О тренировке воображения

Блаженство художественного творчества заключается

для артистической души прежде всего в возможности

одновременно жить всеми своими противоречивыми

душами, в обретении внежизненной территории

для реализации своего многодушия и тем самым,

в уводе своей первопланной, конкретной жизни из-под знака

раздвоения и борьбы, из-под угрозы взрыва и катастрофы.

Федор Степун [17]

Существует в актерском тренинге зона, остающаяся самой неисследованной и почти не задетой как теоретическими размышлениями, так и открытиями практической педагогики. Эта зона называется «пробуждение воображения».

Начиная с 1-го курса, мы занимаемся важнейшими элементами актерской психотехники: внимание, мышечная свобода, память физических действий и ощущений, физическое самочувствие, характерность. Слово «воображение» мы тоже употребляем довольно часто, но не давая определенного ответа на вопрос о том, тренируется оно или нет.

Мои собственные представления на этот счет, связанные как с открытиями психофизиологии (концепция доминанты А. А. Ухтомского, «"броня" характера»), так и с изучением практики мировой сценической педагогики (тренинги Е. Гротовского, Э. Барбы, восточные психотехники) не отражают до конца даже понятия об особенностях именно актерского воображения. Ибо, если говорить о тренировке, о «пробуждении»,

то нужно знать, что пробуждать — «слона или божью коровку». Энергетические, возбуждающие упражнения дают некоторый общий подъем, разогрев психофизики, как бы снимающий шоры «средненормального» сознания и подготавливающий организм к творчеству. Но они не позволяют настроить воображение на специфический актерский лад, потому что пока нет ответа на вопрос, что такое «актерский лад», актерское воображение и как с ними управляться.

Естественно, что ответ на этот вопрос стал первейшим в наших психофизиологических исследованиях', о которых упоминалось ранее. Один из ответов уже получен. Позволю себе рассказать о некоторых результатах, представляющихся очень важными, потому что из разряда педагогического предположения они перешли в разряд объективной закономерности.

На первом этапе изучалось влияние некоторой воображаемой (только воображаемой, не сыгранной телом), представленной на «внутреннем экране» ситуации на деятельность всего организма — работу сердца, легких и т. д. Измерение активности организма (всех важнейших внутренних органов) велось при помощи специального прибора, позволяющего контролировать деятельность организма по двенадцати каналам через биологически активные точки на кистях рук и ступнях ног. Кроме того, прибор давал возможность выявить среднее значение индекса функционального состояния всего организма до и после задания.

Студентам было предложено вспомнить и заново прожить в воображении острую эмоциональную ситуацию, бывшую в жизни каждого испытуемого. При этом фиксировалось время воспоминания. После воспоминания надо было сформулировать оттенок главной эмоции, все воспоминание не произносилось вслух, поэтому комплексов, связанных с опубликованием своего переживания или интимного факта биографии, не было. Испытуемый сидел в кресле, ничего не играл и только представлял себе нечто.

В эксперименте приняли участие тридцать студентов-актеров и двадцать студентов других специальностей Академии (экономисты, театроведы — контрольная группа). Выяснилось, что по целому ряду параметров возникают некоторые закономерности, настолько очевидные, что указывают на явную психофизиологическую особенность актерского воображения. Оказывается, при воспоминании в воображении острой стрессовой ситуации организм студентов-актеров в различной степени активируется по всем каналам. Реакцию активации в результате работы

воображения мы назвали «актерской реакцией», и она отмечена у 95% студентов-актеров, а само актерское воображение назовем «телесным», ибо оно активизирует все существо человека.

Абсолютно аналогичная, но противоположная по знаку картина наблюдалась в контрольной группе. У 90% студентов этой группы отмечено снижение активации и индекса функционального состояния. То есть «неактерское», «не телесное» воображение не затрагивает организм, и за время выполнения задания снижение активации организма происходит естественным образом, так как испытуемый сидит в кресле неподвижно, не делает никаких «физических действий» (так же, как и испытуемые-актеры).

Следует отметить, что почти все испытуемые знали, какой результат мы ждем, и что именно мы хотим проверить. На своих лекциях по основам актерского мастерства у экономистов и театроведов я специально касалась этого предмета. Многие из них мечтали и мечтают стать актерами, пытались поступать, поэтому хотели «дать актерскую реакцию», чтобы доказать себе и мне, что они — актеры. Они старались «переживать», и я понимаю их расстройство, вплоть до хлопанья дверью, когда на их вопрос о результате я отвечала отрицательно. Следующие старались еще больше, но эта особенность воображения не зависит от старания или хотения. Видимо, это зависит от одаренности, во-первых, и от обученности, во-вторых. Студенты-актеры третьего курса, как показали исследования, «включаются» интенсивнее, то есть активация организма у них больше, чем у студентов первого курса. Значит, по-видимому, мы этому учим.

Из этого эксперимента можно не делать никаких выводов, так как «это и так известно практически», как скажут некоторые педагоги. А можно сделать целый ряд выводов, в том числе, «опасных» для сценической педагогики: ведь, если воображение так влияет на деятельность организма, то занятия актерским творчеством и тренингом актерского воображения, которое мы назвали «телесным», опасны и вредны для здоровья. Это предположение мы пока отставим в сторону, потому что оно никак не доказано, и представлено здесь лишь для того, чтобы снять сомнения в отношении непредвиденности для нас, испытателей, такого вывода оппонентов. Уже сегодня в психотерапии известен и применяется метод вторичного проживания стресса для избавления от его последствий.

Поэтому обратимся сразу к выводам, практически важным для сценической педагогики.

Первый, конечно, важен для диагностики актерской одаренности, ибо повышение активации организма в результате работы воображения отмечено у большинства студентов-актеров (95%).

Второй нуждается в подтверждении, требует продолжения наблюдения за студентами 1-го курса, принимавшими участие в обследовании: включенность организма в переживание воображаемой ситуации выше у студентов 3-го курса, активность деятельности органов у них изменяется значительно больше, чем у студентов 1-го курса. Необходимо установить, связан ли установленный факт с обучением: развитием воображения, включаёмости — соединенности организма и воображения или такие качества они имели изначально при наборе на актерский курс? Если верно первое, то очень важно установить, что именно влияет на развитие данного качества. Естественно, у нас есть предположения.на этот счет, потому что некоторые упражнения «Актерской терапии» имеют именно такую цель, но, тем не менее, нужна экспериментальная проверка.

Третий вывод может быть сделан из анализа соответствия изменения психофизиологических характеристик и успешности обучения по субъективной педагогической оценке: отмечено, что студенты 3-го курса, у которых активность организма в результате деятельности воображения не повышается, не являются успешными.

Но все-таки остановимся на втором выводе и попытаемся предположить, что же именно повлияло на развитие «телесного» воображения у студентов 3-го курса, какие упражнения или направления тренинга, из применяемых в методике нашей мастерской, могли оказать такое влияние. Для этого еще раз обратимся к структуре и этапности тренинга в процессе обучения.

В «Дневнике тренера» были приведены упражнения тренинга 1-го курса, самого важного, на наш взгляд, этапа, готовящего организм к творчеству, к будущему освоению навыков профессии. Цикл упражнений этого периода был назван нами «Актерская терапия»: тренировка внимания, мышечной свободы, свободы восприятия и реакции, энергетики, освоение элементов взаимодействия, снятие психических и физических блокировок, обусловленных предыдущим опытом личности, обретение специфического самочувствия «готовности к творчеству». Далее были сформулированы направления очередных этапов тренинга: тренинг Действия и Ролевой тренинг, не отменяющие упражнений и задач первого этапа, а дополняющие их.

Второй год обучения поставил свои задачи. Оказалось, что ни то, ни другое не возможно без особого внимания к тому, что называется тренинг воображения, хотя само название нуждается в расшифровке.

Напомню, что эта проблема встала еще в декабре — в конце первого семестра в связи с заданием «Цепочки физических действий, взятые из литературы».

Небольшая цитата из дневника тренера за 1-й курс:

Точность выполнения цепочки физических действий приближает к событию, к обстоятельствам, помогает не умозрительному, а практическому анализу роли. Но смыслом открытия Станиславского было, главным образом, возбуждение верного воображения, мышления, чувствования. Зачастую же обнаруживается только пунктир воображения, уточнение подробностей физической жизни не заполняет «дыр» во внутренней речи. Нужен специальный тренинг воображения!

Но для начала все-таки нужна расшифровка самого слова «воображение», потому что, употребляя привычный термин, мы зачастую говорим о разных вещах. Поясним, что, с нашей точки зрения, вошло в понятие «воображение». Это сумма мышления и видений, заполняющих сознание в каждый момент времени. Нет воображения без мышления и сопутствующей ему внутренней речи, нет воображения без видений. В какой-то момент одно из этих слагаемых вдруг становится превалирующим, и тогда мы говорим: человек мыслит, а в другой момент — человек представляет. Впрочем, одно без другого не существует.

Свободное воображение это не только непрерывность внутренней речи и видений, но и свобода восприятия, непривязанность и несхематичность мышления, поток ассоциаций и его незапрограмированность. Когда-то Эйзенштейн назвал, как мне кажется, подобный вид мышления «экстазом монтажа». Даже в естественном (не сценическом) самочувствии возбужденное воображение монтажно. По сути, оно состоит из возникающих ассоциативно фрагментов «картинок» и мыслей. Слово «экстаз» иллюстрирует непрерывность и бурность потока. Если подобное мышление возникает в связи с предлагаемыми обстоятельствами (воображаемой жизнью), то в свободе и правде бытия на площадке можно не сомневаться. Но как этого добиться? Как тренировать свободу воображения и мышления? Что поддается сознательному управлению? Мышление ли вытягивает за собой картинки-видения, или же, наоборот, последовательность видений возбуждает «соответствующее» мышление?

Приведем одну запись Эйзенштейна, описывающую замысел сценария «Американской трагедии»:

Что это были за чудные наброски монтажных листов!

Как мысль, они то шли зрительными образами (курсив мой. — Л. Г.), со звуком синхронным или асинхронным,

то как звучания, бесформенные или звукообразные: предметно-изобразительными звуками...

то вдруг чеканкой интеллектуально-формулируемых слов — «интеллектуально» и бесстрастно так и произносимых, с черной пленкой, бегущей безобразной зрительности...

то страстной бессвязной речью, одними существительными или одними глаголами; то междометиями, с зигзагами беспредметных фигур, синхронно мчащихся с ними...

то бежали зрительные образы при полной тишине,

то включались полифонией звуки,

то полифонией образы.[18]

Здесь для нас очень важны две вещи (впрочем, об этом справедливо упоминал уже К. С. Станиславский). Видения — зрительные образы — являются составляющими мысли, видения — не только картинки, но и звуки, сюда же следует отнести, наверно, и запахи и т. д. То есть видения — это память, обеспечиваемая прошлым восприятием, которая возбуждается мышлением на актуальную сегодня тему.

Возбужденное мышление активно, монтажно и «экстазно». Яркий пример такого мышления, правда, не в жизни, а в искусстве — творчество Ф. Феллини. Все его фильмы — это его личное зримо, художественно выраженное мышление на выбранную тему. Это поток его мышления, в котором перемешаны прошлое, настоящее и будущее, в котором видения, звуки и интеллектуальные высказывания слиты воедино.

Спор о том, что в жизненной ситуации возникает раньше — видение или мысль, похож на спор о курице и яйце. Но все-таки в этой непрерывности достаточно выделить некий законченный фрагмент, чтобы понять: мысль, а вместе с ней внутренняя речь, рождается от восприятия, и уже она возбуждает ассоциативный, чувственный, интеллектуальный и прочий опыт.

Дальнейшие соображения могут показаться наивными, потому что, уверена, об этом думали все, но, чтобы сделать недоговоренное очевидным, их необходимо проговорить вслух.

Чем занято воображение действующего в роли актера? Как связаны воображение и мышление? Конечно, их нельзя отделить друг от друга, это единый поток сознания, в котором перемешаны мысли (в свернутом — отрывочном виде) и картинки-видения. Но в то же время мышление поддается тренировке, самоуправлению: можно тренировать непрерывность, остановку — безмыслие, перехват мыслей у партнера, мышление в определенном ритме или изменение ритма мышления в зависимости от внешнего задаваемого ритма, можно длительное время концентрироваться на мышлении на заданную тему. (Все эти упражнения мы делаем.)

Воображение в этом случае остается ведомым, оно управляется мыслью, но не только ею. Чем еще? Как тренировать собственно само воображение, если это возможно? Мысль есть результат — осознание неосознанного прежде восприятия, это может быть как восприятие внешнего, реального или воображаемого раздражителя, так и восприятие ассоциации, продиктованной памятью (говорю о ком-нибудь, а в голове вдруг возникает воспоминание о собственном похожем или противоположном поступке). Мысль может быть логична или алогична. Отнюдь не каждая мысль сопровождается картинками-видениями. Всем известно наше театральное утверждение — роль нужно учить не словами, а видениями. Но все-таки признаемся, что это преувеличение. Картинки возникают скорее от алогичных мыслей, связанных с восприятием и осознанием ассоциативного, аффективного.

Видения не поддаются упорядочиванию и запоминанию, потому что в этом случае будут уже не видения, будоражащие наши чувства, тело, ум, заставляющие сворачивать с прямолинейной (обдуманной) логики поведения и мышления, а список выученных предвиденных картинок, где мы все знаем наперед. Это скорее насилие над воображением, псевдовоображение, закрывающее каналы подлинного мышления, воображения, восприятия.

В упомянутом исследовании особенностей актерского воображения я всегда спрашивала у студентов, как они вспоминали. Было несколько вариантов ответов: 1) я вспомнил ситуацию, с чего все началось, как это было, 2) я вспомнил пик ситуации, как меня оскорбили, обидели, обрадовали, 3) я вспомнил эмоционально острое чувство стыда, вспомнил, как кровь прилила к лицу, а потом стал вспоминать, как это случилось.

Кому же принадлежали ответы? Третий ответ принадлежал студентам с острой физиологической реакцией на воображаемую (вспоминае-

мую) ситуацию. Второй ответ — студентам, которые вспоминали в свернутом виде (время воспоминания короткое), здесь были и «актерские» и «неактерские» реакции («актерская» реакция — повышение активации организма). И, наконец, первый ответ принадлежал студентам, у которых произошло снижение активации, их организм как бы «успокоился» от воспоминания стресса (ведь они не двигались, продолжали сидеть в кресле, а само воображение не возбудило ни сердце, ни легкие и т. д.), эмоцию они вспомнили умозрительно, ситуативно — набором последовательных картинок — кинолентой видений от начала до конца. Хотя задание всем давалось одинаковое — прожить эту ситуацию в воображении еще раз.

Следовательно, для одних (актеров) впереди эмоциональная память, включающая тело, для других — последовательность событий, не затрагивающая эмоциональную сферу.

Но вернемся к тренировке воображения. Итак, тренировать его обдумыванием последовательности и запоминанием «картинок» нельзя, не возбуждается «картинками» восприятие — реактивность, эмоции, чувства, тело, наконец. Рассмотрим возможности тренировки воображения через мышление, опосредованно. Как это делать?

Тренируя внимание, мы делаем это через тренировку его свойств: объема, концентрации, переключения, устойчивости и т. д.

Каковы же свойства мышления в жизни, «мысли — в жизни», как называет это соратник и последователь Е. Гротовского Э. Барба? Первое, конечно, это непрерывность мышления, не непрерывность логики, а непрерывность и постоянство заполнения «внутреннего экрана» картинками, отрывками мыслей, ассоциациями, представлениями о возможном будущем.

Тренировать непрерывность мы пробовали двумя способами:

1. Научиться прерывать ее, то есть осознать, что такое «перерыв» в мышлении.

2. Возбуждать и провоцировать непрерывное мышление на заданную тему, не сковывая его логикой, правильностью-неправильностью по отношению к теме.

Более подробно рассмотрим это на примерах упражнений. Во всех приведенных упражнениях мы будем проговаривать мышление вслух. Это не проговаривание внутренней речи, оно включает в себя нечто значительно большее по объему. А само проговаривание требует значительно большего времени, чем мышление, поэтому можно произносить толь-

ко отрывки мыслей, ассоциаций, видений в свернутом виде, главная задача здесь — безостановочность.

Регулятором является внешний ритм: нам уже известно об открытиях психофизиологии, касающихся воздействия внешних ритмов на человека, которые становятся «водителем» биологических ритмов.

Попробуем этим воспользоваться.

Первое упражнение, которое мы пробовали делать еще на первом курсе, проводилось следующим образом: студентам было дано задание рассказать о своем воображаемом, не настоящем, а нафантазированном месте рождения, идеальном, пусть сказочном. (Тема может быть любой, например, одна из студенток предложила тему «Какие люди будут жить через 100-200 лет».) Они шли по кругу, хлопками ведущий задавал темп движения и темп мышления-речи. Начиналась работа с разогрева всего аппарата, участвующего в процессе, студенты еще никому не адресовали свои рассказы, не было задачи быть услышанными, надо было только проговаривать вслух, почти бормоча, и непрерывно. Менялся темп, задаваемый движением: то замедлялся, то ускорялся. Спустя 5-7 минут непрерывного говорения и представления, соответственно, подробностей воображаемого места рождения, когда воображение, и фантазия, и тело настроились на задание, следовало усложнение: внешний темп задавал темп движения, речь же и мышление должны действовать в противофазе — чем быстрее движение, тем медленнее речь, и наоборот.

Следующее усложнение — не прерывая рассказа, выбрать себе партнера и рассказать ему, стараясь быть услышанным и понятым, несмотря на то, что партнер имеет то же задание. Это требует другой энергии.

Затем мы экспериментировали с количеством энергии: продолжить рассказ полу, потолку, небу, стадиону слушателей. Но главной задачей оставалась непрерывность на протяжение всего упражнения, длящегося 30-40 минут.

На 3-м курсе мы попробовали несколько вариаций этого упражнения, которые, на наш взгляд, имеют непосредственное отношение как к тренировке воображения вообще, так и к работе над ролью, поскольку приучают мышление не буксовать, не прерываться в обдумывании заданной темы.

Первая вариация заключалась в усложнении навязанного ритма, это уже были не четверти или восьмушки, а стихотворные ритмы — говорить и думать на заданную тему предлагалось верлибром или стихами (сколько получатся рифмы). По-прежнему, главная задача — непрерыв-

ность, а вот темы мы взяли более сложные, требующие не только «полета свободной фантазии», но и включения ассоциативного мышления, памяти. Вначале это были довольно отвлеченные темы: гроза, осень, Моцарт, музыка... Они не требовали обдумывания, и такая непривязанность открывала поток сознания (проговариваемый), куда «влезали» ассоциации, картинки, всплески бывших эмоций по поводу заданной темы, память, интеллектуальные знания или «обрывки» чувствований.

Как было отмечено студентами, в первые пять минут идет настройка языка и мышления на ритм и тему, затем минут десять-пятнадцать проходит «в кайфе» от того, что получаются «стихи», а затем открываются какие-то «шлюзы», когда поток воображения и невесть откуда взявшихся знаний о теме заливает сознание и, говоря строфу, уже торопишься произнести следующую, которая просится наружу. Студентами же было замечено, что «виною» тому ритм, он тянет за собой и разогревает воображение.

Пример записи из дневника тренинга студентки Р.:

Задан ритм и тема. Я подхватываю ритм и непрерывно думаю вслух на эту тему. Трудно удержаться и не уйти в сторону. Иногда зацикливаешься на одном слове, а надо двигать мысль и говорить в ритме. Темы — «Осень», «В лесу», «Осень жизни». Не нужно времени на подготовку. Тема возникает сразу и мысли тоже. Цепкость мысли, максимальная сосредоточенность. Мысли возникают какие-то легкие, неожиданные. Очень мешает, если кто-то из смотрящих реагирует на мое поведение или слова. Зрителей не должно быть, или они должны быть невидимыми и неслышимыми. Иначе приходится начинать все сначала. Управление мыслью!

Следующая вариация этого упражнения, вероятно, может вызвать разное отношение к нему. Мне кажется, что А. С. Шведерский в своей работе «Внутренняя речь в работе над ролью»[19] имеет в виду нечто подобное. Он пишет: «В жизни, встречаясь с острой конфликтной ситуацией, нравственными противоречиями, мы беспрерывно "проигрываем" возникшие обстоятельства. Мы обсуждаем эти обстоятельства сами с собой, "видим" себя в ситуации поступка, предугадываем, моделируем поведение других людей... Масштаб этих наших размышлений может простираться от мелких суетных забот до размышлений о судьбах человечества и смысле жизни. В этом процессе часть очевидных для нас обстоятельств и отношений принимает во внутренней речи свернутую

форму... Чтобы воспитать в себе внутренний мир персонажа, опыт жизни которого еще далек от исполнителя, актер проживает процесс, обратный жизненному...».

Мы попробовали вместо отвлеченной темы взять нечто — фразу из авторского текста или некие слова, связанные со сверхзадачей — непосредственно имеющее отношение к ролям, над которыми работали в тот момент студенты. В это время мы начали работу над спектаклем «Дядя Ваня» по пьесе А. П. Чехова.[20] «Войницким» была дана тема — «Пропала жизнь...» — фраза из 3-го акта, «Соням» — «Не любит!», «Серебряковым» — «Уехать». При этом была договоренность: мы не играем, мы скорее рассказываем обо всем, что связано с темой и моим персонажем, стихотворный ритм остается «водителем» ритма воображения. Каждому было позволено выбрать свой ритм.

Понятие «правильно-неправильно» устранили из задания, правильным являлась только непрерывность потока сознания. Выяснилось, что это гораздо более сложное задание, так как ассоциации, мысли и воображение довольно быстро «кончаются» — нечего дальше говорить. Но ведь о себе человек может рассказывать непрерывно целый день, его биография, воспоминания никогда не кончатся, следовательно, трудность заключается в необдуманности, недоразобранности жизни своего персонажа. Чтобы помочь себе, выбрали тему «Общее прошлое персонажей». Например, Войницкий и Серебряков рассказывают об их общем прошлом, как они познакомились, чем Серебряков заслужил уважение Войницкого, что было дальше — случаи из жизни, «вспомненные» каждым.. Сначала студенты говорили это себе — воспоминания вслух, потом друг другу по очереди, перехватывая инициативу и начиная словами «А помнишь?..», потом друг другу одновременно, заставляя себя слушать.

Несколько отрывков из дневников тренинга:

Нужно расслабиться и говорить на тему (прошлое персонажа из пьесы «Дядя Ваня») только то, что приходит в голову. Сначала приходит какой-то бред, потом личные ассоциации. Вначале стихов не получается. Вспоминаю случай в электричке, напоминающий Телегина и Войницкого. Потом переключаюсь на Елену Андреевну. На ее чувство. Потом перехожу на личные ассоциации. Стихи уже есть. Начинаю говорить о любви. Стихами говорить очень легко. В какой-то момент перестаю контролировать то, о чем говорю, и получается просто поток. Возникают чувства. Очень легко телу. Хочется смеяться, громко говорить...

Говорим вдвоем одновременно (со студентом, репетирующим Серебрякова. — Л. Г.). Сначала не знаю, с чего начать. Начинаю с воспоминания о своих первых приездах в усадьбу, о природе, как все мне было ново. Вспоминаю Веру Петровну (первая жена Серебрякова), как я с ней познакомилась. Все равно еще немного трудно, больше чего-то придумываю, и воображение тормозится. Потом перехожу на то, как стала сходиться со своим будущим мужем, вспоминаю консерваторию. С этого момента мне очень легко говорить, вспоминать, как будто это действительно со мной было. Интересно еще и то, что я говорю именно о том времени, которое в пьесе. О кружках, о людях, о том, что тогда происходило в стране. Говорю о своем муже, как познакомились, какие темы были общие, чем увлекались. Что сначала было легко, понимали друг друга. Потом что-то изменилось. Очень подробно вспоминаю (курсив мой. — Л. Г.), как он работал, и какие у него возникали проблемы. Как я осталась одна... Как у него возникла мысль уехать. Отчего это произошло. В общем, мне было очень легко и интересно об этом говорить.

Помимо новых соображений о прошлом каждого персонажа, которые «вспомнились» в рассказах, потому что непрерывность требовала новых подробностей, возникла так называемая настройка воображения и сферы чувств на репетицию. Мы готовились к репетиции третьего акта, «скандал» на предыдущей репетиции не получился, в нем не участвовали, а присутствовали все участники сцены.

Упражнение тренинга настроило их эмоциональную сферу на основной конфликт, ведь припоминая подробности и события прошлого, проговаривая их, как бы «вспоминая», они прожили их в своем воображении, включая в процесс себя, свое тело, сердце, дыхание (именно это подтвердил наш психофизиологический эксперимент). А если сердце забилось чаще и кровь запульсировала в висках по поводу воображаемых обстоятельств, то можно сказать, что они восприняты не умозрительно и реакции — оценки не будут придумываться, они будут возникать из восприятия.

То есть в упражнении произошло то, что А. С. Шведерский назвал «накоплением проблемной ситуации»: «Очень часто определение мотивов поведения и определение действия опережает этот важнейший процесс накопления, всей полноты проблемной ситуации (курсив мой. — Л. Г.), отчего само действие становится усеченным и не отражает необходимой емкости и глубины».[21]

Итак, один из способов тренировки непрерывности воображения, с нашей точки зрения, это навязанный внешний ритм. Дальше, вероятно, можно экспериментировать с разными ритмами и исследовать их влияние на организм и воображение (очевидно, что это влияние будет различным). Скажем, медленный равномерный ритм по логике здравого смысла должен успокаивать, настраивать на гармонию с окружающим. Оказывается, это не всегда так, это зависит, во-первых, от времени воздействия, во-вторых, от исходного эмоционального состояния. Если оно было относительно спокойным, не тревожным, то равномерность сосредоточит, поможет сконцентрироваться, в противном случае она может вызвать взрыв раздражения или нетерпения - при малом времени воздействия, а при большом (более 15 минут) и настройке, установке на подчинение ритму — все-таки концентрирует и снимает начальную тревожность.

Тревожность, по Леонгарду, — качество личности, связанное с контролем и саморегуляцией.[22] Следует разделить: существует личностная тревожность как качество личности и реактивная (ситуативная) тревожность — состояние личности в данный отрезок времени (жизни), в данной ситуации. Что касается реактивной (ситуативной) тревожности, то она снижается в процессе выполнения упражнения с медленным «навязанным» ритмом. Это явление известно каждому: взволновался, испугался чего-то — сажусь и слушаю музыку, выбираю ту, что успокоит меня, или медленно считаю до десяти.

Высокая личностная тревожность означает высокий контроль. Контроль мешает восприятию нового, является преградой всякому обучению, особенно обучению актерской профессии. В таком случае, если личностная тревожность в пределах нормы (по Леонгарду), то упражнения, в которых регулятором является «навязанный» ритм, подчиняют себе тело и воображение, в противном случае жесткий контроль мешает выполнению упражнения и пробуждению потока воображения.

Снижением контроля мы занимаемся с 1-го курса. На это нацелены как упражнения на внимание и мышечную свободу, так и упражнения, связанные с управляемой энергетикой, эмоциональным переключением. Кроме того, снижению контроля способствует привычке публичного высказывания, которая формируется в результате выполнения обязательного методического требования: ежедневность выхода на площадку.

Но упражнения с навязанным ритмом стоит делать тогда, когда проблема контроля снята, иначе' они не будут эффективны. Именно поэтому мы не упоминали подобные упражнения в связи с первым этапом тренинга, хотя в индивидуальном порядке они могут применяться уже в первом семестре, в связи с заданием «Цепочки физических действий и ощущений, взятые из литературы».

Еще один блок упражнений для возбуждения воображения вырос из упражнений М. А. Чехова «на атмосферу». Они также связаны с ритмом, так как именно ритмом отличается одна атмосфера от другой. Имеются в виду не только ритмы происходящего события, но и биологические ритмы его участников, существующих в событии: их совокупность создает атмосферу — ритм события. Здесь также имеется водитель ритма — ведущее предлагаемое обстоятельство события. Упражнения М. А. Чехова на подчинение атмосфере, «усиление» атмосферы и изменение атмосферы, по сути, связаны с подчинением, усилением и изменением ритма.

А. А. Ухтомский показал, что работа воспринимающих систем мозга подчинена определенному ритму (биоколебаниям).[23] Этот ритм меняется в зависимости от ритма импульсов, поступающих из внешней среды — обстоятельств, событий и ритмов всех его участников. Синхронность (резонанс) действует как катализатор, определяющий ответную реакцию и ее вегетативное обеспечение у каждого участника (краснеет, бледнеет, сердце колотится или успокаивается, дыхание учащается и т. д.).

Актер на сцене должен воспринимать воображаемые обстоятельства, но это означает, что его биоколебания в какой-то степени должны подчиниться ритму этих обстоятельств. Это установлено нами экспериментально. Подобно уже описанному эксперименту на проживание в воображении собственной стрессовой ситуации, мы решили проверить, как будет реагировать организм на проживание в воображении не своих обстоятельств жизни, а предлагаемых, то есть на проживание в воображении ситуации, не случившейся в жизни, а представленной «если бы...». Для этого мы выбрали острую стрессовую ситуацию для всех участников сцены в третьем акте пьесы А. П. Чехова «Дядя Ваня». Как выяснилось, при проживании в воображении предлагаемых обстоя-

тельств (скандал из третьего акта) происходит активация функционального состояния, пульсограмма делает невероятные скачки, ее вид соответствует разбору: в разборе «скандала» было выделено три эпизода, и на пульсограмме «нарисованы» три эпизода, с пиком в центре каждого. Подробно об этом эксперименте чуть ниже.

Мы пробовали делать упражнения М. А. Чехова, описанные в «Технике актера». В одном из них предлагается войти в комнату, и почувствовать, какая там атмосфера, с тем, чтобы потом присоединиться к ней или изменить ее. Тренировочная трудность возникла не конкретно в самом задании М. А. Чехова, а в создании атмосферы — начинался театр, особенно, если в комнате оставалось более одного человека. Чтобы избежать этого, я попробовала в качестве приема, погружающего каждого в какую-то атмосферу, психотерапевтический диагностический метод.

Мы начали с интенсивной физической разминки — упражнения «Электрический ток», «Нитка» (подробно описаны в первой главе); затем несколько минут концентрации внимания. Абсолютно расслабленное от предыдущего перенапряжения тело, на внутреннем экране — голубое небо без единого облачка, мыслей нет, если облачко-мысль появляется, нужно проследить, как оно уплывает из поля зрения. Но это только подготовка к упражнению.

Далее я прошу студентов оказаться в воображении в лесу, ничего не делать, не двигаться, не изображать. Подсказываю им маршрут и действия: вы идете по лесу — какие деревья вы видите, какая почва под ногами, какое небо, погода, выходите в поле, кого или что вы видите, какая трава или что растет. Идите через поле к реке (какая река, какая вода, какой берег, течение?), на другом берегу вы видите дом, это ваш дом. Переправляйтесь через реку, подойдите к дому (какой дом, крыльцо?), войдите в него, осмотритесь, найдите лестницу в подвал, спуститесь по ней, в дальнем углу вы видите альбом со старыми фотографиями, откройте его (кто на фотографиях?), выберите одну фотографию и уходите из подвала. В доме никого нет, выходите из дома. Послушайте себя: какое у вас настроение, как вы себя чувствуете?

В психотерапии это упражнение используется для диагностики психического состояния пациента в данный момент. По цвету травы, деревьев, по бурности реки или мутности воды, по глубине подвала и возрасту фотографий психотерапевт определяет причины и глубину психического расстройства или психологические проблемы пациента. Далее

следует лечение: при повторном прохождении этого маршрута пациент при помощи врача корректирует свое воображение, например, меняет пожухлую траву на ярко-зеленую, а скошенное колючее поле — на луг, покрытый васильками и ромашками. Самое важное в этой методике — фотографии, по мнению специалистов, в них обычно выражены причины, породившие стресс и последующие изменения психики, особенно важна та фотография, которую пациент уносит с собой. Глубина подвала указывает на степень осознанности причины или «загнанности» ее в подсознание. Уничтожить причину можно, порвав фотографию или рассмотрев ее новым взглядом, отстраненным временем.

Вроде бы в этой лечебной методике нет ничего общего с актерским тренингом? На наш взгляд, есть. Здесь также происходит самоуправление психическим при помощи воображения. Но это не все. Я использовала этот ход для неумозрительного, определенного не словесно проникновения в некую атмосферу. После выхода из «путешествия в свой дом» участникам было предложено разделиться на пары и делать чеховские упражнения на узнавание и перемену атмосферы в продолжение только что проделанного «путешествия». Они должны были разгадать, в каком настроении-самочувствии находится партнер, подстроиться под его самочувствие или переменить его, при этом сказав друг другу две фразы: «Поторопись», и в ответ — «Некуда спешить».

Известно, что последнее задание — сказать заданный текст, вступить во взаимодействие без предварительного сговора сочетается с этюдами и методикой современника, соратника и оппонента К. С. Станиславского Н. В. Демидова.[24]

У каких-то пар начались очень интересные этюды, по сути, похожие на демидовские. Однако в отличие от демидовских этюдов, где предлагались только фразы, каждый имел не умозрительную, а подлинно существующую в теле «атмосферу». Кто-то оказался расслабленным и улыбался, кто-то тихо плакал, сжимал кулаки и т. д. Можно назвать это самочувствием или исходным событием, суть дела от этого не меняется. После посещения «дома» в воображении каждый вышел оттуда с определенным настроением и самочувствием. Перемена атмосферы одного из участников — ведомого, была испробована, таким образом, собственным телом. Одно дело, когда мы фиксируем такие изменения в жизни и запоминаем их, другое дело — когда нам, несколько, правда, «странным»

образом, предлагаются обстоятельства. Это своеобразный аутогипноз. Но ведь таким же образом можно погрузить себя в предлагаемые обстоятельства пьесы, в «роман жизни». На это, собственно, и направлены упражнения, связанные с «наговором» прошлого из жизни роли. Пример из дневника тренинга студентки:

Я поняла, что значит вдыхать запах атмосферы, слушать ее как музыку. Когда началось взаимодействие с партнером, я пыталась удержать свое настроение (идиллическое), но он его разрушил, его атмосфера была злой и действенной.

Речь идет не только о ритмах этюда, сцены, но о ритмах биоколебаний каждого, обеспечивающих ту или иную реакцию, поведение, вегетативный отклик. Без умения управлять собственными ритмами, собственными биоколебаниями, без подчинения организма воображению никакие «магические если бы...», никакие подробные разборы не помогут воспринимать воображаемые обстоятельства. «Воображение важнее знания», — говорил Альберт Эйнштейн. Именно поэтому в наших упражнениях понятие «правильно — неправильно» устранено из обсуждения. В тренинге важнее научить воображение, мышление быть свободным, чтобы потом в репетициях отбирать возникшие мысли и видения.

Это умение свободы мышления и воображения нуждается в длительной тренировке, она начинается еще на первом курсе в упражнениях на память физических действий и ощущений. Последнее слово здесь особенно важно, потому что на развитие памяти ощущений эти упражнения, главным образом, и направлены, только в этом случае они полезны и тренировочны для организма. Надо научить свой организм — сердце, легкие и т. д. — подчиняться воображению, заставлять его функционировать в соответствии с предлагаемыми ему ритмами-обстоятельствами, которые не обязательно задаются словами, «от ума», они могут быть заданы музыкой, цветом (об этом речь ниже) и т. д. Далее способность к саморегуляции развивается в упражнениях на внимание, на мышечную свободу, которые являются краеугольным камнем обучения, с нашей точки зрения, затем — в упражнениях на развитие воображения, о которых мы сейчас и рассуждаем.

Ритм мышления — «водитель» ритмов воображения и соответствующих вегетативных реакций. Это не просто предположение. И теперь можно подробнее остановиться на уже упоминавшемся исследовании вегетативных изменений и изменений мозговой деятельности в процессе проживания в воображении предлагаемых обстоятельств из третьего акта «Дяди Вани». Мы получили статистически достоверные данные.

В эксперименте участвовали студенты-актеры 4-го курса и студенты-экономисты (контрольная группа). Всем мужчинам было предложено прожить в воображении заданную ситуацию от имени Войницкого, всем женщинам — от имени Елены или Сони (по их выбору). И с теми, и с другими была проведена предварительная работа по разбору и анализу обстоятельств роли, по событийному разбору собственно сцены скандала. Затем делались измерения фоновой активности организма (по методу Nacatani — измерение электрокожного сопротивления в биологически активных точках по двенадцати каналам для установления активации всех жизненно важных органов и установления индекса функциональной активности всего организма), делалась запись фоновых ЭКГ и ЭЭГ, измерялось кровяное давление. После этого испытуемые проживали в воображении «предлагаемые обстоятельства». В процессе эксперимента постоянно фиксировались изменения на ЭКГ и ЭЭГ, затем вновь делались измерения индекса функционального состояния после проживания в воображении «предлагаемых обстоятельств» и измерялось кровяное давление. Были взяты группы из двенадцати актеров и двенадцати неактеров.

Эксперимент показал: у контрольной группы в процессе выполнения задания индекс функционального состояния в основном снижается (94%), изменения частоты сердечных сокращений (ЧСС) практически не происходит, у актеров индекс функционального состояния повышается у всех (100%), то есть весь организм в целом активируется, артериальное давление после переживания повышается у всех испытуемых-актёров, в отличие от контрольной группы. Рассмотрение изменений ЧСС требует особенно пристального внимания: понятно, что у всех актеров (100%) количественные изменения весьма существенны, у некоторых амплитуда колебаний пульса попадает в пределы от 55 до 120 ударов в минуту за время эксперимента (10 минут). Но самое интересное, что все картинки записи ЧСС имеют выраженные три эпизода «скандала» в соответствии с разбором, например у Войницкого: первый эпизод — Войницкий застал Елену, целующуюся с Астровым (ЧСС делает первый скачок), второй эпизод — «обсуждение» предложения Серебрякова о продаже усадьбы (ЧСС делает второй скачок), третий эпизод — выстрел (ЧСС делает третий скачок). У разных персонажей максимальные изменения в разных эпизодах: у «Войницких» — первый эпизод, у «Сонь» — первый эпизод (для нее первый эпизод связан с известием от Елены о результатах ее переговоров с Астровым), у «Елен» — третий эпизод (выстрел).

Данные, полученные по результатам электроэнцефалограммы (ЭЭГ), на наш взгляд, уникальны. Дело в том, что в этом эксперименте было и второе задание, связанное с проживанием в воображении ситуации, которая не предложена автором, а фантазируется, сочиняется испытуемым в обстоятельствах автора «здесь и теперь». Исследуя эмоции в предлагаемых обстоятельствах (а именно этот механизм и хотелось изучить) мы должны были обратиться к эмоциям разных знаков — положительной и отрицательной. Брать еще одну пьесу и выбирать оттуда отрывок с положительными эмоциями мы не решились. Слишком сложно было бы в один день, более того, в один час (продолжительность всего эксперимента для каждого испытуемого) погрузиться всерьез в разные обстоятельства, в разные жизни. Поэтому мы предложили испытуемым оставаться теми же Войницкими, Еленами, Сонями, но предположить, что было бы, «если бы»... Например, что было бы с Еленой, если бы Войницкий не вошел со своим букетом, а задержался где-то и не прервал поцелуй с Астровым, или что было бы с Соней, «если бы» Елена сказала ей: «Он (Астров) тебя любит», или что было бы с Войницким, «если бы» Серебряков сообщил о своем отъезде в Москву и для этого собрал всех в час дня, как у Чехова. Оказалось, что ситуация, которая сочиняется «здесь и теперь», у актеров дает реакцию активации — возбуждения зон коры головного мозга, в процентном отношении гораздо большую, чем ситуация, предложенная автором. Даже у не-актеров есть (вдесетяро, а то и более низкая, чем у актеров), но все-таки активация (возбуждение). В то время как «предлагаемые обстоятельства» активируют даже у актеров меньшее количество зон коры, у не-актеров в этом задании происходит почти тотальное торможение — снижение электрической активности зон коры.

Связано ли это со знаком эмоции или все-таки с тем, что ситуация сочиняется, а не предлагается, пока не известно. Но факт остается фактом — проживание в воображении ситуации, которая сочиняется «здесь и теперь» активизирует не только вегетатику, но и мозг в значительно большей степени.

Конечно, можно продолжить исследования и «набрать» большую статистику, но такие одинаковые изменения у всех до одного из двенадцати испытуемых актеров и двенадцати испытуемых не-актеров (контрольная группа) уже сейчас доказывают многое. Первое и самое главное: они подтверждают, что тренированное воображение актеров включает весь организм, во всех аспектах его деятельности. Происходит это без проиг-

рывания сцены, а значит, физическая жизнь в сцене (физические действия) не столь существенна для данного результата. «Рычагом» включения организма является воображение. Воображение же есть мышление и видения. Как мы уже упоминали, видениями-картинками управляет именно мышление в «предлагаемых обстоятельствах». Значит, тренировка мышления, особого, может быть, мышления в роли нуждается в пристальном внимании сценической педагогики и дальнейших исследованиях психофизиологии.

Кстати, в связи со всеми предыдущими размышлениями о влиянии «навязанного» ритма речи на мышление и, соответственно, на жизнь в роли, хочется вспомнить философские открытия одного из интереснейших философов XX столетия Мартина Хайдеггера. Язык Хайдеггера — это язык заклинаний, вслушивание в слово, уносящее сознание в дорациональные способы мышления без расчленения понятий на «знаю» и «не знаю». По его представлению, «хозяином» истины и не-истины является язык. Он заставляет мышление видеть мир как мир синонимов и антонимов, противопоставляет зло добру, небо земле и т. д.

Но Хайдеггеру важно, не что говорить языком, а как говорить. Как пишет историк искусства, культуролог А. К. Якимович: «Важен метод мышления и говорения, важно "как". Он (Хайдеггер. — Л. Г.) добивался (поскольку нельзя высказать молчание) какой-то странной, неясной речи, многомысленного пророчески-простодушно-ученого, хитроумно-нелепого говорения и плетения словес... Эротически соединяясь с возлюбленным Словом, он вместе с ним погружался в Единое и не хотел присутствия страшного соперника Разума. Он знал привычку нашего сознания, вышколенного в тысячелетней школе просвещения. Сознание вышколено так, что оно каждому слову моментально подбирает противоположность.... Таким образом и просвещен наш разум. Он не имеет силы взглянуть в глаза нерасчлененному Бытию.... Мы заперты. Отпереть клетку, вырваться из всемирного расщепления...»[25]

Эти мысли мне кажутся важными не с философской или любой другой точки зрения, а именно с практической. Они являют собой теоретическое обоснование наших практических проб в тренировке мышления и воображения через мышление. Именно это мне и представляется, когда я предлагаю студентам отказаться от всех своих «знаю — не знаю», «правильно — не правильно» и не бояться «бреда», как некоторые мо-

ментально оценивают свои пробы на непрерывность мышления и речи в навязанном ритме. «Бред» — определение того самого вышколенного просвещенного сознания, удерживающего в «клетке».

Итак, представляется, что управление ритмом мышления можно тренировать через «навязанные» ритмы речи. Эти упражнения мы уже упомянули, а более подробно рассмотрим механизмы связи речи и мышления в третьей главе.

Обратимся к другим способам провокации воображения при помощи ритма. Второй способ управления ритмом существования — дыхание. Исследования биоэлектрической активности мозга подтвердили ее связь с частотой дыхания и сердечным ритмом. Механизм «ритмостимуляции» активности мозга через дыхание был отмечен еще А. А. Ухтомским.[26]

Что такое «ритмостимуляция» через дыхание? Объяснить это легко на примере древних дзенских упражнений: дышать как 1) необъезженный конь, поднимающийся в гору, 2) тигр, готовящийся к прыжку, 3) прислушиваясь, 4) убегая, 5) подкрадываясь. Это перечисление предлагаемых обстоятельств, не правда ли? Но упражнение требует не прислушаться, а дышать так, как дышат, прислушиваясь. Верное дыхание (ритм) возбудит верный в этих обстоятельствах отклик ума и тела, верную реакцию.

Ухтомский пишет: «Установка определенной центральной группы (зон мозга) на определенный ритм работы — это и есть событие, которое предрешено нам в данных условиях резонирования на внешние стимулы преимущественно этой группы, а раз она зарезонировала, она и определяет дальнейшую работу целого на данный момент».[27]

В. В. Смолянинов пишет о принципах саморегуляции совершенно определенно: «...волновые процессы возбуждения лежат в основе, по-видимому, всех актов биологического самоуправления».[28] Следовательно, нужно искать способы самовоздействия (провокации себя) на эти самые «волновые процессы возбуждения».

Третий способ «ритмостимуляции» — движение, ритм тела. Это самый понятный вид, но менее действенный, так как откликнуться орга-

низмом (добиться резонирования) можно только на полюсные ритмы — очень быстрый и очень медленный, которые, как известно, влекут за собой соответствующее дыхание, ритм сердца, мышления и т. д.

Например, мы пробовали управлять воображением (или, по крайней мере, провоцировать его) при помощи ритмов тела «в неудобстве»: после выполнения крайне напряженной (до мышечного изнеможения и головокружения) физической разминки студентам задавались «неудобные позы», и в них они должны были говорить (бормоча) на заданную тему. Тогда репетировался второй акт «Дяди Вани», поэтому взяли тему «Гроза». Однако Чехов не упоминался в задании, нужно было вызвать в воображении все, что связано с этим словом у каждого, и проговорить. Чем дольше тело оставалось в неудобном положении (акробатическая «свечка», например), тем быстрее и громче студенты начинали говорить, тем больше ассоциаций, картинок, стихов о грозе и т. д. возникло в их памяти. Неудобство создало напряжения, следовательно, несмотря на статичность тела, сделало его ритмы и ритмы мышления более активными и динамичными.

Вот как описывает одно из таких упражнений в своем дневнике тренинга студент Б.:

Задан ритм движения в кругу, хлопками можно помогать себе удерживать этот ритм. Дается тема, например, «Тупик». Мысли, ассоциации, видения, воспоминания и т. д. также подчиняются ритму. Не сбиваясь, тело, мысли и воображение в одном ритме. По команде меняешь движение: идти задом, гусиным шагом и т. д., сохраняя внутренний и внешний ритм. Важна непрерывность, свобода, пустота, подчиненность первому импульсу. Тело не должно мешать мышлению. Оно начинает существовать как бы отдельно, и краем слуха я слышу новые команды для него, но это не прерывает моего воображения на тему. Чем быстрее темп, тем свободнее ты должен быть в своих ассоциациях. Если ассоциации уходят далеко в сторону, можно повторять в ритме несколько раз тему — «тупик, тупик, тупик...».

Тупик — это стена в пустыне, к которой человек шел тысячи километров. Можно разрушить эту стену. Вся жизнь ради этих мгновений, когда рассыпается стена. Тупик это всегда граница. Когда выныриваешь из воды океана и лежишь на спине. Твоей легкости хватило только на то, чтобы вынырнуть, а выше не поднимешься. Тупик? За твоей спиной миллиарды тонн воды. Морские гады пожирают друг друга. Жидкость океана это кровь и слезы. А перед тобой голубое чистое небо. И понимаешь постепенно, что Бог везде, и плоть возникла от грехопадения, но и там Бог. И поэтому любовь распространяется на все, вплоть до последней камбалы на дне. И это положение на грани не такое уж плачевное...

домашнее задание: «думать мысль» на заданную себе тему в течение часа».

А вот еще одна запись. Студентка К. (очень одаренная, на наш взгляд) пишет:

В упражнении воображение возникает в ритме, но в этюде или сцене на площадку выхожу — и нет воображения. А начинаешь насильно вызывать нужные картины — тормозишь, и тебе кричат: «Где текст?» Вообще, не понимаю, что значит воображение на площадке. На речи, когда читаем с Валерием Николаевичем, все понимаю. Иногда он говорит: «Вот, правильно. Это и есть воображение». А я ловлю себя на том, что я-то, когда читала, никаких картин не видела. Откуда же это воображение тогда взялось? Странно все это. Я вижу картину за словом и понимаю, что надо эту картину выпукло словом выразить, чтобы всем зрителям стало понятно, что я имею в виду! Когда же я конкретно просто что-то вижу, никто из зрителей этого не видит!!! Должен быть посыл энергии. Вот, например, в упражнении на восприятие друг друга. Я была в паре с Алешей. Я стояла спиной к Алеше и слушала его импульсы ко мне, а он должен был находиться в каком-то остром событии и, соответственно этому событию, совершал какое-то физическое действие — резко шагнул, поднял руку. Я в воображении видела его, чувствовала его посыл энергии ко мне и в точности повторяла те же физические действия. Нельзя абстрактно передавать действия, нужно что-то конкретное транслировать партнеру. Энергия!!!

Студентка сама совершила открытие, которое для иных еще нуждается в доказательствах: нельзя управлять видениями-картинками, они либо возникают, либо нет, можно управлять только мыслью — активно (энергия) думать в обстоятельствах, и тогда картинки обязательно возникнут, даже если актер не успеет зафиксировать их сознанием (пример студентки из урока по сценической речи). И это наверняка произойдет, если студенты учатся (в тренинге, в частности) управлению мышлением на площадке. Это и есть способ активизации воображения.

Конечно, все эти способы имеют прямое отношение к работе над ролью. Но прежде всего это способы длительной тренировки организма, предшествующей работе над ролью, то есть способы работы над собой. Организм, воображение нужно научить откликаться на мышление.

Это утверждение может вызвать сопротивление. Ибо мышление нам привычнее относить к сознанию, а воображение, по общему представлению, включает в себя и бессознательное. Более того, оппонентам сразу припомнится «айсберг», в котором сознание — только надводная, небольшая часть, а бессознательное — подводная часть айсберга, неосо-

знаваемая часть существа человека, его индивидуальности. Это, конечно, верно. Но в том-то и дело, что именно эта небольшая часть — сознание и является регулятором всей деятельности организма человека и самого человека, то есть всей его не только физической, но и психоинтеллектуальной деятельности. Сознание — это средство, сознание — это ключ. Сознанием управляет не восприятие или связанные с ним эмоции, а мышление и воображение. Восприятие органов чувств, ощущения, представления — это только антенны для связи с миром, но антенны не управляют, а осуществляют взаимодействия под управлением мышления. Более того, мышление и воображение часто управляют восприятием: «не вижу», «не слышу» того, что может повредить моим представлениям (психологическая защита). Мышление и воображение регулируют и эмоции. Сознание не зависит от деятельности, оно ею управляет, управляет разумом, организующим, в свою очередь, деятельность. Но мышление — инструмент сознания, а не разума. «Хозяин» своего мышления, то есть человек, научившийся регулировать мышление, имеет внутреннюю позицию, которая способна формировать внешние обстоятельства.

Внешние обстоятельства это реальность, имеющая то или иное материальное выражение. Но великое открытие Эйнштейна (Е = тс²) говорит нам, что материя и энергия взаимозаменяемы. Следовательно, внешние обстоятельства — это в какой-то степени только внешняя энергия, некие внешние вибрации, обладающие ритмом. Наша личность — это наши привычки, опыт, установки, сформированные жизнью. Все это выражается привычной для нашего восприятия длиной волны. «Навязанный» ритм учит организм воспринимать и транслировать ритмы и энергии разной длины, расширяет восприятие, сознание, управляет энергией. Ритм управляем. Внутренний ритм человека в равной степени определен внешними вибрациями и внутренними. Феномен усвоения ритма, о котором я упоминала, лежит в основе саморегуляции при помощи ритма, а, следовательно, регуляции восприятия, эмоциональной сферы. Все это возможно благодаря усвоению сознательно избранного ритма мышления.

Сознание, как известно, определено речью, а речь — отчасти — дыханием, значит регулятор мышления, эмоций, восприятия и т. д. — ритм речи, дыхания. Прежде чем пойти дальше в рассуждениях о воздействии ритма, отметим, что мы все время говорили о Сознании, а не о Разуме. Это разные понятия. Разум не допускает в сознание надразумные вещи.

А именно это — осознание того, что раньше было неосознаваемым — и является целью ритмостимуляции сознания.

Мы не упоминали пока о ритмостимуляции пластической, о восприятии телом «навязанного» ритма. О его воздействии очень хорошо известно каждому из собственного танцевального опыта, пусть даже бытового, не связанного с искусством. Ритм тела, будь это движение под музыку или под собственное «раз-два-три» меняет дыхание, сбивает бытовой ритм мышления, ритм восприятия.

Упражнение на пластическую ритмостимуляцию воображения может быть применено в работе над ролью, оно описано в разных вариантах в «Тренинге внутренней свободы»[29] и в первой главе книги. Имеются в виду все танцевальные вариации: «Танцую монолог», «Танцую мысль», «Танцую внутреннюю речь», «Танцую событие». В связи с предыдущим упражнением, можно попробовать «танцевать атмосферу».

Зачастую выразить словами, точно сформулировать столь тонкое понятие, как «атмосфера», не получается. Тогда можно попросить станцевать свое ощущение о сцене. Тот же «доклад» Серебрякова из третьего акта «Дяди Вани» и весь последующий скандал можно протанцевать всем его участникам. У каждого из них свои ритмы. В начале это индивидуальный танец, свое ощущение о смене атмосфер, чтобы тело откликнулось на ритмы-ощущения, потом можно позволить объединить все «танцы», разрешить танцевально взаимодействовать и воздействовать друг на друга. Режиссер, наверное (?), может репетировать при помощи изменения танцевальных ритмов участников, это может оказаться более понятным, чем словесное уточнение обстоятельств (хотя, конечно, не отменяет последнего). Осознание обстоятельств, таким образом, придет через тело, которому предложены иные ритмы, возбуждающие иное воображение, которое можно не переводить в слова. 'Впрочем, это только предположение. Мы не пробовали.

Комментарий 2002г.: со студентами 2-го курса мастерской В. М. Фильштинского, приступившими к пробам по роману Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание», мы осуществили это предположение. Правда, оно не касалось определенной сцены: задание потребовалось для изучения обстоятельств, толкнувших Раскольникова к его идее. Петербург, Сенная площадь, люди города, обитатели Сенной — вот что стало темой наших «балетов на Сенной». Как уже упоминалось, принципиальным шагом в нашей мастерской был переход к проведению

собственных авторских разминок с группой каждым студентом. Таким образом, каждый студент хоть раз за семестр оказывался тренером. В данном случае тренер должен был подготовить фонограмму музыкальной партитуры (набор разных музыкальных отрывков и шумов, звуков). Это были его ассоциации на тему «Петербург, Сенная площадь». Добавим, что каждый из студентов перед заданием провел на Сенной не менее часа, делая наблюдения, «вдыхая» атмосферу. Затем тренер предлагал свою музыкальную партитуру группе, а группа «танцевала» свои ассоциации про час, проведенный «а Сенной, в заданных им ритмах. Первый же «балет» оказался интересным. Он длился 50 минут, и уже через 10 минут после начала в аудитории возник город, Сенная площадь с ее постоянными обитателями и людьми, зачем-то пришедшими сюда сегодня. Перемена ритмов на фонограмме меняла событие и самочувствие толпы. Первый эпизод мы потом (в разборе) назвали «Агрессия», второй — «Праздник рвани», третий — «Агрессия побитых псов». Кроме сюжета у некоторых возникла очень интересная хореография. А главное, у всех появилась «жалость и гадливость». Пожалуй, это похоже на отношение Раскольникова, который называет толпу «вшами». На следующей разминке другой тренер предложил другие музыкальные отрывки, а, следовательно, другие ритмы и другие ассоциации и т. д. Через несколько разминок уже можно было отбирать наиболее точные ритмы, которые в большей степени провоцировали рождение атмосферы и самочувствия человека с Сенной площади. Кстати, студенты «танцевали» ассоциации к своим современным наблюдениям, а я и несколько присутствующих зрителей увидели Петербург Достоевского.

Аналогичный опыт мы получили в другой мастерской[30]. Там не было общего литературного материала, над которым работали бы все. Задание этого периода сформулировано так: «Я претендую». Из предложенного нами большого списка студенты выбирали произведение и роль, которую они хотят играть. Затем каждый должен был доказать это, сделав целый блок этюдов, зачинов к произведению, взглядов на произведение или его части. Таким образом, общего «балетного» тренинга быть не могло. Но студенты, узнав у товарищей с параллельного курса о наших экспериментах, попросили проводить с ними такие тренинги, а темы предложили сами. Они носили абстрактный характер: «Свои и чужие», «Чужой», «Мать», «Война» и т. д. Выяснилось, что при помощи этого вроде бы абстрактного тренинга мы приблизились к исследованию

проблем произведения А. С. Пушкина «ДжонТенер» (перевод А. С.Пушкиным записок североамериканского белого человека, прожившего 30 лет с индейцами), к которому уже давно прикасались в тренинге.

Но, главное, на наш взгляд, даже не исследование произведения таким образом. Главное, что даже скептики и «халтурщики» скоро признали, что в этом тренинге схалтурить не получается, он втягивает, заставляет сознание освободиться от воздействий реальности, включает воображение на заданную тему, а в результате, после выполнения «дает мощную психологическую разгрузку и кайф, даже если плакал в балете».[31] На вопрос, в чем же «кайф», студент ответил: «Я забыл себя такого и рад, что удалось вспомнить».

Полагаю, что такие опыты мы продолжим, они приближают и к произведению, и к соединению обстоятельств с собой, кроме того, как выяснилось, имеют психотерапевтический эффект.

Попробуем рассмотреть другие способы провокации и активизации воображения.

Одно из упражнений этого цикла — «Мяч воображения» — направлено на тренировку актерской реактивности — реактивности тела и воображения.

Упражнение выполняется в двух вариантах: группой и парами. В первом случае группа стоит кружком или, что сложнее, в свободном порядке располагается на площадке. Всем дано задание «думать мысль», то есть в заданном общем ритме проговаривать вслух ассоциации, видения, «обрывки» мыслей, интеллектуальной информации на заданную абстрактную тему, как это уже описывалось выше. У одного человека из группы в руках мяч, которым он играет в том же заданном ритме. В любой момент, когда ему захочется, он может бросить мяч любому участнику, выкрикнув фразу, проговариваемую в данный момент. Партнер, поймавший мяч, во-первых, должен его поймать, во-вторых, подхватить ассоциацию, видение и т. д., посланное ему вместе с мячом, его воображение-мышление должно откликнуться на новое. При этом мышление оказывается в некоторой растерянности, «на краю утеса», по выражению Э. Барбы, в неустойчивом равновесии пустоты, из которой стремится вырваться. Это активизирует воображение, заставляет его «выбалтывать» неосознанное.

Приведу показательный, на мой взгляд, пример: была выбрана тема «Любовь». Одна из студенток долго и безостановочно говорила абстрак-

ции: «Ромео и Джульетта, музыка, Ахматова, сероглазый король, измена, потребность души» и т. д. Другая говорила о своей любви, рассказывала случай из своей жизни. Мяч воображения был отправлен первой студентке со словами: «Я ощущаю его прикосновения». Она должна была повторить фразу и продолжить свою цепочку мыслей. Девочка повторила чужую фразу и вдруг заплакала, и стала говорить о том, о чем, как она потом призналась, она старалась забыть... и думала, что уже забыла. После тренинга она сказала, что возможность выговориться вслух позволила ей посмотреть на эти обстоятельства со стороны.

Во втором варианте упражнение делается парами, в каждой паре свой мяч. Некоторое время он находится у одного из партнеров, до тех пор, пока язык и мышление не настроятся на заданную тему и ритм. По команде ведущего мяч становится связующим звеном между мыслями и воображением партнеров. Они бросают друг другу мяч, выкрикивая свои мысли, воспринимая мысли партнера и отвечая на них. Это требует немедленной реакции тела и воображения. Это очень трудно и не может получиться с первого раза, требует тренировки реактивности без рефлексии и контроля.

Когда контроль преодолен, воображение-мышление на заданную тему не может «кончиться», так как сознание оказывается дополненным содержанием бессознательного, объем которого, как известно, не имеет границ. (После выполнения этого упражнения требуется упражнение на полное расслабление.)

Японское упражнение — ритуал «Рэнга» (в переводе с японского — сплетенные строфы), коллективное поэтическое сотворчество, относится к этому же циклу. В дзенской философии это своеобразный вид медитации, но он использовался также в мирском тренинге театра Но. После упражнений на релаксацию и концентрацию группе задается общий ритм (лучше, если это будет фонограмма, например, капающей воды или морского прибоя и т. д.) и общая тема. Далее (после пяти-десятиминутной настройки воображения) мысли — строки озвучиваются по очереди, воображение становится как бы общим, хотя каждый «сочиняет свою мысль». Тема может быть задана в любой форме — не только в словесной форме, но и, например, в музыкальной. (Более подробно это упражнение описано в моей книге «Тренинг внутренней свободы», СПб.: Речь, 2003). По рассказам участников в такие моменты на «внутреннем экране» возникаю