Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Остальные ответственные сотрудники
Генерал Василий Федорович Малышкин присоединился к Власову, служа в пропагандном учреждении Министерства восточных областей. Он находился в немецком плену уже продолжительное время и был в числе тех людей, которые по указанию министра Рейха восточных областей Розенберга были предназначены для управления в оккупированных областях. Таких людей собирали в лагере Вулхейде под Берлином, и там они чуть было не умерли от голода, не получая продовольствия в результате недосмотра одного из учреждений. Генерала Малышкина выручило из лагеря Вулхейде отделение WPr.IV и убедило его примкнуть к Власову. После личного разговора с Власовым, которому Малышкин мог доказать, что он не оплачивается немцами, он присоединился к Власову в его борьбе с большевизмом. В Советском Союзе Малышкин во время между двумя войнами находился под подозрением. В связи с большой чисткой в рядах советской армии после дела Тухачевского, Малышкин был обвинен в шпионаже в пользу японцев и осужден. Тогда много тысяч офицеров, начиная с генералов и кончая младшим штаб-офицером, было арестовано и расстреляно. Арестованные были вынуждены не только сознаваться в своей вине, но и выдавать бывших с ними в заговоре. Точно так же один из старших офицеров Красной армии, обвиненный в шпионаже в пользу японцев, что было чистейшей выдумкой, не выдержав пытки, признал свою вину и назвал ряд имен своих воображаемых заговорщиков, в том числе и Малышкина. Однако он предоставил Малышкину шанс на спасение. Он обвинил его в том, что тот выдал японцам планы железнодорожного моста через одну из рек. А позже выяснилось, что все обвинение было построено на лжи, так как на этой реке вообще не было никакого железнодорожного моста. Это дало возможность Малышкину опровергнуть обвинение. Но, несмотря на это, он был осужден на годы в лагере строгого режима и стал одним из «зека», описанных позже Солженицыным в его «Архипелаге Гулаг». Всё же жизнь ему удалось спасти. Когда началась война, понадобились офицеры. Вспомнили об осужденных и привлекли на службу, и Малышкина. В чине генерал-майора он стал начальником штаба 19-й армии, которая должна была действовать против немцев. Становится понятным, что такой столь много претерпевший человек использует первую возможность, чтобы начать борьбу с этим глубоко ненавидимым бесчеловечным режимом. Малышкин был типичным представителем честной, но целиком неосведомленной о мировых событиях русской интеллигенции: культурный, любящий искусство, корректный и добродушный человек. Как помощник Власова он стал шефом начавшего образовываться Главного организационного управления Освободительного Движения, в котором было несколько отделов. Однако Малышкину в значительной мере не хватало тех основных черт, которые необходимы для руководства большим учреждением, а именно вообще административного таланта и способности в нужный момент действовать решительно. С другой стороны, у него была счастливая рука при выборе помощников. Как любитель искусства Малышкин свой досуг использовал на изучение своего любимого поэта Есенина, стихи которого он почти все знал наизусть. При этом расскажу об одном характерном эпизоде. Однажды утром приемная генерала Малышкина была до последнего стула заполнена ожидающими приема. Это все были старые русские эмигранты, желавшие говорить с начальником Главного организационного управления КОНРа. Часы показывали уже половину одиннадцатого, а генерала еще не было. На мой вопрос «Где же генерал?» его адъютант смущенно ответил: «Он еще в своей комнате и занят». Я подошел к двери, постучал и услышал разрешение войти. Генерал с удивлением смотрел на меня. Он еще лежал в постели с книжкой Есенина в руках… Как следующего человека из власовского штаба я хотел, бы представить вам генерал-майора Федора Ивановича Трухина. Он происходил из старой дворянской семьи. Трухин и Малышкин были теми немногими во Власовском штабе, которые еще при царе были офицерами. Невзирая на это, Трухин стал в советской армии генерал-майором, но не получил в командование дивизию. Он был выдающимся офицером с глубокими военными познаниями и острый аналитик. У Власова этот бескомпромиссный антикоммунист был на настоящем месте. Трухин по характеру был благородным человеком и обладал неоспоримым авторитетом, а ближайшие его сотрудники относились к нему с глубоким уважением. Всякая интрига была ему чужда. Его большая способность к руководству людьми давала ему возможность использовать каждого человека в зависимости от его характерных черт и способностей. Он не признавал компромиссов, и там, где было нужно, он показывал свою твердость. Его высокий рост и умное энергичное лицо подкрепляли впечатление о нем как о значительном человеке. Власов назначил его начальником школы в Дабендорфе, а потом он стал начальником штаба Русской Освободительной Армии. Я вспоминаю генерала Трухина с большим уважением. Он стал моим последним военным начальником, когда я еще перед концом войны зачислился в ряды РОА и был назначен Трухиным его офицером-ординарцем. Весьма достойную внимания роль играл полковник Константин Григорьевич Кромиади, рожденный на Кавказе грек, однако, по своим убеждениям более русский, чем многие рожденные русские. Первым большим событием в его жизни было участие в лихом походе генерала Бичерахова в 1917 году, который имел целью через Персию установить связь с английскими войсками в Месопотамии. В этом походе, в котором принимали участие почти целиком казаки, Кромиади, будучи молодым офицером, был начальником приданному отряду пешего батальона. Со своим прежним командиром Бичераховым он до смерти последнего сохранил дружеские отношения. После Гражданской войны, в которой он, конечно, сражался в рядах Белой Армии, судьба забросила его с эмигрантской волной в Берлин. Здесь в течение 16 лет он зарабатывал свой хлеб насущный за рулем такси. В 1942 году Кромиади использовал первую же возможность, чтобы предложить свои услуги немецким военным силам на Восточном фронте. Он был прикомандирован к штабу создаваемой Русской Национальной Народной Армии (РННА), начальником который он стал позже. Когда это формирование в начале 1943 года, несмотря на его большие успехи, было ликвидировано немецкими учреждениями, Кромиади вернулся в Берлин. Я сразу же приложил все старания убедить его принять участие в работе власовского штаба. Он стал комендантом штаба, а вскоре и начальником частной канцелярии генерала Власова. На этом посту он пользовался полным доверием Власова и был важным связным с кругами так называемых старых эмигрантов в Германии. Ему мы обязаны тем, что состоялись встречи между Власовым и назначенным немцами начальником Бюро русских эмигрантов в Германии, генералом Василием Бискупским, и главой РОВСа, генералом Алексеем Лампе. Генерал Лампе, который заслужил чин генерала в Гражданской войне в рядах Белой Армии генерала Врангеля, был одним из старейших еще живых генералов, а Русский Обще-Воинский Союз (РОВС) объединял всех участников Белой Армии. Это посредничество было связано с рядом проблем, так как уже пожилые воины Белого Движения не скрывали своих антипатий по отношению к новым русским генералам, вышедшим из рядов Красной армии. Нельзя винить Кромиади за неудачу его усилий примирить генерала Краснова, главного авторитета для казаков за границей, с генералом Власовым: противоречия были слишком велики. Но Кромиади преуспел как посредник в русской Православной церкви в Германии. Он убедил обоих митрополитов: Анастасия, главу Синода Православной Зарубежной церкви, и Серафима, главу Православной церкви в Германии, поддержать Освободительное движение. Эти духовные лица посетили штаб генерала Власова в Берлине — Далеме. Также с помощью Кромиади знаменитые казачьи генералы, герои Гражданской войны Абрамов и Балабин, нашли пути и присоединились к Власовскому движению, став членами КОНРа (Комитета Освобождения Народов России). Это было значительным успехом, так как соответствующие немецкие учреждения предвидели политическое дробление России и рассматривали казаков как нерусскую народность. Именно поэтому в Восточном Министерстве с самого начала существовало Главное управление казачьими войсками, а в Главном управлении СС, под руководством обергруппенфюрера Бергера — правление по казачьим делам. Под конец войны Кромиади был тяжело ранен поблизости от Пильзена при американском налете, когда он ехал в поезде, перевозившем семьи чинов власовского штаба из Карлсбада в Ванген. В Фюссене он оправился и расстался с генералом Власовым, который снабдил его и других лиц полномочиями, дававшими им право вступать в переговоры с союзниками. Совсем особую роль Кромиади сыграл после капитуляции Германии, когда так называемые советские репатриационные комиссии (при содействии американцев, англичан и вновь созданных немецких учреждений) стали охотиться за участниками Власовского Движения. Кромиади пользовался большим уважением среди своих русских земляков и немецких офицеров. В числе прямых обязанностей учреждения на Викториа штрассе 10 входила и пропаганда в глубине вражеской территории. У капитана Николая фон Гроте родилась мысль изготовить от 6 до 8 миллионов листовок со «Смоленским воззванием» и сбрасывать их в оккупированных областях Советского Союза, нарушая этим распоряжение Гитлера, который допускал такую пропаганду только в непосредственном тылу за линией фронта. Немецкие ВВС приняли участие в этой связанной с риском операции и доказывали свою невиновность, когда началось следствие по этой «непростительно допущенной ошибке». Николай фон Гроте, семья которого была близка к императорскому двору, во время Первой мировой войны служил в Ингушском полку так называемой кавалерийской Дикой дивизии. Название «Дикая» объяснялось тем, что в ней добровольно служили представители шести воинственных кавказских народностей, которые были освобождены от воинской повинности. Начальником этой дивизии был брат Государя Великий Князь Михаил. Дивизия отличалась строгой дисциплиной, но вместе с тем и семейной простотой в обращении. Так, например, рассказывали, что Великий Князь при обходе расположения дивизии обратил внимание на группу яростно жестикулировавших всадников. На вопрос в чем тут дело он получил ответ: «Погоди! Мы сами еще не разобрались о чем спор…» Как прибалт капитан фон Гроте принадлежал к тем редким немецким офицерам, которые хорошо знали ментальность русских людей и особенно русских солдат и офицеров. Таким образом круг его обязанностей на Викториа штрассе точно соответствовал его познаниям и способностям и благодаря этому по крайней мере некоторая часть пропагандных начинаний оказывалась целесообразной. В Дабендорфе по большим праздникам совершались также и церковные службы. Большинство солдат посещали их, потому что, как они говорили, им хотелось «посмотреть как выглядит поп». Многие из них никогда даже не видели священника. Я хочу упомянуть одно из таких торжественных богослужений. Солнечный весенний день. Поезд пригородной дороги из Берлина на юг переполнен необычными пассажирами. Это главным образом молодые девушки и парни, которых только недавно голодных, грязных, в лохмотьях привезли под строгой охраной в Германию как остарбейтеров. Сегодня у них выходной день, и все они едут сюда, чтобы посетить лагерь русских добровольцев в Дабендорфе. Завтра первый день Пасхи, который в свое время в России праздновался как самый важный из всех праздников. Об этом молодежь знает из рассказов. В лагере чувствуется праздничное настроение. Бараки и ворота украшены молодой зеленью. Приготовлена праздничная трапеза. Сначала происходит парад добровольцев. Сам генерал Власов прибыл со своей свитой. Учитывая опасность налета начало богослужения переносится вместо обычного времени (в полночь) на ранние вечерние часы. Большинство солдат — некрещеные, так как только редкие родители отваживались тайно крестить своих детей. Большой клубный барак превращен в церковь, установлен временный алтарь. Хор из добровольцев, который уже несколько недель репетировал, переносит нас почти что в старую Россию. Молодые солдаты один за другим приходят в церковь. Смущение и любопытство написано на их лицах. Большинство из них смотрит на церковную службу как на спектакль. В детстве и в молодости они слышали только насмешки и кощунство над всей духовной жизнью и церковью, им прививали презрение к религии. И несмотря на это, вы чувствуете, что у них простое любопытство сменяется более глубокими чувствами. Некоторые следят за старшими товарищами и, когда те крестятся, неуверенно им подражают, смущенно, без насмешки и даже с полной богобоязнью. Генерал Власов тоже в церкви. Его высокая фигура выделяется над всеми. Как бывший семинарист он точно знает все песнопения и своим глубоким басом подпевает хору. Священник, еще недавно простой солдат Красной армии и военнопленный, который годами скрывал свой сан, чтобы избежать ссылки в северную тайгу, — сейчас будто вновь родился. В его словах чувствуются великие страдания русского народа и надежда на скорое освобождение тех многих, кто сейчас страдает в бесчисленных тюрьмах, рабочих лагерях и ссылках… Так началась борьба за душу русского человека, самая значительная и решающая из всех видов борьбы на Востоке. Эта борьба продолжается, хотя уже давно утихли грозные звуки войны, но исход которой остается неясным. Много забот и трудностей создавала глубокая разница между духом, который господствовал в Дабендорфе, и жестким, грубым, нечеловеческим отношением к остарбейтерам, особенно к женщинам. Во всяком случае они, и особенно женщины, нашли дорогу в Дабендорф. Зарождались дружба и романтичные увлечения. В Дабендорфе узнали об их тяжелой жизни, особенно о том, что в большинстве случаев у них не было бомбоубежищ, и во время налетов они должны были оставаться в бараках. Само обозначение «ост» воспринималось как унизительное. И постоянно имели место случаи превышения власти в лагерях для остарбейтеров под вечным предлогом, что «русский любит кнут». Все эти явления ложились грузом на совесть власовских воинов. Им с трудом удавалось примирить свою готовность сражаться на стороне Гитлера с часто показываемым пренебрежением, которое их земляки были вынуждены терпеть со стороны немецких партийных функционеров. Date: 2015-10-18; view: 322; Нарушение авторских прав |