTIONS DE L’ARTICLE 35 § 1 DE LA CONVENTION
STATEMENT RELATIVE TO ARTICLE 35 § 1 OF THE CONVENTION
ЗАЯВЛЕНИЕ В СООТВЕТСТВИИ СО СТАТЬЕЙ 35 § 1 КОНВЕНЦИИ