Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Мост из советов





 

Лайонел в солнечных очках, черной шелковой рубашке и черных джинсах шел по Петровскому, а ныне Иоанновскому деревянному мосту в сторону ворот, ведущих в Петропавловскую крепость. Над мостом, с оградой светло-зеленого цвета ранней листвы парили крикливые чайки, уже зажглись фонари, а насыщенно синяя вода в Неве сверкала в заходящих лучах солнца. Молодой человек остановился перед триумфальными Петровскими воротами, украшенными деревянным барельефом «Низвержение Симона-волхва апостолом Петром». Злой волшебник Симон отождествлял главного соперника Петра - шведского короля Карла XII. Чуть ниже располагался лепной двуглавый орел. В нишах стен по обе стороны от арки находились аллегорические статуи: справа «Храбрость», слева «Благоразумие». Лайонел долго вглядывался в глаза статуи, олицетворяющей «Благоразумие», но, видимо, та не показалась убедительной, поскольку он решительно зашагал через ворота. И ощущал себя ничуть не лучше, чем мог себя чувствовать сам царь, ездивший через них пытать своего старшего сына. Молодой человек миновал дворик с пушками у стен из красного кирпича и устремился по аллее к памятнику Петра. Царь с карикатурно длинным телом, длинными руками и ногами, глазами навыкате, крошечной головой с гордым видом сидел на бронзовом кресле. Лайонел задумчиво побарабанил по неестественно длинным пальцам Петра, отполированным прикосновениями туристов, и посмотрел по сторонам. Поблизости никого не было, поэтому он вскочил на каменный постамент, зашел за кресло царя и без всяких на то усилий выдвинул скульптуру вперед, открыв люк. Лайонел шагнул в него и, пролетев метра два, приземлился в небольшом квадратном колодце. Поворот единственного рычага на каменной стене заставил постамент встать на место и открыл ход в одной из стен. Молодой человек двинулся по открывшемуся тоннелю, углубляясь под землю, и через некоторое время достиг железных дверей, охраняемых двумя вампирами. Те поклонились ему и пропустили в круглое помещение, размером не больше десяти метров с четырьмя тоннелями, расположенными крест на крест. В центре пещеры стоял круглый стол, а за ним играли в карты четверо стражников. Видя, что они собираются подняться, Лайонел махнул рукой и, выбрав один из коридоров, бесшумно двинулся по нему, прислушиваясь к доносящимся стонам, крикам и мольбам. Один из стражников все-таки пошел следом, на ходу прерывисто докладывая: - Из сто восьмой камеры вчера пленник пытался бежать. Поймали, пришлось заковать его. - Вампир понизил голос и сообщил: - Весть о том, что, возможно, кто-то будет выпущен, сильно всех взволновала. - Как ведет себя Павлик? - Холодно, - захохотал стражник. - Пленных кормите как приказано? - спросил Лайонел, останавливаясь перед первой камерой с небольшим окошком, закрытым толстыми решетками. В качестве мер от побегов использовались ксеноновые лучи, направленные внутрь камер так, чтобы в коридорах они не мешали передвижению. - Кормим! - кивнул стражник. - Но, как и говорил, пленники сильно возбуждены, прибавление в рационе делает их сильнее, а смешение… - Он поманил пальцем Лайонела к себе, подальше от камеры. - Смешение их крови делает некоторых слишком опасными. Очередь еще не дошла до поистине сильных, но… - Хорошо, - улыбнулся Лайонел, - нам нужны - опасные. - И жестом приказал стражнику возвращаться. Проходя мимо камер, в какие-то он заглядывал и смотрел на пленников. Одни были закованы в кандалы, другие свободны от них, встречались и такие, кого страже пришлось обездвижить и запереть в железные ящики. Так он прошел несколько километров, не обращая внимания на призывы пленных. Задуманное дело сейчас вдруг показалось ему неосуществимым. Впереди по коридору показалась темная высокая фигура. Она быстро приблизилась. Георгий кивнул ему и без предисловий сказал: - Из Тартаруса полчаса назад выступила армия. - Следовало ожидать. - Лайонел смотрел через решетку камеры, но мыслями он был далек от своих пленных. - Ты уверен, что… - начал Георгий, но тот его прервал: - Нет. - Золотистые брови сошлись на переносице. - Я совершаю ошибку. - Лайонел посмотрел в глаза своему когда-то лучшему другу, но не прочел в них ни осуждения, ни желания на правах временного правителя предотвратить ошибку. Георгий был абсолютно спокоен, тогда как Лайонелу казалось, что его медленно и уверенно разделяют на две части. - Что позволяет тебе оставаться таким спокойным? - поинтересовался молодой человек, неспешно шагая вдоль камер, заложив руки за спину. Друг пожал плечами. - Не мне волноваться об этом городе. Они помолчали, и Лайонел поинтересовался: - И что же ты все-таки думаешь? Георгий усмехнулся. - Я думаю, тебе все равно, кто и о чем думает. Это твой город, и если он больше не будет тебе принадлежать, то и другим тоже. И так во всем, ты не умеешь уступать. Данной тебе властью ты готов отправить на смерть сотни сотен своих подданных, и единственное, что тебя при этом тревожит, - как бы не делать между двумя своими драгоценностями выбора. Между городом и этой девчонкой! Ведь выбрать ты не можешь! Да и зачем, если как всегда можно рискнуть и получить все! - Он говорил таким тоном, как будто ничего естественнее этого просто не существовало. - Какая любопытная точка зрения, - хмыкнул Лайонел, смерив его ледяным взглядом. - Не помню за тобой такой откровенности. - Но это не значит, что я питал когда-либо иллюзии относительно тебя. Их взгляды схлестнулись, Георгий первым опустил глаза, промолвив: - Одни ставят сразу все на карту, а другие осторожничают и тянут из жизни по нитке. Когда кто-то скажет: «Выхода нет», потому что имеющиеся выходы неприемлемы, слишком опасны, ты выбираешь самый невообразимый. И я почти верю, нет на свете такого, чего бы ты не сумел заполучить во имя Великой любви к себе. Лайонел остановился перед камерой, привлеченный знакомой фамилией «Зазаровский» на железной табличке сбоку. Затем вновь обратил взор на собеседника. Прошло несколько месяцев после заговора Анжелики, но натянутость ощущалась даже в воздухе, наэлектризованном и тяжелом. Между ними пролегла сама бездна, глубочайшая и кровоточащая как незажившая рана. Оба чувствовали себя точно в ловушке. И знали, «как прежде», когда они могли читать друг друга без слов, уже не будет никогда. Это осознание угнетало их, а бессилие что-то изменить приводило в ярость и отчаяние, которое оба искусно скрывали. Ничего иного, стоя на разных концах бездны, им не оставалось. - Сегодня ты мне сильно напоминаешь Йоро. Он тоже любит пофилософствовать на тему моих мотивов. Утомительно. Поверь, о себе я знаю куда больше, чем кто бы то ни было. - Тогда не спрашивай, что я думаю, - развел руками Георгий. Молодой человек вздохнул. - Речь о стратегии! Что ты о ней думаешь? А не обо мне и моих внутренних метаниях! - Стратегия отменна, - коротко ответил бывший друг. Лайонел не успел ничего сказать, за решеткой мелькнула тень и раздался слабый с хрипотцой голос: - Отменная, за исключением одного: что помешает, скажем, мне - одному из могущественнейших вампиров этого города не принять в самый ответственный момент сторону противника? Голос - гнусавый, с хрипотцой Лайонел прекрасно помнил, как и его обладателя - мужчину неопределенного возраста, худощавого на лицо, с маленькими узкими глазками и носом, похожим на клюв попугая. Еще в начале осени прошлого года этот почтенный господин был вхож в лучшие дома Петербурга и уважаем в высшем обществе. Молодой человек неприязненно скривился. Пятьдесят лет он терпел выходки этого малоприятного идиота из-за его редкого дара, и последней каплей стала нелепейшая проделка: закинутая девушка на крест ангела, венчавшего Александрийскую колонну на Дворцовой площади. Ее кровью был заляпан весь столп, и служба уборщиков едва успела все очистить до рассвета. Лайонел, нисколько не взволнованный выпадом пленного, вкрадчиво поинтересовался: - Зазаровский, зачем тебе свобода? Почему ты хочешь выйти из тюрьмы? - Тебе известно! - надломленным голосом выкрикнул пленник. Конечно он знал: женщины, хорошая кровь, женщины, мальчики, много крови - вот что совсем недавно составляло счастливейшее существование обитателя камеры номер тысяча тридцать пять. Молодой человек задумчиво посмотрел на Георгия, рассеянно теребившего золотую пуговицу на рукаве пиджака, и ответил: - Он хочет выйти из тюрьмы для того, чтобы жить! Понимаешь? Взгляд друга прояснялся и он кивнул. - Да, перерождение большинству из них сейчас совсем некстати…



* * *

 

Катя сидела на краю крыши нежилой пятиэтажки, подставив лицо теплому ветру. Огромная белая луна висела над тонкой трубой, неизменно выпускающей серый дымок. Небо походило на черный бархатный плащ - ровный, без единой складки, с нашитыми серебряными звездами, крупными, точно вырезанными из фольги. Внизу простиралась длинная улица, со всех сторон зажатая старыми уродливыми домами, через дорогу находился какой-то завод, а напротив него - дом братьев, окруженный высокой стеной с колючей проволокой. Так хорошо было сидеть, откинув голову, глядя в непостижимую черноту небес, и осторожно, как будто по неосвещенному коридору, на ощупь передвигаться в своих фантазиях. Сегодня ей хотелось мечтать, и это внезапное желание сперва напугало ее. Ну о чем ей мечтать? За нее уже все-все решили, а мечты - они для свободных. Но сколько она мысленно ни смеялась над собой, фантазия ее несла на новообретенных крыльях, аж дыхание перехватывало. Девушка почувствовала в себе небывалую силу, больше она не желала сидеть в своей комнате, уставившись в стену, или бесцельно бродить по району. Ей хотелось что-то делать, энергия, которую она пыталась постоянно в себе угомонить, рвалась наружу. Сама толком не понимала, чего собирается добиться. Одно уяснила: сидеть и жалеть себя она больше не намерена. И так легко и спокойно ей стало от этого решения, что Катя негромко засмеялась. Примостившийся рядышком Йоро, как никто умеющий, когда требуется, хранить тишину, спросил: - Вспомнила что-то? - Не совсем… Катя хотела ему признаться, но ее взгляд скользнул по черной трубе, выпускающей дым, и она воскликнула: - А ты не знаешь, что там? Это завод? Как ей показалось, мальчик смешался, и она уже хотела беспечно махнуть рукой, но он ответил: - Лучше тебе не знать… Девушка насторожилась, потребовав: - Скажи! Йоро почесал ногу и нехотя проворчал: - Это винный погреб. Катя продолжала непонимающе на него смотреть, но поскольку он молчал, заметила: - Но вампиры же не пьют спир… - Она осеклась, да так и осталась сидеть с приоткрытым ртом, с ужасом взирая на устремленную к луне черную трубу. Усилием воли девушка отвела взгляд от серого дымка, охрипшим голосом прошелестев: - Ты хотел сказать крематорий… Так вот откуда нескончаемым потоком кровавое вино текло в дома вампиров города. - Я вообще не хотел говорить, - сознался оборотень и свел на переносице черные брови. Катя пораженно тряхнула волосами. - Я все могу понять, кровь с неба не льется, ради нее приходится убивать! Но зачем, скажи, жить рядом с таким местом? - Это стратегически важный объект, если неприятель его парализует, считай, любая война проиграна, - пояснил мальчик. - Безопасность города для Лайонела всегда была превыше всего. Девушка озадаченно посмотрела на жуткий завод, а потом на дом братьев напротив него и нерешительно сказала: - Лайонел так любит исторический центр! Неужели он торчал в этом забытом Богом и людьми районе лишь для того, чтобы работу завода никто не остановил? - Тебе кажется это глупым, - усмехнулся Йоро. - Уверен, многие, кто хотели занять место Лайонела, с тобой поспорят. Средний срок правления одного вампира длится обычно не более тридцати лет. Всего лишь тридцати! Тебе известно, сколько правил Лайонел? Ей было известно, а еще она в очередной раз поняла, как, в сущности, мало знает о мире, куда попала, и о вампире, который подарил ей билет в эту преисподнюю. «Я не стану смотреть, не стану думать, не стану», - мысленно шептала себе девушка, не в силах оторвать взгляд от дыма, тянущегося из трубы. Сколько раз она видела его? Как же ее удивляло, что дым идет из трубы днем и ночью. «Блаженно неведенье», вспоминались слова Лайонела, сказанные в день, когда ему пришлось открыть шкатулку, присланную из Тартаруса. Сейчас Катя осознала абсолютно четко: о каких-то вещах лучше в самом деле не знать. Девушка надолго замолчала, пытаясь собрать из пепла остатки былого хорошего настроения. Йоро тоже не пытался продолжить разговор, он тихонько сидел, обняв колени, и смотрел на небо. Катя повернула к мальчику голову и, полюбовавшись его профилем, точно невзначай обронила: - Ты всегда раньше давал мне советы. Его плечи поникли и напряглись. - Тебе нужен совет? - Не знаю. - Катя помолчала, устремив взгляд на белый лунный диск, по-прежнему избегая взглядов вниз - на черную трубу. Йоро вздохнул - Даже маленький совет - это гвоздик в доску деревянного моста, который однажды привет к вратам, за которыми каждый увидит, что вышло из его советов. Девушка обняла его, прижала голову с черными лохматыми волосами к своему плечу и чмокнула мальчика в висок. - Я постоянно думаю, - признался оборотень, - а что было бы, не приди я в парк, когда Лайонел освободил меня?! Не совершил ли я самую огромную ошибку в своей жизни, убедив тебя в чувствах Лайонела! Ведь ты могла когда-нибудь забыть и встретить хорошего человека. - Мальчик с невыразимой грустью посмотрел на Катю и, едва касаясь, провел ладонью по волосам, стекающим волнами по ее плечу. - Как я мог поступить так со своим талисманом, я должен был защищать тебя, оберегать… и в первую очередь от вампиров. Девушка смотрела на него с искренним изумлением и огорчением. Никогда, даже тоскуя по дому, родителям и прошлой жизни, она не винила в случившемся Йоро. Ни разу не задумалась, как повернулась бы ее жизнь, не встреть она его тогда - в парке, где оборотень подарил ей надежду… - Я сделал тебя такой несчастной, - подытожил мальчик. - И просто не имею права давать советов. - Вовсе я не несчастна, - с нарочитой веселостью тряхнула головой девушка и улыбнулась другу. - Со мной все хорошо. Не беспокойся. Он не поверил, вновь вздохнул и положил подбородок на голую коленку. Катя похлопала его по плечу - не могла спокойно смотреть, как он себя изводит чувством вины. - Я не хочу ни о чем жалеть, - уверенно сказала она. - Сожаления - пустая трата времени, когда уже ничего не изменить. А все твои деревянные мосты, ведущие к вратам, за которыми то, что ты видеть совсем не хочешь, я сожгу! Пусть горят! Йоро поднял на нее глаза, обрамленные черными жесткими щеточками ресниц с играющими на кончиках лунными бликами. От его нежного, немного грустного, но необыкновенно теплого взгляда, улыбка сама расползлась по лицу девушки. - Все будет хорошо, - проговорила она скорее для себя, чем для него, и поднялась на ноги. На миг Катя задумалась над тем, что за музыка зазвучала у нее в голове: нечто очень знакомое, как будто из прошлого. И она вспомнила, как однажды зимой, много лет назад, одевалась в коридоре, чтобы пойти на улицу покататься с горки, а из кухни доносилась эта самая музыка. Отец с матерью смотрели по телевизору «Семнадцать мгновений весны» и играла мелодия «Дороги» Микаэля Таривердиева. Девушка шагнула к самому краю крыши и, не глядя вниз, распахнув руки, покачнулась на носках. Ей совсем не было страшно, она ощущала силу, яростную и пульсирующую в каждой частичке тела. Катя оттолкнулась от крыши и прыгнула. Полет оказался быстрым, стремительным, но восторг, охвативший сердце, точно вихрем подхватил его, легонько сдвинув с места. Она приземлилась на асфальт, мягко отпружинив подошвами кроссовок - ни боли от сильнейшего удара, ни страха. Девушка услышала негромкие аплодисменты и, обернувшись, увидела Вильяма. Он стоял, облокотившись на закрытую решетку арки, ведущую во двор, где девушка пряталась как-то зимой в полусгоревшем доме от Лайонела. Дома того уже не было, его разобрали, сравняв с землей, остались лишь мелкие обломки. - Первый полет, - сказал молодой человек, с нескрываемым восхищением. Он подошел, и она, смеясь, повисла у него на шее. - Так просто! Я могла бы прыгать сколько угодно! - воскликнула Катя. Вильям обнял ее за талию и, оторвав от земли, закружил. Его изумрудные глаза сверкали, рассеивая полумрак улицы, а в улыбке было столько нежности и любви, что никакие слова не сказали бы больше. Он любил, несмотря на все ее выходки, и терпеливо ждал, готовый по кусочкам собирать разбитое сердце. Катя погладила молодого человека по щеке, пробормотав: - Ангелы не целуют бесов? - Если только бесы позволят. - Он перевел взгляд на ее губы. «Почему же он медлит?» - гадала она, вспоминая, как часто этот вопрос возникал у нее, когда они пытались встречаться. Тогда ей тоже хотелось, чтобы инициатива исходила от него. - Бесам нельзя давать опомниться, - с плохо скрываемой иронией сказала Катя и попыталась отстраниться, но Вильям не позволил. Он припал к ее губам и крепче сжал в объятиях. И первое, о чем она подумала: «Как же он не похож на Лайонела». Поцелуй его был нежным, мягким, от него не кружилась голова и внутри не дрожало. Несомненно, приятный, но он не выбивал почвы из-под ног, не заставлял задыхаться от желания и страсти. И будь на месте Вильяма его брат, она сорвала бы с него одежду прямо тут - посреди улицы, не заботясь ни о чем, просто потому что рядом с ним ее сердце и мозг делали бешеный оборот вокруг Вселенной. Катя чувствовала, как пальцы Вильяма гладят ее затылок, и ей хотелось испытать от его прикосновений то же бесстыдное удовольствие, какое познала зимой. Тогда, в ванной гостиничного номера среди запотевших зеркал, этот красивый зеленоглазый юноша казался ей воплощением идеала - мечтой. А потом явился дьявол ангельской красоты с беспощадными ледяными глазами и вдребезги разбил их мирок мутных зеркал. И мир стал другим, в разбитых зеркалах исказились мечты и идеалы. Поцелуй все длился и длился, Вильям точно не мог насытиться, а девушке хотелось вознаградить его за безнадежное ожидание. Вознаградить, пусть даже похоронный марш своим звуком взорвал бы ей голову. Наконец, когда объятия ослабли, Катя взяла молодого человека за руку, и они пошли к дому вдоль каменной стены с пущенной поверх колючей проволокой, посеребренной светом звезд и белой луны. Девушка обернулась только раз, чтобы посмотреть на крышу, откуда спрыгнула. Йоро все еще сидел там, обхватив голые колени тонкими руками. Он ей виновато улыбнулся, а она попыталась собрать остатки всего счастливого, что у нее осталось, и улыбнулась в ответ, помахав рукой.


* * *

 

Глаза цвета льда смотрели вслед парочке, которая медленно шла в сторону зеленых ворот вдоль обшарпанной стены с колючей проволокой. Деревья за ней, устремленные в черное небо, тихо шелестели вновь обретенной листвой. Лицо молодого человека было неподвижно, губы плотно сжаты, а между пальцами правой руки поблескивало стеклышко с золотистой надписью. Раньше он думал, что если увидит однажды, как эту девчонку целует другой, то убьет обоих на месте. И вот он видел ее с другим, но вместо неистовства, в которое его приводило одно лишь воспоминание, кто был у нее первым, кто целовал и любил ее до него, внутри воцарилась страшная пустота. Всю свою человеческую жизнь он отнимал у Вильяма самое дорогое: сперва любовь матери, лучшие игрушки, домашних любимцев, внимание окружающих, потом друзей, добычу на охоте, титул, деньги и, наконец, возлюбленную. А брат, рука об руку со своей непогрешимостью, отнял у него: сперва отца, потом жизнь, а теперь город и ту единственную. Все, что имело для него величайшее значение. Его драгоценности, без которых он не мог до конца обрести себя. Не так уж много их было у него, всего лишь семь, как дней творения. Отец, жизнь, лучший друг, оборотень, рыжая девчонка, город, брат. И теперь не осталось ни одной из семи. Две из них он оставил, ступив за черту бессмертия, - отца и жизнь. Отец всегда поддерживал лишь Вильяма, считая, что старшему сыну - точно рожденному с лавровым венком победителя на голове, его внимание ни к чему. И все это, конечно, было своеобразной частью расплаты за всепоглощающую любовь матери. А жизнь… жизнь оказалась платой за утеху с невестой Вильяма. С шлюховатой Элизабет, заморочившей брату голову. Лайонел подкинул на ладони стеклышко. Друг предал его из-за женщины. Оборотень был разыгран, точно в лотерею, и подарен. Девушка и город отняты Создателем и переданы Вильяму. И наконец, брат - тот, кто всегда стоял на границе прошлого и настоящего. Кто всю их жизнь и бессмертие не мог найти в своем сердце прощения. Кого он бесконечно из любви удерживал рядом с собой силой, кого наставлял и поучал. Молодой человек пропустил стеклышко со своим именем между пальцев, и то упало на землю. Он никогда бы не поверил, скажи ему кто, что наступит такой день, когда одной из своих главных драгоценностей - седьмой, он вдруг перестанет дорожить. Ему опостылело лицемерие брата, который все свои желания, стремления, поступки неизменно оборачивал в белое. Тот не мог достойно принять свою темную сторону и всех окружающих пытался убедить, что ее попросту не существует. Он совсем не по-ангельски обвинял других в грехах и выискивал изъяны, чтобы ненавидеть их. Лайонел холодно улыбнулся, глядя на белую луну. Брат ненавидел в нем вовсе не его, а самого себя. Их сходства он не мог вынести и в то же время такого бескомпромиссного различия. То, что сумел воплотить в жизнь один, второй, даже в глубинах еще тогда - своей человеческой души, воплотить боялся. Но это не значит, что не хотел бы… Лайонел почувствовал на правом плече шевеление - Орми, не пожелавшая остаться в подземном дворце, прильнула к его шее и обхватила ее когтистым крылом. Он с трудом мог представить, что этого своенравного рогатого дракончика можно чем-то пронять. Блестящие черные глазки смотрели на него внимательно, не мигая. «Не нужна тебе эта рыжая ведьма», - с ревностным жаром заявила летучая мышь. На память пришли слова, сказанные ему Катей посреди ледяного моря Уэддла: «Я горю, потому что ты инквизитор». Как же она оказалась не права, не он был ее инквизитором, а она его. И сожгла все мосты к отступлению, сожгла весь его мир вокруг себя, не оставив ничего, потому что эгоистично, как капризный ребенок, хотела единолично быть центром его вселенной. На меньшее бес был не согласен, и за те дни, что они провели вместе, молодой человек осознал в полной мере: или он сделает девушку счастливой, или ее придется отпустить. Слишком свободный, не привыкший подчиняться и жить от взгляда до взгляда любимых глаз, он сам уже не знал, что страшнее, отказаться от нее или бороться и заполучить ее на свою голову. «Не думай о ней», - обиженно вмешалась Орми. Лайонел легонько ущипнул мышь за острый коготь на крыле. - Если я верну ее, - пробормотал он, - она пустит тебя на воротник, а то и поджарит. «Не нужна она тебе, - заявила Орми и, видя, что на него не очень-то подействовало, прибавила: - А ты не нужен ей, рог даю на отсечение, она целовалась с твоим братом с огромным удовольствием. Да что я говорю, ты не слепой, сам видел!» Молодой человек кивнул. Но мог ли он винить ее в том, к чему сам склонил? Конечно, мог. Если бы только он застал ее все такую же безжизненную, сидящую, как и говорил Йоро, в своей комнате, с тоской глядя в стену… Он же увидел ее другой, целующейся на скамеечке в парке с каким-то мальчишкой. А теперь и с Вильямом. Лайонел сердито стиснул зубы. Ждал ли от нее верности? Несомненно. Ведь ему самому не хотелось ни одну другую женщину, и сейчас, смиряя гордыню, он осознавал, что его чувства куда сильнее, глубже, чем ее чувства к нему. И огненный бес был способен пойти на измену, а если так, то с прошлым тот окончательно решил порвать. «Я буду всегда тебя ждать», - прозвучал в голове ее звонкий голос, от чего сердце как будто легонько кольнуло. Лайонел выступил из-за стены пятиэтажки, где все это время стоял, но что-то заставило его обернуться. Он не сразу понял, что не так в знакомом до мелочей дворике, а когда наконец увидел, сразу точно отрезвел. Большого деревянного дома, черного после пожара, без окон и дверей, дома, где он впервые поцеловал Катю, больше не было. Молодой человек медленно пошел по родной улице - длинной и пустынной. Вдали призывно манили желтым светом фонари, а тут - царил полумрак, рассеиваемый лишь белым сиянием луны. Молодой человек мельком взглянул на темные окна своего дома, затем вытащил из кармана телефон и сухо сказал в него: - Все отменяется. Летучая мышь расправила крылья и радостно взмыла в воздух, а когда вернулась на плечо, провозгласила: «Таким как ты, Лайонел, не нужны глупые девицы с их нежностями! Только пожелай и у тебя будет любая, даже самая красивая и недоступная!» Он снисходительно посмотрел на Орми. - Таким, как я, дорогая, любая не подходит. Мне нужна та единственная, которую я не могу получить. Глава 22







Date: 2015-10-18; view: 228; Нарушение авторских прав



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.008 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию