Демонтаж системы межнационального общежития

Разрушение связей, соединявших население СССР в советский народ, велось по двум направлениям – подрывалась связность ядра полиэтнической советской нации, русского народа; подрывалась система межэтнического общежития. Обе программы составляли системное целое, поскольку этническая связность ядра была необходимым условием прочности общежития всех народов страны – ценность пребывания для любого нерусского народа в составе России определялась наличием мощного и здорового ядра, через все системы которого этот народ подключался к общемировому процессу развития как часть большой и динамичной цивилизации. С другой стороны, для русских каждый этнос СССР был «братским народом», важным этнизирующим иным – не оппонентом и не противником, а соратником и сотрудником. Русский народ укреплялся этими связями, и их разрыв или трансформация оказывали на русских ослабляющее воздействие.

После трагедии в Беслане В.В. Путин сказал, что население РФ пожинает плоды «распада огромного и великого государства» (СССР). Этот «распад» В.В. Путин назвал самой большой геополитической катастрофой ХХ века. Здесь для нас важнее, что он был национальной катастрофой для народов СССР и прежде всего для русского народа как того ядра, вокруг которого собралась Российская империя, а затем СССР.

Но СССР не «распался» сам собой, а был уничтожен в ходе большой военной операции, проведенной совместно силами Запада и его союзников внутри страны. Вспомним ход этой операции, учитывая, что она продолжается. Философию и технологию развала Союза надо понять, поскольку РФ по своему национально-государственному типу – тот же Советский Союз, только поменьше. Никуда не делись ни философия развала, ни сами философы. Леонид Баткин, один из «прорабов» перестройки, сказал после ликвидации СССР, напоминая своим соратникам: «На кого сейчас рассчитана формула о единой и неделимой России? На неграмотную массу?..»

Если представить нынешнюю Россию как полиэтническую систему, то видно, как сверху вниз по иерархии ее элементов распространяется процесс распада связей системы. И.К. Лавровский пишет: «Кризис лояльности, разрушивший СССР, не прекратился с его распадом. Плавное соскальзывание уровня лояльности с национального на местный, клановый, семейный и индивидуальный продолжается. Назойливо подчеркиваемый сегодня элитизм верхушки с выставлением напоказ абсурдно высокого уровня потребления – от дизайнерских бутиков до сверхдорогой жилплощади – представляет собой не что иное, как пример сползания лояльности с национального на групповой уровень» [45].

Идея развала Российской империи через разрушение межэтнических связей была одной из ключевых идей западной геополитики с конца ХIХ века, а в начале ХХ в. она овладела и возрожденным под эгидой Запада российским масонством. К этому были и предпосылки – наступление капитализма, породившего национальную буржуазию. Дворянство России было многонациональным и было заинтересовано в сохранении монархии и империи, а буржуазия жаждала национального государства. Свергнув монархию, она растащила империю.

Примерно такие же предпосылки возникли в позднем СССР. Если поначалу номенклатура имела черты сословия и укрепляла империю – СССР, то в 80-е годы ее соблазнила идея оборотиться буржуазией и приватизировать достояние страны. Для этого надо было сначала «разрезать пирог». Декларации о суверенитете 1990 г. и были первым шагом по ликвидации общенародной собственности, разделом ее по национальным республикам. Захват ее влиятельным меньшинством после этого резко упростился.

Но предпосылки – это всего лишь предпосылки. Нужна была доктрина, организация и ударная сила. Интерес Запада в ликвидации СССР понятен, поговорим о «своих». Идея разрушения Советского Союза была выношенной частью всего проекта демократов, рупором ее стал А.Д. Сахаров. Предложенная им «Конституция Союза Советских Республик Европы и Азии» (1989) означала расчленение СССР на полторы сотни независимых государств. Например, о нынешней РФ в ней сказано (с. 25): «Бывшая РСФСР образует республику Россия и ряд других республик. Россия разделена на четыре экономических района – Европейская Россия, Урал, Западная Сибирь, Восточная Сибирь. Каждый экономический район имеет полную экономическую самостоятельность, а также самостоятельность в ряде других функций» [38, с. 272][175].

В «Предвыборной платформе», которую Сахаров опубликовал 5 февраля 1989 г., было выдвинуто требование: «Компактные национальные области должны иметь права союзных республик… Поддержка принципов, лежащих в основе программы народных фронтов Прибалтийских республик». Помимо полной (!) экономической самостоятельности эти «области» и даже части «республики Россия» должы были получить свои силовые структуры – предполагалась не только политизация этничности, но и ее вооружение.

Вот ст. 20 «конституции» Сахарова: «Вооруженные силы формируются на основе Союзного договора… республика может иметь республиканские Вооруженные силы или отдельные рода войск, которые формируются из населения республики и дислоцируются на ее территории». А вот ст. 23: «Республика имеет собственную, независимую от Центрального Правительства систему правоохранительных органов (милиция, министерство внутренних дел, пенитенциарная система, прокуратура, судебная система)… На территории республики действуют союзные законы при условии утверждения Верховным законодательным органом республики [!], республиканские законы» [38, с. 270–271][176].

Реализация, в слегка замаскированной форме, этого проекта в области национальных отношений привела к массовым страданиям и большой крови. Этот опыт показал, что политизированная этничность может быть создана буквально «на голом месте» в кратчайшие сроки, причем одновременно с образом врага, которому разбуженный этнос обязан отомстить или от которого должен освободиться. Достигаемая таким образом сплоченность и готовность к самопожертвованию по своей интенсивности не идут ни в какое сравнение с тем, что обеспечивают мотивы социальной справедливости или повышения благосостояния. При этом большие массы образованных людей могут прямо на глазах сбросить оболочку цивилизованности и рациональности и превратиться в архаичную фанатичную толпу.

Дирижировал этой программой Горбачев, и он выступил как враг народа в самом простом смысле этого слова. Американский специалист по СССР А. Брумберг признал: «Ни один советолог не предсказал, что могильщиком Советского Союза и коммунистической империи будет генеральный секретарь КПСС Михаил Горбачев».

В информационно-психологической подготовке политических акций принял участие весь цвет либерально-демократической элиты. Вот несколько кратких утверждений из огромного потока программных сообщений в широком диапазоне авторов – от святого Сахарова до гротескной Новодворской:

Приближенный к Горбачеву номенклатурный историк Юрий Афанасьев: «СССР не является ни страной, ни государством… СССР как страна не имеет будущего». Советник президента Галина Старовойтова: «Советский Союз – последняя империя, которую охватил всемирный процесс деколонизации, идущий с конца II мировой войны… Не следует забывать, что наше государство развивалось искусственно и было основано на насилии»[177]. Историк М. Гефтер говорил в Фонде Аденауэра об СССР, «этом космополитическом монстре», что «связь, насквозь проникнутая историческим насилием, была обречена» и Беловежский вердикт, мол, был закономерным. В. Новодворская: «Может быть, мы сожжем наконец проклятую тоталитарную Спарту? Даже если при этом все сгорит дотла, в том числе и мы сами»[178]. Писатель А. Адамович заявляет на встрече в МГУ: «На окраинах Союза национальные и демократические идеи в основном смыкаются – особенно в Прибалтике… Происходит позитивный процесс: нет антирусских, антисемитских настроений»[179].

Даже сейчас, празднуя годовщину перестройки (в 2005 г.) в докладе Горбачев-фонда звучит тот же мотив: «Не секрет, что Советский Союз был построен на порочной сталинской идее автономизации, полностью подчиняющей национальные республики центру. Перестройка хотела покончить с такой национальной политикой». Какая позорная схоластика! При чем здесь «порочная идея» 1920 года – ко времени перестройки СССР пережил несколько исторических эпох, прошел самые тяжелые испытания. Перестройка изощренно и насильно стравила народы![180]

В 80-е годы были сознательно запущены процессы, разрушающие ту сложную систему национальных отношений, которая была создана за 200 лет. «Прораб» перестройки Нуйкин довольно вспоминал в связи с войной в Нагорном Карабахе: «Как политик и публицист, я еще совсем недавно поддерживал каждую акцию, которая подрывала имперскую власть. Я понимал, что это было правильно, пока действовала эта машина, соединившая в себе гигантскую армию, послушную единому приказу, КГБ, МВД, партию. Поэтому мы поддерживали все, что расшатывало ее… А без подключения очень мощных национальных рычагов, взаимных каких-то коллективных интересов ее было не свалить, эту махину» [122].

Очевидно, кстати, что, возбуждая агрессивную этничность, антисоветская интеллигенция заведомо жертвовала демократическим проектом – она открывала путь этнократическим режимам. В тот момент это ни для кого не было секретом. Видный публицист А. Латынина писала: «Стратегия русской демократической интеллигенции потерпела сокрушительное поражение. Она поддержала этнократические движения в республиках, квалифицировав их как национально-освободительные» [123].

Открытое стравливание народов велось с первых лет перестройки. В начале 1987 г. «Литературная газета» напечатала подстрекательскую статью специалиста по Ближнему Востоку И. Беляева «Ислам», где эта религия была представлена как враждебная и опасная, а мусульмане – как коварный и вероломный народ. Эта кампания была поддержана извне. В июне 1987 г. Европарламент учредил «День памяти жертв геноцида в Армении». Началась череда торжественных церемоний в Ереване. К этому были приурочены публикации писателей Зория Балаяна и Сильвы Капутикян, в которых ненависть к туркам неприкрыто переносилась на соседей-азербайджанцев, которых называли не иначе, как «турками» [124, с. 255]. Готовился кровавый конфликт – самое эффективное средство разрушения межнациональных отношений.

Генерал-майор КГБ В.С. Широнин, направленный в зону конфликта, пишет: «Первый сигнал к волнениям в Карабахе поступил к нам «из-за бугра». Академик Абел Аганбегян в середине ноября 1987 года во время приема, устроенного в его честь Армянским институтом Франции и Ассоциацией армянских ветеранов, выразил желание узнать о том, что Карабах стал армянским. «Как экономист, – сказал академик, – я считаю, что он больше связан с Арменией, чем с Азербайджаном». Кроме того, в Москве широко распространились слухи о том, что Аганбегян сослался на свою беседу с Горбачевым, в которой всемогущий генсек ЦК КПСС якобы сказал, что Карабах будет передан Армении. Поразительно, несмотря на этот чрезвычайно устойчивый слух, ни тогда, ни позже, даже в разгар карабахской войны, Горбачев ни прямо, ни косвенно его не опроверг. А ведь тот слух был вполне «материальным», он сильно подогрел события в Карабахе.

Заявление Абела Аганбегяна мгновенно стало центральной темой для многих зарубежных армянских газет и журналов, для радиостанции «Айб» в Париже, а также армянских редакций радио «Свобода», «Голос Америки» и других… В результате прозвучавший в далеком Париже призыв к беззаконию стал по сути началом карабахского конфликта» [124, с. 256–257].

В Москве идею «исторической принадлежности Карабаха к Армении» сразу поддержал Сахаров. В письме Горбачеву он потребовал передачи НКАО в состав Армении. И начал кампанию в прессе. Одновременно были созданы условия для вооружения боевиков Народного фронта Азербайджана[181]. В Закавказье почти открыто действовали агенты иностранных разведок. Так, Широнин пишет, что в Нагорном Карабахе боевиками командовал американский офицер-армянин Монте Аво. Он координировал действия войск в Мартунинском районе, погиб и похоронен в Армении как национальный герой [124, с. 278].

О том, к какому состоянию вся эта программа довела людей всего за два года, говорит запись Широнина в самом начале 1990 г.: «13–14 января в Баку прошли массовые беспорядки. Когда мы прилетели туда, аэропорт был заблокирован толпами людей. Среди встречавших нас азербайджанских чекистов я с радостью увидел через иллюминатор двух моих близких друзей, с которыми нас свел Афганистан… С трудом преодолев многочисленные кордоны, мы въехали в город. На одной из улиц напротив дома, в котором проживало, как выяснилось, несколько армянских семей бакинского происхождения, бушевал митинг. Интеллигентного вида молодой человек в очках, с аккуратно подстриженной бородкой что-то кричал в мегафон. Толпа из 700–800 человек громко скандировала, улюлюкала, свистела. Странным показалось то, что вдоль стены дома стояла как будто тихая, словно чем-то приниженная очередь из мужчин и женщин, они чего-то терпеливо ждали. Вдруг наверху раздались выстрелы, затем истошные крики, звон разбитого стекла. Потом из окна третьего этажа выбросили металлическую вешалку. Обычную вешалку с крючками, какие привинчивали в коридорах лет эдак 15–20 назад. Она упала на газон, со звоном подпрыгнула. Из окна раздалась какая-то команда, и мужчина, стоявший в очереди первым, поднял вешалку, после чего присоединился к ликующей толпе. В очереди одобрительно захлопали.

– Это народнофронтовцы делят и раздают «еразам» имущество бакинских армян. Семьи из этого дома мы успели предупредить, – пояснил мне «афганец».

«Еразами» в Баку называли беженцев из Армении и расшифровывалось это слово так: «ереванские азербайджанцы». Они были изгнаны из своих домов, остались без крова и без имущества. Используя их негодование действиями армянских националистов, провокаторы решили «восстановить справедливость», расправившись с ни в чем неповинными бакинскими армянами и раздав крохи из разграбленного имущества беженцам. Да, это был классический вариант подстрекательства к погромам.

Мы медленно, не включая сигнальных огней, ехали по городу. Я видел, как по команде из окна от очереди отделился еще один мужчина, скомкал скатерть, упавшую на куст, запихнул ее под пиджак и тоже присоединился к неумолкающей толпе. Очередь снова зашлась в крике…

Я никогда не забуду рассказ своего коллеги-«афганца» о той ночной трагедии. Не скрывая слез, он говорил о том, что перед выездом в аэропорт стал свидетелем такого случая. Он видел, как из окна какого-то дома вместе с вещами выбросили старую армянку, которая была лежачей больной и потому осталась в квартире, надеясь, что ее пощадят. Однако те, кто ворвался в квартиру, были уже неспособны на милосердие. Старушка умерла прямо на тротуаре, к ней никто не подошел, а ошалелая толпа продолжала улюлюкать. Товарищ мой, коллега и друг плакал от своего бессилия, от стыда за своих соплеменников» [124, с. 263–264].

Провокационную работу вела московская пресса, подконтрольная верхушке КПСС. В ходе событий военным и КГБ удавалось несколько раз добиться прекращения огня и приступить к совместной работе азербайджанских и армянских советских и правоохранительных органов. Эти усилия срывались в Москве. Широнин приводит случай, когда армянскими боевиками было обстреляно из артиллерии азербайджанское село Садарак: «Одна из центральных газет, – кстати, газета проправительственная! – сообщая об этом обстреле Садарака, почему-то назвала его армянским селом. Получалось, что не армянские боевики обстреляли азербайджанское селение, а наоборот, азербайджанцы нанесли удар по армянам! Столь грубейшая ошибка в крупной центральной газете, казалось, должна была повлечь за собой немедленную поправку, а то и административные меры против путаников. Ведь эта ошибка привела к новой дестабилизации, она обернулась новыми жертвами и кровью. Можно ли было оставлять эту ошибку без последствий?

Однако, как ни парадоксально, «аппарат Горбачева» продолжал хранить гробовое молчание и по поводу наших предложений, и в связи с катастрофической ошибкой, допущенной в газете. На эту ошибку тоже никто наверху не отреагировал… Ну, а дальше события развивались словно по накатанной схеме. Провокационная «ошибка» в московской газете вызвала взрыв негодования нахичеванского народного фронта, да и всего населения» [124, с. 286].

При этом воздействие на этническое сознание обеих сторон в конфликте было непрерывным. Историк С. Лезов пишет о том, как интеллигенты, подобные А. Нуйкину, разжигали пожар на Кавказе: «По моим наблюдениям, «московские друзья» нередко добивались эффекта при помощи запрещенного приема: обращаясь к армянской аудитории, они использовали глубоко укорененные антитюркские и антиисламские чувства армян, то есть унижались до пропаганды национальной и религиозной вражды в чужой стране, относясь при этом к армянам как к «братьям нашим меньшим», с которыми можно и нужно говорить именно на расистском языке. «Московские друзья» укрепляют как раз те элементы армянского мифа, которые изолируют армян от соседних народов и обеспечивают их «антитурецкую» идентичность» [125].

В те же годы усилиями интеллектуалов и политиков кропотливо создавалась «чеченская бомба». Большую работу, чтобы направить мысли и чувства чеченцев к мести русским, произвели старовойтовы и бурбулисы, нуйкины и приставкины. Вместо «народа, отбывшего наказание», чеченцы вдруг были превращены в «репрессированный народ». Кто же их «репрессировал»? Россия! Так ставили вопрос антисоветские идеологи. Проталкивая Закон о репрессированных народах, они направляли мысли не в прошлое, а в настоящее – чтобы стравить (замалчивая историческую правду) потомков тех людей, которые пережили трудный момент полвека назад. Так был создан конфликт между ингушами и осетинами. Конфликты разжигались и с помощью выражений, приписывающих соседним народам якобы присущие им сущностные качества, типа: «грузины за демократию – осетины за империю», «тоталитарный Азербайджан против демократической Армении».

Деятельность по стравливанию народов не прекращалась и позже, в середине 90-х годов. Чего стоило одно только демонстративное выдвижение С.А. Ковалева на Нобелевскую премию! Послушаем, какие слова выбирает этот «миротворец», обосновавшись в бункере Дудаева и питаясь с его стола: «Русские танки давят чеченских женщин и детей! Русские самолеты бомбят мирные жилища!» Из горящего Грозного, что придавало слову Ковалева особый авторитет, он старательно представлял конфликт как этнический: русские против чеченцев!

Важным шагом после принятия закона о репрессированных народах стало оглашение 12 июня 1990 г. «Декларации о суверенитете РСФСР». Это была решающая акция по расчленению СССР – недаром вплоть до В.В.Путина ее праздновали как абсурдный «День независимости России». Одновременно в тех же кругах готовились декларации по отделению уже и частей РСФСР. 27 ноября 1990 г. такую декларацию приняла Чечено-Ингушетия. Она рассматривала себя уже как суверенное государство, в Декларации не содержалось прямых и даже косвенных упоминаний о ее принадлежности к РСФСР. Эти два акта – единая связка, они написаны, можно сказать, одной рукой.

Горбачев усиливал эту кампанию властью государства. В 1991 г. он устроил, преодолев возражения Верховного Совета, референдум с провокационным вопросом: надо ли сохранять СССР? До этого сама постановка такого вопроса казалась абсурдной и отвергалась массовым сознанием. Теперь всему обществу власть заявила, что целесообразность сохранения СССР вызывает сомнения и надо бы этот вопрос поставить на голосование. Как мы помним, 76 % населения высказалось за сохранение Советского Союза.

В республиках со сложным этническим составом ценность той системы межнационального общежития, созданного в СССР, ощущалась особенно остро. В голосовании на референдуме о судьбе СССР в Узбекистане приняли участие 95 % граждан, из них за сохранение Союза высказались 93,7 %, в Казахстане явка была 89 %, «да» сказали 94 %, в Таджикистане явка была 94 %, «да» сказали 96 %.

Но против СССР проголосовала элита двух привилегированных столиц. В западной прессе советник Ельцина, директор Центра этнополитических исследований Эмиль Паин в статье «Ждет ли Россию судьба СССР?» оправдывался: «Когда большинство в Москве и Ленинграде проголосовало против сохранения Советского Союза на референдуме 1991 года, оно выступало не против единства страны, а против политического режима, который был в тот момент. Считалось невозможным ликвидировать коммунизм, не разрушив империю» [126].

Что же это за коммунизм надо было ликвидировать, ради чего не жалко было уничтожить государство? Коммунизм Сталина? Нет – Горбачева и Яковлева. Знал и Паин, и его «интеллигенция», что от коммунизма у того «политического режима» осталось пустое название, которое он и так бы через пару лет сменил. Голосовали именно против Союза и против воли народа. Хотели Мирового правительства, которое взяло бы их в «золотой миллиард»[182].

Политика перестройки по отношению к воле и чувствам большинства народа носила демонстративно враждебный характер. В важной книге «Есть мнение» на основании многостороннего анализа опросов 1989–1990 гг. делается вывод: «Державное сознание в той или иной мере присуще подавляющей массе населения страны, и не только русскоязычного. Его установки или ценности разделяет значительное большинство украинского, белорусского, казахского, армянского населения». Далее говорится, что это «комплекс превосходства обитателей и обывателей великой державы, десятилетиями культивируемый и уходящий в глубь традиций Российской империи», что вместе с носителями «тоталитарного сознания» (30–35 % населения) державное сознание характерно для 82–90 % советских людей [127, с. 187, 191, 197]. Пропаганда ликвидации СССР была мощной операцией психологической войны против народа, разорвавшая множество связей национального сознания.

Эти же опросы показывают, что в тот момент уровень политизации этнического чувства был еще очень низок. Он оценивался по степени озабоченности «разрушением национальных традиций» и «забвением отечественной истории». Вывод таков: «Наибольшую значимость этих вопросов выразило население Прибалтийских республик (максимальное значение – 23 %, минимальное – Украина – 6 %)… [На Украине] кроме гуманитарной интеллигенции (писателей, журналистов, педагогов) этими вопросами мало кто встревожен… Проблематика «крови и почвы» волнует преимущественно националистические почвенные группы и носителей «фрустрированного» сознания. В целом это маргинальные группы, довольно оппозиционно настроенные к существующей официальной власти и ее планам… В целом их позиция мало значима для основной массы населения (особенно… на Украине: там этот пункт анкеты получил наименьшее число голосов – 1 %; близкие данные по Казахстану – 2 %)» [127, с. 198–199].

Имея доступ к рычагам власти и СМИ, начавшая раздел СССР элита подрывала все механизмы, воспроизводящие советский тип межнациональных отношений. Так, во многих республиках была начата борьба против русского языка и алфавита (кириллицы). Один наблюдатель так писал о первой фазе противостояния Приднестровья и Молдавии: «После того как в августе 1989 г. был напечатан проект «Закона о функционировании языков на территории Молдавской ССР», спокойная жизнь на левом берегу Днестра была взорвана. Многонациональный район кожей ощутил опасность… Молдавский язык объявлялся государственным. На его изучение давалось пять лет, после чего все основные взаимоотношения в республике планировалось перевести на язык так называемой коренной нации… Но взволновали не статьи закона, а само его появление на свет» [128].

Развал СССР был необходимым этапом в доктрине нового мироустройства (глобализации), которая созревала в неолиберальной философии с конца 70-х годов. Он был и этапом на пути к тому состоянию, что сегодня называют «Поминки по Просвещению». А.С. Панарин пишет: «Новейший либерализм не только совершил предательство по отношению к Просвещению, пойдя на потакание инстинкту в его борьбе с нравственным разумом; он предал Просвещение, пойдя на потакание этносепаратизму. Стратегический замысел понятен: оспаривать американский однополярный порядок на деле способны только крупные государства. Почти все крупные государства являются полиэтническими. Следовательно, спровоцировав племенного демона на бунт против «империи», можно дестабилизировать и в конце концов разложить крупные государства, оставив единственную сверхдержаву в окружении мира, представленного исключительно малыми и слабыми странами» [8, с. 166–167].

Наиболее антисоветская и «прорыночная» сила одновременно несла в себе и наибольший потенциал межнациональной вражды. Авторы отчета об изучении религиозности и культуры начала 90-х годов пишут (в 1992 г.): «В исследовании 1991 г мы отмечали, что «верящие не в Бога, а в сверхъестественные силы», несмотря на весь свой радикальный демократизм, были в отношении к большинству различных народов наименее толерантной группой. И эта их особенность за прошедший год лишь усилилась, но впервые введенная в 1992 г градация – «индифферентные» – намного обогнала оккультистов по уровню нетерпимости. Итак, самая толерантная группа – атеисты-интернационалисты, а вслед за ними идут верующие. Еще один пример того, как крайности сходятся» [79].

Но надо сказать, что одни только западники не могли бы легитимировать в глазах достаточно большой части интеллигенции развал страны, а значит, и поражение России в тяжелой холодной войне. Немалую роль тут сыграли и «патриоты», отвергавшие имперское устройство России. Исходя из представлений этнонационализма, они пытались доказать, что сплотившиеся вокруг русского ядра нерусские народы Российской империи, а затем СССР, истощают жизненные силы русского народа – грубо говоря, «объедают» его.

Д.Е. Фурман пишет: «Несомненно, стремясь к сохранению Союза, в котором они видели продолжение империи, великое русское государство, «правые» [ «патриоты»] тем не менее подготовили всю аргументацию, необходимую для его развала, и практически лишили себя возможности этому развалу сопротивляться. Для тех, кто хотел покончить с Союзом, нужно было только перехватить у них их лозунги и аргументы и довести их логику до конца и до практических действий.

Аргументация правых националистов сразу же была подхвачена литовскими, эстонскими и прочими сепаратистами… Но самое важное, что в конечном счете и решило судьбу Союза, эта аргументация и сама идея «отделения России» были подхвачены как раз теми, кто рассматривал националистов своим основным врагом, – российскими демократами» [114].

Это «правое» крыло разрушителей межнационального общежития в наибольшей полнотой было представлено И.Р. Шафаревичем. В кампании по подрыву национально-государственного устройства СССР он высказывал совершенно те же тезисы, что и крайняя западница Г. Старовойтова (иногда совпадение у них почти текстуальное)[183].

Сразу после роспуска СССР в Беловежской пуще И.Р. Шафаревич выступил с большой статьей «Россия наедине с собой» [129], где очень высоко оценил эту акцию, которая принесла народу такие беды. Кстати, само название статьи говорит о принципиальном отрицании имперской России – прежде ни монархисты, ни белые, ни красные не считали что Россия «наедине с собой» расположена на территории нынешней РФ.

Что же хорошего видит И.Р. Шафаревич в уничтожении СССР? Прежде всего, разрыв связей с большими нерусскими народами. Он пишет: «Мы освободились от ярма «интернационализма» и вернулись к нормальному существованию национального русского государства, традиционно включающего много национальных меньшинств». Тут он грешит против исторической правды. Мы ни к чему не «вернулись», а переброшены в новое для России качественное состояние. «Ярмо интернационализма» возникло вместе с появлением Киевской Руси, когда в государство изначально собирались этнически разные племена. Князь Игорь, герой русского эпоса – по крови на три четверти половец. Идея создания «нормального национального русского государства» просто скрывает в себе идею уничтожения исторической России.

Второе благо от дела Ельцина, Кравчука, Шушкевича и их хозяев И.Р. Шафаревич видит в смене общественного строя: «Другое несомненное благо происшедшего раскола в том, что он поможет окончательно стряхнуть мороку коммунизма. Еще с начала 70-х годов я начал писать о социализме и коммунизме как о пути к смерти (конечно, в самиздате, с переизданием на Западе)».

После этого всякая критика в адрес Ельцина и Чубайса, которые что-то сделали не так тонко, как хотелось бы И.Р. Шафаревичу, имеет ничтожное значение. В катастрофе уничтожения СССР И.Р. Шафаревич видит благо, он ее готовил с начала 70-х годов и при этом выступал в союзе с Западом. А это была война Запада против России, а вовсе не против «мороки коммунизма».

И.Р. Шафаревич отвергает сложившийся за многие века принцип построения российского государства и предлагает взять за образец «нормальные» государства Запада (ведь все же, наверное, не Заир): «На месте СССР, построенного по каким-то жутким, нечеловеческим принципам, должно возникнуть нормальное государство или государства – такие, как дореволюционная Россия и подавляющая часть государств мира».

Здесь опять явные подтасовки – дореволюционная Россия по своему устройству вовсе не была похожа ни на «подавляющую часть государств мира», ни на «нормальное национальное государство». Дореволюционная Россия была многонациональной империей, надо же это наконец-то признать. При этом она не была похожа на другие, колониальные империи. И вообще, ничего «нормального» в государственных устройствах нет ни в США, ни в Германии, ни в Монако – тип государства вырастает не логически, по какому-то правильному шаблону, а исторически. Каждый государственный организм имеет множество своих, уникальных черт.

И завершает И.Р. Шафаревич свою хвалу убийцам СССР крайней в своей антиисторичности мыслью: «Россия может считать себя преемником русской дореволюционной истории, но уж никак не преемником СССР, построенного на заклании русского народа. Иначе тот ужас, который внушает коммунистический монстр, будет переноситься на Россию». Отказаться от наследия СССР, это надо же такое посоветовать. От всего, что огромный народ строил и с огромными жертвами защищал 70 лет!

Антиимперский этнонационализм И.С. Шафаревича нисколько не ослаб и в ходе 90-х годов, когда стало очевидно, что разрушение СССР нанесло самый тяжелый удар именно по русскому народу. Перед выборами 1999 г. он опубликовал свой очередной труд, очерняющий советский тип межнационального общежития [130].

Главная его мысль состоит в том, что для советского строя была характерна «нерусскость». Для доказательства этого тезиса с никак не определенным понятием И.Р. Шафаревич выбрал тему образования: по его утверждению, русские подвергались дискриминации в сфере образования. Вот как он доказывает это на цифрах: «В 1973 г. на 100 научных работников имелось аспирантов: среди русских 9,7 человека, туркмен – 26,2, киргизов – 23,8. Таков же был и уровень жизни…».

Попробуйте растолковать этот странный показатель. Есть же попроще: в 1985 г. в РСФСР было 68 тысяч аспирантов, а в Туркмении 496 – в 130 раз меньше. Русских кандидатов наук в 1982 г. было 257265, а туркменов 1511 – в 170 раз меньше, чем русских. Среди докторов наук в 1982 г. русских было в 251 раз больше, чем туркменов, в 1987 г. в 223 раза больше[184].

Но главное, как из всего этого вывести идею о дискриминации русских? Всю науку в СССР заполонили туркмены? В 1970 г. русских среди научных работников было в 310 раз больше, чем туркменов. При чем здесь вообще аспиранты? И что значит «таков же был и уровень жизни»? У русских 9,7 на 100 человек?

Об уровне жизни Шафаревич приводит совершенно мифические данные: «В 50-е годы доходы колхозников Узбекистана были в 9 раз выше, чем в РСФСР». Откуда эти цифры, как их понимать? Не бывало таких разрывов в уровне дохода. В 1960 г. средняя зарплата рабочих и служащих была в РСФСР 83 руб., а в Узбекистане 70 руб. Значит, доходы горожан в РСФСР и узбеков были примерно равны. Официальные доходы на селе у русских и узбеков тоже были примерно равны. Значит, Шафаревич знает о каких-то скрытых, теневых доходах узбекских крестьян?

Могли ли теневые доходы узбекских колхозников быть столь непропорционально большими, как заявляет Шафаревич? Чтобы колхозники, хотя бы и в Узбекистане, жили в 10 раз богаче горожан – кто же в это поверит! Сбережений в сберкассе у одного городского жителя Узбекистана было в 8 раз больше, чем у сельского. И вообще сбережений в 1975 г. у одного жителя РСФСР в среднем было 410 руб., а у жителя Узбекистана 128. Откуда эти «9 раз»?

А главное – что хочет доказать Шафаревич всеми этими цифрами? Видимо, что советская власть создавала резкое неравенство республик в ущерб русским. Но ведь это не так. Основные капиталовложения делались в России – достаточно упомянуть разведку и освоение запасов нефти и газа в Сибири, на которых мы до сих пор живем. Или взять выплаты из общественных фондов: в РСФСР в 1975 г. они составляли на душу 392 руб., в 1989 г. 760 руб., а в Узбекистане 258 и 429 руб. А это, прежде всего, расходы на образование, здравоохранение, жилье – вложения в человека.

Да, установкой советской политики было именно выравнивание уровня развития всех частей страны. Ибо СССР (да и Российская империя) строился именно как страна, а не как колониальная система! Это можно видеть на длинных временных рядах, сравнивая множество показателей. Шафаревич считает принципиально неправильной политику развития всей страны как целого? Тогда лучше бы сказать прямо. Прямо не говорят, потому что тогда станет очевидной антирусская направленность всей этой философии.

Говоря о «нерусскости» советского строя, Шафаревич замалчивает фундаментальный показатель состояния народа – продолжительность жизни. Это – обобщенный показатель, отражающий положение той или иной этнической общности людей (условия труда, питания, быта, здравоохранения).

Согласно данным переписи 1897 г., в европейской части России ожидаемая при рождении продолжительность жизни была у русских мужчин 27,5 лет, у латышей 43,1, у молдаван 40,5 лет – в благоприятное время России. Именно советский строй (и только он!) резко сократил этносоциальное неравенство русских. Уже в 1926–1927 гг. ожидаемая продолжительность жизни у русских мужчин повысилась до 42,2 лет, а к началу 70-х годов до 64,6 лет. В 1988–1989 гг. она составляла у русских мужчин 64,6 года, а у латышей 65,9 лет и у молдаван 65,1 года. Почти сравнялась. В 2000 г. она составила у русских мужчин 59,8 лет. Так что русские жили долго только при советском строе [131].

Более того, не только продолжительность жизни, но и само существование русских как большого народа зависит от того взаимодействия с другими народами России, которое сложилось в Российской империи, а затем было достроено в СССР. Дело в том, что стать одним из десятка больших народов русские не смогли бы только за счет расширенного биологического воспроизводства. Вспомним, что в момент нашествия Наполеона русских было меньше, чем французов. Русский народ быстро вырос именно потому, что выстроил такую систему межэтнического общежития, в которой часть каждого народа России охотно и без принуждения становилась русскими.

Это происходило потому, что русские были открыты – они делились с другими народами тем, что имели. Это не только привлекало других, но и позволяло быстро устранить экономические и культурные барьеры, мешавшие представителям других народов влиться в число русских. Тот факт, что при этом «материнский» народ не подвергался ассимиляции, в большой мере способствовал этому процессу. Становясь русским, человек не оставлял свой народ в беде, не переживал трагедии его исчезновения, даже сохранял многое из своей этнической памяти. И при этом он через себя подключал свой народ к русской культуре, а через нее – к культуре универсальной.

Именно благодаря созданному в СССР типу межнационального общежития кооптация в русский народ близких по культуре «этнически иных» стала процессом молекулярным, идущим непрерывно. Он стал выгоден всем. А значит, шел самопроизвольно, потому что в обыденной практике, как говорил Ленин, «все мы материалисты». Усиление русского этнонационализма сразу блокирует этот процесс и даже может обратить его вспять – те, кто уже осознавал себя русским, может просто из чувства собственного достоинства отказаться от этого звания. Начавшееся в ходе реформы сокращение численности русских в РФ в какой-то мере вызвано и наступлением русского этнонационализма.

На мой взгляд, вся концепция И.Р. Шафаревича и всего течения русских этнических националистов, которых он представляет, губительна для России как цивилизации и государства. На своем сложном историческом пути национально-государственного строительства Россия сумела найти исключительно богатый по своим творческим возможностям способ жизнеустройства множества народов, сплоченных русским ядром. Это был тип жизнеустройства, прекрасный своей справедливостью и даже красотой. Он порождал мощный кооперативный эффект культур и социальных сил. Это и было источником чудесного Преображения России, появлением Пушкина, всей русской литературы и музыки. Отказываться от этого открытия, чтобы стать как «подавляющая часть государств мира» – какое падение!

Нет, лучше вспомнить слова другого патриота (причем критика СССР), А.С. Панарина, из его последней книги: «Только теперь, после наступления этого момента истины [реформы 90-х годов], все мы можем оценить, чем в действительности был для всех нас Советский Союз. Он был уникальной, не предусмотренной Западом для других народов перспективой самостоятельного прогресса и приобщения к стандартам развитости. Западная цивилизационная дихотомия: Запад и остальной мир, Запад и варварство, Запад и колониальная периферия – была впервые в истории нарушена для гигантского региона Евразии» [8, с. 173].

Красноречив тот факт, что вот уже в течение 15 лет большая часть СМИ в РФ очень недоброжелательно освещает борьбу тех государственных образований и регионов, которые сопротивлялись разделу СССР, а после раздела – отрыву их от России. Это Приднестровье, Южная Осетия и Абхазия. Во всех случаях возникли конфликты населения этих областей с этнократическими властями тех союзных республик, в которых они оказались после раздела СССР.

Масла в огонь подливали и определения, которые давались народам в зоне конфликта, поскольку эти определения часто настолько противоречили здравому смыслу, что возмущали разум людей и наводили на мысль о заговоре тайных врагов. Например, был введен в оборот термин «самопровозглашенные республики» – как дефиниция, косвенно отвергающая право на их существование. Что за бессмыслица! Разве бывают какие-то другие республики? Разве республика, рожденная Великой Французской революцией, не была самопровозглашенной? А Соединенные Штаты Америки, которые решили отделиться от Королевства? Само слово «республика» как раз и предполагает возникновение государства в результате волеизъявления граждан, то есть самопровозглашения – в отличие от монархии с властью помазанника Божьего. Мы имеем случай введения в политический лексикон провокационного выражения[185].

Столь же провокационной является квалификация жителей Приднестровья или Южной Осетии как сепаратистов. Совсем наоборот, они сопротивляются именно попытке их отделения (то есть сепарации) от тела того большого народа, частью которого они себя осознают, и помещению в совершенно иную общность, цивилизационный вектор которой они не принимают. В случае Южной Осетии эта попытка отделения принимает просто скандальные формы – осетин отделяют не только от российской нации, частью которой они себя издавна считают, но даже и от своего этноса. При этом пытаются заставить их жить в государстве, которое приобретает все более ярко выраженную антироссийскую позицию.

Разделение СССР как государства советского народа резко ослабило связность и тех осколков, которые возникли после его развала. По ряду этих новых государств прошли войны – или между разными этносами, или даже между частями уже, казалось бы, единого народа (как в Таджикистане), или между региональными общностями (как в Приднестровье). В центре РФ мы не так чувствуем, какая принципиальная разница для небольшого народа – быть частью СССР (или Российской империи) – или быть частью их осколка. Абхазия вошла в Российскую империю (потом была частью СССР, пусть и формально в Грузии), но абхазам трудно было примириться с пребыванием в этнократической Грузии, «освободившейся от иностранной оккупации)»[186]. Связность Грузии вообще резко ослабла – в ней возникли доселе неизвестные этносы, возмущающие националистов («темные апсуйцы», «дикие кударцы»). А жители центральных областей Грузии «не хотят завоевывать Абхазию для мегрелов» [128].

Трещины пошли и по Российской Федерации. Например, конституция Татарстана определила его как «суверенное государство, субъект международного права», а «Закон о недрах» объявил недра Татарстана исключительной собственностью республики. Более того, как и после Февраля 1917 г., проявились сепаратистские поползновения местных элит и в областях, населенных русскими. Выше говорилось о течении «сибирских сепаратистов», которое возникло в конце ХIХ в. почти одновременно с украинским национализмом. И вот, как сообщает С.Е. Кургинян, в 1990 г. один народный депутат с трибуны процитировал такие стихи:

Не упрекай сибиряка,

Что держит он в кармане нож.

Ведь он на русского похож,

Как барс похож на барсука.

Были и практические попытки. Так, в октябре 1993 г. Свердловская область приняла конституцию Уральской республики. Такое же намерение высказывалось в Вологодской области. Это были пробные шары – поддержки населения эти маневры не получили, и о них предпочли забыть.

Второй раз подобные попытки были предприняты на волне кризиса 1998 г. – в сентябре, почти сразу после дефолта, 79 регионов запретили вывоз продуктов питания за пределы региона. Ряд политиков и СМИ заговорили о распаде РФ. В противовес им было выдвинуто предложение укрепить «вертикаль власти» и разделить РФ на восемь крупных «региональных ассоциаций». Эту программу выполнял уже В.В. Путин, только РФ была разделена на 7 округов (совпадающих с военными округами) – в соответствии с опытом, накопленным и в Российской империи, и в СССР. Прокуратура стала приводить местные законы в согласие с федеральными[187].

Кризис породил процесс демонтажа не только «большого народа» (СССР и России), но и крупных этнических общностей – таких народов, как, например, мордва или чуваши. Так, мордовское национальное движение раскололось на эрзянское и мокшанское. Поначалу, в середине 90-х годов, это приняли как «политическое недоразумение». Но радикальные националисты заявили, что мордвы как этноса не существует и надо создать эрзяно-мокшанскую республику из двух округов. При переписях многие стали записывать свою национальную принадлежность посредством субэтнических названий.

Чуть позже похожие процессы начались среди марийцев – при переписи 2002 г. 56 тыс. назвали себя «луговыми марийцами», а 19 тыс. – «горными». Горные были лояльны властям Республики Марий Эл, а остальные ушли в оппозицию. В том же году одно из движений призвало северных коми при переписи записаться не как «коми», а как «коми-ижемцы». Половина жителей Ижемского района последовала этому призыву (это трактуют как попытку получить статус «коренного малочисленного народа Севера» с положенными льготами).

Четкого идеологического объяснения этих явлений пока нет. Некоторые специалисты считают это признаком перехода к «постнационализму», то есть признаком кризиса крупных национальных движений [133].

Вслед за дележом страны между этническими элитами республик и регионов («суверенизация») наступила «рыночная реформа», которая позволила этим элитам распоряжаться кусками национального достояния советского народа. Это означало страшный регресс в жизнеустройстве всех народов, составлявших ранее единую семью.

А.С. Панарин пишет об этом как закономерном следствии разрушения больших многонациональных государств: «В былых крупных государственных суперэтнических образованиях коллективные интересы были защищены от купли-продажи, выпадали из меновой сферы. Образование на месте единых крупных суверенных государств множества этносуверенитетов означает поставку на рынок того, что прежде не обменивалось и не продавалось, – национальных интересов… Национальные (точнее в данном случае было бы сказать – антинациональные) элиты получают возможность попасть в разряд мировой финансовой элиты, пользующейся всеми возможностями, открытыми глобализацией, только выступив в роли продавцов важнейшего стратегического товара – национальных территорий и ресурсов. История свидетельствует, что подкуп племенных вождей, способных угрожать империи, практиковался уже древним Римом и Византией» [8, с. 27–28].

Огромный регресс в государственном строительстве постсоветских народов означало установление этнократических режимов. Они сразу разорвали множество связей, скреплявших межэтническое общежитие, культурные и хозяйственные отношения между народами, саму систему информационных каналов, соединявших этносы в нацию. Ж.Т. Тощенко приводит в качестве признака этнократии сверхпредставительство народов, давших название республике, на ключевых позициях в управлении. Так, в Адыгее, где адыги составляют 20 % населения, они занимают 70 % руководящих постов. В Татарстане до перестройки только 2 % предприятий возглавлялись татарами, а в конце 1990-х годов – 65 %. Это ведет к заведомому снижению уровня управления в экономике [31].

Проявления этнократических тенденций многообразны. Иногда дело доходит до территориальных претензий к соседним народам. Для этого используются исторические (часто «удревненные») источники, обвинения в адрес советской власти, даже риторика социального и этнического расизма. С этнократических позиций иногда выступают политические деятели национальных территорий, богатых нефтью и газом, пытаясь под лозунгами защиты народов Севера получить какие-то преимущества в своих групповых интересах. Этническая окраска часто лишь маскирует эти интересы, но при этом усиливает их деструктивный характер.

Связность России ослабевает в результате этнократических манипуляций с языком. Вот аномалия: в РФ, где государственным языком служит русский, на отдельных территориях он таковым не признается (например, в Туве государственным признан «язык коренного населения»). В Татарстане чиновникам полагается материальное поощрение за знание языка «титульной нации». Все это может показаться мелкими проявлениями дискриминации, но эти мелочи подтачивают межнациональные связи.

Этнократия ведет к архаизации государственной системы, возрождает клановость властных полномочий, претензии на власть родоплеменных образований (тейпов, джузов и др.). Как пишет Тощенко, родоплеменное противостояние часто составляет основу противоречий между разными этнополитическими группами во многих регионах РФ [31].

Реформа привела к реэтнизации культуры постсоветских народов, к снижению гражданственности общей культуры и усилению ее этно-националистической составляющей. В этом направлении прилагаются целенаправленные усилия этнократических элит «титульных» наций. Результаты наглядны. Так, резко сократилась доля положительных установок на заключение межэтнических браков (например, у грузин с 17 % в 70—80-е годы до 10 % в 1990-е годы) [134]. А.С. Панарин пишет: «Этноцентристский стиль ретро, который для новых племенных вождей был составляющей политических технологий самостийности, а для обслуживающей эту политику гуманитарной интеллигенции – специфической формой самоутверждения, неожиданно обернулся не стилизованной, а настоящей, драматической архаизацией и деградацией» [8, с. 173].

Очевидно, что этноцентризм нерусских народов, а тем более этнократические установки в национальных республиках и округах, опираются на примордиалистские представления об этничности и становятся важнейшим препятствием в формировании российской гражданской нации. В качестве примера, иллюстрирующего этноцентрический подход, А.Н. Смирнов приводит некоторые высказывания на конференции 1998 г., организованной Советом Федерации. Так, советник президента республики Татарстан Р. Хакимов заявил: «В Конституции Российской Федерации записано, что она провозглашалась от имени многонационального народа России. Я думаю, что недостаток не в том, что существует этот тезис, а в том, что он не реализуется. Если мы исследуем природу России, что она из себя представляет и как надо ее обустраивать, то помимо регионов, еще не устоявшихся и не ставших до конца субъектами исторического процесса, есть народы, которые уже как субъекты истории состоялись, причем состоялись давно. Это не просто народы, но это коренные народы, стало быть, государствообразующие народы, потому что им больше негде жить, они живут на своей территории. Живут тысячи лет. Они – субъекты истории. Если есть народ, он народ, независимо от численности. И нужно считаться именно с этим. Интересы России – это и есть интересы регионов и народов. Вне этого нет других интересов».

А.Н. Смирнов пишет: «Как видим, в приведенном пассаже статусы «коренного» и «государствообразующего» народов фактически отождествляются, а сами народы наделяются субъектностью. При этом полностью игнорируется гражданская общность, которая не рассматривается в качестве носителя интересов и суверенных прав» [135].

При этноцентричном видении новой системы межнациональных отношений русские становятся той «гражданской» средой, которая связывает сплоченные «коренные народы», которые, по словам Р. Хакимова, «живут на своей территории. Живут тысячи лет». Но если «интересы России – это интересы регионов и народов», то есть сумма изолированных интересов частей, то статус связующей «гражданской» среды резко снижается. Этноцентризм частей России оказывается направлен против ее ядра. И теперь братские в прошлом народы этнизируют русских тоже в направлении этноцентризма. Большая программа сталкивания русских в коридор этнонационализма понемногу наращивает обороты.

Сдвиг самосознания русских в сторону этнонационализма усилит и тенденции к усилению региональной этничности, что запустит еще один механизм демонтажа русского народа. Усилия в этом направлении не прекращаются. Так, в октябре 2006 г. в Ростове-на-Дону, в Ростовском государственном университете прошла совместная конференция, посвященная проблеме «формирования южнороссийской идентичности». Она была организована Американским советом научных сообществ и Международной гуманитарной школой. Спонсорами выступали организации США. Докладчики с Украины и из Польши обсуждали способы расколоть единое русское сознание [136]. В данном случае объектом было население юга России, но «региональная идея» обсуждается и в других местах.

Date: 2015-10-18; view: 289; Нарушение авторских прав