Камбрия, Грейт‑Урсвик. Когда ворота школы Маргарет Фокс открылись, Манетт Файрклог Макгай вздохнула с облегчением

Когда ворота школы Маргарет Фокс открылись, Манетт Файрклог Макгай вздохнула с облегчением. Она думала, что Найэм Крессуэлл вполне могла ведь и забыть позвонить в школу, чтобы сообщить: сегодня за её сыном должен приехать человек, который не числится в списке. И вроде бы она и должна была так сделать. Найэм знала, что Манетт была довольно близка с Яном, что в глазах Найэм делало её врагом после развода. Но, похоже, бывшая жена Яна в конце концов решила, что важнее иметь лишнего человека, который согласился бы забирать из школы её сына, и это перевесило жажду мести за мнимые преступления, совершённые против неё. Она сказала: «Я дам знать Грейси. Она расстроится, если Тим не вернётся в обычное время». Манетт очень хотелось увидеть сегодня Тима, чьё лицо на похоронах его отца до сих пор снилось Манетт. Это стало бы уже десятой её попыткой наладить отношения с сыном её кузена Яна. Она уже пыталась это сделать, сразу после похорон. Пыталась с помощью телефонных звонков. Пыталась по электронной почте. А теперь ей предстояла прямая попытка. Тиму вряд ли удастся скрыться от неё, если ему придётся ехать в её машине.

Рано уехав с работы, Манетт остановилась у офиса Фредди, чтобы сообщить, что увидится с ним дома.

– Я забираю Тима, – сказала она. – Подумала, а вдруг ему захочется провести вечер с нами? Поужинать, посмотреть какое‑нибудь кино. Ну, ты понимаешь. Так что, до вечера?

Но Фредди ответил нечто такое, что удивило Манетт. Вместо обычного рассеянного: «А, да, конечно, Манетт», её бывший партнёр по жизни вдруг покраснел, как варёный рак, и пробормотал:

– Ох, ну да… Что касается… – И после совершенно нехарактерной для него неловкой паузы продолжил: – Вообще‑то у меня сегодня свидание, Манетт…

Она понимающе произнесла:

– А!..

И постаралась никак не выдать своего удивления.

Фредди поспешил объяснить:

– Я просто подумал, что, наверное, пора уже… Пожалуй, нужно было раньше тебе сказать, но я просто не знал, как это сделать.

Манетт очень не понравилось то, что она почувствовала при этих словах, но заставила себя улыбнуться.

– Ох, но это чудесно, Фредди. Я её знаю?

– Нет‑нет! Конечно, нет. Просто одна…

– А как ты с ней познакомился?

Фредди отъехал вместе с креслом от стола. На мониторе за его спиной Манетт видела какой‑то график и подумала, над чем это он мог сейчас работать. Возможно, разбирался в прибылях и убытках. Ещё он должен был анализировать заработную плату и единовременные выплаты. А это уже было делом немалым, потому что нужно было разбираться в том, в чём разбирался только покойный Ян. Как Фредди вообще нашёл время для того, чтобы с кем‑то познакомиться?

– Знаешь, мне бы не хотелось об этом говорить. Как‑то я себя неловко чувствую, – сказал Фредди.

– Ох, ну конечно! – Манетт кивнула. Фредди смотрел на неё немножко жалобно, ожидая какой‑то реакции, и она постаралась выглядеть как можно беспечнее. – Ну, может, ты как‑нибудь её пригласишь… Мне хочется посмотреть на неё. Ты ведь не намерен снова совершить ошибку?

– Ты не была ошибкой, – возразил Фредди.

– А! Спасибо. – Манетт порылась в сумке, достала ключи от машины и бросила небрежно: – Но мы всё равно остаёмся друзьями, да?

– Всегда и без сомнений! – ответил Фредди.

То, чего он не сказал, Манетт и сама знала: они не могли продолжать всё вот так до бесконечности, будучи разведёнными, но живя в одном доме, ведь до сих пор в их жизни ничего не изменилось. Однако между ними сохранилась крепкая дружба, существовавшая всегда и в итоге и ставшая корнем проблемы. С того самого дня, когда они договорились о разводе, Манетт много раз думала о том, что всё было бы иначе, если бы они могли завести ребёнка, и тогда их личные отношения не превратились бы исключительно в обсуждение того, какими именно преимуществами обладают самоочищающиеся и самоосвежающиеся туалеты и какова нынче ситуация на рынке. Это не могло продолжаться бесконечно. И в одно прекрасное утро неизбежно возник вопрос: а куда всё пропало? Где магия любви? И спокойный развод показался наилучшим выходом из положения.

Что ж, она ведь понимала, что рано или поздно Фредди кого‑то найдёт. И сама намеревалась сделать то же самое. Просто не предполагала, что это произойдёт так быстро. И теперь она гадала, не казалось ли ей на самом деле, что этого не случится никогда?

Манетт въехала в ворота школы Маргарет Фокс. Прежде она здесь не бывала, но Найэм объяснила ей, где будет ждать Тим. Перед административным зданием была специальная площадка, за которой велось наблюдение, так сказала мать Тима. И фамилию Манетт должны были добавить к списку рядом с именем Тима. И ей нужно взять с собой какой‑нибудь документ. Лучше всего паспорт. Тогда не возникнет никаких недоразумений.

Манетт увидела Тима сразу, как только подъехала к зданию администрации; классы и спальни образовывали могучий прямоугольник сразу за ним. Сын её кузена сидел на скамье, ссутулившись, бросив рюкзак на землю. И занимался он тем, чем, по наблюдениям Манетт, занималось большинство подростков всё свободное время: набирал на телефоне сообщение.

Она остановила машину у бордюра, но Тим не поднял головы – он был слишком сосредоточен на своём занятии. Это дало Манетт возможность понаблюдать за ним; так она и сделала, не в первый уже раз отмечая те гигантские усилия, которые предпринимал Тим для того, чтобы скрыть своё сходство с отцом. Он так же, как Ян, слегка отставал в развитии и пока что не достиг момента полового созревания. И был невелик для своего возраста, а уж без школьной формы казался и вовсе малышом. К тому же он носил слишком мешковатую одежду, которая буквально висела на нём, и даже бейсбольная кепка была ему велика. Зато она полностью скрывала волосы, которые Тим не стриг уже целую вечность и которые падали ему на глаза. Конечно, больше всего ему как раз и хотелось скрыть именно глаза. Потому что они были такими же, как у его отца, – большими, карими, ясными; они как будто иллюстрировали пословицу о том, что глаза – зеркало души.

Манетт видела, что Тим нахмурился. Что‑то ему не понравилось в ответе на его сообщение. Мальчик поднял руку и начал грызть ногти. Он кусал их с такой силой, что Манетт поморщилась при таком зрелище. Она поспешила выйти из машины и окликнуть Тима. На мгновение на лице мальчика отразилось удивление – и Манетт хотелось бы назвать его радостным, но она не осмелилась зайти так далеко, – и тут же он снова нахмурился. И не тронулся с места.

– Привет, дружок! – сказала Манетт. – Сегодня я тебя забираю. Мне нужна кое‑какая помощь, и ты будешь моим мужчиной.

– Мне кое‑куда нужно съездить, – угрюмо ответил он и снова принялся набирать какой‑то текст. Или сделал вид, что набирает.

Манетт возразила:

– Ну, не знаю, как ты собираешься куда‑то там добраться, потому что единственные колёса – у меня, как видишь.

– А где этот чёртов Кавех?

– А при чём тут вообще Кавех?

Тим наконец поднял голову. Манетт видела, что он сильно раздражён. Мальчик испустил злобный вздох, выражая своей отношение к родственнице, и хотя он не произнёс ни слова, это было всё равно что сказать вслух: «Глупая корова!» Тех, кому всего четырнадцать, всегда видно насквозь.

– Идём, Тим, – сказала Манетт. – Поехали. В школе не разрешат никому другому забрать тебя сегодня, потому что твоя мама им звонила.

Тиму следовало признать поражение. И то, что дальнейшее упорство не имеет смысла. Он что‑то пробормотал себе под нос, лениво поднялся и потащился к машине, волоча за собой рюкзак. На переднее сиденье он свалился с такой силой, что машина покачнулась.

– Пристегнись, – сказала Манетт. И повторила: – Пристегни ремень, пожалуйста!

И подождала, пока он это сделает.

Манетт искренне сочувствовала Тиму. Ему столько всего досталось… К тому же нельзя было и придумать худшего возраста для того, чтобы семью бросил отец, по какой бы то ни было причине. А уж то, что отец ушёл из семьи ради другого мужчины… тут весь мир просто слетал со своей оси. И как было мальчику всё это воспринимать, как ему было теперь быть с собственной пробуждавшейся сексуальностью? Манетт ничуть не удивлялась тому, что Тима швыряло из стороны в сторону, что он готов был укрыться в монастырской безопасности школы… Да и кто не захотел бы того же в его положении?

Выехав за школьные ворота, она аккуратно повернула на дорогу и сказала Тиму:

– Там, в отделении для перчаток, есть диски. Может, выберешь какую‑нибудь музыку?

– У тебя нет ничего такого, что мне нравится. – Он отвернулся от Манетт и уставился в окно.

– Спорим, есть? Ты загляни туда, приятель.

– Мне нужно кое с кем встретиться, – снова сказал он. – Я ведь уже говорил.

– С кем?

– Кое с кем.

– А твоя мама об этом знает?

Снова последовал нервный, злобный вздох. Тим что‑то проворчал себе под нос, а когда Манетт попросила его повторить, огрызнулся:

– Да ничего. Забудь.

И опять стал смотреть в окно.

Но в этой части страны смотреть было особо и не на что. От Улверстона на юг, до самого Грейт‑Урсвика, раскинулась почти совершенно плоская открытая равнина, на которой стояли фермы, отделённые от дороги живыми изгородями или невысокими стенами, сложенными из известняка, и по пастбищам бродили овцы, да ещё кое‑где торчали купы ольхи или японской берёзы.

Дорога была недолгой. Манетт жила в Грейт‑Урсвике, и её дом находился к школе Маргарет Фокс ближе, чем жилища прочих родственников Тима. И именно поэтому, уже не в первый раз подумала Манетт, было бы самым логичным оставлять Тима у неё на свободное от школы время; она говорила об этом и с Яном, и с Найэм сразу после того, как они отправили мальчика в это учебное заведение. Но Найэм и слышать ничего не хотела. Она твердила, что не нужно забывать о Грейси. Девочка не вынесет, если брат перестанет проводить с ней время после занятий. Манетт прекрасно понимала, что дело не только в Грейси и даже совсем не в ней. И решила, что будет видеться с мальчиком так часто, как только сможет.

Грейт‑Урсвик был не слишком большой деревней – всего лишь одно из тех скоплений коттеджей, что выросли на пересечениях сельских дорог, в глубине страны, далеко от Бардси и залива Моркам. Здесь имелись пивная, почта, ресторан, две церкви и начальная школа, но индивидуальность этому местечку придавало нечто вроде очень большого пруда. И самым шикарным районом, как называли это Манетт и Фредди, были дома, стоявшие у берега этого самого пруда. Они располагались вдоль дороги, но большие сады за ними подходили прямо к воде. Между садами и прудом создавали небольшие барьеры заросли камышей, а там, где камышей не было, крошечные причалы давали возможность добраться до вёсельных лодок или просто посидеть и полюбоваться на уток и двух лебедей, круглый год живших в пруду.

Дом Манетт и Фредди как раз и был одним из таких домов. Манетт подъехала ко входу (гараж она полностью предоставила Фредди) и сказала Тиму:

– Идём, посмотришь. Мне нужна твоя помощь. Это за домом.

– А почему Фредди тебе не помогает? – резко спросил Тим.

Он даже не подумал расстегнуть ремень безопасности.

– Фредди? – Манетт рассмеялась. – Это невозможно. Ему придётся сто раз прочитать инструкцию, да и то неизвестно, что получится в результате. Я думаю, мы с тобой отлично справимся вдвоём. Я буду читать вслух, а ты – строить. А потом приготовим бургеры и жареную картошку.

– Строить? Что? Я ничего не умею строить.

– Это ты сможешь. Погоди, сейчас увидишь. Это за домом. Идём же!

Она направилась к углу дома, не оглядываясь и не зная, пойдёт ли за ней Тим.

Её замыслом была палатка. Конечно, Манетт прекрасно могла и сама её установить, даже без посторонней помощи. Но дело было не в этом. Суть заключалась в том, чтобы заняться чем‑то вместе с Тимом, заставить его разговаривать – или, по крайней мере, дать ему возможность более или менее расслабиться и позволить ей хотя бы чуть‑чуть облегчить его страдания.

Манетт распаковала палатку и разложила все детали на лужайке. Палатка была здоровенной, более подходящей для семьи человек из четырёх, но сейчас был не тот сезон, когда покупают палатки, и Манетт пришлось удовольствоваться тем, что нашлось в магазине. Она как раз разбиралась в разнообразных колышках и верёвках, когда Тим наконец вышел из‑за угла дома.

– А, вот и ты… – сказала Манетт. – Отлично. Хочешь перекусить, пока не взялись за дело?

Он покачал головой. Посмотрел на расстеленную на траве палатку, на Манетт, на воду и спросил:

– А зачем ты собираешься ставить её прямо здесь?

– Да просто для тренировки, – пояснила Манетт. – Когда мы будем знать, как всё это делается, мы сможем взять её в поход.

– Зачем это?

– Чтобы устраивать привалы, глупый. Для чего ещё может понадобиться палатка? Твоя мама говорила, что ты ходишь в школе в пешие прогулки, я тоже это люблю, так что мы можем отправиться в поход вместе, только нужно подготовиться.

– Никуда ты не ходишь.

– Много ты знаешь. Я вообще очень люблю физические нагрузки. Кроме того, Фредди не нравится, когда я бегаю вдоль дорог. Он думает, меня может сбить машина. Давай, начинай… Чего ты ждёшь? Уверен, что не хочешь перекусить? Немножко заварного крема? Или пирожок с апельсинами? Банан? Бутерброд?

– Я же сказал, не хочу! – В голосе Тима звучала ярость. – Послушай, я ведь уже тебе говорил. Мне нужно кое с кем встретиться.

– Где?

– Это очень важно. Я обещал, что буду там.

– Где?

– В Уиндермире.

– В Уиндермире?! С кем, чёрт побери, ты можешь там встречаться? А твоя мама знает, что ты собрался с кем‑то повидаться аж в Уиндермире? – Манетт сидела на корточках среди деталей палатки, но теперь она поднялась на ноги. – Послушай, Тим! Что вообще происходит? Ты во что‑то впутался?

– О чём это ты?

– Ты прекрасно понимаешь. Алкоголь, наркотики, ещё какая‑нибудь гадость, которая…

– Нет! Слушай, я должен туда попасть! Я должен!

Манетт слышала отчаяние в голосе Тима, но не понимала, что ей с этим делать и в чём тут причина. Что бы ей ни приходило в голову, всё было плохо. Но в то же время в пылающем взгляде Тима она видела некое страдание, мольбу о помощи… И она сказала:

– Я не могу отвезти тебя туда, не поговорив с твоей мамой. – Манетт направилась к дому, говоря на ходу: – Я ей позвоню, чтобы убедиться…

– Нет! Ты не можешь.

– Почему нет? Тим, в чём всё‑таки дело?

– Ей на всё наплевать. Она ничего не знает. Это неважно. Если ты ей позвонишь… Ох, чёрт, чёрт, чёрт!

Он ринулся прямо через расстеленную палатку к маленькому деревянному причалу, выдававшемуся в воду. К нему была привязана маленькая вёсельная лодка, но Тима она не заинтересовала. Он тяжело опустился прямо на причал и уронил голову на руки.

Манетт показалось, что он плачет, и её сердце сжалось от боли. Она пересекла лужайку и подошла к мальчику. Села рядом с ним на причал, но не решилась коснуться Тима. Просто сказала:

– Слушай, приятель, я понимаю, у тебя сейчас трудное время. Хуже не бывает. Но это пройдёт. Вот увидишь. Всё обязательно пройдёт, потому что…

– Да ты ничего не понимаешь! – Он резко развернулся и толкнул её. Манетт упала на бок. – Ничего ты не понимаешь, дерьмо!

Он с силой ударил её ногой в спину, по почкам. Манетт пыталась произнести его имя, но оно не успело слететь с её губ, когда Тим снова ударил её.

Ноября