Филли-словарь

– М-м-м, как вам работалось с Уэсом Андерсоном? Я сидела в обнесенном каменной стеной внутреннем дворике кафе «Орсо», где проходят деловые обеды сотрудников агентства Уильяма Морриса^[46] и руководителей «НьюЛайн», и пыталась взять интереснейшее интервью у Чандры Макинерни – звезды фильмов «В ожидании Годарда» и «Минимолл». Хотя на столе между нами жужжал диктофон, а в руках я держала блокнот, было очевидно, что я с треском проваливаю задание. Прошла почти неделя с тех пор, как Макс и я выяснили, сколько каждому из нас лет, и он пропал. Я была на грани срыва и не могла как следует сосредоточиться. В то время как Чандра Макинерни явно не относилась к тем людям, которым я бы хотела продемонстрировать свою беспомощность. Она подписала контракт на множество фильмов в «Мирамаксе», выпустила собственную линию одежды «Гамми» и окончила университет Брауна^[47]. Она разговаривала, как Мисси Эллиотт, хотя была веснушчатой блондинкой с руками, тонкими, как палочки, носом с горбинкой и по-детски широко расставленными передними зубами, из-за которых впадали в экстаз все кинокритики мужского пола. Я постоянно вижу ее на вечеринках, обычно в обществе таких шикарных людей, что кажется, будто они сошли с обложки модного журнала. Создавалось впечатление, что она пользовалась бы популярностью и имела бы репутацию стильной женщины, даже если бы не была известной. Естественно, в Лос-Анджелесе считается отстоем распускать слюни по поводу знаменитостей. Когда постоянно их встречаешь – в супермаркете, на прогулке в Раньон-Каньон, в магазине «Сансет Плаза», – тебе начинает казаться, что в душе они такие же, как все остальные люди. Но когда знакомишься поближе с кем-то вроде Чандры, осознаешь, что они совсем не такие, как мы. Она внушала мне смертельный ужас. Чандра не обратила внимания на мой вопрос. Она смерила меня взглядом и сказала: – Крошка, ты в курсе, что у тебя трясутся руки? – Правда? – Тебе не хватает протеина, мать твою. – Она щелкнула пальцами, и официант, который не обращал на меня внимания, когда я несколько раз просила его принести стакан воды, чудесным образом материализовался у нашего столика. Решив, что протеин действительно не повредит, я последовала совету Чандры и заказала цыпленка. Она попросила салат и бутылку минеральной воды. – Два стакана? – с сарказмом осведомился официант. Я поняла, что он ничего мне не принес, потому что я не заказала бутылку. Я смиренно кивнула. – Могла бы придумать вопрос поинтереснее. – Глаза Чандры сузились. – Давай я просто скажу то, что говорю всегда, хорошо? Ее внимание так польстило моему самолюбию, что я отбросила прочь журналистскую этику и услышала, как мой собственный голос произнес: – Идет. – Ладно. Слушай. Я хочу и дальше сниматься в короткометражках, потому что это единственный способ оставаться на пике популярности, – заявила она. – Это похоже на запуск вирусной программы. Я – вирус. Я должна распространяться медленно. Я не хочу взлететь на воздух слишком быстро. Если это произойдет, публика отвергнет меня так же, как П. Дидди, понятно? – Она умолкла, когда официант в рекордные сроки примчался с ее салатом, и затем продолжила: – Моя личная жизнь? К черту личную жизнь. Мой последний парень был рехнутый – алкаш и гребаная скотина. Все время сидел дома и был хорош в постели – понимаешь, о чем я? Я чуть не угодила в долбаную больницу, когда узнала, что он трахает мою лучшую подругу. – Она замолчала, набрала вилкой салат, попробовала его и продолжила: – Перейдем к судебным тяжбам. Да, я часто требую возбуждения дел. Поэтому можно подать в суд и на меня. Хочешь мне нагадить? Тогда знай: на меня пашет целая юридическая контора, поэтому катись-ка ты к черту. – Она замолчала, набрала салат, прожевала. – Перейдем к линии модной одежды. Я не хочу говорить об этом. Это не имеет никакого отношения к звездному дерьму и связано только с моим желанием хоть раз в жизни сделать что-то стоящее, ясно? – Она откинулась на спинку стула. – Сойдет для небольшой статейки? – Хм, думаю, да. Этого будет достаточно. – Я посмотрела в блокнот. – А Уэс Андерсон? – Да, блин, он просто гений. А ты как думала? Крошка, ты позеленела. Чандра покопалась в сумочке, выудила оттуда пузырек с противными желтыми витаминами и всучила его мне. – Прими парочку, – сказала она, зажгла сигарету и глубоко затянулась. – Они совершенно натуральные. Но прежде чем я успела проглотить таблетку и попробовать только что принесенного цыпленка, она встала. – Франклин, ты по ходу страдаешь расстройством концентрации внимания. Понимаешь, о чем я? Мы уходим. Чандра уже прощалась с группой руководителей «Нью Лайн», занимавших два столика поблизости, когда я поняла, что «мы уходим» означает «интервью окончено». Я оплатила счет (семьдесят пять долларов за ленч, к которому я даже не притронулась) и последовала за ней на улицу, почти убежденная в том, что мне даже не удастся сказать ей «до свидания». Тут Чандра поманила меня рукой в свой «рейндж-ровер», который только что подогнали, и я проскользнула на заднее сиденье. Она сказала: – Заплатишь парню? У меня нет наличных. Звезды кино никогда не берут с собой денег. Я дала служащему пять долларов, Чандра резко нажала на газ и взяла курс на Беверли-Хиллз. То и дело отвечая на звонки по мобильному, она рассказала мне историю, как однажды решила, что смертельно заболела. Я навострила уши, потому что Кнут всегда говорил: читатели любят сплетни о болезнях звезд. Но оказалось, это была всего лишь язва. Очень серьезная язва. Чандра подчеркнула, что из-за нее «могла на хрен загнуться вся система пищеварения». – У тебя проблемы со здоровьем? – спросила я. – Крошка, ты даже представить себе не можешь. Я и не догадывалась, что мы едем в «Желток», пока она не затормозила прямо на месте. Когда Чандра вошла в бутик, все замерли на едва заметную долю секунды, чтобы посмотреть на нее. А потом демонстративно сделали вид, что ничего не заметили. Чандра, в свою очередь, изобразила на лице терпеливое безразличие. Это напоминало сцену встречи двух особей в передаче «Планета животных». Чандра представила меня владельцу магазина как «самую офигенную на свете новую знакомую», что меня сильно взволновало. Пока продавщицы подбирали для Чандры одежду, которая могла бы ей понравиться, она затащила меня в примерочную, чтобы поболтать. Я не могла поверить, что стою, глядя на Чандру Макинерни в нижнем белье «Косабелла»! Я вспомнила, как Макс рассказывал, что однажды мельком видел грудь Хизер Грэм, и мне жутко захотелось сообщить ему, кто моя новая лучшая подруга. Конечно, если у меня будет такая возможность. Чандра примеряла разные наряды, и я сознательно старалась не опускать взгляд, опасаясь, как бы она не подумала, что вид ее почти голого тела вызывает у меня смущение. Даже со своим плохим зрением я разглядела, что она тощая, как модель: ключицы выпирали, а ребра можно было пересчитать. Да и ростом она оказалась ниже меня, как будто вся высохла. Большинство актрис высохшие, как мумии в Музее естествознания. Иногда они едят так мало, что их головы становятся слишком большими по сравнению с телом (Кики от этого мороз подирает по коже), на предплечьях начинают расти волосы от избытка тестостерона в организме, а зубы крошатся. Зато на них прекрасно сидит одежда. Переодеваясь, Чандра кричала владельцу бутика что-то о знакомом им обоим «офигенно клевом» дизайнере. Я хотела присоединиться к разговору, но Чандра сказала: – Крошка, мне пора сваливать. Но тебя может подвезти одна из девчонок, ладно? Мне нужно заскочить к Павлину. Она имела в виду Эн-би-си^[48]. Молниеносный взмах рукой, напомнивший о героях «Матрицы», – и, прежде чем я успела взять сумочку, Чандра, уже одетая, помчалась к выходу. На полпути она прокричала: – Пока, детка! Меня заверили, что одна из продавщиц отвезет меня обратно к ресторану, чтобы я могла пересесть в свою машину. Девушка даже не пыталась завязать со мной разговор, очевидно, полагая, что я просто поклонница знаменитостей. Наверно, она не видела, как Чандра забивала мой номер в записную книжку мобильного телефона. Я как раз перепечатывала интервью с Чандрой с пленки, когда зазвонил телефон. – Алло? Голос отозвался: – Привет, хочешь сходить на Джона Брайона в пятницу? – Кто это? Я очень хорошо знала, кто это. Но у меня было пассивно-агрессивное настроение: по-другому и быть не может, когда прошла целая неделя, а ты не получила ни одного известия от парня, с которым проводила бы каждый день, будь ты хозяйкой положения. – Это Макс. – А! Привет, – сказала я, как будто в последнее время у меня были дела поинтереснее, чем звонить Кики каждое утро, день и вечер и сообщать: «Просто на всякий случай, если тебе интересно. Прошло пять дней, или сто часов и двадцать минут. Телефон молчит». (А она отвечала: «Повтори пять раз: я привлекательная женщина, которая дружит со знаменитостями и может заняться чем-нибудь полезным. И позвони мне позже».) – Привет, – ответил он. – Привет, – повторила я уже просто из вредности. Он снова сказал: – Привет. Пауза стала затягиваться. Я решила устроиться поудобнее и развалилась в кресле. Потом начала пролистывать журнал. Я ждала, что Макс нарушит молчание и извинится за то, что не звонил, или сошлется на занятость. Но Макс молчал. В какой-то момент мне показалось, что я слышу, как он печатает. «Этот парень, мать его, стучит по клавишам во время разговора со мной?» – подумала я и вдруг так разозлилась, что чуть не разбила телефон о стену. Но внутренний голос прошептал: «Не упускай такую возможность. Ты не готова к этому». – Ты знаешь о моих чувствах к Джону Брайону… – начала я, пытаясь разрядить обстановку. – О… – Стук по клавишам прекратился. – Он тебе нравится? – Нуда. Как он играет на пианино! И на гитаре. И на барабанах. На всем сразу. Его кавер-версия «99 воздушных шаров»? Просто фантастика. (Почему я… так… разговариваю?..) Мы обсудили детали предстоящего вечера. Когда он вернется с работы, когда я приеду к нему домой. Только я попыталась придумать интересную тему для разговора, как… – Слушай, у меня тут еще дела, – перебил Макс, как раз когда мне в голову пришел изысканный, на мой взгляд, пассаж по поводу того, почему низкое качество записи рока, как у Брайана, считается у рок-музыкантов самой постмодернистской фишкой. – Ой! У меня тоже! Я так занята, так занята! – Как больно. * * *