Ушки для прослушки

Срочно продам друга!

Реклама зоомагазина

Несколько недель спустя Долбушин вновь приехал к Гаю. За вычетом охраны, они были вдвоем. Глава финансового форта скользнул глазами по зашитому шву на скуле у телохранителя.

– Как ваша дочь, Альберт? – спросил Гай вместо приветствия.

Долбушин посмотрел на квадрат пола под ногами.

– Я видел ее сегодня утром, – сказал он.

– Ходили в тот дом, где она живет с «родителями»? – умилился Гай. Долбушин понял, что ему уже доложили. – И что же..?

– Она меня не узнала, хотя мы спускались в одном лифте. Фельдшер Уточкин поработал на славу. Он действительно гений, но когда все закончится, я его убью, – без угрозы, но очень деловито сказал Долбушин.

Гай сдвинул брови, взвешивая степень потери для организации.

– Ну что ж… Безвременная смерть – удел всех гениев, – вздохнул он. – Что шныры? Пока не выходили на вашу дочь?

– Вы же знаете, что нет.

– Что ж… Потерпим.

Гай сел на край стола. На столе у Гая не было ни бумаг, ни компьютера, ни шариковой ручки. Только каменные шахматы. Каждая фигура – черная и белая – походила на определенного человека. В одном из сутуловатых коней Долбушин угадывал себя. Массивный Тилль был ладьей. Болтливый Белдо – слоном. Гиелы – пешками.

Камни, которые пошли на фигуры, были неровные, пористые. Любой опытный резчик удивился бы: зачем брать на фигуры такой неподходящий материал. Но это потому, что он не знал, откуда они.

– Теперь о другой девушке. Как поживает она? – поинтересовался Гай.

Он взял коня-Долбушина, улыбаясь узким ртом, сверил с оригиналом и переставил на другую клетку.

– Полина? Неплохо, – настороженно ответил оригинал и, не удержавшись, добавил: – Собираетесь послать шпионом в ШНыр и ее тоже?

Гай любил только свои шутки.

– Ничего нового выяснить не удалось? – спросил он, зевая.

– Она все забыла.

– Даже кто такая?

– Абсолютно. Ей сказали, что она наша дальняя родственница, попавшая в аварию. И я точно знаю: закладки у нее нет.

– Из болота сообщали: была. И такая, что мы подняли по тревоге сразу три четверки. Девчонку нам удалось перехватить, но где то, что она несла?

– Не знаю.

Гай недоверчиво прищурился.

– Белдо утверждает, что Круня говорила о двух закладках. Главную девчонка вытянуть не смогла, хотя и прикасалась к ней. Ее могут взять только те десятеро, в число которых войдет и ваша дочь. Другую все же пронесла. Интересно, как ей удалось нырнуть так глубоко? Я приглядывался к ней. Девчонка обычная. Ничего особенного из себя не представляет, – сказал Гай.

Долбушин незаметно поднял голову и попытался встретиться с ним глазами, но глаза Гая были неуловимы.

– Даже та закладка, которую она вытащила, оказалась для нее слишком сильной. Она нарушила закон ШНыра, замахнувшись на то, что ей не по зубам, и едва не засела в болоте на обратном пути. Вырвалась оттуда едва живая, без памяти, на израненном пеге, – роняя слова, точно монеты на стеклянный стол, продолжал Гай.

– Поэтому берсерки ее и перехватили.

– Да. Но тем не менее она как-то пронесла ее через болото, хотя неминуемо должна была там застрять. Вы понимаете, что девчонка вытянула в наш мир? Как она вообще смогла протащить это мимо эльбов? Вы же знаете, Долбушин: шныр с закладкой, которая больше его, может уцелеть, только если оставил ее себе.

– Слияния не произошло. Мы бы это ощутили, – заметил Долбушин.

– Допустим. Но почему-то закладка дает ей силы. Иначе девчонка не выжила бы после всего, что ей пришлось перенести. Может, она все же оставила ее у себя? – вкрадчиво спросил Гай.

– Исключено. Мы все тщательно проверили. Про одежду я не говорю. На ней нитки своей нет. Может, закладка уже в ШНыре?

– Нет, Альберт. Если бы закладка такой силы оказалась в ШНыре, мы бы об этом узнали. Возможно, закладка осталась с пегом, которого мы упустили, а возможно…

Долбушин ждал продолжения, но Гай молчал. Он разглядывал мраморные фигурки, изредка переставляя их. Шахматные законы его не волновали. Пешки в его игре легко пятились, а слоны ходили как ферзи. О своем собеседнике он почти забыл.

– Кажется, вы еще о чем-то хотели спросить, Альберт? – поинтересовался Гай, когда Долбушин уже решил, что сегодня не добьется от него ни слова.

– По поводу Ромео и Джульетты… – с усилием выговорил тот. – Кто будет Джульеттой? Ваш опекун ничего не говорил?

Гай понимающе ухмыльнулся.

– Боитесь стать дедушкой, Альберт? Расслабьтесь! Кроме вашей дочери, Круня нарисовала еще четырех девиц. Ваши шансы катать коляску не так уж велики.

Глава второго форта облегченно вздохнул.

– Всякий бизнес имеет две перспективы: ближнюю и дальнюю, – продолжал звенеть Гай. – Пока они встретятся, пока ребенок родится, пока вырастет… С нас довольно сегодняшних забот. Я недаром держал Белдо в библиотеке. Он нашел интересную рукопись семнадцатого века. В ней утверждается, что слабый шныр может пронести сильную закладку в единственном случае: если она сама ему поможет. Особенно если это КОНТРЗАКЛАДКА. Живая закладка, а, Альберт?!

Долбушин недоверчиво засмеялся.

– Даже если так, использовать ее нельзя.

– Почему же?

– Она слишком медленная. Единственной живой закладкой, которую видел лично я, был жук, который за неделю проползал не больше сантиметра.

– Тилль? – спросил Гай с пониманием.

– Да. Помните, он застрелил шныра, конь которого сломал крыло? Правда, тот жук полз и через скалы, и по воздуху, и под водой, но чудовищно медленно. Тилль быстро понял, что использовать его невозможно, и продал его мне. Что я с ним только не делал! Даже бросил в доменную печь. Жука вплавило в брусок, а он даже лап не опалил! Сомневаюсь, что он вообще догадывался о существовании печи. Просто полз себе и полз. Закончилось все тем, что я забыл его в своем сейфе. За месяц он прополз через четыре сантиметра стали и куда-то сгинул.

– Вы не думали: почему так происходит, Альберт? – спросил Гай.

– Думал.

– И..?

– Он другой, – хмуро ответил Долбушин.

Гай закрыл глаза и пальцами стал массировать веки.

– В этом все и дело. Ваш жук был… как трехмерная муха, которая бежит по плоской двухмерной картине. Вот она бежит эта муха, пробегает огонь, воду, атомный взрыв, солнце – и ничего не может ее остановить. Муха даже не замечает их, потому что мухи не интересуются картинами. В этом суть КОНТРЗАКЛАДКИ! Она не принадлежит ни одному миру.

– Я помню теорию, – отозвался Долбушин. – Тот, кто владеет контрзакладкой, может: а) незамеченным пройти в любое место нашего мира; б) взять и вынести любой предмет; в) если контрзакладка будет быстрой, во что я верю с трудом, так как этому нет доказательств, она позволит своему хозяину проникнуть в Зеленый Лабиринт к самой мощной из закладок, существующих в нашем мире. Пока она, как известно, расколота, но если когда-нибудь все три ее части…

Гай махнул рукой, прерывая его.

– Довольно! Ваш мозг, Альберт, напоминает мне разлинованный лист бумаги. Все ясно, все по полочкам. Скажите, вы когда-нибудь плакали?

– Это личная информация, – ответил Долбушин.

* * *

Когда Долбушин ушел, Гай прислушался к его удаляющимся шагам, а затем, подойдя к деревянной панели, дважды стукнул в нее. В кабинет Гая, переваливаясь, вдвинулся Тилль.

Добродушно улыбаясь, он обрушился на диван и издал облегченное «уф!»

– Ну наконец! Полчаса не курил! Чуть не удавился! – сказал он и полез в карман.

– Вы слышали наш разговор, Ингвар Бориславович? – спросил Гай, терпеливо дождавшись, пока на конце сигареты оживет огонек.

– Обычно прослушку мне приносят в распечатках. Но тут, согласен, случай особый, – отозвался Тилль.

– И что же из нашей беседы вам запомнилось?

Тилль приподнял тяжелые веки и быстро взглянул на Гая. Возникла секундная пауза. Тилль пробился в главы форта из рядовых «топорников», как иногда называли берсерков. Рядовой же топорник может сделать карьеру при единственном условии: если он будет выполнять все приказы, хранить верность и не болтать. И еще важное дополнение: читать желание начальства по глазам.

Тилль сделал три затяжки и только потом разлепил губы. Он никогда не спешил. Лучше чуть опоздать на свой автобус, чем сесть в чужой.

– Существование контрзакладки, – невозмутимо сказал он, отрывая от пухлых губ сигарету.

Гай подышал на шахматную ладью.

– У шныра, который ее нашел, всегда будет с ней устойчивая связь. Правда, помогает контрзакладка только в минуты смертельной опасности, поскольку девушка с ней не слилась, – заметил он.

– Шныру, которого я застрелил, контрзакладка не помогла, – сказал Тилль, улыбаясь с добродушием Дедушки Мороза, которому принесли голову его западного конкурента – Санта-Клауса.

– Она была очень медлительна. Эта, я надеюсь, поможет. Сложность в том, что смертельная опасность угрожает нам не каждую секунду. Особенно в доме у Альберта, где много богатых людей и у всех охрана, – сказал Гай огорченно.

Веки Тилля дрогнули, но подниматься не стали. «Дедушка Вий заснул», – говорил в таких случаях Белдо.

– Что-нибудь изобретем, – сонно пообещал он.

– Только не изобретайте пулю в голову или бомбу в машину, как всегда! – озабоченно предупредил Гай. – Мне нужна закладка, а труп девушки – плохая наживка! Опять же, Альберт не поймет. Вы почувствовали, Ингвар, что бедняге не к кому испытывать родительские чувства? Катался на лифте с родной дочерью, а она небось еще прикидывала, не маньяк ли залез с ней в кабину?

Тилль слушал и ронял пепел себе на живот. Сопящий, дружелюбный мясник Тилль.

– Мне не понять. У меня сыновья, – печально сказал он и точно невзначай добавил: – Гай, если с Долбушиным что-то случится, могу я забрать себе его зонт?

Гай поцокал языком. Внимательно прислушавшись к его цоканью, Тилль не уловил в нем ни согласия, ни запрета.

– Сколько раз в вас стреляли, Ингвар? – поинтересовался Гай.

Вопрос оказался для Тилля неожиданным.

– Десять. И трижды взрывали… Ребята приходят злые, нервные. У многих прежде были вес, авторитет, а тут он снова рядовой топорник. Приходится все нарабатывать заново. Не всем это нравится, – сказал он без обиды, с полным пониманием.

– Тринадцать покушений – и вы целы?

– Пара мелких шрамов от автомобильного стекла. Несколько убитых охранников и море испорченной одежды, – сказал он.

– Вы счастливчик, Ингвар! Я вам завидую, – сказал Гай.

Тилль чуть оттянул ворот свитера и суеверно коснулся кабана на цепочке.

– С моей работой я не мог выбрать более правильной закладки. Год за ней охотился. Прежний ее хозяин очень любил русскую баню. И вот однажды меня осенило, что в парилке металл должен раскаляться… Мысль пришла мне в четверг, а в субботу она была уже моя. Я не расстаюсь с ней ни днем ни ночью!

Гаю была известна вся его подноготная. Он рассеянно хмыкнул и на кабана покосился без большого интереса.

– Но все же выставлять свою неуязвимость против зонта Альберта вы не стали? Позволили ему спокойно калечить мою охрану, – напомнил он с иронией.

Тилль никогда не корчил из себя героя. Именно по этой причине он пережил немало героев.

– С этими закладками как в картах. Никогда не знаешь, на что нарвешься. Порой даже мелкая дрянь скрывает чудовищную силу, – пробормотал он.

Гай коснулся кабана и кокетливо подул на пальцы.

– Дайте-ка взглянуть поближе! – попросил он.

Тилль смутился. Гай засмеялся и махнул рукой, показывая, что это была шутка и другой реакции он и не ожидал.

– Скажите, Ингвар, вам не обидно, что слиться можно только с первой закладкой? Что за несправедливость! Остальные приходится таскать с собой, как вы кабанью голову или Альберт свой зонт…

Тилль издал размытый звук, который, пожалуй, мог свидетельствовать об удивлении. Человек дела, он не рассматривал абстрактных ситуаций.

Гай это понял.

– И просто для взаимопонимания, Ингвар. С зонтом – это дело ваше, но не пытайтесь присвоить себе контрзакладку! – сказал он, и обычное стекло звякнуло металлом.

Струйка дыма из угла рта Тилля получилась длиннее, чем обычно.

– Она вас прикончит, – продолжал Гай. – Бумажными руками невозможно удержать огня. А эта закладка больше огня! Она из-за тех скал, куда вы никогда не пробились бы, даже если бы вход на двушку был свободнее, чем в городской парк.

– Это еще почему? – ревниво спросил Тилль.

Гай выпрямился. Его мягкое лицо плескало, как прибрежная вода, нарушая все без исключения законы мимики.

– Вы споткнулись бы гораздо раньше, у первой гряды, где лежат красные закладки, – сказал он горячо. – Те, что превращаются в мускулистое тело, способное очаровывать пышных шатенок, бесперебойный желудок, смазливую мордашку и прочие мизерные удовольствия. Но, допустим, произошло бы чудо, и вы перемахнули бы через эту гряду. Но тогда вы споткнулись бы о дар видеть под землей клады, выигрывать в рулетку или писать стихи верлибром…

Тилль не знал, что такое верлибр, поэтому на всякий случай пошевелил шеей.

– А вы сами, Гай? – прохрипел он, вставая, потому что Гай уже стоял у выхода из кабинета, показывая, что встреча подошла к концу.

– Я – дело другое. Когда-то я уже был у второй горной гряды, – сказал он совсем тихо, когда за Тиллем уже закрылась дверь.

* * *

Дождавшись, пока телохранитель, посланный проводить Тилля до машины, вернулся, Гай сделал вещь довольно странную. Выпроводил из кабинета всю охрану и, прилагая немалые усилия, налег грудью на массивный шкаф. За шкафом висел ковер, а за ковром открылась ниша настолько узкая, что даже такой воздушный старичок, как глава первого форта Дионисий Белдо, смог уместиться в ней исключительно стоя.

– Садитесь на диван, Дионисий Тигранович! Отдыхайте! Я не думал, что все так затянется.

Старичок опустился на диван, но не там, где он был продавлен грузным Тиллем, а несколько правее. Сидел он на диване застенчиво, положив руки на колени и с очень прямой спиной, как скромная девушка, пришедшая наниматься в гувернантки.

– Вы внимательно слушали, Белдо? – спросил у него Гай.

Старичок с милой улыбкой коснулся вначале своих розовых ушек, а затем макушки.

– Тилль провозится долго. Под шумок он наверняка попытается убрать Долбушина, а это потребует дополнительной подготовки, – заметил Гай. – К моменту, когда Тилль начнет шевелиться, я хочу знать о контрзакладке возможно больше. Как она выглядит, как перемещается. Всё!

Белдо вежливо слушал, одергивая и распушая алый платочек.

– Вам не жалко Альберта? – спросил он соболезнующим голосом похоронного агента.

Гай даже не стал делать вид, что не расслышал.

– Привезите ко мне Круню! – приказал он.

Старичок виновато заморгал.

– Она ни к кому не ездит.

Гай приподнял брови.

– Даже если я попрошу?

– Круня очень привязана к тому месту, на котором находится ее подвал. В любом другом она не сможет.

– Что за место?

– О, прекраснейшее! Опекунов там слышишь четко, лучше, чем в болоте. И своего, и чужих – прямо как эхо. Когда-то там стояла башня, в которой Петр допрашивал стрельцов. Под фундаментом башни – моровые захоронения, а до них – языческое капище. Насыщенная, дающая энергетика! – сказал Белдо с увлечением.

Когда знатный куровед уехал, пообещав лично заехать к Круне, Гай вышел из кабинета и спустился в подвал. Гудели кондиционеры. Коридор здесь был чистенький, с искусственными пальмами в кадках – ну просто полуподвальный этаж провинциальной гостиницы. Гая утомляла и одновременно забавляла его пошлость. Опять же, так лучше, чем красный кирпич в свинцовых оспинах и осиновый пол с жестяным желобом-кровостоком.

Гай прошел по длинному коридору и остановился у крайней двери. Дверь была окутана нежно-розовым сиянием. Рядом еще лежал каблук того клерка из форта Долбушина, что возомнил себя охотником за закладками.

Не дойдя до двухслойного сияния одного шага, Гай остановился и протянул левую руку. Сияние изменило форму, точно чуткий пес, обнюхало его ладонь, подозрительно коснулось лица и вновь втянулось. Гай толкнул дверь и вошел в узкую комнату. Ее стены, потолок и пол слабо светились точно так же, как и дверь.

В комнате не было даже табуретки. Прямо на полу, в очерченном меловом круге лежал массивный куб потемневшего серебра, в который был вплавлен треугольный осколок зеркала.

Date: 2015-10-18; view: 307; Нарушение авторских прав