Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 20. В эту ночь мы разложили свои постели на берегу Ла‑Платы, в сотне ярдов от города, на мягкой зеленой траве под осинами





 

В эту ночь мы разложили свои постели на берегу Ла‑Платы, в сотне ярдов от города, на мягкой зеленой траве под осинами. Стена леса, состоящего из тополей, осин и сосен, скрывала нас от любопытных глаз.

Пустив лошадей пастись, мы улеглись спать. Нел с нами не поехала — она осталась погостить в той семье, что ухаживала за ее отцом. Ему стало гораздо лучше, и он уже подумывал о строительстве своего собственного дома.

Мы уснули, убаюканные мягким шелестом листьев над головой и журчанием воды. Не знаю, что разбудило меня, но в полночь я вдруг проснулся.

Костер превратился в тлеющие угли, и около него сидел человек.

Поначалу я не поверил своим глазам — но нет, он и вправду сидел у костра, скрестив ноги, неподвижно, словно статуя. Мой палец лег на курок револьвера, но человек сидел совершенно спокойно, поэтому я решил понаблюдать за ним.

Присмотревшись, я увидел, что это индеец, и к тому же очень старый. Волосы свешивались с его головы двумя длинными прядями, и даже отсюда я разглядел, что они совсем седые. У индейцев свой путь в жизни, у нас — свой, но гость у моего костра всегда может рассчитывать на чашку кофе, поэтому я отбросил одеяло, всунул ноги в мокасины, которые всегда кладу рядом с собой на случай, если придется встать ночью, и подошел к костру.

Индеец не поднял головы и не сказал ничего. Его руки с набухшими венами потемнели от старости, а ногти были срезаны по прямой. На боку у него висел нож, а рядом лежал винчестер.

Подбросив в костер веток, я пододвинул кофейник поближе к огню и достал печенье, которое мы купили в городе.

Индеец достал свою кружку, и я налил ему кофе, потом налил себе. Ветер раздул огонь, и я подбросил еще дров. В этом каньоне часто дуют холодные ветры.

Глаза у индейца были старые, но взгляд на удивление острый и спокойный.

— Я — Телль Сэкетт, — сказал я. — А ты — Пороховое Лицо?

— Ты ищешь своего папу?

Это слово странно прозвучало в его устах, и я сказал:

— Прошло уже двадцать лет. Я думаю, он умер.

Старик отхлебнул кофе.

— Хороший! — похвалил он. — Очень хороший!

— Я хочу узнать, что с ним случилось, и найти его могилу, если это возможно.

— Он был хороший человек. Дважды. Я знал его дважды. В первый раз мы в него стреляли.

— Вы его убили?

Индеец посмотрел на меня:

— Нет! Он был хороший человек, хороший! В первый раз — давным‑давно — я не знал его, а он — меня. Мы стреляли в него и промахнулись. Я думал, он умер. Я ждал — долго. Потом пошел за его скальпом, а его нет.

Я вернулся — моего коня нет. А там, где был конь, привязан томагавк и красная тряпка. Странный человек. Мы стреляем, промахиваемся, и он — пуф! А потом мой конь — пуф! Ладно. Раз он взял моего коня, он — его. Но если я заберу его назад — он мой.

Он забрал коня. Зато оставил хороший томагавк, острый и ткань для скво, хорошую — может, ему нужна была лошадь.

Солнце взошло семь раз. И вот приходит день, я просыпаюсь и вижу своего коня. Как он попал сюда? Не знаю. Почему конь спокоен? Не знаю. Может, это волшебство?

— Мой отец вернул тебе коня?

— Да. Солнце вставало много раз, и однажды людям моей деревни нечего стало есть. Я вижу лося. Я подкрадываюсь. Поднимаю лук и натягиваю тетиву. Вдруг из того куста, где я стою, выскакивает другой лось — и все убегают. Моя стрела летит мимо.

Потом раздается выстрел, и лось падает. Я жду. Никто не подходит. Тогда я иду к лосю. Тогда он встает — тот человек, твой папа. Он поднимает руку, а потом поворачивается и уходит. Он дал нам мясо. Он сделал нам добро, и мои люди больше не голодают.

Ночью я рассказываю всем об этом человеке, и мы гадаем, кто он? Кто его послал? Что он здесь делает?

Его следы недалеко от нашей деревни. Я думаю, иногда он наблюдает за нами. У нас не так много молодых храбрецов, но слишком много детей, слишком много женщин. Я должен все время охотиться, но лук стреляет недалеко — охота не всегда бывает удачной.

Однажды утром я выхожу из своей хижины, а на шкуре рядом с ней лежит винтовка. И еще порох и патроны. Только он мог ее оставить. Только он мог войти в деревню так, что его никто не заметил. Но с тех пор мы его больше не видели.

— Совсем?

— Прошло много лун, снега падали и таяли больше двух раз. Три, а может, четыре раза. Не знаю. Прошло много времени, мы теперь в деревне на склоне Бобровой горы.

Ночью лает собака. Мы ничего не видим. Утром находим кусок лосятины, подвешенный на дереве. Наш друг вернулся.

Мы обязаны ему жизнью, в те времена, когда охота была неудачной, его винтовка помогала нам добывать мясо. Теперь нам не нужно мясо, которое он оставил, и он это знал. Он оставил его, чтобы мы знали — он вернулся.

Потом мы часто его видели, но его вид нам не нравился. Однажды он повернулся к нам и сделал знак не подходить и еще показал, что у него болит сердце.

Мы медленно пили кофе. Старик устал.

— Теперь наши молодые подросли. Они тоже знали о белом человеке, который дал нам мясо. Они как маленькие олени — очень любопытны. Они наблюдали. Потом приходили в деревню и рассказывали, что видели.

На коричневом, покрытом морщинами лице индейца играли отблески огня. Старик поднял чашку, держа ее обеими руками, и допил кофе. Я снова налил ему. Этот человек знал моего отца.

Он видел его в последние дни его жизни, знал, о чем он думал, по крайней мере отчасти. Белые люди в горах часто воюют с индейцами, но между обеими сторонами существует взаимопонимание — и очень редко ненависть. Они воюют, как и подобает сильным мужчинам, из любви к сражениям и еще потому, что борьба есть основа той жизни, которой они живут.

Индейцы живут жизнью, которая требует от них мужества, силы, выносливости и воли к победе; белые люди, которые первыми пришли в горы, тоже обладали всеми этими качествами, иначе, во‑первых, они не пришли бы в эти края, а во‑вторых, и минуты бы здесь не продержались.

Большинство белых, пришедших в горы, с уважением относясь к индейцам, присоединялись к какому‑нибудь племени. Многим пришелся по душе тот образ жизни, что они вели в индейском селении, и другого они уже не желали. Мой отец принадлежал к миру белых и к миру краснокожих. Он везде чувствовал себя как дома — и среди цивилизованных людей, и среди дикарей.

— Я должен найти место, где умер мой отец. Я хотел бы узнать и как он умер, но если я найду место его смерти, этого будет достаточно. Моя мать постарела, и ей не дает покоя мысль, что кости ее мужа лежат под открытым небом и койоты растаскивают их. Их нужно похоронить согласно обычаю белых людей.

Индеец долго молчал.

— Я не знаю, где умер твой отец. Я знаю, что он ушел. Ушел в горы и не вернулся. Могу показать тропу, по которой он ушел.

— Он был один?

— Да, один, но за ним шли другие.

Рядом со мной лежала ветка, и я подбросил ее в огонь — ночь была холодной. Под порывом ветра, раздувшим пламя, зашелестели листья у нас над головой. Я набрал сухих веток, сломал их и бросил в костер, чтобы индеец согрелся. Потом налил ему кофе и присел у костра, ожидая, не скажет ли он еще чего.

— Тропа проходит вон там, по высокогорью. Ее называют тропой ютов, но когда юты пришли сюда, тропа уже была. Я не знаю, куда она ведет, и никто не знает. Но там холодные, пронизывающие ветры и сильные бури. Бывают дни, когда небо ясное и нет облаков, но таких дней на вершинах мало.

— Ты знаешь эту тропу?

— Она лежит вон там. — Индеец показал на горы, синевшие вдали. — Я знаю, где она начинается, но не знаю, куда ведет. Я старик. У меня больше нет сил идти по такой тропе, а когда я был молод, то боялся.

— Если мой отец пошел по ней, то и я должен пойти.

— Он умер там.

— Посмотрим. — И я снова подбросил дров в костер. — Грейся, старик. Вот дрова. А мне надо поспать. Утром я отправлюсь по той тропе, что ты мне показал.

— Я пойду с тобой.

— Нет. Я пойду один. Отдыхай здесь, старик. Мои кузены предоставили твоим людям место для жизни. Оставайся с ними, будь у них вождем.

— Я думаю, скоро индейцам не останется места на этой земле. Когда я гляжу на огонь, я думаю об этом.

— Некоторым останется, — ответил я, — а некоторым — нет. Цивилизация — это ловушка для одних, но и возможность добыть славу для других. Даже горы изменяются с течением времени, так что и индейцы должны измениться. Старой жизни пришел конец, и те, кто раньше жил такой жизнью, — мой отец и ты, — не смогут больше продолжать так жить. И будь ты белый или индеец, тебе придется приспосабливаться к новым условиям.

Я думаю, люди еще вернутся к вашему образу жизни. Все на свете меняется. Но если индейцы хотят выжить, они должны принять образ жизни белых людей. Белых слишком много, и они уже не уйдут отсюда.

Пороховое Лицо пожал плечами.

— Я знаю, — просто ответил он. — Мы убивали и убивали их, а они все шли и шли. Нас победили не солдаты на лошадях, и не гибель бизонов, и не коровы белых людей. Нас победили их семьи.

Со всем остальным мы бы справились. Но белые строили свои дома там, где не выжил бы ни один индеец. Белые привезли с собой женщин и детей и нож, который режет землю. Они строили дома из бревен, или из глины, или из досок — из всего, что могли найти.

Мы поджигали их дома, мы убивали их, угоняли их лошадей. Но когда приходили потом на эти места, то видели: здесь опять белые — они словно вырастали из‑под земли, а за ними шли еще, и еще, и еще.

Их слишком много для нас. Мы убивали их, но погибали и наши юноши. Наконец нашим девушкам стало не хватать мужей, и мы должны были прекратить борьбу.

— Запомни мои слова, старик. Белый человек уважает того, кто добивается успеха. Бедных, слабых и неудачников он либо жалеет, либо презирает. Каков бы ни был цвет твоей кожи, в какой бы стране ты ни родился, он всегда будет уважать тебя, если ты хорошо делаешь то, что должен делать.

— Может, ты и прав. Я старый человек, но я растерян. Я не знаю, куда мне вести свое племя.

— Ты привел своих людей к моим кузенам. Твои люди работают на нас, поэтому мы считаем их своими людьми. Вы пришли к нам тогда, когда мы нуждались в людях, поэтому наш дом всегда будет вашим домом.

Дрова догорели, огонь вспыхнул на прощанье и погас, на месте костра остались только тлеющие угли. Налетел прохладный ветерок и зашелестел листьями. Пороховое Лицо молчал, и я отправился спать.

Нативити Петигрю пытался убедить нас, что он, не задерживаясь нигде, спустился с гор, а Бастон и Суон выслеживали его. На самом деле все произошло иначе. Кто‑то — может быть, несколько человек — следовал за отцом. Этот «кто‑то» вернулся в лагерь, обнаружил, что тело Пьера исчезло и нет никаких признаков отца, нашел могилу Пьера, и догадался, что отец жив.

Отец мог вернуться в Новый Орлеан и рассказать Филипу о том, что произошло в горах. Или вернуться на гору Сан‑Хуан и выкопать золото. Судя по следам его лошадей, они были тяжело нагружены — должно быть, везли золото.

Отец знал эти края и знал старого вождя Пороховое Лицо. Он знал, что может пожить у него, пока к нему не вернутся силы, и спрятать золото неподалеку — Пороховое Лицо не тронет его сокровище. Поэтому он поехал на запад, но за ним увязалась погоня.

Лежа на своей постели, я глядел в небо и размышлял. Возьму с собой своего жеребца‑аппалузу и лошадь оленьей масти, в качестве вьючной, еды на две недели и поеду по следам отца. Буду искать его могилу, пока не найду или пока не кончатся запасы еды.

Стал накрапывать дождик; я натянул брезент на голову, ничуть не расстроившись, под шелест дождя лучше спится.

Тайрел скоро приедет из Нью‑Мексико и привезет с собой нашу мать. Они пригонят с собой скот и выберут себе участок земли где‑нибудь в предгорьях Ла‑Платы. Мы выросли в горах, поэтому эта жизнь была для нас привычной.

Мы будем жить здесь — Тайрел и я, Флэган и Галлоуэй, а может быть, и Оррин откроет в городе Анимас или Шалако свою контору и займется частной практикой, хотя для адвоката здесь пока нет работы. Впрочем, скоро все изменится — ведь стоит только двум людям поселиться рядом, как между ними вспыхивают ссоры, и они тут же бегут в суд.

Там, высоко в горах, на холодных скалистых вершинах тают последние островки снега и дуют пронзительные ледяные ветры, сметая все на своем пути. Они пригибают к земле деревья и гонят по небу тучи, истекающие дождем, холодные капли его проникают во все расщелины и замерзают в них.

Разве можно там что‑нибудь отыскать? Если отец и умер в этих горах, от него ничего не осталось, разве только несколько костей да каблуки от сапог, ну, может быть, еще кусок кобуры или пояса, изжеванного волками или другими хищниками.

Как одиноко, наверное, было ему, когда он умирал. Впрочем, возможно, отец хотел умереть именно в таком месте, а не в постели. Он всегда был непоседой и не любил сидеть без дела, а что лучше, чем встретить свою смерть в пути, высоко в горах, с оружием в руках?

Шум дождя усилился, и мои мысли вернулись к Пороховому Лицу. Я поднял голову и увидел, что у костра никого не было — индеец исчез, словно растворился в ночи.

Сколько раз, подумал я, он или кто‑нибудь из его сородичей, сидел вот так, глядя на пламя костра, чувствуя, как на голову или спину падают капли дождя и ощущая дуновение ветерка.

У человека много врагов, иначе и быть не может, но если уж на то пошло, то главные его враги — это холод, дождь и ветер, а также жара, жажда и высушенные солнцем лужи в пустыне, в которых когда‑то была вода.

Голод, жажда и холод — вот основные враги человека, других же он создает себе сам.

 

Date: 2015-10-18; view: 334; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию