Пустой чек

Когда Гурни добрался до Уолнат-Кроссинг, усталость окутала его как туман, смешав голод, жажду, тревогу и сомнения. По мере того как ноябрь сдавал позиции зиме, дни становились все короче — в долинах, окруженных горами, все раньше наступали сумерки. Машины Мадлен на обычном месте, возле садового сарая, не было. Под ногами хрустел снег, подтаявший под полуденным солнцем и к вечеру снова замерзший.

В доме стояла мертвая тишина. Он включил лампу над кухонной столешницей. Ему смутно помнилось, будто Мадлен говорила, что сегодняшняя вечеринка отменяется из-за какого-то собрания, которое нельзя было пропустить, но деталей он вспомнить не мог. Значит, эти несчастные орехи все равно не нужны. Он положил чайный пакетик в чашку, набрал воды из крана и поставил ее в микроволновку. По привычке он направился к своему креслу на другом конце кухни. Упав в кресло, Гурни закинул ноги на табуретку, и две минуты спустя сигнал микроволновки утонул в его зыбком сне.

Он проснулся от звука ее шагов.

Возможно, он домысливал, но шаги показались ему сердитыми. Их направление и близость подсказывали ему, что она заметила его в кресле, но решила с ним не говорить.

Он открыл глаза в тот момент, когда она выходила из кухни и направлялась в сторону спальни. Гурни потянулся, вытолкнул себя рывком из недр кресла, подошел к столешнице за салфеткой и высморкался. Он услышал, как закрывается дверца шкафа, как-то слишком подчеркнуто, и через минуту она вернулась на кухню. Она переоделась из шелковой блузки в бесформенную кофту.

— Ты проснулся, — произнесла она, словно осуждая его за то, что он заснул.

Она включила свет над столешницей и открыла холодильник.

— Ты что-нибудь ел? — Это тоже прозвучало как обвинение.

— Нет, у меня был жуткий день, и когда я добрался до дому, я сделал себе чашку… черт, я забыл о ней! — Он подошел к микроволновке, достал оттуда чашку и вылил темный, остывший чай в раковину. Чайный пакетик вывалился следом.

Мадлен подошла к раковине, взяла пакетик и многозначительно бросила его в мусорное ведро.

— Я тоже порядком устала. — Она покачала головой и помолчала. — Не понимаю, почему эти идиоты из местной администрации считают, что нужно построить жуткую тюрягу, окруженную колючей проволокой, в самой красивой провинции штата.

И тут он вспомнил. Она ему еще утром сказала, что пойдет на собрание, где будет обсуждаться это сомнительное предложение. Оппоненты идеи называли планируемую постройку тюрьмой, а сторонники — реабилитационным центром. Спор о названии возник из-за бюрократической формулировки — в проекте значился «новый тип организации», сокращенно ГИТЦ — Государственный исправительно-терапевтический центр. Его целью должны были стать изоляция и реабилитация преступников-наркоманов. Бюрократический язык, которым был сформулирован проект, был неоднозначным и допускал массу разночтений, провоцируя споры.

Это была больная тема — не потому, что Гурни не поддерживал Мадлен в стремлении запретить стройку ГИТЦ в Уолнат-Кроссинг, а потому, что он не участвовал в сопротивлении так активно, как ей того хотелось.

— То есть какие-то шесть человек нагреют на этом руки, а всем остальным, кто живет в долине, и всем, кто будет проезжать мимо, придется до конца жизни созерцать это уродство. И все ради чего? Ради так называемой «реабилитации» кучки наркоманов? Какая чушь!

— Другие города бьются за этот проект. Даст бог — кто-то из них победит.

Она мрачно усмехнулась:

— Конечно, если их администрация еще более коррумпирована, чем наша, то такое возможно.

Принимая ее негодование на свой счет, он решил сменить тему.

— Хочешь, я сделаю омлет? — спросил он, наблюдая, как голод борется в ней со злостью. Голод победил.

— Только, чур, без зеленого перца, — напомнила она. — Я его не люблю.

— Тогда зачем ты его покупаешь?

— Не знаю. Но точно не для омлета.

— А лук положить?

— Лука тоже не надо.

Она накрыла на стол, пока он разбивал яйца и разогревал сковородку.

— Пить что-нибудь будешь? — спросил он.

Она покачала головой. Он знал, что она никогда не запивает еду, но все равно каждый раз спрашивал. Странная причуда, подумал он, всякий раз задавать этот вопрос.

Они едва обменялись парой слов, пока ели, а потом одновременно чуть подвинули свои тарелки к середине стола.

— Ну, что у тебя было сегодня? — спросила она.

— Ты хочешь послушать про встречу с чудо-следователями?

— Похоже, тебя не впечатлило.

— Меня еще как впечатлило. Если бы я хотел написать книгу о неэффективной командной работе под руководством Капитана из Ада, было бы достаточно включить диктофон и просто издать расшифровку.

— Это было хуже, чем до того, как ты уволился?

Он помедлил с ответом. Дело было не в том, что он не знал, как ей ответить, а в упоре, сделанном на слове «уволился». Но он решил ответить на слова, а не на интонацию.

— До увольнения приходилось работать с тяжелыми людьми, но Капитан из Ада кому угодно даст фору в высокомерии и ненадежности. Он страшно лебезит перед окружным прокурором, совершенно не уважает собственных сотрудников и не может сосредоточиться на деле. Каждый его вопрос, каждый комментарий звучал либо по-хамски, либо не относился к предмету разговора, а иногда то и другое сразу.

Она внимательно посмотрела на него:

— Неудивительно.

— Что ты имеешь в виду?

Она слегка пожала плечами. Было видно, что она старается держать себя в руках, не сказать лишнего.

— Просто меня это не удивляет. Если бы ты пришел домой и сказал, что провел день с лучшей в мире командой по расследованию убийств, тогда я бы удивилась. Вот и все.

Он отлично понимал, что это не все. Но ему также хватало ума не вытягивать из нее клещами то, о чем она собиралась молчать.

— Что ж, — сказал он. — Факт остается фактом — все это было утомительно и бестолково. Сейчас я хочу выбросить это из головы и заняться чем-нибудь другим.

Он сделал это заявление, не подумав, и тут же зашел в тупик. Заняться чем-нибудь другим было не так просто. Перипетии прошедшего дня продолжали крутиться в его голове. Мадлен наблюдала за ним с загадочным выражением лица. И тогда мысль, которую он постоянно от себя отгонял, мысль, которую он так старательно не думал, наконец захватила его. Он решился заговорить о том, чего избегал.

— Коробка… — произнес он. В горле тут же пересохло, и голос стал сиплым; он вытолкнул из себя это слово до того, как страх снова одержал верх, и не успел даже придумать, как закончить фразу.

Она подняла взгляд от пустой тарелки. Этот взгляд был спокойным, любопытным и внимательным. Она ждала, что он скажет дальше.

— Его рисунки… что… то есть зачем?.. — Он тщетно пытался связно сформулировать вопрос.

Ему не пришлось долго мучиться. Мадлен всегда понимала его раньше, чем он успевал выразить свою мысль.

— Пора попрощаться, — сказала она спокойно, почти нежно.

Он вперился взглядом в стол. Голова опустела, слова не шли на ум.

— Прошло достаточно времени. Дэнни больше нет, а мы так с ним и не попрощались.

Он едва заметно кивнул, теряя чувство времени, ощущая только пустоту в голове.

Когда зазвонил телефон, ему показалось, что его разбудили, рывком втащили назад в мир — мир, состоящий из понятных, измеримых вещей. Мадлен все еще сидела с ним за столом — бог знает сколько времени они так провели.

— Хочешь, я подойду? — спросила она.

— Ничего. Я сам. — Он помедлил, как компьютер, который перегрузили, затем встал, чуть неуверенно, и пошел в кабинет.

— Гурни. — Он по-прежнему отвечал на звонки так же, как когда работал в отделе убийств. Эту привычку было нелегко побороть.

Голос на том конце трубки был оживленным, напористым, нарочито вежливым, так что он вспомнил старое правило продавцов: когда говоришь по телефону, улыбайся — от этого ты звучишь дружелюбнее.

— Дэйв! Как хорошо, что вы подошли! Это Шеридан Клайн. Надеюсь, я не помешал?

— Чем обязан?

— Перейду сразу к делу. Мне кажется, вы человек, с которым можно быть откровенным. Такая у вас репутация. Сегодня вечером у меня была возможность в этом убедиться лично. Я впечатлен. Надеюсь, что не смущаю вас.

Гурни не терпелось узнать, в чем дело.

— Вы очень добры.

— Я не добрый. Я реалист. Я звоню, потому что это дело требует участия специалиста вашего масштаба, и мне бы очень хотелось воспользоваться вашим талантом.

— Вы же знаете, что я в отставке?

— Да, мне говорили. И я понимаю, что возвращаться к надоевшей рутине вам совершенно не хочется. Я ничего такого не предлагаю. Но у меня есть ощущение, что дело будет разрастаться, и хотелось бы иметь ваш гений в распоряжении.

— Я не очень понимаю, о чем вы меня просите.

— В идеале, — сказал Клайн, — я бы хотел, чтобы вы вычислили убийцу Марка Меллери.

— Разве не этим занимается бюро криминальных расследований?

— Разумеется. Может быть, у них в итоге даже что-нибудь получится.

— Но?

— Но я хочу повысить шансы на успех. Это слишком крупное дело, чтобы его расследовали по стандартной процедуре. Я хочу, чтобы у меня был козырь в рукаве.

— Не понимаю, как я могу помочь.

— Вы не хотите сотрудничать с бюро? Не волнуйтесь. Я понимаю, что Родригес не тот, с кем вы стали бы работать. Я предлагаю вам работать со мной лично. Мы могли бы назначить вас помощником или консультантом, на ваш вкус.

— Сколько времени мне пришлось бы этому посвящать?

— На ваше усмотрение.

Гурни промолчал, так что Клайн продолжил:

— По всей видимости, Марк Меллери восхищался вами и доверял вам. Он просил вас помочь ему разобраться с преступником. Я прошу вас помочь мне разобраться с тем же самым преступником. И я буду благодарен за любую вашу помощь.

Гурни подумал, что Клайн однозначно умеет уговаривать. Была в нем какая-то подкупающая искренность. Он сказал:

— Мне надо поговорить с женой. Перезвоню вам утром. Скажите, по какому номеру с вами связаться.

Радость в голосе была безмерной.

— Я оставлю вам свой домашний номер. Подозреваю, вы встаете рано, как и я. Звоните в любое время после шести утра.

Когда он вернулся в кухню, Мадлен еще сидела за столом, но ее настроение изменилось. Она читала «Таймс». Он сел напротив нее, уставился невидящим взглядом в камин за ее спиной и принялся растирать виски, как будто решение, которое предстояло принять, сводило лицевые мышцы.

— Ну это же не сложно, правда? — произнесла Мадлен, не отрывая взгляда от газеты.

— Что?

— Сказать, о чем ты думаешь.

— Окружной прокурор хочет, чтобы я участвовал в расследовании.

— Еще бы.

— Обычно посторонних людей в такие дела не вовлекают.

— Ты, однако, не совсем посторонний.

— Видимо, мое знакомство с Меллери оказалось решающим.

Она наклонила голову и посмотрела на него пронизывающим взглядом.

— Он очень меня хвалил, — сказал Гурни, стараясь не выдавать, что польщен.

— Наверняка просто перечислил твои таланты.

— В сравнении с капитаном Родригесом кто угодно покажется талантливым.

Она улыбнулась его неуклюжей скромности:

— Что он предложил?

— Карт-бланш. Работать с ним лично. Придется осторожничать, чтобы никому не наступать на пятки. В общем, я сказал ему, что приму решение до завтрашнего утра.

— Какое решение?

— Собираюсь я сотрудничать или нет.

— Ты что, шутишь?

— Думаешь, это дурная затея?

— Я имею в виду — ты шутишь насчет того, что еще не принял решение?

— Тут многое на кону.

— Больше, чем ты думаешь, но ведь ясно, что ты уже решил.

Она снова погрузилась в чтение газеты.

— Что значит «больше, чем ты думаешь»? — спросил он, помолчав.

— Иногда мы делаем выбор, последствий которого не ожидаем.

— Например?

Ее грустный взгляд ответил ему, что это глупый вопрос.

После паузы он сказал:

— У меня такое чувство, будто я остался Марку что-то должен.

В ее взгляде появилась ирония.

— Что ты так смотришь?

— Ты первый раз назвал его по имени.