Камбрия, Брайанбэрроу

День накануне прошёл впустую. Два часа Тим пытался поймать попутку до Уиндермира – и наконец сдался. Но сегодня он был полон решимости всё изменить.

Дождь пошёл вскоре после того, как мальчик начал самую трудную часть своего предприятия: нужно было пройти пешком от деревни Брайанбэрроу по дороге через Лит‑Вэлли. На этой части маршрута Тим не ждал попутного транспорта, потому что машины здесь проезжали чрезвычайно редко, а если на дороге появлялся какой‑нибудь фермерский механизм – например, трактор, – то он тащился так медленно, что проще было бы идти на своих двоих.

А вот о дожде он совсем не подумал. И это было очень глупо, если учесть, что стоял самый мокрый из всех мокрых месяцев, ноябрь, и что в Краю Озёр дожди вообще шли чаще, чем в любой другой части этой проклятой страны. Но поскольку Тим покидал ферму Брайан‑Бек в таком состоянии, что просто не мог отчётливо мыслить, он просто накинул лёгкую куртку с капюшоном на фланелевую рубашку, под которой была ещё и футболка, – но ни одна из этих вещей не была водонепроницаемой. На ногах Тима были спортивные туфли, и хотя они ещё не промокли насквозь, зато покрылись грязью до самых лодыжек, потому что по краям тропы было настоящее болото, как и положено в это время года. Что касается его джинсов, то они становились всё тяжелее и тяжелее по мере того, как вбирали в себя дождевую воду. А поскольку они были на несколько размеров велики Тиму, то удерживать их на бёдрах становилось всё труднее, и Тима это приводило в ярость.

Он уже добрался до шоссе, шедшего через долину, когда наконец поймал первую попутку, что стало первой каплей удачи во всём этом дерьме. Удачу Тиму принёс какой‑то фермер. Он остановил свой «Лендровер», почти до окон покрытый грязью, и сказал, открыв дверцу:

– Забирайся, сынок! У тебя такой вид, словно тебя выудили из пруда. Куда направляешься?

Тим назвал Ньюбай‑Бридж – что находилось в противоположном от Уиндермира направлении, – потому что сразу преисполнился подозрений к этому типу – уж очень тот пристально его рассматривал, пристально и удивлённо. И ещё ему не хотелось оставлять след, на случай, если кто‑то заинтересуется его маршрутом. Если всё пойдёт так, как того хотелось Тиму, если его имя и фотография появятся в газетах и этот фермер его узнает, то пусть он скажет, позвонив в полицию:

«Знаете, я помню этого парнишку. Он говорил, что собирается в Ньюбай‑Бридж».

Фермер пробормотал:

– Ньюбай‑Бридж, значит?

И тронул машину с места. Он сказал, что может подвезти Тимми до Винстера, а потом начал болтать, как все люди, то есть спросил для начала, почему Тим не в школе. Он сказал: «День‑то не выходной, а? Прогуливаешь?»

Тим уже привык к омерзительной привычке взрослых задавать вопросы о вещах, которые их совершенно не касались. Хотя, конечно, от таких вопросов ему всегда хотелось ткнуть им пальцем в глаз. При этом сами они вряд ли ответили бы на вопрос вроде: «А почему это вы сегодня не на работе, как большинство людей?», зато, похоже, думали, что им позволено задавать самые дурацкие вопросы детям. Но к этому Тим был готов, так что он просто сказал:

– На часы‑то посмотрите. Середина дня.

Но фермер возразил:

– До трёх ещё далеко. Где же ты учишься?

Чёрт бы его побрал, думал Тим. Фермеру было ровно столько же дела до того, где Тим учится, сколько и до того, когда он в последний раз ходил в туалет по большому. Тим ответил:

– Не здесь. В школе Маргарет Фокс. Рядом с Улверстоном. – Он рассудил, что вряд ли фермер мог слышать что‑то об этой школе и о том, по каким причинам туда отправляют подростков. И добавил: – Это частная школа. Там и интернат тоже, но я приходящий ученик.

– А что это у тебя с руками? – спросил фермер. – Это нельзя так оставлять.

Тим изо всех сил стиснул зубы.

– Просто порезался. Надо быть осторожнее.

– Порезался? Что‑то непохоже на простые порезы…

– Слушайте, остановите машину, а? Можете высадить меня здесь.

– Да ведь даже до Винстера ещё не доехали, парень.

Это было истинной правдой. Они проехали чуть больше мили.

– Просто высадите меня, и всё, хорошо?

Тим вполне владел своим голосом. Он не хотел, чтобы его ярость вырвалась наружу, но знал, что если не выйдет из «Лендровера» прямо сейчас, то может сделать что‑нибудь… не слишком приятное.

Фермер пожал плечами и подвёл машину к обочине. Нажимая на тормоз, он внимательно, пристально смотрел на своего пассажира, и Тим понимал, что мужчина запоминает его лицо. Можно было не сомневаться в том, что он теперь будет слушать новости по радио, ожидая услышать о каком‑нибудь ограблении в округе или ещё о чём‑то таком, что он мог бы приписать Тиму. Что ж, к подобному риску Тим был готов. Но это было лучше, чем ехать дальше с таким типом.

– Ты будь поосторожнее, сынок, – сказал фермер перед тем, как Тим с силой захлопнул дверцу.

– А то как же, – огрызнулся тот, когда «Лендровер» снова тронулся с места. И укусил себя за тыльную сторону ладони.

В следующий раз ему повезло больше. Его подобрала немецкая пара, уже на дороге к Круку, куда немцы повернули в поисках какого‑нибудь хорошего пансиона. По‑английски они говорили хорошо, но их стремление к вежливой беседе ограничилось замечанием насчёт того, что в Камбрии уж очень часто идут дожди, а потом они заговорили друг с другом по‑немецки, обсуждая кого‑то по имени Хайди.

И наконец Тима подобрал водитель грузовика к северу от Крук‑роуд. Он ехал в Кесвик, так что довезти Тима до Уиндермира проблемы не составляло, так он сказал.

Но проблема тут же возникла, потому что шофёр явно решил всю дорогу читать Тиму лекцию об опасностях, грозящих человеку на дорогах, и насмешливо интересовался, знают ли родители Тима, что он ловит попутки и садится в машины к совершенно незнакомым людям.

– Ты ведь не знаешь, кто я такой, – говорил он. – А вдруг я окажусь маньяком или просто любителем малолетних? Ты это понимаешь?

Тим терпел, хотя ему отчаянно хотелось двинуть придурку кулаком в нос. Он лишь кивал, время от времени произнося: «Да‑да», «Всё может быть», а когда они наконец доехали до Уиндермира, попросил:

– Высадите меня вон там, у библиотеки.

Водитель грузовика так и сделал, но не удержался и напоследок сообщил, что Тиму очень повезло, что лично его не интересуют двенадцатилетние мальчики. Это было уже слишком, и Тим сказал, что ему четырнадцать, а не двенадцать. Водитель захохотал и возразил:

– Да не может быть. И что ты вообще прячешь под такой жуткой одеждой? Я так подозреваю, что ты вообще девчонка!

В ответ на это Тим изо всех сил хлопнул дверцей.

Он больше не в силах был терпеть. И если бы он мог сделать то, чего ему хотелось в данный момент, то ворвался бы в библиотеку и перевернул к чертям все книжные полки. Но Тим прекрасно понимал, что это ни на шаг не приблизило бы его к тому месту, где ему хотелось быть. Поэтому он снова укусил себя за руку, потом ещё раз, сильнее, потом ещё сильнее – так, что наконец почувствовал на зубах кровь. Это помогло ему немного успокоиться, и он пошёл к деловому центру.

Даже в это время года в Уиндермире хватало туристов. Конечно, их было несравнимо меньше, чем летом, когда вообще невозможно было ходить по городу, не натыкаясь то и дело на каких‑нибудь энтузиастов пеших походов, нагруженных рюкзаками и со специальными палками в руках. Поэтому ни один из местных, у кого имелась хоть капля разума, не появлялся в городе тогда, когда все улицы превращались в настоящие автостоянки. Но сейчас толпы уже рассеялись, туристов осталось совсем немного; с рюкзаками на спинах, укутанные в нечто вроде зелёных пластиковых простыней, они походили на горбунов. Тим встретил несколько таких фигур по пути к бизнес‑центру, где уже вообще туристов не было, потому что там им было нечего делать.

Зато у Тима были причины пойти туда, и эта причина называлась «Фото!». Фотоателье, о котором Тим узнал прежде, во время своего единственного посещения городка, и занималось оно в основном тем, что печатало увеличенные до огромных размеров снимки профессиональных фотографов, приезжавших на Озёра ради того, чтобы во все времена года запечатлевать их красоты.

В витрине «Фото!» стояли на больших подставках на фоне чёрных занавесей образцы продукции ателье. Внутри на стенах висели портреты, продавались цифровые камеры, и ещё в застеклённых витринах были выставлены антикварные фотоаппараты. Ещё здесь была стойка‑прилавок, и, насколько то было известно Тиму, имелась задняя комната. Из этой комнаты тут же вышел человек. На нём был белый лабораторный халат с вышитой эмблемой «Фото!» на груди слева и над ней – пластиковый бейджик с именем. Когда человек встретился глазами с Тимом, его рука сама собой быстро поднялась к бейджику, сняла его и спрятала в карман.

Тим снова подумал о том, что «Той‑фор‑ю» выглядит совершенно нормальным. Он ничуть не был похож на то, что можно было бы ожидать увидеть; у него были аккуратно причёсанные каштановые волосы, румянец на щеках и очки в тонкой стальной оправе. На его губах появилась приятная улыбка. Но он сказал Тиму:

– Время не слишком подходящее.

– Я посылал тебе сообщения, – сказал Тим. – Ты не отвечал.

– Я ничего не получал, – ответил «Той‑фор‑ю». – Ты уверен, что не ошибся номером?

Он смотрел прямо на Тима, и тот понял, что «Той‑фор‑ю» врёт, потому что он сам делал так же, когда врал, но только до тех пор, пока не сообразил, что тем самым просто выдаёт себя.

– Почему ты не отвечал? – спросил Тим. – Мы же договорились. Мы заключили сделку. Я свою часть выполнил. А ты свою – нет.

Мужчина отвёл взгляд. Посмотрел на входную дверь ателье. Он явно надеялся, что кто‑то войдёт в магазинчик и тем самым разговор придётся прекратить, потому что он знал не хуже Тима: их беседу никто не должен слышать. Но в дверях никто не появлялся, так что ему нужно было ответить, или Тим мог что‑нибудь натворить здесь… например, разбить одну из старинных фотокамер или одну из дорогих цифровых… Тим сомневался, чтобы «Той‑фор‑ю» желал разрушений.

Тим заговорил снова:

– Я сказал…

– Ты предлагаешь нечто слишком рискованное. Я думал об этом, но это чересчур.

Тиму стало так жарко, что у него как будто загорелись ноги. Жар быстро распространялся по телу, Тим начал дышать быстро и глубоко, потому что это как будто помогало справиться с яростью.

– Мы договорились, чтоб тебя… Ты думаешь, я об этом забыл? – Он стиснул кулаки, снова их разжал, огляделся вокруг. – Ты хотя бы представляешь, что я могу с тобой сделать, если ты не сдержишь своё обещание?

«Той‑фор‑ю» подошёл к ящику в конце прилавка. Тим напрягся, предполагая, что мужчина может выхватить оттуда пистолет или что‑то в этом роде, как это случается в кино. Но тот достал лишь пачку сигарет. И закурил. Он очень долго рассматривал Тима, прежде чем заговорить, но наконец произнёс:

– Ладно. Хорошо. Но если ты действительно хочешь, чтобы это случилось, мне нужно от тебя больше, чем ты сделал до сих пор. Только тогда это будет для меня стоящим делом. Мой риск в обмен на твой риск. Поровну.

Тим открыл был рот, но не сразу смог ответить. Он ведь уже сделал всё. Всё, чёрт побери! А теперь от него требуют большего? И он сказал только то, что думал:

– Ты мне обещал.

«Той‑фор‑ю» состроил гримасу, какую мог бы изобразить человек, обнаруживший на переднем сиденье своей машины чрезвычайно грязный подгузник.

– Что значит «ты мне обещал»? Это похоже на детскую договорённость, как у младших школьников. Ты мне даёшь твоё шоколадное пирожное, а я тебе разрешаю прокатиться на моём скейтборде, так? Только я съедаю пирожное и удираю, и кататься тебе не на чем.

– Ты сам согласился, – возразил Тим. – Ты дал слово. Это нечестно, чёрт побери!

«Той‑фор‑ю» глубоко затянулся сигаретой и посмотрел на Тима поверх её тлеющего кончика.

– Я передумал. Такое случается с людьми. Я оценил риск, и оказалось, что вся опасность достаётся мне, а тебе – ничего. Если хочешь, чтобы дело было сделано, сделай его сам.

Тим увидел, как между ним и «Той‑фор‑ю» падает красный занавес. Он понял, что это значит: это был призыв к действию, и «Той‑фор‑ю» не сможет вызвать копов, чтобы предотвратить его. Но с другой стороны, это означало конец их взаимоотношений, и, несмотря на свои чувства в данный момент, Тим знал, что ему не хочется начинать всё сначала, искать кого‑то другого. Ему противно было даже подумать об этом: долгие дни и недели поиска… Поэтому он сказал:

– Богом клянусь, я расскажу. А когда расскажу… Нет. До того я убью тебя, а уж потом заговорю. Клянусь. Я скажу, что был вынужден. Скажу, что ты меня поимел.

«Той‑фор‑ю» небрежно вскинул брови.

– И это при всех тех следах, что остались в твоём компьютере? Не думаю, приятель. – Он посмотрел на настенные часы, висевшие над прилавком, и добавил: – А теперь тебе пора уходить.

– Я остаюсь. – У Тима задрожал голос. Бешеная ярость захлёстывала его, разум рвали на части страсть и необходимость. – Я заговорю с любым, кто войдёт в эту дверь. Если ты меня вышвырнешь, я подожду на парковке. И буду говорить с каждым, кто приблизится к этой двери. Если вызовешь копов, чтобы убрали меня, расскажу и им. Думаешь, я этого не сделаю? Думаешь, меня что‑то может остановить?

На этот раз «Той‑фор‑ю» некоторое время молчал. В ателье стало так тихо, что стук секундной стрелки, обегавшей циферблат часов, звучал, как щелчки взводимого курка, взводимого снова и снова… Наконец мужчина сказал:

– Чёрт… Расслабься. Хорошо. Ты меня поймал, но ведь и я тебя – тоже, хотя ты этого пока и не понял. Как я уже говорил, ты ничем не рискуешь. А я рискую всем. Значит, ты должен заинтересовать меня сильнее, чем ты это делаешь прямо сейчас. Только это я и имею в виду.

Тим промолчал. Чего ему хотелось сделать «прямо сейчас», как сказал «Той‑фор‑ю», – так это опрокинуть прилавок и размолотить ублюдка в кашу. Но Тим не забывал, где он находится.

«Той‑фор‑ю» снова заговорил:

– В самом деле, детка, что тебя так подгоняет? Что тебе ещё час, два, три? Если тебе этого очень хочется, ты будешь продолжать. Если тебе этого хочется не слишком, позвони копам. Но если ты это сделаешь, тебе придётся доказывать свои слова, а мы с тобой оба знаем, куда их приведут такие доказательства. У тебя в мобильнике куча сообщений. У тебя в компьютере – электронные письма. И копам захочется взглянуть на всё это и выяснить, правду ли ты говоришь, и будет совсем нетрудно разобраться. Мы оба в затруднительном положении, так почему бы нам не помочь друг другу, вместо того чтобы пытаться столкнуть друг друга на рельсы, прямо под поезд, а?

Они уставились друг на друга. И ярость Тима начала уступать место чувству беспомощности. Он не желал смотреть правде в глаза, а правда состояла в том, что он не мог отрицать: «Той‑фор‑ю» одолел его. Наконец он тупо спросил:

– И что?

«Той‑фор‑ю» чуть заметно улыбнулся.

– Просто не в одиночку на этот раз.

Том почувствовал, как у него внутри всё словно падает.

– Когда? – пробормотал он.

Мужчина снова улыбнулся, и это была улыбка победителя.

– Скоро, друг мой. Я пришлю тебе сообщение. Ты просто должен быть готов. На этот раз полностью готов. Понял?

– Да, – выдохнул Тим, потому что ничего другого ему не оставалось, и он это прекрасно понимал.