ФИЛЛИ-ТЕСТ

Проснувшись следующим утром, я почувствовала себя так, словно все мои внутренности окаменели. Поэтому я решила пойти вместе с Ниной на воскресное занятие по омолаживающей йоге. Занятия проходили в модном клубе в западной части Голливуда, где в примерочной все переодевались в Сару Маклахлен, а потом зажигали благовония с запахом ванили. – Забыла сказать тебе, что вчера вечером видела Эштона, – прошептала Нина, принимая асану собаки. – Правда? – Я мысленно прокрутила в голове сообщение, которое он оставил: плохое самочувствие, ужасно жаль, похоже на грипп… – Подожди, – выдохнула я, наклоняясь вперед, – где? – На одной тупой вечеринке в Хэнкок-парке. Я ходила туда с продюсером. Скучища была редкая. – И? – Я попыталась расслабить плечи. – Я же сказала, было скучно. – Да нет, я про Эштона. Пора переходить к позе лотоса. – О чем это ты? – Нина закрыла глаза. – Он был похож на больного? – Мои ноги образовали подобие кренделя. – Он был бледный, усталый или что-то вроде того? – По-моему, нет. Я подумала, что Эштон наврал про свою болезнь, потому что еще не пережил расставание со мной, может быть, ему было слишком больно выносить мое присутствие. Поэтому я спросила Нину, показался ли он ей грустным или подавленным. Может, он спрашивал обо мне… – Ничего подобного, – отрезала она. – Он был с друзьями и веселился на полную катушку. – Спасибо, – прошипела я. Нина глубоко вдохнула, затем выдохнула. – А что ты хотела услышать? Что вчера вечером он, убитый горем, сидел один в баре и ронял слезы в пиво? Все, что я знаю, – это то, что вчера вечером, как мне показалось, он неплохо оторвался. Я потянула руки к солнцу, раздумывая, сказать ли Нине о том, что Эштон прикинулся больным, и решила, что не стоит. Вместо этого я заявила: – Ты не очень-то стараешься мне помочь. Потому что ты ведешь себя как ребенок. – Нина открыла один глаз и посмотрела на меня. Этот глаз, напоминавший бусинку, прямо-таки метал громы и молнии. – Это ты бросила его, помнишь? Я повернула голову в одну сторону, потом в другую. – Я не хочу говорить об этом, – сказала я, закрыв глаза и пытаясь выпрямить позвоночник. Он был напряжен, как резиновая лента, натянутая от Лос-Анджелеса до Ванкувера. – О чем ты думаешь? – Тихо! Я концентрируюсь на своих чакрах. Почувствовав на себе изучающий взгляд доктора Нины, которая пыталась выявить мои слабые места, я растянула губы в легкой улыбке, разгладила морщины на лбу и попыталась придать себе помолодевший вид. Это было самое утомительное из того, что мне пришлось сделать за все выходные.
11…

Однажды, когда мне было лет шестнадцать, мне нужно было идти в школу в тот день, когда мой парень собирался порвать со мной. Он был такой замечательный: у него дома стоял аппарат для ламинирования, а это означало, что он мог клепать для нас фальшивые удостоверения, как у старшеклассников. Мы показывали их, когда удирали с территории школы на обед. К тому же он отлично катался на скейтборде. Но внезапно он начал отдаляться от меня и все время повторял: «Что ты делаешь в обед в четверг?», «Давай пообедаем вместе в четверг?» – как будто мы не встречались почти каждый день за обедом в кафе «Суперсандвичи Дэна» напротив школы. Я рассказала маме о том, что, как я подозревала, должно произойти в Черный четверг. И она дала мне всего лишь один совет: – На твоем месте я бы не стала красить ресницы. Вот почему, вместо того чтобы поговорить с мамулей, я отправилась к Кики, надеясь, что моя лучшая подруга для разнообразия решила остаться дома. В последнее время ее затянуло в водоворот по имени Кертис: когда я звонила, я чаще всего попадала на автоответчик. Меня это вовсе не раздражало, но надо признать, я не могла поверить, что люди могут столько времени проводить вместе. День за днем. Подряд. К тому же, казалось, они никуда вместе не ходят, поэтому я не знала, как выглядит Кертис, пока однажды он не открыл мне дверь. Стоя в коридоре, я вдруг осознала, что поверх пижамы на мне надета ужасная толстовка, волосы скручены в жуткие косички, а в каждой руке я сжимаю по пачке сигарет. В то время как Кертис таращился на меня, я воспользовалась моментом, чтобы окинуть взглядом его. Описание Кики полностью соответствовало действительности: каштановые волосы, голубые глаза, очки в роговой оправе и выражение лица, как у первоклассника, впервые увидевшего инди-рокера. – Ты, должно быть, Бен, – произнес Кертис, посторонившись, чтобы я могла пройти. Внутри было темно, лишь несколько свечей мерцали в разных углах комнаты. Судя по всему, Кики и Кертис, уютно устроившись на диване, смотрели «Влюбленного Шекспира» – ну почему все парочки смотрят это кино? – и, по-видимому, им это очень нравилось. Я почувствовала себя незваной гостьей, но в ответ на мои сбивчивые извинения Кертис просто терпеливо улыбался, надевая ботинки и оглядываясь в поисках ключей от машины. Он даже не пожаловался на то, что я им помешала, а просто незаметно отчалил. Так что Кики смогла оказать мне необходимую первую сердечную помощь. Короче, я решила, что Кертис – вполне приличный парень. Классный. Тихий, но классный. Я не видела Макса и не разговаривала с ним уже целые две недели. После того отвратительного уик-энда, когда я изображала из себя девушку, живущую Полной жизнью, в надежде на то, что это привлечет его внимание, он оставил только одно сообщение на автоответчике. В нем говорилось, что японцы решили остаться еще на пару дней и «у него дел по горло». Я не перезвонила ему. Он, однако, тоже больше не звонил. Где он был? Что происходило? Что это значило? Каждый день я чувствовала себя так, как будто невидимая рука медленно душит меня и смерть подкрадывается все ближе и ближе. Я не могла дышать. Я не могла есть. Я не могла спать. Я уже собиралась позвонить ему и прямо спросить, в чем дело. Но мне почему-то казалось, что поступить так будет большой ошибкой. Создавалось впечатление, что Максу нужно больше свободы. Но чем больше свободы я ему предоставляла, тем больше он требовал. Я продолжала вспоминать тот день, когда мы смотрели «Влюбленного Шекспира» и он не захотел разговаривать, и наш омерзительный уик-энд в Палм-Спрингс, который Кики и я окрестили «Фиаско». Как можно говорить с человеком, который никогда не хочет разговаривать? – Ну и что ты собираешься делать? – спросила Кики, закрыв дверь за Кертисом и печально вздохнув. – Я собираюсь убить его, черт побери, – сообщила я, устраиваясь на замусоренном полу рядом со старыми газетами и полупустым пакетом кошачьего наполнителя. – Я понимаю, что Макс очень занят с японцами, но, Господи Иисусе, они ведь уже давно должны были уехать, разве не так? – Возможно, что так, – согласилась Кики, задувая свечи и включая свет. Она предложила мне кружку пива, которую я с радостью приняла. – И что? – Может, мне просто прийти к нему и сказать, что если он будет так ко мне относиться, то я выйду из игры? Я не собираюсь мириться с этим. – А как же Полная жизнь? – спросила она. Я посмотрела на нее, словно говоря: «Ты шутишь?», и сказала: – Его мне все равно не переплюнуть. Кики еле заметно кивнула. Она убрала газеты, наполнитель, какие-то туфли и плащ, чтобы примоститься на ковер рядом со мной. Потом она поставила между нами пепельницу. Минуту мы провели в тишине, покуривая и раздумывая над тем, что мне делать. Казалось, выбор у меня невелик. – Может, стоит собрать все его замечательные подарки, оттащить их к нему домой и вывалить ему на кровать? – предложила я. – Очень даже неплохо. – Или, может, просто заявиться к нему и заорать на него что есть мочи, так чтобы соседи вызвали полицию? – В высшей степени разумно. Может, тебе надо… Даже не знаю, Би. – Кики начала пародировать Макса. Она зажгла вторую сигарету и подалась вперед, приняв расслабленную позу. – Прикинься доброй и пушистой лапочкой, а потом достань охотничий нож, вырежи у него сердце и сожри его. – Слушай. А это хорошая идея. А еще можно притащить мини-пулемет «узи», Ки, прицелиться ему в задницу и изрешетить его на фиг. – А знаешь что, Би? Ты можешь подменить все гребаные сливки в его холодильнике на молоко и посмотреть, как он умрет от удушья. – Догадываешься, что он скажет в последнюю минуту? – выдохнула я. Мы вместе крикнули: – Это не сливки, Би! Я откинулась на спину, пытаясь отдышаться. По-видимому, я выкурила слишком много сигарет: у меня в груди была сильная боль, но я не могла удержаться от смеха. От того самого истеричного, свистящего смеха, каким, по моим представлениям, обычно смеются люди, прежде чем сигануть с моста в ледяную реку. – Подожди пять сек. – Кики отошла, чтобы взять трубку. Звонил Кертис. Я поняла это по восторженному выражению ее лица. Я взглянула на часы: прошло всего семь минут, с тех пор как они расстались. – Правда? – переспросила она, подняв вверх указательный палец. – В самом деле? – Она засмеялась. – Потом. Нет, потом. Обязательно. Обещаю. Пока. – Я пойду. А то я вам все испортила. – Никуда ты не пойдешь. – Кики вернулась на место рядом со мной. – Ладно тебе, он позвонил, чтобы сделать мне приятное. – Значит, у вас все хорошо. – Просто потрясающе. Серьезно. На днях он сказал мне, что хочет съездить со мной домой на Хануку^[81] и познакомиться с моими родителями. – Здорово. Ау меня даже не получается познакомить Макса с моим пылесосом. Кики фыркнула: – Нет, правда, что ты собираешься предпринять? – Понятия не имею. – Я снова легла на пол и уставилась на трещины в потолке, которые остались здесь со времен последнего землетрясения. – Я не хочу заканчивать эти отношения и не могу их продолжать. В то же время, если я все-таки положу им конец, я не уверена, что смогу это пережить. – Ты знаешь, что я поддержу тебя в любом случае. – О да, знаю. Только не волнуйся за меня. – Я встала, чтобы уйти. – Я отправляюсь домой умирать от одиночества, чтобы вы двое могли потрахаться. Я вздернула брови, посмотрела на Кики и подошла к двери. – Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросила она как раз в тот момент, когда телефон опять зазвонил. Я заверила ее, что все, что мне было необходимо, – это дружеская болтовня и теперь я в полном порядке. Вместо прощания Кики ткнула меня в плечо. Потом она обняла меня. – Я шлюха, – сказала она и захихикала. – Да, – вздохнула я. – Я тоже.