Снежная архитектура. В первый понедельник октября семидесятидвухлетний Сэмюэл Карвер, внезапно потерявший работу, шагнул навстречу скоростному автобусу

В первый понедельник октября семидесятидвухлетний Сэмюэл Карвер, внезапно потерявший работу, шагнул навстречу скоростному автобусу. Карвер был редактором в «Эдвин Марш и сыновья», до недавнего времени – одном из последних частных издательских домов в Нью‑Йорке.

– Описать Карвера простым словом «редактор» будет неверно, – говорил я в надгробной речи. «Марш и Сыновья», косвенно послужившие причиной его смерти, теперь являлись подразделением «Глэдстон Интернешнл» и отправили меня представлять компанию на его похоронах. – Он был легендой. Чтобы найти кого‑то с подобной репутаций, придется отправиться в двадцатые годы, к Максвеллу Перкинсу и его отношениям с Эрнестом Хемингуэем, Ф. Скоттом Фицджеральдом и Томасом Вульфом. Это Перкинс подогревал эго Хемингуэя, помогал Фицджеральду справиться с похмельем и сообразил, что рукопись Томаса Вулфа в два фута толщиной можно разделить на несколько новелл.

Стоя у гроба Карвера перед пресвитерианской церковью на окраине Манхэттена, я насчитал десять горюющих.

– Карвер следовал его примеру, – продолжал я. – За последние пятьдесят лет он открыл нам невероятное количество талантливых авторов. Он помогал им справиться с творческим кризисом и разгромными отзывами. Он помогал им деньгами. И без устали продвигал их работы. Он заставлял их осознать область применения их творческих сил. Р. Дж. Вентворт с его классическим «Замком из песка» о детстве и украденной невинности. Сборник Кэрол Фабин со стихами «Могильный холм». Роджер Киркпатрик с военной прозой о Вьетнаме «Лишенные наследства». Недавние лауреаты Пулитцеровской премии, которые так и остались бы в груде неизданных рукописей, если бы Карвер не просматривал их с такой любовью.

Десять присутствующих. Множество авторов из тех, кого Карвер вывел к успеху, уже мертвы. Другие перешли в более крупные издательства к другим редакторам и забыли о нем. Несколько редакторов на пенсии прислали соболезнования. «Паблишерз Викли» отправили кого‑то делать заметки.

Жена Карвера умерла семь лет назад. Детей у них не было. Церковь ответила холодно. Вот и цена жизни легенды.

Официально было заявлено, что Карвер споткнулся перед автобусом, но я уверен, что он покончил с собой. Несмотря на мои похвалы относительно пяти десятков лет работы, после смерти жены Карвер угас. Возраст, плохое здоровье и горе утраты подкосили его. В то же время книжный бизнес перешел на новые рельсы, на которых чутье Карвера было лишним. Он любил долгоиграющих авторов, терпеливо давал талантам шанс развиться. Но в климате современного книгоиздания, одержимом быстрой прибылью, рукописи нужно было пережить знакомство с фокус‑группой департамента маркетинга. Если книга не касалась ультрамодной темы и требовала продуманной рекламы, ее отклоняли. За последние семь лет Джордж Марш, внук основателя компании, стоически не отправлял Карвера на пенсию, выплачивая ему символические суммы за то, что он появлялся в офисе дважды в неделю. У престарелого джентльмена был свой стол в углу, там он изучал неизданные рукописи и читал газеты. А также служил живой памятью компании, хотя никто и не понимал, чем истории о старых добрых деньках издательского дела могут помочь в мире современного временного бизнеса. Не то чтобы я хвастался, но я был одним из немногих, кто задавал ему вопросы.

Со временем «Марш и Сыновья» стали добычей конгломерата. «Глэдстон Интернэшнл» надеялась усилить свой отдел по работе с кинокомпаниями и телевидением, и он нуждался в человеке, который сосредоточился бы на романах, подходящих под требования сериалов и кино. Торговой маркой для всего этого стало слово «синергия». И, как обычно бывает, когда конгломерат проглатывает бизнес, первым делом новый владелец решил сократить штат. Карвер был самой очевидной мишенью. Возможно, он искренне верил, что былые достижения делают его неприкосновенным. Только так можно объяснить его ошеломленный взгляд, когда в понедельник утром Карвер пришел в офис и услышал плохие новости.

– Но что же я буду делать? – услышал я бормотание старика. Его руки в пигментных пятнах дрожали, складывая в бумажную коробку фотографии в рамках. – Как я справлюсь? Чем мне заполнить время?

Тогда он, по всей видимости, и решил, что не станет ничем его заполнять. С коробкой в одной руке и зонтом в другой он вышел на улицу и позволил автобусу решить все его проблемы.

Нас с Карвером, похоже, считали друзьями, поэтому новый исполнительный директор назначил меня главным над всеми проектами, которыми занимался старик. В основном мои обязанности свелись к рассылке писем с вежливыми отказами. А еще я убрал вещи, которые Карвер забыл в ящике стола: таблетки от кашля, жевательную резинку и упаковку салфеток.

– Мистер Нил?

– М‑м‑м? – Я поднял глаза от одного из сотен е‑мейлов, которые получал каждый день.

Мой помощник застыл в дверях кабинета. Черная водолазка и спортивный пиджак придавали ему вид значимой персоны. Молодой, высокий, стройный, полный амбиций, он держал в руках почтовую посылку.

– Это прислали мистеру Карверу. Без обратного адреса. Мне разобраться с этим?

Теоретически – безобидное предложение. Но в новом корпоративном духе такая вещь, как безобидность, не было предусмотрена. Когда мой помощник предлагал взять на себя часть моих обязанностей, я сразу думал, не первый ли это шаг к тому, чтобы забрать их все. После увольнения Карвера еще шесть редакторов, которым исполнилось больше пятидесяти, получили извещения об окончании контракта. Мне сорок шесть. Мистер Карвер, мистер Нил. Я часто просил моего помощника называть меня Томом. Он не соглашался. Слово «мистер» было не просто данью вежливости, это был путь к обезличиванию соревнования.

– Благодарю, но я сам.

Уверенно обозначая границы своей территории, я отнес посылку домой. Но забыл о ней до самого воскресенья, потому что работал над содержимым нескольких коробок со срочными предложениями: двумя романами о серийных убийцах и романтической сагой о виноделах в Калифорнии. Долгосрочная тирания этих рукописей была одной из причин, по которым моя жена бросила меня несколько лет назад. Она сказала, что раз уж живет со мной как без мужа, то с тем же успехом может жить и без меня. Большую часть времени я ее даже не виню.

По телевизору передавали игру янки. Я открыл пиво, заметил на углу стола посылку и решил пролистать текст во время рекламы. Разорвав пакет, я увидел рукопись. Она была напечатана. Через два интервала, профессиональный формат. С рукописями, которые нам обычно присылали, на подобное рассчитывать не приходилось. От страниц не несло сигаретным дымом или застарелым запахом пищи, что тоже внушало надежду. И все же мне не понравилось, что в посылке не было ни письма от автора, ни обратного адреса.

Сама рукопись не отличалась точностью и аккуратностью принтерной печати. Некоторые буквы были светлее остальных, некоторые темнее. Порой слова были выбиты немного неровно. Я с изумлением понял, что автор печатал текст на машинке. Роман назывался «Снежная архитектура». Выразительное название, подумал я, хотя департамент маркетинга наверняка скажет, что в книжных магазинах книгу с таким названием могут по ошибке отправить в секцию литературы по строительству. Имя автора: Питер Томас. Слабо. Департамент маркетинга предпочитал звучные, легко запоминающиеся фамилии, такие как Кинг, Бонд или Стил.

Я начал читать, не ожидая ничего особенного. И не заметил, как закончился бейсбольный матч. Мой стакан опустел, но я не помнил, как выпил пиво. И удивился, когда заметил, что за окнами стемнело. Я посмотрел на часы. Десять вечера? Непрочитанными остались еще пятьдесят страниц. Я торопливо сделал сэндвич, открыл еще одно пиво, выключил телевизор и сел дочитывать лучший роман из всех, что попадались мне за последние годы.

О чем‑то подобном можно только мечтать. Идеальная рукопись. Ничего не нужно править и корректировать. Чудесное сочетание завораживающего голоса, мощных эмоций, яркости и объема, прекрасно составленных предложений и персонажей, которых не хочется отпускать. Книга рассказывала о десятилетнем мальчике, который остался с отцом после развода и живет на ферме в Вермонте. В середине января в ту область приходит сильнейший снежный буран. Повреждены линии электропередач и телефонные провода. Разрушены вышки мобильной связи. Все дороги завалены снегом, и мальчик с отцом отрезаны от мира.

– У отца начинается рвота, – сказал я на маркетингово‑редакционном собрании. – У него высокая температура. Жуткая боль в нижней правой части живота. В доме есть медицинский справочник, поэтому они быстро понимают, что у отца приступ аппендицита. Но они не могут вызвать помощь по телефону, а отец слишком болен, чтобы вести машину. Даже если бы он смог сесть за руль, грузовик не пробился бы сквозь снежные завалы. Поскольку электричества нет, отопление в доме не работает. Температура опускается до нуля. Когда мальчик не пытается чем‑то помочь отцу, он поддерживает огонь в гостиной, где они спрятались. К тому же на ферме есть животные, которых нужно кормить, и среди них – коровы, которых нужно доить. Каждый день мальчику приходится пробираться сквозь буран к сараям, чтобы позаботиться о животных. Замерзли трубы, и он не может набрать воду из колодца. Ему приходится топить снег в кастрюлях у огня. Он разогревает консервированный суп для отца, но отец слишком болен, и дальше так продолжаться не может. И вот мальчик слышит шум снегоочистителя на ближайшей дороге. Он быстро надевает свои самые теплые вещи. И бежит по сугробам в надежде успеть к дороге и спасти отца.

– Грубо говоря, книга для молодежи, – без энтузиазма прервал меня начальник отдела маркетинга.

Это был торговый жаргонизм для детских книг.

– Дети могут читать этот роман как что‑то приключенческое, но взрослый увидит в книге гораздо больше, – объяснил я. – Эмоции придают ей особую глубину.

– Так мальчик спас отца? – спросил новый исполнительный директор.

Он перешел к нам из отдела по работе с кинокомпаниями.

– И чуть не погиб в процессе.

– Ну, хотя бы не чернуха. – Начальник отдела маркетинга покачал головой. – Несколько дней на ферме во время шторма. Что‑то мало. Сети магазинов хотят глобальных угроз и межнациональных заговоров.

– Я гарантирую, в тексте эти несколько дней покажутся вечностью. Десятилетний мальчик вынужден стать родителем своему больному беспомощному отцу. Поначалу мальчик растерян. Но потом он прилагает сверхчеловеческие усилия.

– Ребенок в сложной ситуации. Книга не понравится женщинам. А что означает название?

– В эпиграфе указано, что это отсылка к поэме Эмерсона о том, что все в мире взаимосвязано, как снежинки в метели.

– Об авторе кто‑нибудь слышал? – с сомнением поинтересовался директор.

– Нет.

– Первая книга. Узкая тема. Сложно будет убедить наших распространителей поддержать ее. Потенциала для экранизации я не вижу. Отправьте обычный отказ.

– Не могу, – сказал я, рискуя должностью. – Автор не указал обратного адреса.

– Типичный непрофессионал.

– Я так не думаю. – Я помолчал, собираясь пойти на величайший риск за всю свою карьеру. Но если моя догадка правдива, мне больше не придется волноваться о должности. – Книга написана очень ярко и очень сильно. У нее особый, узнаваемый гипнотический ритм. И пунктуация тоже весьма характерная: необычное использование пунктира и курсива. Отец и сын. Прощание с детством. Стиль книги и ее тема синонимичны… – Я все же рискнул. – Они напомнили мне Р. Дж. Вентворта.

Исполнительный директор немного подумал.

– «Замок из песка»?

– Мы продали восемь миллионов экземпляров, сотни тысяч тиража в бумажных обложках только в этом году ушло в колледжи.

– Вы считаете, что кто‑то имитировал его стиль?

– Вовсе нет.

– Тогда…

– Я не думаю, что это подделка. Я считаю, что Питер Томас и есть Р. Дж. Вентворт.

В комнате стало так тихо, что я услышал шум машин за окном.

– Но разве Вентворт не умер? – спросил маркетолог. – Он же погиб в шестидесятом в автокатастрофе.

– Не совсем.

В 1961 году, 15 октября, одновременно произошли три катастрофы. Премьера фильма, основанного на одном из рассказов Вентворта. Рассказ назывался «Предсказатель», но студия сменила название на «Валентин для двоих». И добавила несколько песен. Эти изменения только укрепили подозрительное отношение Вентворта к Голливуду. Права на экранизацию рассказа он продал по одной причине: все продюсеры умоляли его отдать им право на «Замок из песка», и он решил использовать «Предсказателя» в качестве пробы. В то время Вентворт жил в Коннектикуте с женой и двумя сыновьями. Семья просила его приехать посмотреть премьеру на Манхэттен, проверить, так ли уж плох фильм, и вместе над этим посмеяться. За время пути дождь превратился в гололед. Машина вылетела с дороги. Жена и оба сына Вентворта погибли.

А фильм оказался хуже, чем кто‑либо мог представить. История, изначально вписанная в пейзаж Новой Англии, происходила на борту круизного корабля. Молодежный секс‑символ играл главного персонажа: по книге – профессора колледжа, а в фильме – учителя танцев. Рецензии были разгромными. Почти все винили Вентворта за то, что он позволил Голливуду испортить их любимое произведение. Большинство критиков писали рецензии, имитируя стиль Вентворта, с его особым использованием многоточий и курсивов.

И в тот же день была издана его новая книга, «Притяжение противоположностей», состоявшая из двух новелл. «Марш и сыновья» хотели воспользоваться шумихой вокруг фильма в качестве рекламы. Конечно, когда выбирали дату выхода книги, никто не знал, насколько мерзким окажется фильм. Но слухи о книге уже разошлись и было поздно менять график. Рецензенты получили свои экземпляры. Книга была чудесной. Увлекательной. Полной глубокого смысла. Но она уступала «Замку из песка», и ожидания сменились разочарованием, что привело к озлоблению. Многие начали заявлять в своих рецензиях, что Вентворт вовсе не гений, репутацию которого ему создали. После чего критики вцепились в «Замок из песка» и начали искать недостатки уже в нем.

– Все в один и тот же день, – сказал я собранию, – 15 октября 1961 года. Вентворт во всем винил себя. Его творчество во многом напоминало трансцендентальных авторов вроде Генри Дэвида Торо, и неудивительно, что он последовал примеру Торо, уехал в сельскую местность – в его случае Вермонт – и купил там дом с двумя акрами земли недалеко от городка под названием Типтон. Он обнес свою собственность высоким забором, и на этом закончилась его публичная жизнь. Мифы начались с того, что его фото поместили на обложку «Тайм» и рассказали о нем все, что было возможно без интервью. Студенты колледжей начали романтизировать его отъезд в сельскую местность: раздавленный горем, бегущий от вины автор, отец и муж живет затворником. Книга «Притяжение противоположностей» вышла в бумажной обложке и два года держалась в списке бестселлеров. Более того, ее внезапно восприняли как маленький шедевр. Не такой, как «Замок из песка», конечно. Но куда более глубокий, чем ранее утверждали критики. С каждым годом затворничества его престиж возрастал.

– Откуда вы так много о нем узнали? – спросил начальник отдела маркетинга.

– Я написал о нем несколько эссе, когда учился в Пенн‑Стейт.

– И вы уверены, что эта рукопись принадлежит Вентворту?

– Один из самых распространенных слухов о нем заключается в том, что с 1961 года он не издал ни одной книги, но продолжает писать каждый день. Он признался в этом студентке колледжа, которая постучала в ворота и смогла поговорить с любимым автором.

– И что, ваши эссе делают вас экспертом? Вы уверены в том, что это действительно его рукопись, а не подделка? – спросил директор.

– Книга отправлена из Вермонта, куда уехал Вентворт. Мальчик в книге ломает правую ногу, правую же ногу Вентворт повредил в той катастрофе. Но у меня есть и другая причина считать, что мы получили подлинник. Издателем Вентворта, тем, кто открыл его талант, был Сэмюэл Карвер.

– Карвер? – Директор удивленно подался вперед. – И после сорока лет молчания Вентворт наконец отправляет своему издателю рукопись? Но зачем псевдоним?

– Не могу ответить. Но отсутствие письма и обратного адреса говорит о том, что автор считал, что Карвер поймет, как с ним связаться. Я могу назвать только одного автора, который был бы в этом уверен.

– Господи, – сказал директор, – если мы докажем, что это работа Вентворта…

– Все ток‑шоу захотят его пригласить, – добавил начальник отдела маркетинга. – Легендарный отшельник возвращается из добровольной ссылки. Одинокий гений готов поведать свою историю. Лари Книг будет прыгать от радости. И шоу «Сегодня». И «Шестьдесят минут с Опрой». Господи, Опра! Он с легкостью окажется на обложке «Тайм». А то и «Ньюсуик». Или даже на обеих. Мы получим гарантированный бестселлер номер один.

– Подождите‑ка, – вмешался маркетолог. – Сколько ему лет?

– Семьдесят восемь, – ответил я.

– Возможно, он уже едва говорит. У Опры он будет бесполезен.

– Это один из пунктов, которые вам следует выяснить, – сказал мне директор. – Найдите его. Выясните, он ли написал эту книгу. Наша основная компания хочет добиться увеличения прибыли на двадцать процентов. Мы не выйдем на нужные суммы, связавшись с автором, у которого продается пятьдесят или сто тысяч тиража. Нам нужен миллионник. В понедельник я встречусь с руководством Глэдстон. Они хотят узнать, как продвигаются наши дела. Было бы замечательно, если бы я смог рассказать им о Вентворте.

Я попытался дозвониться агенту Вентворта и взять у нее контактную информацию. Но выяснилось, что она умерла двенадцать лет назад и никому не передала дел по представлению авторов, которые не собирались больше издаваться. Я позвонил в телефонную справочную Вермонта и узнал, что Вентворт не числится в списках абонентов. Ассоциация писателей тоже ничем не смогла мне помочь.

Мой директор вошел в кабинет.

– Что он вам сказал? Он признал авторство?

– Мне пока не удалось это выяснить. Я пытаюсь узнать, как с ним связаться.

– Дело слишком важное. Проявите инициативу. Отправляйтесь туда. Постучите в его дверь. И стучите, пока не откроет.

Я достал карту и нашел Топтон в южной части Вермонта. Неподалеку от города жило не так уж много людей. Туда невозможно было добраться на поезде или самолетом, так что на следующий день я арендовал машину и шесть часов ехал на север через Коннектикут и Массачусетс.

В середине октября заросшие кленами холмы Вермонта расцветали великолепием всех оттенков осени, но я был слишком занят дорогой, чтобы наслаждаться видом. С трудом – поскольку разметки на перекрестках практически не было – я добрался до Типтона (население 5073 человека), когда уже стемнело, и снял номер в одном из немногочисленных мотелей, так и не взглянув на сам город.

В восемь часов утра я вышел из номера и глубоко вдохнул чистый прохладный воздух. На главной улице стояли дома из тесаного камня, в основном за белыми штакетниками и с высокими черепичными крышами. Над площадью возвышался церковный шпиль. Спокойно. Чисто. Тихо. Упорядоченно. Контраст с Манхэттеном был поразителен.

Чуть дальше по улице я увидел вывеску «Буфет у Мэг». Проходя мимо антикварного магазина, я почти кожей ощутил присутствие прошлого. И представил, что, если не обращать внимания на спутниковые тарелки и фургоны, Типтон выглядел так же, как сто, а то и двести лет назад. Этот город был временной капсулой. А потом я заметил табличку: «Джеремайя Типтон построил этот дом в 1792».

Я открыл дверь буфета, и запахи кофе, панкейков, яиц, бекона и жареного с картофелем мяса ошеломили меня. Десяток местных загорелых патриархов подняли на меня взгляды от своих завтраков. Моя бледность, не говоря уж о брюках и спортивной куртке, сразу выдала во мне чужака. Местные носили в основном джинсы и шерстяные клетчатые рубашки. Не то чтобы я ощутил их враждебность. Город существовал за счет туристов и спокойно относился к приезжим.

Я сел возле стойки, а в буфете возобновились тихие разговоры. Седовласая женщина в очках подошла ко мне, протянула меню и вынула блокнот из кармана передника.

– Какое сегодня блюдо дня? – спросил я.

– Говяжья солонина с яичницей.

Напряжение испортило мне аппетит, но я знал, что не смогу приступить к расспросам, если официантку не устроит сумма моего счета.

– Отлично.

– Кофе?

– Замечательно. Обычный. И стакан апельсинового сока.

Когда она вернулась с заказом, я сказал:

– У вас тут очень тихо.

– Бывает шумно по выходным. Особенно сейчас, когда листья сменили цвет.

Когда она принесла чек, я сказал:

– Мне говорили, что тут неподалеку живет писатель. Р. Дж. Вентворт.

Все уставились на меня.

– Вентворт? Я о таком не слышала, – ответила официантка. – Вы извините, я не люблю читать.

– Его книги вам понравились бы.

Обычно в ответ на эту фразу я слышал: «Правда? А о чем они?» Но она просто замкнулась в себе.

– Сдачи не нужно, – добавил я.

Уловки не сработали, и я отправился на улицу, поискать уже проснувшихся. Некоторая активность уже наблюдалась. Но не вся вдохновляла. Деревенского вида парень в поношенной одежде вышел из парка. У него был отсутствующий вид наркомана.

Краем глаза я заметил другое движение. Худощавый мужчина в шляпе и ветровке дошел до книжного магазина на другой стороне улицы, открыл замок на двери и зашел внутрь. Приблизившись, я увидел, что на витрине в основном представлены цветные обложки с фотографиями мостов, осенних кленов или заснеженных склонов, а названия так или иначе относятся к истории Вермонта и его красотам. Но один томик, простой и довольно маленький, был об истории Типтона. Я подергал дверь, однако она оказалась заперта.

Сквозь витрину я видел, как худощавый мужчина снимает ветровку. Шляпу он уже снял. Повернулся к дверной ручке, которую я дергал, покачал головой и вежливым жестом попросил меня уйти. Я состроил недоуменную гримасу, и он подошел открыть дверь.

– Мы еще не работаем. Вы сможете прийти через час?

– Конечно. Я просто хотел купить ту книгу с витрины – историю Типтона.

Это его заинтересовало.

– У вас отличный вкус. Входите.

Дверь открылась шире, и над головой зазвенел колокольчик. В магазине довольно приятно пахло старыми книгами. Хозяин вытащил ручку из кармана рубашки.

– Я вам ее подпишу.

– Вы автор?

– Грешен.

Я посмотрел на обложку. «Рассказы об истории Типтона», автор Джонатан Вэйд.

– Я из Нью‑Йорка. Редактор в издательстве «Марш и сыновья». Всегда приятно познакомиться с писателем.

– Вы приехали посмотреть на осенние цвета?

– Это маленькое дополнительное удовольствие. Я здесь по делу. – Я протянул ему пятнадцать долларов за книгу.

– По делу?

– Здесь живет один автор.

– О?

– Р. Дж. Вентворт.

– О?

– Мне нужно с ним поговорить.

– А разве нельзя просто написать письмо?

– У меня нет его адреса.

– Понятно. – Вэйд кивнул на книгу в моих руках. – И вы надеетесь найти его адрес здесь?

– Эта мысль приходила мне в голову.

– Вы его не найдете. Все еще хотите купить книгу?

– Конечно. Я люблю историю, а когда знакомлюсь с автором, мне всегда интересно взглянуть, как он пишет.

– Не так хорошо, как Р. Дж. Вентворт, к сожалению. Раньше люди все время о нем расспрашивали. Тридцать лет назад мой отец заработал немало денег, продавая книги Вентворта тем, кто о нем спрашивал. Не будь Вентворта, нам не хватало бы и на хлеб. Как и многим другим в этом городе, если быть честным. Типтон опустел бы, не будь туристов, которых приманивал сюда Вентворт.

– Но теперь нет?

– Его поклонники постарели, а в наши дни, мне кажется, люди почти не читают.

– Так же мне ответила официантка в кафе через дорогу.

– Этот город многим ему обязан, хоть он и не собирался оказывать нам услугу. В этих местах, если вы здесь не родились, вы навсегда останетесь чужаком. Но после сорока лет жизни здесь он определенно стал нашим. Никто вам не скажет, где он живет. Да и я не смогу смотреть ему в глаза, если выдам его секрет.

– В глаза? – изумленно спросил я. – То есть вы с ним говорили?

– Несмотря на репутацию отшельника, Боб вовсе не асоциальный тип.

– Боб? – еще больше удивился я. Такая фамильярность казалась почти оскорблением.

– Его первое имя Роберт. Но он настаивает на том, чтоб его звали Боб. Приходит иногда в город. Покупает книги. Ест в «Буфете». Стрижется. Смотрит бейсбольные матчи в таверне чуть дальше по улице.

Я продолжал изумляться.

– Нечасто и уж точно не на выходные в пик туристического сезона, – сказал Уэйд. – Он выбирает такое время, чтобы его точно не побеспокоили.

– Даже в его возрасте?

– Вы удивитесь…

– Какой он?

– Вежливый. Собранный. Совершенно не высокомерный. Но в основном я замечаю, насколько чистые у него глаза. Вы читали его книги?

– Много раз.

– Тогда вы знаете, что на него сильно повлиял трансцендентализм. Он как Торо. Спокойный. Выдержанный. Задумчивый. Рядом с ним так же успокаиваешься.

– Но вы не поможете мне с ним встретиться?

– Определенно нет.

– А вы не могли бы хотя бы позвонить ему и назначить встречу?

– Не могу.

– Я понимаю.

– Не уверен, что понимаете. Я в буквальном смысле не могу этого сделать. У Боба нет телефона. И я не собираюсь стучаться в его дверь. Почему вы хотите с ним встретиться?

Я рассказал Уэйду о рукописи.

– Мне кажется, что это его работа, но на рукописи нет его имени, – добавил я в надежде, что это заставит Уэйда помочь. – Адресатом был его издатель. Но он, к сожалению, недавно умер. Они дружили, и я не знаю, сообщили ли об этом Вентворту.

– Я только с ваших слов знаю, что вы издатель.

– Вот моя визитка.

– Двадцать лет назад один человек показал мне визитку, заявил, что работает в Белом доме. Сказал, что президент хочет вручить Бобу премию, но в итоге оказалось, что он помощник голливудского продюсера, который пытался получить права на экранизацию «Замка из песка».

– Но если вы опустите в его почтовый ящик записку, ничего плохого не случится.

– Я никогда не вторгался в его частную жизнь. И не собираюсь делать это сейчас.

Снаружи прогрохотал пикап. Еще один деревенский парень из местных вышел на тротуар. За полквартала от меня, у офиса с вывеской «Недвижимость Типтона» припарковался джип. Я подошел туда и сделал вид, что разглядываю объявления о продаже: фермы, коттеджи, старинные дома.

Я зашел в офис, и под моими ногами заскрипел деревянный пол. Запах полироля для мебели напомнил мне о доме моей бабушки.

За антикварным столом сидела красивая рыжеволосая женщина. Она подняла взгляд от экрана компьютера:

– Чем я могу вам помочь? – У нее был приятный голос.

– Я хотел узнать, нет ли у вас атласа местных дорог. Моя карта Вермонта не слишком точна в деталях.

– Ищете себе дом?

– Пока не знаю. Вы наверняка заметили, что я не местный. Но здесь так красиво, что я решил прокатиться и посмотреть, не приглянется ли мне что‑то.

– Домик на уик‑энд?

– Нечто вроде того.

– Вы ведь из Нью‑Йорка, верно?

– Это так заметно?

– Я видела многих туристов и хорошо разбираюсь в акцентах. Нью‑Йорк довольно далеко отсюда, чтобы искать тут местечко для выходных.

– Я не уверен, что речь идет только о выходных. Я работаю в издательстве. Долгое время редактировал, но теперь подумываю о написании романа.

Это ее заинтересовало.

– Я слышал, здешние места вдохновили многих писателей, – продолжил я. – Ведь Джон Ирвинг жил в Вермонте?

– И Дэвид Мамет, и Грейс Пэли.

– И Р. Дж. Вентворт. Он ведь живет поблизости?

Ее взгляд тут же стал пустым.

– Отличный писатель, – сказал я.

– Карты на столе, – отрывисто сказала она.

Шагая к машине, я думал, что ЦРУ и мафия могли бы отправлять сюда своих агентов на учебу. Местные жители умели хранить секреты. Я поехал на север по дороге, обрамленной невероятно красивыми деревьями. Хрупкость осенних листьев очаровывала, и я вспомнил свое детство на Лонг‑Айленде и как помогал отцу сгребать листья во дворе. Мы жгли их на огороде за домом. Отец всегда разрешал мне поднести спичку. Он умер от инфаркта, когда мне было двенадцать лет.

Я повернул на грунтовку, проехал мимо коттеджа до полосы деревьев, потом обратно к главной дороге. Чуть дальше я повернул на другую грунтовую дорогу, проехал мимо двух коттеджей, затем моя грунтовка уперлась в ручей, и я снова вернулся.

Мои поиски вовсе не были упражнением в тщетности, как могло показаться со стороны. В конце концов, я знал, что ищу: высокий забор, обрамляющий несколько акров земли. Студентка, которой несколько лет назад удалось взять у Вентворта интервью, хорошо описала его собственность. Высокие ворота почти невозможно отличить от забора, писала она. Почтовый ящик встроен в ограду, и у него крышка с обратной стороны, чтобы Вентворту не приходилось выходить на улицу за почтой. Знак у забора предупреждал: «Агентам вход воспрещен».

В северной части города ничего не подходило под это описание. Конечно, то интервью состоялось двадцать лет назад. Вентворт мог многое изменить, и тогда я действительно впустую трачу время. Но как далеко от города он хотел бы жить? Я решил, что радиус в пятнадцать миль – это слишком много, и стал исследовать боковые дороги на западе. Снова фермы и коттеджи, снова осенние листья и запах древесного дыма. Закончив с западным сектором, я отправился на юг; к тому времени уже начало темнеть.

Зазвонил мой мобильный.

– Вы нашли его?. – требовательно осведомился босс.

Связь была такой слабой, что я почти его не слышал. Я начал объяснять проблему, но он перебил меня:

– Просто сделайте свое дело. Если эту книгу написал Вентворт, напомните, что по условиям последнего договора «Марш и сыновья» имеют право на первое издание. Я не позволю никому другому ее печатать. Договор у вас с собой?

– В моей куртке.

– Пусть обязательно поставит свою подпись.

– Он захочет поговорить с агентом.

– Вы сказали мне, что его агент мертв. Да и зачем ему агент? Мы дадим ему все. Чего он попросит. В разумных пределах. – В трубке затрещало. – Вам придется постараться, чтобы доказать свое право на место в нашей команде. – Треск усилился. – Не разочаруйте… звоните… как только…

Вдохновленный подобной мотивацией, я отправился обыскивать южный сектор и не сдавался до наступления темноты. В городе я заправил бензобак, чтобы сразу же с утра продолжить поиск. И зашагал по главной улице, видя на многих домах знаки «Продается». Финансовые проблемы натолкнули меня на мысль.

Окна «Недвижимости Типтона» еще светились. Я постучал.

– Входите, – сказал женский голос.

Я вошел и не мог не заметить свое потрепанное отражение в зеркале на двери.

И снова заскрипел пол.

– Трудный день? – спросила женщина за столом.

Ей было около тридцати пяти. Пышные рыжие волосы ниже плеч. И зеленые глаза, от которых было сложно отвести взгляд.

– Я видел много чудесных домов.

– Вы нашли его?

– Нашел?

– Боба Вентворта. Все в городе знают, что вы его ищете.

Я опустил взгляд.

– Кажется, шпиона из меня не выйдет. Нет, я его не нашел.

Я протянул ей ладонь.

– Том Нил.

Она ответила на рукопожатие.

– Бекки Шейфер.

– Никак не привыкну к тому, что здесь его называют Боб. Вы тоже, наверное, с ним знакомы.

– Не так хорошо, как другие жители Типтона. Я здесь новенькая.

– О?

– Да, я приехала всего двенадцать лет назад.

Я засмеялся.

– С моим парнем‑актером. Мы любили тишину и природу. Решили здесь остаться. Парня давно уже нет, а я до сих пор здесь новенькая.

– Жаль, что так вышло с парнем. – Я заметил, что она не носит обручального кольца.

– Не стоит жалеть. Он оказался свиньей.

– Это бывает. – Я подумал о своем начальнике.

Она посмотрела на меня так, словно то же самое относилось и ко мне.

– У меня действительно важная причина искать встречи с ним.

После того как я рассказал ей о рукописи, она ненадолго задумалась.

– Но зачем использовать псевдоним?

– Об этом я тоже хотел бы его спросить. – Вспомнив количество выставленных на продажу домов, я решил предложить ей свою идею: – По словам старожилов, было время, когда многие фанаты хотели с ним поговорить. Представьте себе эффект от новой книги. Начнется обсуждение в прессе. Скрытые требования. В этот город снова потекут туристы и поклонники. Все будет как тридцать лет назад.

Я замолчал, позволив ей оценить перспективу.

Бекки несколько минут размышляла. Потом вскинула на меня острый взгляд.

– Итак, мне достаточно просто сказать вам, где живет Боб, и на следующий году меня будет большее количество дел, чем то, с которым я смогу справиться?

– В принципе, да.

– Боже, а я и не понимала, что уже так поздно. – Она торопливо выудила из сумочки ключи от машины. – Простите, мне нужно домой.

Потрепанная временем «Типтон Таверн» была, если верить словам Вэйда, тем местом, где Вентворт иногда смотрел бейсбольные матчи. Сегодня как раз передавали бейсбол, но главным зрелищем был я – местные патроны сидели с пивом и не сводили с меня глаз. Насколько я помнил Вентворта по фотографиям, его в этой комнате не было.

Я отправился обратно в мотель, но скоро услышал, что за мной кто‑то идет. Вздрогнув от холодного ветра, я обернулся на темную улицу. Шаги стихли. Я снова зашагал и услышал тихие шаги преследователя. Манхэттенские инстинкты взяли свое. Быстро, но не бегом я прошел мимо своей машины в мотель. И чуть не выронил ключ от номера из заледеневших дрожащих рук.

В ту ночь под окном моей комнаты раздался звук бьющегося стекла. Я позвонил на рецепцию, но никто не ответил. Утром, так и не выспавшись, я спустился вниз и увидел, что в моей машине кто‑то разбил окно со стороны водителя. Камень лежал на сиденье. Магнитола отсутствовала.

Удивленная служащая за стойкой сказала мне:

– Городской констебль у нас владеет парикмахерской.

Парикмахерская была еще закрыта. Не открылась она и к тому времени, как я выпил чашку кофе в буфете Мег. Я не хотел попусту терять время, потому смел с сиденья осколки стекла и отправился к холмам на востоке от города. После долгих упорных поисков я не нашел ничего похожего на особняк Вентворта.

Вернулся я к полудню. И парикмахерская оказалась открыта. Оттуда сильно пахло лосьоном после бритья.

– Да, недавно у нас началось подобное. – Крепко сбитый парикмахер подстригал тонкие волосы пожилого мужчины. – Велосипеды крали. Даже в коттедж залезли.

Я присмотрелся к его клиенту и решил, что это не Вентворт.

– Город меняется. Появляются разные чужаки, – продолжал парикмахер.

Я вспомнил двух наркоманов, которых видел вчера на улице.

– И что вы собираетесь с этим делать?

– Свяжусь с полицией штата. Надеюсь, проблемы у нас закончатся, как только похолодает.

– Пожалуйста, не забудьте упомянуть в рапорте о моей магнитоле. Агентство проката машин свяжется с вами. – В надежде застать его врасплох я добавил: – Где живет Боб Вентворт?

Парикмахер чуть было не ответил, но в последний миг спохватился.

– Не могу вам сказать.

Но, как плохой игрок в покер, он не удержался и скосил глаза на правую сторону улицы.

– Все равно спасибо.

Я пошел налево, чтобы избежать подозрений. Обошел квартал и вышел на главную улицу так, чтобы меня не заметили из парикмахерской. Как только я оказался у главной дороги, у меня снова появилось ощущение, что за мной следят, но, обернувшись, я никого не увидел.

Все больше людей появлялось на улице, и все больше людей были одеты как туристы: приближался уик‑энд, и городок оживал для привычного бизнеса. Но местные обращали внимание только на меня. Пытаясь выглядеть как можно безобиднее, я отправился в магазин стеганых одеял, потом пошел дальше. Вентворт жил вовсе не за окраиной, понял я с нарастающим волнением. Он жил в городе. Все боковые улочки я уже проверил. Я ведь ездил по ним, когда отправлялся исследовать север, запад, юг и восток. Где же он прячется?

А потом я увидел. Слева от меня ворота закрывали улицу между пустым магазином и кондитерской. Эти ворота были того же белого цвета, что и прилегающие дома. Они настолько сливались со стенами, что я не замечал их, хотя не раз проходил рядом. Перекрытая улица тянулась за домами к самому краю города.

Я дошел до конца улицы. В кленовом парке под ногами зашуршали невероятно красивые листья, и я шагал вдоль ручья, пока не оказался у высокого забора.

Зазвонил мой мобильный.

– Надеюсь, вы его нашли, – сказал недовольный голос.

– Я делаю успехи.

– Мне мало просто успехов. Руководство Глэдстона звонит мне напомнить, что после моего доклада в понедельник они ждут лучших показателей прибыли. Я намекнул, что у меня важные новости. Не подведите. Достаньте мне Вентворта или не возвращайтесь.

Еще одни ворота загородили улицу. Они были высотой мне по плечи, но я смог перебраться, оторвав только пуговицу от спортивной куртки.

Солнце просвечивало сквозь ветви деревьев. Слева от меня были задние дворы домов. А вот справа тянулся забор. Закаркал ворон. Шурша листьями, я подошел к калитке, которая сливалась с забором. Знак предупреждал: «Агентам вход воспрещен». И почтовый ящик был вмонтирован в забор.

Когда я постучал, ворон прекратил каркать. Дверь задрожала. Я постучал еще раз, уже громче. Стук эхом разнесся по улице. Я постучал в третий раз.

– Мистер Вентворт?

Падали листья.

– Мистер Вентворт! Меня зовут Том Нил. Из издательства «Марш и сыновья». Мне нужно поговорить с вами о рукописи, которую вы прислали.

Холодный ветер дунул мне в лицо.

Я постучал еще раз, сбивая костяшки пальцев.

– Мистер Вентворт?

Потом я вытащил блокнот и ручку. Вначале я хотел написать о смерти Карвера, но такой способ сообщить об этом Вентворту показался мне слишком грубым. Я просто написал название мотеля и свой телефонный номер. И тут вспомнил, что у самого Вентворта телефона нет. Иногда он выходит из дома и тогда может воспользоваться телефоном в городе, решил я. Или просто прийти в мотель.

– Я оставлю записку под калиткой!

Вернувшись в парк, я сел на скамью и попытался насладиться видом, но ветер стал холоднее. Час спустя я снова перебрался через забор и вернулся к калитке Вентворта. Уголок моей записки так и торчал под ней.

– Мистер Вентворт, пожалуйста, мне нужно с вами поговорить! Это важно!

Возможно, он отправился в лес погулять, решил я. Или его вообще нет в городе. Черт, да он просто может лежать в больнице.

– Вы нашли его?

В таверне я поднял глаза от бокала с пивом.

– Нет. – По большому счету это не было ложью.

Бекки Шейфер остановилась рядом со мной у бара. Ее зеленые глаза завораживали меня так же, как прошлым вечером.

– Я видела, как вы сюда зашли, – сказала она.

– Как и все остальные в городе.

– Я думала о нашем вчерашнем разговоре. И пришла извиниться за грубость.

– Эй, я же из Нью‑Йорка, помните? Со мной невозможно быть грубым. И я не могу винить вас за то, что вы пытаетесь защитить того, кто здесь живет.

– Можно мне сесть?

– Я буду рад компании. Можно купить вам пива?

– Виски и диетическую колу.

– Виски? – Я притворно вздрогнул. – Обожаю честных выпивох.

Она рассмеялась, когда бармен принял мой заказ.

– Может, городу действительно будет лучше, если Боб опубликует новую работу. Кто знает? Я просто не люблю, когда мной пытаются манипулировать.

– Я так привык, что все манипулируют всеми, что просто не замечаю.

Она вопросительно посмотрела на меня.

– Когда я начал работать в издательстве, меня волновало одно: как помочь автору написать хорошую книгу. А теперь конгломерат проглотил всех одиночных издателей. Они считают книгу товаром широкого потребления, таким же, как стиральный порошок. Если автор не продается тиражом в четверть миллиона копий, главный офис плевать хотел на такого автора. И редактор, который не находит им очередные блокбастеры, считается просто мусором. Каждое утро я иду в «Марш и сыновья» и думаю, есть ли у меня еще должность. Как там писал Джозеф Хеллер? «У меня поджилки трясутся при виде закрытой двери». Чертовски верно.

– Я знаю, о чем вы. – Бекки отпила из бокала. – Я же адвокат.

Она кивнула в ответ на мой удивленный взгляд.

– Да. Гарвардская юридическая школа.

– Я впечатлен.

– Меня наняла адвокатская контора в Бостоне. Но я не вынесла того, как начальство натравливало нас друг на друга, чтобы посмотреть, кто принесет больше денег. Вот почему я живу здесь. Я мало зарабатываю, зато каждое утро просыпаюсь с радостью.

– Мало кто может сказать подобное.

– Останьтесь здесь подольше. Возможно, и вы когда‑нибудь сможете так сказать.

Возвращаясь в мотель пешком, я снова слышал шаги. Как и прошлой ночью, шаги затихали, когда я поворачивался к тени. И возобновлялись, когда я начинал шагать. Вспомнив разбитое окно машины, я пошел быстрее. Зазвонил мобильный, но мне некогда было отвечать. Только в номере, закрыв за собой дверь, я прослушал сообщение, в надежде, что оно от Вентворта.

Но голос принадлежал моему начальнику. «Слишком долго возитесь».

– Мистер Вентворт? – В девять часов следующего утра, под пронизывающим ветром, я снова стучал в его калитку. – Мне действительно очень нужно поговорить с вами о вашей рукописи! И о Сэме Карвере! Мне нужно поговорить с вами о нем!

Я уставился себе под ноги. Уголок записки по‑прежнему виднелся под калиткой. Я вспомнил вчерашнюю мысль. Возможно, его нет дома. Или… эта мысль была ярче… возможно, он дома. И болен. Слишком болен, чтобы подойти к калитке.

– Мистер Вентворт? – Я начал колотить изо всех сил. – Вы в порядке? – Я нажал на ручку, но она не повернулась. – Мистер Вентворт, вы меня слышите? Что‑то случилось? Вам нужна помощь?

Возможно, был и другой путь к дому. Ежась от сильного ветра, я вернулся той же дорогой и снова выбрался в парк. Прошел вдоль ограды до угла, потом дальше, спотыкаясь в густом переплетении деревьев и подлеска.

Да, другой путь действительно был. Спрятанная за кустарником калитка задрожала, когда я начал стучать по ней.

– Мистер Вентворт?

Я оттолкнул ветви и взялся за ручку, но и она не поддалась. Я налег на калитку плечом, однако она держалась крепко. Рядом с забором росло дерево. Я схватился за нижнюю ветку и подтянулся. Следующие ветки послужили мне ступенями. Преодолевая ветер, я оседлал забор, перегнулся и упал по другую его сторону в кипу мягких листьев.

И сразу же ощутил разницу. Ветер прекратился. Звуки тоже стихли. Сам воздух казался спокойным, словно закрытым со всех сторон на этой территории. Буфером от ветра. Наверняка такой эффект на самом деле создавала ограда. Или мне показалось, потому что я пробрался на запретную территорию. Насколько я знал, сюда мало кому удавалось проникнуть. И теперь я был одним из избранных. Хотя дыхание у меня участилось, я чувствовал спокойствие этого места.

Яблоки свисали с веток и лежали на земле среди листьев. Несколько ягод малины еще виднелись в кустарнике. На огороде я заметил пожелтевшие стебли помидоров. Тыквы, обычные и желудевые, гнездились среди пожухлых лоз. Все так же окутанный здешним спокойствием, я зашагал по тропинке между кустами роз. Впереди виднелась беседка, коттедж и небольшой дом из белого плитняка.

– Мистер Вентворт?

Когда я обошел беседку и направился в сторону коттеджа, я услышал щелчок замка, и дверь со скрипом отворилась. Вышел мужчина. Одет он был в джинсы и свитер, на ногах кроссовки. Он был худощавым, подтянутым, с легкой сединой в волосах. И у него были пронзительные темные глаза.

Но заметил я только пистолет у него в руке.

– Подождите!

Я вскинул руки вверх, размышляя. Господи, он так давно жил один, что сошел с ума. Он же меня пристрелит.

– Идите к передней калитке.

– Это не то, что выдумаете. – Меня трясло. – Я думал, вы заболели. И пришел посмотреть, не нужна ли вам помощь.

– Идите вперед.

– Меня зовут Том Нил. Я стучал в калитку.

– Быстрее.

– Я оставил записку. Я редактор в «Марш и сыновья». Прошу вас, – выпалил я, – мне нужно поговорить с вами о рукописи, которую вы нам послали. Она была адресована Сэму Карверу. Он мертв. Мне передали его обязанности. Вот почему…

– Стойте, – сказал он.

Даже воздух, казалось, застыл по его команде. Воронье карканье, беличий стрекот, шелест листьев – все прекратилось.

– Сэм умер? – Мужчина нахмурился, словно я сказал что‑то невероятное.

– Неделю назад, в понедельник.

Он медленно опустил пистолет. У него были чувственные черты лица Вентворта и такие же проницательные глаза. Но Вентворту было уже за семьдесят, а этот человек выглядел на двадцать лет моложе, и щеки у него не запали.

– Кто вы? – спросил я.

Он изумленно потер лоб.

– Что? Кто… Да никто. Сын Боба. Его нет в городе. Я приглядываю пока за его домом.

Сын Боба? Но это было невозможно. Ребенок должен был родиться, когда Вентворту было около двадцати, до того, как он женился, до того, как издали «Замок из песка». А после выхода книги всплеск интереса к Вентворту был настолько велик, что скрыть от журналистов внебрачного сына было бы просто нереально.

Он продолжал потрясенно смотреть на меня.

– Что случилось с Сэмом?

Я рассказал о новом руководстве фирмы и о том, как Карвер узнал об увольнении.

– То, как вы говорите об автобусе… Вы предполагаете?..

– Не думаю, что Сэму было ради чего жить. То, с каким выражением лица он вышел из офиса…

Мой собеседник словно рассматривал что‑то далекое.

– Слишком поздно.

– Что?

Он печально покачал головой.

– Калитка захлопнется сама. Уходите.

И, развернувшись, он захромал в сторону коттеджа.

– Вы не сын Вентворта.

Он остановился.

– Вы хромаете после аварии. Вы Р. Дж. Вентворт. Вы выглядите на двадцать лет моложе. Не знаю, как такое возможно, но это именно вы.

Я никогда не встречал такого проницательного взгляда.

– Сэм был вашим другом?

– Я восхищался им.

Его темные глаза смотрели прямо мне в душу.

– Ждите здесь.

Когда он, хромая, вышел из дома, в его руках был поднос с чайником и двумя чашками. И выглядел он так неуклюже, что я не мог не помочь.

Мы сели в беседке. Воздух стал еще более тихим и чистым. Мое восприятие реальности плыло рядом с Р. Дж. Вентвортом. Неужели я действительно говорю с ним?

– Как вам удается выглядеть на двадцать лет моложе?

Он смотрел на пар, который поднимался над чашкой.

– С Сэмом Карвером я познакомился в пятьдесят восьмом, после того как он нашел «Замок из песка» в груде невостребованных рукописей. В то время я был учителем старшей школы в Коннектикуте. И моя жена преподавала там же. Я ничего не знал об агентах и о том, как работает издательство. Я знал только то, что касалось детей, и как печально смотреть, как они вырастают. К тому времени двадцать издательств отказались публиковать «Замок из песка». Если бы Сэм не нашел рукопись, я так и остался бы учителем, и в долгосрочной перспективе это могло быть благом и для меня, и уж точно для моей семьи. Сэм это понимал. После аварии он сожалел, что «Замок из песка» получил такую известность.

Он поднял чашку.

– За Сэма.

– За Сэма. – Я глотнул чаю и ощутил вкус корицы и гвоздики.

– Сэм и его жена навещали меня каждое лето. Он был настоящим другом. Единственным моим другом. Однако после смерти жены он ни разу ко мне не приехал.

– Вы послали ему «Снежную архитектуру»?

Вентворт кивнул.

– Сэм написал мне письмо, в котором объяснил, что происходит с «Маршем и сыновьями». Вы описывали его ошеломленное выражение лица. Возможно, и так, но он точно не был удивлен. Он знал, что все к тому идет. И я отправил ему рукопись, чтобы он мог притвориться, словно нашел нового автора, и это дало бы ему еще несколько лет в компании.

– Но почему вы не подписались настоящим именем?

– Потому что я хотел, чтобы рукопись воспринимали как самостоятельное произведение. Я не хотел, чтобы ее печатали по причине загадочности, которую нагнали после моего исчезновения. Смерть моей жены и двоих сыновей стала причиной этой загадочности. Я бы не вынес, если бы это использовали в качестве рекламы.

– Рукопись великолепна.

Он помедлил.

– Спасибо.

Я никогда не слышал, чтобы кто‑то говорил так робко.

– И все эти годы вы писали?

– Все эти годы.

Он сделал глоток чая. Задумчиво помолчал, а потом поднялся и жестом пригласил меня за собой. Мы вышли из беседки. Вентворт, хромая, провел меня к небольшому домику у коттеджа. Открыл замок и пригласил меня внутрь.

В свой рабочий кабинет. На миг у меня зачастил пульс. А потом спокойствие этой комнаты обернуло меня своим покрывалом. Здесь было спокойно, как в храме. Я заметил камин, стол, стул и старую печатную машинку.

– У меня еще пять таких моделей, на случай если понадобятся детали, – сказал Вентворт.

Я представил себе, как звякает каретка, когда Вентворт доходит до конца очередной строки. Стопка бумаги лежала рядом с машинкой, возле упаковки копировальной бумаги. Над столом было расположено окно, сквозь которое падал свет.

А перед столом? Я подошел к полкам, на которых были разложены рукописи. Я сосчитал и х. Двадцать одна. От такого количества мурашки шли по коже.

– Все эти годы, – повторил я.

– Писательство может быть формой медитации.

– И вы никогда не хотели ничего из этого издать?

– Чтобы удовлетворить свое эго, которое я так давно стремлюсь уничтожить? Нет.

– Но разве непрочитанная книга не эквивалент хлопка одной ладонью?

Он пожал плечами.

– Это означало бы возвращение к миру.

– Но вы послали рукопись Сэму.

– Как Питер Томас. В качестве услуги другу. Но я сомневаюсь, что это помогло бы. В последнем своем письме Сэм говорил, что изменения в издательском деле слишком мрачны, чтобы их описывать.

– Это правда. Раньше издатель читал рукопись и покупал, если она ему нравилась. А теперь рукопись отправляется в отдел маркетинга. Отдел маркетинга показывает книгу распространителям и спрашивает: «Если мы это издадим, сколько штук вы сможете у нас заказать?» Если цифра их не устраивает, у книги нет ни единого шанса.

Вентворт был в шоке.

– И как же тогда издать книгу с оригинальной точкой зрения? Ведь через некоторое время все станет одинаковым. Напряжение на вашем лице… Теперь я понимаю. Вы ненавидите этот бизнес.

– То, каким он стал.

– Так почему вы не уйдете?

– Потому что я еще помню, как радовался, когда узнавал, что очередная отличная книга нашла своих читателей. И я надеюсь, что корпорации рано или поздно поймут, что книги – это не картофельные чипсы.

Внимательные глаза Вентворта были поразительно ясными. Я вдруг устыдился, словно он заглянул мне в душу и увидел мое отчаяние.

– Сегодня приятный день, – сказал он. – Почему бы нам не вернуться в беседку? У меня есть несколько дел на сегодня. Но вы, возможно, могли бы скоротать время с одной из этих рукописей. Я хотел бы узнать ваше мнение.

Я так удивился, что даже не сразу ответил.

– Вы серьезно?

– Мне бы хотелось, чтоб вы оценили ее с точки зрения редактора.

– В этом вам меньше всего нужна моя помощь. – Я не мог поверить в свою удачу. – Но я с удовольствием прочитаю ваше произведение.

Дела, которые ждали Вентворта, оказались сгребанием опавших листьев в компостную кучу и подготовкой сада к зиме. Я сидел в беседке, окруженный спокойно звенящим осенним воздухом, и вспоминал своего отца, наблюдая за писателем. Под приглушенные звуки ворон, белок и листьев я допил чай, налил себе еще одну чашку и начал читать рукопись под названием «Множество свидетелей».

В трущобах Бостона пятилетний мальчик по имени Эдди живет со своей матерью, которая редко бывает дома. Сложность в том, что она уходила в бары, где продавала себя за алкоголь. Эдди запрещалось покидать замусоренную квартиру (хуже того, порой в коридоре крутились драг‑дилеры и извращенцы), и друзей у мальчика не было. Телевизор был сломан. Он починил радио методом проб и ошибок и нашел станцию, которая днем отвечала на звонки слушателей. Эта передача называлась «Лучший ответ от Джейка», и вел ее комедийный актер Джейк Бартон. Джейк в основном говорил о ежедневных новостях, и, хотя Эдди большей частью не понимал, к чему относятся шутки, ему просто нравился голос ведущего. Джейк смешил Эдди.

Я переворачивал страницы, и звуки птиц, белок и листьев казались все тише. Грабли Вентворта скребли по земле где‑то очень, очень далеко. Поле зрения сузилось, и вскоре я не воспринимал ничего, кроме текста на странице перед собой. Эдди каждый день ждал передачи Джейка и каждый раз смеялся над его шутками, Эдди жалел, что Джейк не его отец…

Рука, опустившаяся мне на плечо, была почти неощутима.

– Том, – прошептал голос.

– А?

– Том, проснитесь.

Я заморгал. Вентворт стоял передо мной. Мне сложно было его рассмотреть, потому что вокруг было темно. Я лежал на спине на скамейке. И рывком поднялся.

– Господи, я заснул.

– Определенно, – весело сказал Вентворт.

Я оглянулся. Было темно.

– Весь день?! Я проспал весь день? Простите.

– За что?

– Ну, я вломился к вам, а вы были так любезны, что позволили мне прочитать рукопись, а потом я заснул, и…

– Вам требовался отдых. Иначе вы не задремали бы.

– Задремал? Я уже много лет не спал так крепко. Но это не имеет никакого отношения… Ваша книга прекрасна. Она берет за душу, ее больно читать, и все же в ней есть юмор, и… Я дочитал до того, как Джейк заявил, что увольняется с радиостанции, и Эдди не может смириться с потерей единственной радости в жизни.

– У вас еще много времени. Дочитаете после еды.

– Еды?

– Я приготовил суп и салат.

– Но я не хочу навязываться.

– Я настаиваю.

Не считая плиты и холодильника, кухня выглядела так, словно ничуть не изменилась за последние двести лет. Пол, шкафы, стены – все было из дерева с золотистым оттенком, отчего я сразу подумал о кленах. Стол и стулья были темными, возможно из дуба, потертые от длительного использования. В камине потрескивали поленья.

Я почувствовал запах свежего хлеба и впервые за долгое время ощутил голод. Суп был овощным, и я дважды просил добавки, а потом налег на салат, и это не считая половины ковриги хлеба.

– Картофель, томаты, лук и морковь, все в этом супе было выращено на моем огороде, – сказал Вентворт. – Здесь очень короткий посевной период. Приходится быть запасливым. К примеру, латук я выращиваю в теплице, чтобы собирать урожай даже зимой.

Свежий вкус был сильным и согревал изнутри. Как оказалось, во мне еще оставалось место для двух кусков яблочного пирога, тоже домашнего, с яблоками из сада Вентворта, и чая. Двух чашек чая.

Помогая ему мыть посуду, я зевнул. И тут же смутился, прикрыв рот.

– Простите.

– Не за что. Вполне естественная сонливость после еды. Так происходит со всеми млекопитающими. Они едят, а потом спят.

– Но я проспал весь день.

– Это признак того, как сильно вы нуждаетесь в отдыхе. Ложитесь на диван в гостиной. И читайте дальше.

– Но мне нужно вернуться в свой номер в мотеле.

– Глупости. – Хромая, Вентворт проводил меня в гостиную. Мебель напомнила мне ту, что давным‑давно я видел в доме у бабушки. Диван был накрыт одеялом.

– А я вас не стесню?

– Мне хочется услышать ваш отзыв о рукописи. Я не отпущу вас с ней в мотель, так что, если хотите дочитать, придется остаться здесь.

Я подавил зевок и почувствовал себя таким уставшим, что мог бы уснуть и в мотеле. До сих пор мне мешала тревога из‑за тех, кто меня преследовал.

– Благодарю вас.

– Я рад вашему обществу.

Вентворт принес мне остаток рукописи, и снова я удивился тому, что нахожусь в его компании.

Камин меня согрел. На диване я подложил подушку под спину и снова погрузился в историю. Джейка уволили с радиостанции.

Он заявил, что проведет еще две программы, а затем уедет из Бостона вести ток‑шоу в Цинцинатти. Грядущая потеря шокировала Эдди. Мать не появлялась дома уже два дня. Из еды у него были только арахисовое масло и крекеры. Эдди сложил их в наволочку. Добавил туда перемену одежды, потом подошел к двери и прислушался. Он услышал шаги. Кто‑то выругался. А потом звуки стали удаляться, и Эдди сделал запретное – отпер замок и открыл дверь. Лампочки были разбиты почти везде, и коридор тонул в тени. Мусор скопился в углах. От вони мочи и кабачков Эдди затошнило. Тени сгущались, но звуки стали почти неразличимы вдали, совсем как здесь, в реальности, стихал далекий треск камина и – еще дальше – стрекот печатной машинки.

Рука, опустившаяся мне на плечо, снова была почти неощутима. Я распахнул глаза, и снова передо мной оказался Вентворт, на этот раз вполне различимый в ярком свете.

– Доброе утро, – улыбнулся он.

– Утро?

– На часах одиннадцать.

– Я проспал тринадцать часов? – Я был в шоке.

– Вы устали больше, чем я представлял. Хотите завтракать?

В животе у меня заурчало. А ведь я уже забыл, когда в последний раз мог с утра испытывать голод.

– Еще как! Только мне нужно пару минут на…

– В ванной комнате есть запасная бритва и зубная щетка.

Я умылся и с удивлением уставился на свое отражение в зеркале. Щеки больше не были ввалившимися. Морщины на лбу и вокруг глаз стали менее четкими. И сами глаза стали ярче, а кожа приобрела здоровый оттенок.

За кухонным столом я позавтракал салатом, который приготовил Вентворт, – апельсин, банан, груша и яблоко (последние два ингредиента из собственного сада – напомнил он мне). Я съел три порции. А потом, как всегда, был чай.

– Он с лекарством? Это из‑за чая я столько сплю?

Вентворт едва заметно улыбнулся.

– Мы оба пьем из одного чайника. Разве я не был бы тоже сонным?

Я присматривался к нему так же внимательно, как он ко мне. Несмотря на возраст, щеки у него были румяными. Глаза – ясными. И волосы едва тронуты сединой.

– Вам семьдесят восемь, верно?

– Верно.

– Но выглядите вы на двадцать лет младше. Я не понимаю.

– Мне кажется, понимаете.

Я оглянулся на старую кухню. Посмотрел на деревья и кустарники за окном. Солнце сияло на листьях.

– Дело в месте?

– Такой же огороженный участок в любой другой области произвел бы тот же эффект. Но – да, дело в месте. Я много лет стремился к природному ритму. Теперь я живу с землей. Я слился с циклами солнца, луны, времен года. Отдался природе и через некоторое время стал замечать изменения в своей внешности. Точнее, отсутствие изменений. Я не старел так быстро, как считал положенным. И начал наслаждаться тем, что каждое утро просыпаюсь и меня ждет маленькая личная вселенная со своими чудесами.

– Как‑то это не вяжется с вашим пистолетом.

– Пистолет я привез еще в самом начале, когда переехал сюда. Потеря семьи… Каждое утро начиналось борьбой с желанием застрелиться.

Я смущенно отвел взгляд.

– Но дни сменялись днями. Я смог пересилить это желание. Снова и снова перечитывал Торо, пытаясь избавиться от оглушительного отчаяния. И работал на своих двух акрах. Торо и эта земля спасли меня. Я начал чувствовать мою семью через цветы, деревья, и… Ничто и никто не умирает. Просто трансформируется. Я знаю, о чем вы думаете: что я нашел сентиментальный способ компенсировать потерю. Возможно, и так. Но сравните свою жизнь с моей. Когда вы приехали сюда и проникли на мою территорию, у вас был такой отчаянный вид, что я испугался впервые за много лет. Ваши грязные ботинки. Оторванная пуговица на куртке. Грязь на штанах. Я знал, что у нас начали вламываться в дома. Я достал пистолет из ящика. И надеялся, что он не понадобится мне для самозащиты.

От стыда у меня заалели щеки.

– Мне, наверное, лучше уйти.

Но потом я понял, что вы действительно в отчаянии, но не от алчности, а потому, что совершенно несчастливы. И я пригласил вас остаться – в надежде, что это место спасет вас.

Как обычно с Вентвортом, я просто не знал, что сказать. Потом наконец выдавил:

– Спасибо.

И вспомнил, как он смутился, когда я похвалил его «Снежную архитектуру».

– У меня есть комбинезон, который может оказаться вам впору. Не хотите ли помочь мне в саду?

Это был один из самых лучших дней моей жизни. Мы сгребали листья, подрезали погибшие от заморозков цветы, складывали их в корзину для компоста. Собирали урожай кабачков и яблок. Сравнить с этим днем я могу только тот последний день, проведенный с отцом: такой же теплый осенний полдень, когда мы убирали листву. Но тогда мой отец схватился за сердце и умер.

Я вздрогнул от внезапного звука: мой мобильный. Я посмотрел на определитель номера. Наконец звонки прекратились.

Вентворт вопросительно взглянул на меня.

– Мой начальник, – сказал я.

– Вы не хотите с ним говорить?

В понедельник у него встреча с директорами компании. Он получил приказ выжать максимум прибыли. И он хочет добавить в наш план вашу «Снежную архитектуру».

Вентворт посмотрел на падающие листья.

– А это вам чем‑то поможет?

– Мне велели не возвращаться без подписанного вами контракта.

Вентворт прищурился, словно я только что удачно пошутил.

– Это объясняет решимость, с которой вы прыгали через забор.

– Я действительно о вас беспокоился.

– Конечно. – Он снова смотрел на листья. – В понедельник?

– Да.

– И вы опять потеряете сон.

– Кто‑то должен с ними бороться.

– Иногда нужно спасать сначала себя, а потом уже думать о других. Вы не хотите помочь мне с дровами?

На ужин были остатки супа, хлеб и яблочный пирог. Такие же свежие и вкусные, как вчера. И снова мне захотелось спать, но на этот раз от непривычной физической усталости. Кожа светилась от солнца и ветра.

Я допил свой чай и зевнул.

– Мне лучше вернуться в мотель.

– Нет. Ложитесь на диване. И дочитайте мою книгу. Трещали поленья в камине. Я взялся за рукопись, и мне снова почудился дальний стрекот печатной машинки.

Эдди храбро прошел сквозь кишащий крысами и опасностями многоквартирный дом. Ему понадобилась вся его сообразительность, чтобы не попасться наркоманам и извращенцам. Снаружи, на темной улице под дождем, его ждали еще большие опасности. Каждая тень таила угрозу. И в то же время читатель узнавал о Джейке, который вне эфира был крайне неприятным человеком. Владелец радиостанции был рад избавиться от Джейка, который во время программы оскорбил одного из спонсоров. Повествование переходило от проблем Джейка (неудачный брак и страсть к азартным играм) к попыткам Эдди найти его.

На этот раз Вентворт ко мне не прикасался. Я ощутил его присутствие и сам открыл глаза навстречу прекрасному утру.

– Вам хорошо спалось?

– Очень. Вот только, боюсь, я не закончил…

– В следующий раз, – сказал Вентворт.

– В следующ

Date: 2015-10-18; view: 327; Нарушение авторских прав