Цзюань первая

Гань Бао

Записки о поисках духов

Предисловие

В государстве Цзинь, неизменно состоящий при особе государя[1]Гань Бао, по второму имени[2]Лин-Шэн, уроженец Синьцая, написал.

Хотя я изучил все записанные в книгах сведения о прошлом и собрал все, что в наш век считалось давно забытым и утраченным, но коль скоро сам я не мог всего этого лично хоть раз увидеть и хоть раз услышать, так неужто посмею утверждать, что не упустил чего-то существенного?

Два параллельных предания[3]несогласны в своем рассказе о том, как Вэйский Шо[4]утратил свое владение; Цзы-Чжан[5]оставил нам два разных повествования о том, как астролог Люй служил государству Чжоу. И подобного рода примеры встречаются постоянно. Если все это учитывать, то, конечно, хотя это и трудно, лучше стараться увидеть и услышать все самому. Ведь даже в тех случаях, когда перед нами строгие слова документов, предназначенных для доклада трону, или же бамбуковые дощечки[6]с текстами государственной истории, — все равно положение остается тем же.

А если вдобавок в источниках рассказано о делах тысячелетней давности или записаны проявления странных для нас обычаев; если историки сами собирали обрывки слов среди жалких остатков утерянного или отыскивали следы событий, случившихся в глубокой древности, — то как после этого их рассказам не расходиться по разным тропам, а словам не растекаться по двум дорогам? Если учесть все, то не остается ли достоверным только одно утверждение: прежние исторические труды полны изъянов?

Все так, но не надо забывать, что в нашей стране никогда не упразднялись учреждения, где велись записи происходящих событий, и что среди наших ученых мужей никогда не прерывались труды по учету воспринятого слухом и зрением. Разве же это не означает, что утраченного все же оказывается мало, а сохраненного все-таки много?

В том, что нынче мною собрано, я не могу нести ответственности за позаимствованное мною из чужих записей прежних времен. Что же до событий, обнаруженных мною самим уже в наш век, то, если здесь и найдутся несуразности и ошибки, я все же хотел бы, чтобы издевки над ними не были перенесены на древних мудрецов и прежних знатоков. Ведь записанного и переданного ими вполне достаточно для утверждения, что пути духов — вовсе не обман.

Всего, рассказанного сотнями авторов, невозможно полностью прочесть; всего, воспринятого собственным слухом и зрением, невозможно полностью записать. Разысканного мною хватит, пожалуй, лишь на одно: чтобы поведать о происходящем в восьми пределах мира[7]и составить об этом ничтожные суждения. Только это, да!

Буду счастлив, если грядущие добродетельные мужи, стремящиеся проникнуть в корни событий, найдут здесь, чем развлечь ум, на чем задержать взгляд, — и не отвернутся с презрением.

Цзюань первая

1.1

Шэнь-Нун красной плетью рассек все «сто трав»[8]и познал до конца их успокаивающие и ядовитые, холодящие и согревающие свойства. Он отобрал и посеял сто злаков, обращая внимание на их запах и вкус. За это он в Поднебесной получил прозвание Шэнь-Нун — Святой Земледелец.

1.2

Наставник Чисун-цзы был Повелителем Дождей во время Шэнь-Нуна. Он принимал внутрь порошок ледяного нефрита и обучил этому Шэнь-Нуна. Мог войти в огонь — и не загореться. Добрался до гор Куньлунь, где часто входил в каменные пещеры Повелительницы Запада Си-ванму. Поднимался и опускался с ветром и дождем. Янь-ди — Огненный Император отдал за него свою младшую дочь, которая тоже обрела бессмертие, и они вместе удалились прочь от людей. Когда пришло время Гао-Синя, Чисун-цзы снова стал Повелителем Дождей и странствовал среди людей. Все нынешние духи Повелители Дождей берут свое начало от него.

1.3

Чицзян Цзы-Юй жил во время Хуан-ди. Он в рот не брал пяти злаков[9], питался же только цветами «ста трав». Когда пришло время императора Яо, он стал известен своими работами по дереву. Умел подниматься и опускаться с ветром и дождем. Кроме того, он у ворот рынка продавал бечеву[10], которую привязывают к стрелам, за что его называли также Чжоуфу — Бечевочник.

1.4

Нин Фэн-цзы — владетель Нин был человеком времени Хуан-ди. Есть предание, гласящее, что у Хуан-ди он служил управляющим гончарным делом. Случилось, что некий странник, проходивший мимо, поднес ему огонь, который мог испускать пятицветный дым. Прошло некоторое время, и тот же странный человек обучил Фэн-цзы добывать огонь. Фэн-цзы же собрал вместе столько огней, что зажег сам себя и стал подниматься и опускаться вслед за клубами дыма. Обнаружили после этого его пепел, и еще остались от него кости. Тогда же люди схоронили его на северных горах в области Нин, потому-то и называют его Нинский Фэн-цзы.

1.5

Во Цюань, собиратель лекарственных трав на горе Хуайшань, любил поедать ядра сосновых орешков. Все его тело обросло волосами длиною в семь цуней, оба глаза были квадратной формы. Он умел летать так быстро, что обгонял бегущую лошадь. Сосновые орешки он преподнес императору Яо, но Яо так и не удосужился попробовать их: сосна, мол, и есть сосна. А ведь если кто в то время вкушал их, непременно проживал триста лет!

1.6

Пэн-Предок был вельможей-дайфу во время Инь. Первоначально фамилия его была Цянь, а имя — Цзянь, и был он средним сыном внука повелителя Чжуань-Сюя — Лу-Чжуна. Прожил он весь период Ся и увидел конец Шан. За это его назвали Семисотлетним. Обычною его пищей были грибы-чжи с корицы. В Лияне есть дом Пэна — Бессмертного Предка. В прежние поколения говаривали: если там вызывать молитвами бурю и ливень, то не может быть, чтобы призыв не исполнился сразу же. Пара тигров восседала справа и слева от этой кумирни. И сегодня у входа в кумирню на земле можно видеть следы этих двух зверей.

1.7

Мэнь, ученик Сяофу — Дудочника, мог повелевать огнем. Питался цветами персика. Был «наставником дракона»[11]при императоре Кун-Цзя. Когда же Кун-Цзя не смог осуществить внушенных ему замыслов, он казнил Ши Мэня и схоронил в полях за стенами города. На следующее утро налетела буря с дождем, и деревья на горах все вспыхнули. Кун-Цзя построил в честь его кумирню, отправился возносить ему молитвы и умер, не вернувшись оттуда.

1.8

Гэ Ю, человек племени Цян из области Шу, жил в начале Чжоу, во время правления государя Чэн-вана. Он любил вырезывать из дерева баранов и их продавать. Однажды утром он даже въехал в Шу верхом на деревянном баране. Шуские ваны, хоу и другая знать, погнавшись за ним, взошли на гору Суйшань, а на Суйшани (расположена она в юго-западной стороне гор Эмэй) растет множество персиковых деревьев, и высота ее безмерна. Люди, пошедшие вслед за Гэ Ю, так и не вернулись обратно: все обрели путь бессмертия. Вот почему в деревенской песенке поется:

Если персик один

Обретешь ты на склонах Суйшани,

То бессмертным не станешь, наверно,

Ну а толстым, конечно же, станешь.

А у подножия горы стоят кумирни — несколько десятков.

1.9

Цуй Вэнь-Цзы, человек из округа Тайшань, учился науке бессмертия у Ван Цзы-Цяо. Цзы-Цяо, сам превратившись в белого кузнечика, протянул Вэнь-Цзы некое снадобье. Изумленный Вэнь-Цзы, схватив копье, ударил по кузнечику и поразил его. Тот выронил снадобье. Вэнь-Цзы наклонился, стал рассматривать снадобье — а это труп Ван Цзы-Цяо! Поместил тело в своем доме, накрыв его старым плетеным коробом. Вскоре труп превратился в большую птицу. Когда короб приподняли, чтобы взглянуть на тело, птица опрокинула короб и улетела.

1.10

Гуань Сянь, человек из удела Сун, занимался ловлей рыбы и так прожил около реки Суйшуй не менее ста лет. Поймав рыбу, он частью выпускал ее обратно, частью продавал, частью ел сам. Всегда носил чиновничью шапку и пояс. Увлекался разведением орехов ли[12], причем питался как цветами, так и плодами. Цзин-гун, правитель области Сун, спросил, каковы пути его науки, — он не раскрыл секретов, за что был казнен. Прошло несколько десятков лет. Гуань Сянь появился на воротах сунской столицы, много дней сидел там и играл на цине, после чего удалился. А после этого в каждом доме области Сун люди стали совершать в его честь поклонения.

1.11

Цинь-Гао, человек из области Чжао, искусно играл на цине. Он был шэжэнем при Кан-ване, правителе области Сун. Овладел искусством Цзюаня и Пэна[13]и плавал по водам местностей Цзичжоу и Чжоцзюнь не менее двух сотен лет. Наконец простился с этими местами и вошел в воды реки Чжошуй с целью поймать детеныша дракона, а с учениками условился так:

– Завтра вы все должны соблюдать очищающий пост и ожидать меня на берегу реки, соорудив там молельню.

Он и в самом деле выплыл из реки верхом на красном карпе, подошел к алтарю и на нем уселся. И было десять тысяч человек, видевших его. Оставался там один месяц, после чего снова ушел в реку.

1.12

Тао Ань-Гун был мастером по выплавлению металлов в Люани. Он раздувал свой огонь много раз, но однажды утром пламя вдруг взметнулось вверх, и все небо озарилось багровым светом. Гун пал ниц у подножия плавильной печи и умолял о помиловании. В тот же миг красный воробей сел на плавильную печь и прощебетал:

О, Ань-Гун! О, Ань-Гун! О, Ань-Гун!

До небес твоя плавка достала.

В день седьмой и седьмую луну

Ты с драконом подружишься с алым.

Пришел указанный срок, и Ань-Гун, воссев на дракона, удалился на юго-восток. Несколько десятков тысяч людей устроили ему проводы как Предку Аню, и он с ними со всеми простился.

1.13

Один человек ушел на гору Цзяошань и провел там целых семь лет. Лао-цзюнь[14] — Старец-Повелитель вручил ему деревянное сверло и заставил буравить плоский камень (а камень был толщиною в пять чи!), сказав при этом:

– Пробуравишь этот камень — обретешь Истинный Путь.

Набралось сорок лет, пока камень был пробуравлен насквозь. И наконец этот человек получил для себя секрет киновари, дающей бессмертие.

1.14

Лу Шао-Цянь был уроженцем Шаньяна. Однажды Ханьский император Вэнь-ди переоделся в простую одежду, лишь положив за пазуху золото, и намеревался обманным путем выведать у него, в чем состоит его Путь. Но Шао-Цянь, опираясь на посох с золотой головкой и держа в руке веер слоновой кости, вышел из дворца через главные ворота.

1.15

Хуайнаньский ван Ань любил даосскую магию. Однажды он приготовил чуцзай и стал ожидать гостей. Когда луна достигла апогея, появились восемь старцев и, дойдя до его ворот, попросили их принять. Привратник сообщил об этом вану. Ван же велел привратнику найти способ, как поставить их в затруднительное положение.

– Мой ван, — сказал тот, — стремится к долголетию. Вы же, почтенные господа, не владеете искусством даже остановить собственное старение. Ему нежелательно слушать вас.

Старцы, поняв, что он их не примет, тут же изменили свой облик и предстали в виде восьми отроков с лицами, подобными цветам персика. Ван тотчас их принял по полному ритуалу, услаждал восьмерых почтенных музыкой и сам спел песню в сопровождении собственной игры на цине:

От ясного-ясного неба высокого

Сиянье в любой стороне. — О, да!

Узнавши, что стать я хочу на Путь Истины,

Сошли вы, о старцы, ко мне. — О, да!

Вы, старцы, сегодня меня одаряете

Могучими перьями крыл. — О, да!

Теперь прикоснулся я к небу лазурному,

Я на гору Лянфу ступил. — О, да!

Могу любоваться я солнцем и месяцем,

В Ковше звездных духов встречать. — О, да!

И Яшмовой Деве, промчавшись на облаке,

Приказы мои отдавать. — О, да!

Это тот самый напев, который ныне называют «Хуайнаньской песнью».

1.16

Лю Гэнь, по второму имени Цзюнь-Ань, был человеком из города Чанъань в округе Цзинчжао. Во время Ханьского императора Чэн-ди он ушел на гору Суншань, чтобы изучать Путь, там встретил какого-то чужака, который вручил ему тайные рецепты, давшие ему бессмертие и умение вызывать души умерших. Ши Ци, правитель Инчуани, решил, что это все только заморочки, и послал служителя с приказом Гэню явиться, сам собираясь его казнить. Когда тот явился в присутствие, Ши Ци ему сказал:

– Вы даете людям возможность увидеть души умерших. А можете ли вы приказать душам явиться мне? Если нет — будете казнены.

– Это для меня просто, — отвечал Гэнь. Позаимствовав лежавшие перед правителем кисть и тушечницу, он написал заклинание и отдал земной поклон перед алтарным столиком. В тот же миг появились демоны — их было пять или шесть — и поставили перед Ци двух связанных узников. Ци всмотрелся — да это его отец и мать! Они ударили челом перед Гэнем:

– Наш недостойный сын был к вам непочтителен, он заслужил десять тысяч смертей. — И принялись бранить Ци: — Пусть твои дети и внуки не смогут прославить отца и деда! Ты чем-то прогневил духов, раз они все время обращаются так с твоими родителями!

Ци испуганно запричитал, проливая слезы, и с низким поклоном умолял Гэня простить его проступки. Но Гэнь вдруг исчез неизвестно куда, не сказав ни слова.

1.17

Во время Ханьского Мин-ди чиновник Высочайшей канцелярии Ван Цяо из Хэдуна стал начальником уезда Е. Цяо владел искусством волшебства: каждый месяц в новолуние он обыкновенно являлся ко двору из своего уезда. Император удивлялся. Сколько бы раз он ни приезжал, никогда не было видно ни повозки, ни верховой лошади. Было приказано главному историографу тайно подстеречь его. И тот рассказал, что как раз перед прибытием Цяо вдруг появилась пара диких уток, прилетевшая с юго-востока. После этого устроили засаду и, когда увидели подлетающих уток, расставили сеть. Но поймали только пару туфель. Послали их в Высочайшую канцелярию на опознание — оказалось, что это туфли из тех, которые в течение последних четырех лет жаловали чиновникам Высочайшей канцелярии.

1.18

Цзи Цзы-Сюнь, неизвестно откуда происходивший, жил во время Восточной Хань. Приехав в Лоян, он посетил дома нескольких десятков сановников и с почтением произносил, приглашая их всех «на доу вина и на кусочек сушеного мяса»:

– Я приехал сюда издалека, и у меня ничего нет, но все-таки окажите моему угощению хоть какое-нибудь внимание.

На пиру собралось несколько сот человек, они пили и ели предложенное им угощение целый день, а оно все не иссякало. Когда же хозяин уехал, все видели после этого белые облака, клубившиеся в небе с раннего утра до позднего вечера. И тогда один столетний старец вспомнил:

– Когда я был еще ребенком, я видел, как Сюнь покупал снадобья на рынке в Гуйцзи. Цвет лица у него был тогда совсем таким же, как сейчас.

Сюню не понравилось жить в Ло, и он вскоре уехал прочь. В годы под девизом Чжэн-ши один человек в городе Бачэне, что на восток от Чанъани, видел его разговаривающим с каким-то почтенным старцем, как он поглаживал медную статую и приговаривал:

– Мне посчастливилось наблюдать, как ее отливали лет эдак пятьсот тому назад.

– Почтенный господин Цзи! — окликнул его увидевший. — Подождите чуть-чуть!

И пошел навстречу ему. Вроде бы Цзи двигался не спеша, но его не смогла бы догнать даже беговая лошадь.

1.19

Хань Инь-Шэн, мальчик-нищий, живший под мостом Вэйцяо в Чанъани, постоянно просил милостыню на рынке. Люди на рынке издевались над ним, обливали его нечистотами, но вскоре он появлялся на рынке вновь, все так же просил милостыню, а на одежде не видно было и следов грязи. Старший смотритель рынка, узнав о нем, приказал заключить его в колодки, сковывающие руки и ноги, но он опять появился на рынке и продолжал нищенствовать. Тогда смотритель снова заковал его в колодки и намеревался казнить, но он и тут сумел уйти. А в семьях тех, кто обливал его помоями, сами собой обрушились крыши, задавив несколько десятков человек. В округе Чанъань ходила такая песенка:

Коль мальчика-нищего встретишь,

Пои его лучшим вином. —

Тогда ты избегнешь беды и несчастья,

Не рухнет внезапно твой дом.

1.20

Пин Чан-Шэн, житель волости Гучэн, человек неизвестного происхождения, многократно умирал и вновь воскресал. Современники, однако, не верили, что это было в самом деле. Но потом случилось большое наводнение, от которого пострадал не один человек. Как вдруг на горе Цзюэмэнь появился Пин и крикнул во весь голос:

– Я, Пин Чан-Шэн, здесь! — И потом сказал людям: — Когда снова придет праздник Дождевой Воды[15], после него на пятый день наводнение прекратится.

Когда же наводнение и в самом деле прекратилось, люди поднялись на гору, желая совершить ему поклонение, но не нашли там Пина, а только его одежду, посох и кожаный пояс. Прошло еще несколько десятков лет — и он снова появился и стал стражем ворот на рынке в Хуаине.

1.21

Цзo Цы, другое имя которого было Юань-Фан, родом из Луцзяна, в молодости проник в тайны духов. Однажды Цао-гун устроил пир. Гун сказал, с улыбкой оглядев гостей:

– Для высокого собрания приготовлены сегодня редкие яства, не хватает лишь фарша окуня из реки Усун.

– Достать его легко! — ответил Фан.

Наполнив водою медный таз, он тут же взял удочку из бамбука и стал удить в тазу. Через мгновение вытащил окуня. Гун хлопнул в ладони. Все собравшиеся тоже изумились.

– Всех гостей одной рыбой не оделишь, — сказал гун, — хорошо бы добыть еще парочку.

Ван вновь принялся удить и вскоре вытащил еще несколько окуней, манивших своей свежестью, каждый длиною эдак по три чи. Гун тут же сам изрубил рыбу и обнес гостей.

– Теперь у нас есть рыба, — произнес гун, — жаль только, что нет свежего имбиря из Шу.

– Достать его тоже просто, — ответил Фан. Опасаясь, что он приобретет имбирь где-нибудь поблизости, гун сказал так:

– Некоторое время назад я отправил людей в Шу купить парчи. Можно приказать вашему человеку — пусть заодно сообщит моим посланцам, чтобы приобрели на два куска больше.

Человек ушел и тотчас же вернулся со свежим имбирем.

– Я видел ваших посланцев в парчовой лавке и велел им купить на два куска больше, — доложил он.

(Когда прошел примерно год, посланцы гуна возвратились, привезя два лишних куска шелка. На вопрос гуна они ответили: «Много времени назад, в такую-то луну, в такой-то день, мы встретили в лавке вашего слугу, и он передал нам ваше приказание».)

Потом гун выехал за стены города в сопровождении свиты в сотню человек. Фан поднес им жбан вина и кусок мяса. Своими руками наливая из жбана, поднес всем чиновникам — и все они опьянели и насытились. Гун удивился и велел расследовать, откуда это вино. Оказалось, что еще вчера во всех близлежащих лавках исчезло вино и мясо. Гун разгневался и втайне собирался казнить Фана. Хотели его схватить прямо у гуна на пиру, но Фан вошел в стену и исчез. Объявили повсюду о розыске. Кто-то увидел его на рынке. Хотели его схватить, но все люди на рынке приняли облик Фана, и никто не мог понять, где же он сам.

Несколько позже встретили Фана на горе Янчэн. Стали его преследовать, но он скрылся в стаде баранов. Гун понял, что заполучить его не удастся, и велел огласить баранам такой указ:

«Цао-гун не собирался убивать вас, он лишь испытывал ваше искусство. Ныне вы его доказали, и гун желает увидеть вас».

Тут один старый баран согнул передние ноги и, став по-человечески, произнес:

– Спешу на зов!

– Он и есть этот баран! — закричали люди и наперебой бросились его ловить.

Но тут все стадо в несколько сот голов превратилось в таких же старых баранов, которые согнули передние ноги и, став на задние, закричали:

– Спешу на зов!

И опять никто не смог его поймать.

Лао-цзы говорит: «Я испытываю великие страдания потому, что у меня есть тело. А если бы у меня тела не было, как бы я мог страдать?» А последователи Лао-цзы могли бы сказать так: «Сколь далека от нас возможность не иметь тела!»

1.22

Сунь Цэ собирался переправиться через Цзян и захватить город Сюй. В поход он выступил вместе с Юй Цзи. Стояла сильная засуха, все кругом было выжжено. Цэ торопил свое войско поскорее выводить лодки. Как-то рано поутру он лично вышел проверить, все ли сделано, и увидел, что многие военачальники собрались возле Цзи. Это рассердило его.

– Выходит, я хуже Цзи! — сказал Цэ. — Сначала идут на поклон к нему! — И велел схватить Цзи и доставить к себе.

– Небо послало засуху! — кричал он. — Дождя нет, по дорогам не проехать, переправиться не удается! Я сам поднялся с утра! А вы преспокойно сидите в лодке и разными бесовскими штучками разлагаете ряды моих войск! Теперь-то я с этим покончу!

Цзи по приказу Цэ был схвачен и брошен на самом солнцепеке. Повелел ему вызвать дождь: если сумеет растрогать Небо и в полдень пойдет дождь — получит прощение, если нет — будет казнен. В то же мгновение стали подниматься облака испарений, быстро сгустились тучи. Настал полдень, хлынул ливень, все горные речки переполнились. Военачальники и солдаты ликовали: Цзи будет помилован! И отправились поздравить его.

Но Цэ все-таки казнил Цзи. Все скорбели и спрятали его тело. Пришла ночь. Вдруг появилось облако и накрыло тело. А когда на следующее утро люди пришли взглянуть на него, оказалось, что тело исчезло неизвестно куда.

После казни Цэ все время сидел один, но ему все казалось, что Цзи где-то рядом с ним. Затаив в душе ненависть, он совершенно потерял покой.

Впоследствии Цэ лечил язвы от ран. Когда пошло на поправку, он достал зеркало и стал себя рассматривать. В зеркале увидел Цзи; оглянулся — никого нет... Так повторилось несколько раз. Цэ ударил по зеркалу и закричал. Раны вскрылись, и Сунь Цэ умер.

Юй Цзи был даосом, родом из Ланъе.

1.23

Цзе Янь, человек неизвестного происхождения, жил на горе Фаншань в годы Цзянь-ань. От своего наставника, Байянского гуна Ду, он воспринял Путь Учения о сокровенном единстве и недеянии[16]. Умел с помощью перевоплощений скрывать свой истинный облик. Однажды он направился к Восточному морю и по пути, задержавшись в Молине, имел беседу с повелителем государства У. Повелитель У, чтобы оставить Яня у себя, оборудовал для него во дворце особый храм. Однажды он несколько раз посылал к Яню гонцов, желая получить совет, как лучше действовать. Янь являлся то отроком, то старцем, не вкушал предложенных угощений и не принимал подношений. Повелитель У пожелал обучиться его искусству, но Янь, ссылаясь на то, что повелитель У слишком много времени проводит в женских покоях, за много месяцев так и не приступил к обучению.

Повелитель У разгневался, приказал связать Яня и выставил воинов, повелев стрелять в него из арбалета.

Арбалет выстрелил, но на этом месте оказались только веревки, а куда девался Янь, так никто и не понял.

1.24

Во время царства У жил некий Сюй Гуан. Как-то он решил показать на рынке свое магическое искусство. Попросил у одного торговца тыкву, но тот не дал. Тогда упросил дать ему одно тыквенное семечко, взрыхлил посохом землю и посадил его. Тыква тут же проросла, сплела стебли, раскрыла цветы, завязала плоды. Сюй Гуан сорвал одну тыкву, поел сам и угостил всех смотревших. Заглядевшись на него, торговцы отвернулись от своих товаров, и у них все исчезло; по пословице — «постигли наводнение и засуху».

Проходя мимо ворот старшего полководца Сунь Чэня, Сюй Гуан подобрал полы одежды и поспешил прочь, отплевываясь во все стороны. Кто-то спросил его, в чем дело.

– Я не в силах снести, зловоние льющейся крови, — ответил он.

Чэнь, когда ему передали эти слова, разгневался и казнил Гуана; отрубил голову, но крови не было.

Когда Чэнь сместил малолетнего государя[17]и возвел на престол Цзин-ди, он сел в повозку, собираясь на поклонение могилам императоров. Сильный ветер налетел на повозку Чэня, и она перевернулась. И тут Чэнь увидел на сосне Гуана, который ударял в ладони и со смехом показывал на него пальцем. Чэнь спросил у приближенных — оказалось, что никто ничего не видел.

Вскоре Цзин-ди казнил Чэня.

1.25

Гэ Сюань, по второму имени Сяо-Сянь, получил от Цзо Юань-Фана «Книгу о бессмертии от девятикратно переплавленной киновари». Он устроил угощение и рассказал гостям, какого искусства превращений он достиг.

– Если вы, сударь, овладели этим в совершенстве, то покажите нам что-нибудь особенно забавное, — сказали гости.

– Вы бы определили, что именно вы хотите увидеть, — возразил Сюань.

Он тут же выплюнул пищу из своего рта, и пища превратилась в многотысячный рой крупных пчел, которые собирались вокруг гостей, но ни одна никого не ужалила. Через некоторое время Сюань разинул рот, пчелы все туда влетели, а Сюань разжевал их и проглотил — это опять была прежняя пища. Потом он начал указывать пальцем на лягушек, на всякого рода насекомых, на ласточек, на воробьев и тем заставлял их плясать, ритмично, совсем как люди.

Зимою он мог предложить свежие тыквы и жужубы, а летом сотворить лед и снег. Как-то он принес несколько десятков монет и велел людям побросать их в колодец. Потом поставил на край колодца какую-то посудину, громко позвал, и монеты одна за другой вылетели из колодца. Или угощал гостей вином — и никто не передавал чарку от одного к другому. Она сама останавливалась перед человеком и, пока он не осушал вино, чарка от человека не отходила.

Однажды Сюань сидел в палатах у Повелителя У. Появились местные жители, молившие о дожде.

– Простые люди хотят, чтобы пошел дождь, — сказал Повелитель У, — нельзя ли помочь им получить желаемое?

– Добиться дождя просто! — ответил Сюань.

Он тут же написал заклинание и положил его на алтарный столик. В тот же миг небо и земля окутались тьмой и дождь полил рекою.

– Но ведь в воде должна водиться рыба, — сказал государь.

Сюань написал еще одно заклинание, в воде появились сотни больших рыбин, а людям велено было их приготовить.

1.26

У Мэн, родом из Пуяна, служил в государстве У, где был сначала начальником Сиани, а потом поселился в Фэньнине. По природе своей был чрезвычайно почтителен к старшим. Встретил Дин И, человека высоких достижений, и тот передал ему рецепты волшебства. Еще У Мэн получил от него тайные законы и заклинания для духов. После этого часто занимался даосскими искусствами. Однажды во время урагана он написал заклинание и бросил его на крышу дома. Появился черный ворон и унес в клюве заклинание, а ветер сразу же стих. Кто-то спросил, в чем тут дело.

– На южном озере была лодка, — был ответ, — она попала в бурю, а я, даос, решил ее спасти.

Проверили — оказалось, что так оно и было.

Умер Гань Цин, начальник Сиани. Через три дня Мэн вдруг сказал:

– Счет его лет еще не полон, надо сообщить об этом Небу.

Он улегся в доме, где лежало тело. Через несколько дней поднялся, и начальник вместе с ним.

Через некоторое время он в сопровождении учеников возвращался в Юйчжан. Воды Цзяна были бурными, и никто не мог переплыть через реку. Тогда Мэн опахалом из белых перьев, которое держал в руке, стал проводить черты по волнам Цзяна, поперек его течения. Образовалась сухая дорога, по которой все они неторопливо переправились на тот берег, а когда переправа закончилась, вода вернулась. Все смотревшие изумлялись.

Как-то в Сюнь-яне он сохранил в целости дом военного советника Чжоу. Случился тогда сумасшедший ветер, но Мэн и тут написал заклинание, бросил на крышу дома, и ветер сразу же стих.

1.27

Юань Кэ, человек из Цзииня, был наделен прекрасной внешностью. Многие женщины в городе, где он жил, хотели бы выйти за него, но он так никогда и не женился. Долгое время он сеял душистую пятицветную траву и в течение десятков лет питался только ее семенами. Как вдруг появились волшебные пятицветные бабочки и сели на его душистую траву. Кэ наловил их и накрыл полотном, чтобы от них вывелись шелковичные черви. Когда время для червей пришло, ночью к нему явилась святая дева и помогала потом ему этих червей вскармливать. А кормили они своих червей все той же душистой травой. Получили они сто двадцать коконов, каждый величиной с жбан. На полную размотку одного только из этих коконов уходило шесть-семь дней. Когда же размотка была закончена, дева и вместе с ней Кэ ушли к бессмертным, куда — не знает никто.

1.28

Во время Хань некий Дун Юн, родом из Цянь-чэна, рано потеряв мать, жил с отцом. Все силы отдавая клочку земли, он возил отца в оленьей тележке, а сам ходил следом. Отец умер, а похоронить его было не на что. Тогда Юн продал себя в рабство, чтобы на эти деньги совершить похоронный обряд. Хозяин, узнав о его мудром поступке, дал ему десять тысяч монет и отослал его домой. Завершив трехлетний срок траура, Юн решил вернуться к хозяину и трудом раба отплатить ему за благодеяние. По дороге он встретил женщину, которая сказала:

– Хочу стать вашей женой. И отправилась вместе с ним.

– Деньги я вам отдал безвозмездно, — сказал Юну хозяин.

– Благодаря вашим милостям я завершил траур и похоронил отца как должно, — возразил Юн. — Хотя я, Юн, и ничтожный человек, но теперь хочу трудиться не жалея сил, чтобы отплатить вам за вашу доброту.

– А что умеет ваша жена? — спросил хозяин.

– Умеет ткать, — был ответ Юна.

– Быть по-вашему, — согласился хозяин. — Пусть ваша жена соткет мне сто штук шелка.

Так жена Юна принялась ткать в доме хозяина и завершила урок за десять дней. Выйдя из хозяйских ворот, она сказала Юну:

– Я — Небесная Ткачиха[18]. Зная о вашей сыновней почтительности, Небесный Повелитель приказал мне помочь вам вернуть долг.

Сказала — и растворилась в воздухе. Куда девалась — неизвестно.

1.29

Некогда Хозяйка дворца Гоуи[19]совершила проступок и была приговорена к смерти. Когда она лежала в гробу, тело ее не смердело, напротив, было слышно благоухание на десяток ли. Поэтому ее погребли в кургане Юньлин[20]. Государь горько оплакивал ее. Подозревая, что она — человек не обычный, он вскрыл погребение и осмотрел его. В гробу было пусто, тела не было, осталась лишь пара шелковых туфель.

Еще говорят, что Чжао-ди, вступив на трон, хотел изменить место ее захоронения, но гроб оказался пустым, тело исчезло, остались только шелковые туфли.

1.30

Во время Хань жила некая Ду Лань-Сян, сама про себя говорившая, что она родом из Нанькана. А весной четвертого года под девизом Цзянь-е она навестила Чжан Чуаня, которому в ту пору было семнадцать лет. Едва его повозка оказалась за воротами, она велела служанке передать ему такие слова:

– Матушка моей хозяйки, когда родила ее на свет, предназначила ей сочетаться с вами. Может ли она не последовать почтительно этому приказу? Но она хочет, чтобы вы ваше имя изменили на Ши.

Новоявленный Ши позвал девушку показаться ему — на вид ей тоже было лет шестнадцать-семнадцать, и разговор их касался вещей все таинственных и отдаленных. С нею были две служанки, одну из которых звали Сюань-Чжи — Ветка Златоцвета, а другую — Сун-Чжи — Ветка Сосны. На золоченой повозке, запряженной синим буйволом, были приготовлены всяческие яства и напитки. И сочинены были стихи, гласившие:

Вершину священную

матушка мне отвела.

Привыкла гулять я,

где туч отдаленных гряда.

Рабынь вереницы

несли опахала за мной,

Ворота Юнгуна

затворены были всегда.

Куда же сегодня

как вихрем меня занесло?

В мирских нечистотах

я не ощущаю стыда.

За мною последуй —

и счастье пребудет с тобой;

А если отвергнешь —

преследовать будет беда.

Когда же пришло начало восьмой луны этого же года, она еще раз навестила его, и в написанных ею стихах говорилось[21]:

Я в дальних далях

Облачной Реки.

Гора Цзюи

пред взором предстает.

К тебе мой челн

теченьем не прибьет:

Не переплыть

преграду Слабых Вод.

Достав три плода плюща — каждый размером с куриное яйцо, — сказала:

– Съешьте это — и вы не будете бояться волн и бурь, станете стойким в стужу и жару.

Два плода Ши съел, а один хотел оставить, но она настояла, чтобы Ши съел и этот последний, добавив при этом:

– Хотя я с самого начала и была предназначена вам в жены, но чувства наши так и не стали бескрайними. Мы с вами не соединялись целый год — таково было небольшое испытание для нас. Ныне же, когда на востоке в час мао появилась звезда Дайсуй, я должна была вернуться к вам и вас отыскать.

Когда Лань-Сян в этот раз низошла к Ши, он спросил ее:

– С какой молитвой можно призвать тебя на помощь?

– Молитвой об уничтожении бесов для излечения от болезней, — ответила она, — но молитвы похотливые пользы не принесут. Я, Сян, уничтожаю бесов при помощи снадобий.

1.31

Сянь Чао, по второму имени И-Ци, во время Вэй был помощником делопроизводителя в округе Цзибэй. В годы под девизом Цзя-пин он, оставшись как-то ночью один, увидел во сне святую деву, пришедшую и служившую ему.

– Я на Небесах была Яшмовой Девой, — сказала она про себя, — но сейчас родилась в округе Дунцзюнь в семье Чэнгун, и мне дано имя Чжи-Цюн. Я рано потеряла моих земных родителей, и Небо и Земля, оплакивая горечь моего сиротства, послали меня к вашей милости, чтобы я вышла за вас и служила вам как мужу.

Когда Чао видел этот сон, он испытывал блаженство, ощущал радость, дивясь ее необыкновенной красоте и облику, не виданному среди людей. Пробудившись от грез, он благоговейно вспоминал о ней, не понимая, здесь ли она или уже ушла.

Так прошло три-четыре ночи, и однажды она приехала к нему наяву в женской крытой повозке в сопровождении восьми служанок, облаченная в тончайшие вышитые одежды. Прелестная лицом и изящная телом, она напоминала летящую небожительницу. Сказала, что ей семьдесят лет, но выглядела как пятнадцати- или шестнадцатилетняя. В ее повозке нашелся сосуд с вином и пять чашек, покрытых сине-белой глазурью. Питье и яства были причудливы. Расставив посуду и разлив сладкое вино, она пила и ела вместе с Чао.

– Я — Яшмовая Дева с высоких Небес — получила приказ служить вам, — сказала она ему, — не говоря даже о ваших достоинствах, вы так растрогали меня той ночью, что мы должны теперь стать мужем и женой. Выгоды это вам не даст никакой, но и вреда тоже принести не может. Так или иначе, для ваших поездок вы всегда будете иметь легкую повозку и сытую верховую лошадь, для пропитания — дивные яства из дальних стран и на платье сможете получать любые ткани, какие душе угодны. Правда, я — бессмертная и не могу родить вам сына, но мне зато неведома ревность, и я не буду мешать вашему стремлению к соединению с другой женщиной.

Они стали мужем и женой. Она преподнесла ему стихи, где в числе других были такие строки:

По волнам скитаясь,

я радость встречала повсюду,

Где в тучах на камне

из поросли чжи одеянье. —

Нужны ли награды

тому, кто прославлен отвагой?

Он доблестей полон —

и в том его веку лаянье.

У девы бессмертной

пустою любовь не бывает:

Судьбы повеленьем

пришла я к нему на свиданье.

Меня если примет —

прославятся пять поколений;

Меня он отвергнет —

накличет беду и страданье.

В этих строках — самое главное из того, о чем говорилось в ее стихах, всего же в них было не менее двухсот слов, и целиком выписать их здесь невозможно. И еще она приложила комментарии к «Переменам» в семи цзюанях, где были и «Знаки» и «Символы», и соотносилось все это с «Толкованиями», отчего объяснения иероглифов приобретали глубокий смысл. По этой книге можно было гадать и о счастье и о беде, подобно тому, как это делают по «Великому таинству»[22]Ян-цзы или по «Книге о Срединности»[23], написанной Сюэ. Чао сумел вникнуть в смысл наставлений всех этих книг и использовал их в гаданиях о будущем.

Прошло лет семь или восемь с тех пор, как они стали мужем и женой. Отец и мать нашли для Чао вторую жену, и после этого они не каждый день вместе ели и не каждую ночь вместе спали. Придя же ночью, она утром уходила стремительно — как улетала. Один только Чао видел ее, а другие люди — нет. Хотя из уединенных покоев, где она жила, временами доносились голоса и нередко обнаруживались ее следы, но облика ее никто не видел. Впоследствии люди стали неотвязно расспрашивать его, и все происшедшее с ним постепенно просочилось наружу. Тогда Яшмовая Дева стала просить отпустить ее.

– Ведь я — дух, — говорила она, — и хотя сочеталась с вами, но надеялась, что люди об этом ничего не узнают. А вы по природе своей не умеете хранить тайны. Вся наша история от начала до конца стала общим достоянием, и я уже не могу продолжать сношения с вами. Мы были связаны много лет, ваши милости для меня — совсем не пустяк, и уж конечно мне грустно расставаться с вами в это утро. Но по-другому поступить никак нельзя, каждый из нас двоих должен сделать над собой усилие.

И вот она позвала своих слуг и возницу, поставила вино и яства. Потом достала из бамбуковой плетенки сотканные ею два комплекта одежды, оставила их Чао и еще преподнесла стихотворение. Сплетя на прощание руки, они горько оплакивали разлуку. Чинно взойдя в повозку, она умчалась как на крыльях. Много дней горевал Чао, едва не умер от истощения.

Прошло пять лет после ее отъезда. Чао с поручением отправился из округа в столицу Ло. Доехав до горы Юйшань, что в Цзибэе, он спешился на меже и стал издали разглядывать дальнейший путь на запад. На извилистой дороге он обнаружил повозку, запряженную конем, а в ней вроде бы Чжи-Цюн. Погнал коня вперед — в самом деле это она. Откинув полог, он смотрел на нее — радость и печаль у них сплелись между собой. Помогая по дороге друг другу, они вместе добрались до Ло, и все стало хорошо, как было некогда. И так оставалось вплоть до годов Тай-кан. Только приходила она не каждый день, но являлась по праздникам: в третий день третьей луны, пятый день пятой луны, седьмой день седьмой луны, девятый день девятой луны и в пятнадцатый день после Нового Года. Появляясь внезапно, она проводила у него ночь и удалялась.

Это в ее честь Чжан Мао-Сянь написал «Оду святой деве».

Date: 2015-10-18; view: 342; Нарушение авторских прав