Допрос Гурни

У Гурни была теория, что люди делятся на тех, кто ведет себя в туалете как в раздевалке, и тех, кто ведет себя там как в лифте. То есть одни держатся вульгарно и панибратски, а другие отчужденно и неловко. Эти ребята относились ко второму типу. Никто не проронил ни слова, пока все не вернулись в переговорную.

— Итак, каким же образом такой скромняга умудрился так прославиться? — спросил Клайн, излучая хорошо отрепетированное обаяние, одновременно вуалирующее и выдающее холодный подтекст.

— Не такой уж я и скромняга. И не так уж прославился, — ответил Гурни.

— Когда все наконец усядутся, — резко заговорил Родригес, — каждый увидит перед собой копии записок, полученных жертвой. Пока наш свидетель будет рассказывать про свое общение с жертвой, вы можете посмотреть, что они обсуждали. — Затем он небрежно кивнул в сторону Гурни: — Начинайте, как будете готовы.

Высокомерие этого человека больше не удивляло Гурни, но все равно коробило. Он огляделся и встретился взглядом поочередно со всеми присутствующими, кроме полицейского, провожавшего его на место преступления, который шумно копался в своих бумагах, и Штиммеля, помощника окружного прокурора, который сидел, уставившись в пространство перед собой, как задумчивая жаба.

— Капитан верно подметил, что нам многое предстоит обсудить. Давайте я для начала перечислю события в той последовательности, в которой они происходили, а в конце вы зададите свои вопросы. — Он увидел, что Родригес собирался возразить, но сдержался, потому что Клайн одобрительно кивнул на его предложение.

Четко и ясно, как всегда (ему неоднократно говорили, что он мог бы преподавать риторику), Гурни за двадцать минут рассказал всю историю, начав с письма Меллери с просьбой о встрече, продолжив изложением их бесед и болезненной реакции Меллери и закончив звонком от убийцы и запиской в почтовом ящике (той, в которой упоминалась цифра 19).

Клайн был самым внимательным слушателем и в конце заговорил первым:

— Это же какой-то эпос о возмездии! Убийца был одержим желанием отомстить Меллери за какой-то ужасный поступок, совершенный спьяну много лет назад.

— Но почему он так долго тянул с этим? — спросила сержант Вигг, которую Гурни находил все более интересной с каждым разом, как она заговаривала.

Глаза Клайна загорелись от обилия возможных версий.

— Возможно, Меллери о чем-то проговорился в одной из своих книг. Может быть, таким образом убийца узнал, что именно по его вине произошла какая-то трагедия, которую он до того с ним не связывал. А может быть, успех Меллери оказался последней каплей в чаше его терпения. Или, может, как говорится в первой записке, убийца просто увидел его однажды на улице и в нем пробудилась старая обида. Он достает пистолет и — бабах!

— Ничего себе бабах, — сказал Хардвик.

— У вас другое предположение, старший следователь Хардвик? — спросил Клайн с холодной улыбкой.

— Тщательно составленные письма, загадки с цифрами, указания к отправке чека на неправильный адрес, несколько стихов с угрозами, замаскированное послание полиции, которое можно обнаружить только с помощью специального химического анализа; стерильные как пальцы хирурга окурки, скрытое пулевое ранение, невероятный след в снегу и гребаный садовый стул, наконец! Жирновато для внезапного «бабаха».

— Моя версия не исключала, что убийство было заранее продумано, — ответил Клайн. — Сейчас меня больше интересует исходный мотив, а не детали. Я хочу понять, какого рода была связь между убийцей и жертвой. Эта связь обычно является разгадкой к преступлению.

Эта краткая нотация создала в комнате неловкую тишину, которую нарушил Родригес.

— Блатт, — гаркнул он, обращаясь к проводнику Гурни, который рассматривал копии двух первых записок, будто они свалились на стол из космоса. — У вас потерянный вид.

— Что-то тут не сходится. Убийца присылает жертве письмо, предлагая загадать число и затем посмотреть в запечатанный конверт. Жертва загадывает число 658, заглядывает в конверт — и там написано 658. Вы что, верите, что такое в принципе возможно?

Никто не успел отреагировать, потому что заговорил его напарник:

— Да, и две недели спустя преступник повторяет этот трюк, на этот раз по телефону. Он предлагает Меллери задумать число и посмотреть в почтовом ящике. Тот загадывает число 19 и находит в ящике письмо от убийцы, в котором написано число 19. Блин, это крышу сносит.

— У нас есть этот телефонный разговор, записанный жертвой, — сказал Родригес таким тоном, точно это его личная заслуга. — Вигг, включите ту часть, где говорится про цифру.

Сержант молча что-то набрала на клавиатуре, и спустя пару секунд раздался разговор Меллери и его преследователя, к которому Гурни подключался. Все за столом стали вслушиваться в странный акцент убийцы и плохо скрытый страх в голосе Меллери.

— Прошепчи цифру.

— Прошептать?

— Да.

— Девятнадцать.

— Хорошо, очень хорошо.

— Так кто вы?

— А ты все еще не понял? Столько мучений, а ты не узнаешь меня. Такую возможность нельзя было исключать. Поэтому тебе была оставлена записка. Ты уверен, что не получал ее?

— Не знаю, о какой записке речь.

— Да, но ты же знал, что цифра 19.

— Вы же сказали загадать цифру.

— Но это была та самая цифра, разве нет?

— Я ничего не понимаю.

Еще секунда — и сержант Вигг нажала на клавишу и сказала:

— Это все.

Короткая запись вызвала у Гурни приступ бессильной ярости и отвращения.

Блатт развел руками:

— И кто это был — мужик или женщина?

— Почти наверняка мужчина, — ответила Вигг.

— Как это можно определить?

— Мы сегодня утром анализировали запись, и распечатка показывает напряжение на высоких тонах.

— Ну и что?

— Высота голоса отличается от фразы к фразе, и даже от слова к слову, и в каждом случае голос менее напряжен на низких частотах.

— То есть он старался говорить высоким голосом, но низкие тона для него более естественны? — уточнил Клайн.

— Именно, — ответила Вигг своим бесполым, но привлекательным голосом. — Это не заключение экспертизы, но это более чем вероятно.

— А что с фоновыми шумами? — спросил Клайн. Гурни тоже об этом думал. Он знал, что на записи есть звуки проезжающих автомобилей, а значит, звонок был сделан откуда-то с улицы или из торгового центра.

— Мы будем знать точно, когда прогоним запись через усилитель, но сейчас она раскладывается на три типа звуков: сам разговор, шум машин и гудение какого-то двигателя.

— Как долго будут прогонять через усилитель? — спросил Родригес.

— Это зависит от сложности записанной информации, — ответила Вигг. — Может занять от двенадцати до двадцати четырех часов.

— Пусть займет двенадцать.

Неловкое молчание, которое Родригес умел нагнетать как никто, нарушил Клайн, обративший свой вопрос ко всем присутствующим:

— А что насчет шепота? Кто не должен был услышать цифру девятнадцать? — Он повернулся к Гурни. — У вас есть предположения?

— Нет. Но я не думаю, что это как-то связано с нежеланием быть услышанным.

— Почему вы так думаете? — с вызовом спросил Родригес.

— Потому что шепот — ненадежный способ не быть услышанным, — прошептал Гурни, чтобы подчеркнуть свою мысль. — Это вполне в духе других странностей в этом деле.

— Вроде чего? — не унимался Родригес.

— Вроде неопределенности насчет ноября или декабря. Вроде пистолета и разбитой бутылки. Вроде загадки со следами в снегу. И еще одного момента, на который никто не обратил внимания, — почему не было звериных следов?

— Чего? — обескураженно переспросил Родригес.

— Кадди Меллери сказала, что они с мужем слышали, как под домом дерутся какие-то животные. Поэтому он и вышел на улицу — посмотреть, что происходит. Но никаких следов поблизости не было — а уж в снегу-то они точно были бы видны.

— Мне кажется, мы зашли в тупик. Не понимаю, какое значение имеет присутствие или отсутствие следов енотов или кого там.

— Черт! — воскликнул Хардвик, игнорируя Родригеса и улыбаясь Гурни. — А ты же прав. Там в снегу не было никаких следов, оставленных не убийцей и не жертвой. Как же я раньше не обратил внимания?

Клайн повернулся к своему помощнику.

— Никогда я не сталкивался с делом, в котором было бы так много улик, из которых было бы так мало говорящих. — Он покачал головой. — Как убийце удалось провернуть этот трюк с цифрами? И зачем он это сделал аж дважды? — Он посмотрел на Гурни. — Вы уверены, что эти цифры ничего не значили для Меллери?

— На девяносто процентов уверен. Настолько же, насколько я вообще бываю уверен в чем-либо.

— Давайте вернемся к общей картине, — вмешался Родригес. — Я тут подумал о мотиве, о чем вы говорили раньше, Шеридан…

У Хардвика зазвонил телефон. Он достал его и приложил к уху раньше, чем Родригес успел возмутиться.

— Черт! — воскликнул он, помолчав. — Вы там уверены? — Он оглядел присутствующих. — Пулю не нашли. Обыскали каждый сантиметр обшивки задней стены дома. Ничего.

— Пусть проверят в доме, — сказал Гурни.

— Но стреляли-то снаружи.

— Я знаю, но Меллери, скорее всего, не закрыл за собой дверь, когда вышел. Встревоженный человек в такой ситуации оставил бы дверь открытой. Скажи, чтобы эксперты рассчитали возможные траектории и проверили все внутренние стены, куда могла попасть пуля.

Хардвик быстро передал инструкции и сбросил звонок.

— Хорошая идея, — сказал Клайн.

— Отличная, — сказала Вигг.

— А еще насчет этих цифр, — сказал Блатт, внезапно сменив тему. — Он что, гипнотизер или экстрасенс какой-то?

— Я так не думаю, — сказал Гурни.

— А как по-другому?

Хардвик разделял сомнения Гурни на этот счет и ответил первым:

— Господи, Блатт, когда последний раз полиция штата расследовала дело, замешенное на мистике и телепатии?

— Но он же откуда-то знал, что загадает жертва!

На этот раз первым ответил Гурни, стараясь звучать примирительно:

— Все действительно выглядит так, будто кто-то знал заранее, что загадает Меллери. Но я думаю, что мы здесь что-то не учитываем и ответ гораздо проще, чем чтение мыслей на расстоянии.

— Хочу у вас вот что спросить, детектив Гурни. — Родригес откинулся на своем стуле и сложил руки на груди. — Довольно быстро стало понятно, что кто-то преследует Марка Меллери с целью убийства: он получил несколько откровенно угрожающих писем и телефонных звонков. Почему вы не пришли с этим в полицию, прежде чем он был убит?

Гурни ждал этого вопроса и был к нему готов, но это не смягчило укол.

— Благодарю за обращение «детектив», капитан, но я ушел в отставку и снял с себя и значок и титул два года назад. Что касается обращения в полицию — ничего нельзя было бы предпринять без сотрудничества Марка Меллери, а он однозначно заявил, что сотрудничать не хочет.

— Вы говорите, что не могли обратиться в полицию без его согласия? — спросил Родригес, повышая тон и угрожающе хмурясь.

— Он мне сказал, что не желает, чтобы полиция вмешивалась в это дело, что он находит это потенциальное вмешательство скорее деструктивным, чем полезным, и что он намерен сделать все возможное, чтобы такое вмешательство предотвратить. Если бы я пришел в полицию, это связало бы руки вам и уничтожило доверие ко мне.

— Однако дальнейшее общение с вами не сильно помогло ему, не так ли?

— К сожалению, капитан, тут вы правы.

Мягкость, отсутствие сопротивления в голосе Гурни сбили Родригеса с толку. Шеридан Клайн вмешался:

— Почему он был так настроен против полиции?

— Он считал, что полиция действует слишком грубо, что она недостаточно компетентна, чтобы разобраться в ситуации. Он не верил, что вы сможете обеспечить ему безопасность, боялся, что информация попадет в прессу и это навредит его институту.

— Какие глупости! — возмутился Родригес.

— Он не доверял полицейским. Говорил, что они — как слон в посудной лавке. И упорно настаивал на том, что никакого сотрудничества не будет — никакой полиции на территории, никаких контактов с гостями, никакой информации от него лично. Он, кажется, даже был готов обратиться в суд при малейшем полицейском вмешательстве.

— Хорошо, но вот что интересно… — начал Родригес, но его снова перебил звонок телефона Хардвика.

— Хардвик. Да. Где? Потрясающе. Хорошо, спасибо. — Он убрал телефон в карман и обратился к Гурни, но так, чтобы всем было слышно: — Они нашли пулю. В стене внутри дома. В гостиной, прямо напротив выхода на террасу, — по-видимому, дверь была открыта на момент выстрела.

— Поздравляю, — сказала сержант Вигг, обращаясь к Гурни, а затем повернулась к Хардвику. — Что насчет калибра?

— Они считают, что это триста пятьдесят седьмой, но подождем отчета экспертов.

Клайн сидел в задумчивости и как будто не слышал этого разговора. Он снова озвучил вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь:

— А могли у Меллери быть другие причины не хотеть вмешательства полиции?

Блатт в полном замешательстве, с перекошенным лицом, добавил свой вопрос:

— Я не понял — почему полицейские как слон поссут на лавки?

Date: 2015-10-18; view: 387; Нарушение авторских прав