Амрита желчи и плевки шактипата

Я, Бхайраванада, сумасшедший мистик, еретик, ленивый йог, имеющий плохую концентрацию, старый отпетый негодяй, словно бы состоящий из одних проблем и недостатков, сижу тут, в глубине своей, милой моему сердцу пещеры и бубню, гундосю о Высшем, изливая из себя неисчерпаемые потоки божественной желчи и священного злобного ехидства.

Изначальная Реальность везде и всюду, хоть и не найдешь ты ее нигде, как бы не надрывался.

Будучи Богом, а также освобожденным множество раз маха-сиддхом, ты снова влачишь свое жалкое существование как непробужденное существо.

Никакого рабства сансары действительно нет, но оно такое реальное, что кроме сгибающих нас в три погибели стен темницы в этом мире трудно что-либо найти.

Магией своей садханы ты освобождаешь свою совершенно свободную Природу, задавая при этом вопрос: «А где те йогины, что летают по воздуху, меняют форму тела и выращивают из пустоты черные лотосы?».

Твоя природа свободна и не нуждается в изменениях с помощью твоей садханы, однако очень часто нам от этого не легче.

Богу ничего не нужно, особенно помощь тараканов и поддержка муравьев. Однако с постижением Искусства мы понимаем, что помогаем Богу, а Бог помогает нам.

Как постичь смысл этого безумия? Высокореализованные практики — священные учителя — говорят: не загромождайте как голову, так и свою жизнь относительными умственными концепциями.

Боги Хаоса и боги Космоса, боги Сансары и боги Нирваны — одно и то же Божество, однако тантрик не смешивает себе на погибель все в одну кучу.

Где надо разделяя, где надо интегрируя, он или она обеспечивает себе освобождение, которое можно потрогать рукой. Бог делает это все возможным, орошая тантрика кровавым водопадом шактипата.

Басни и сказки в одних случаях морочат голову и мешают, в других случаях морочат голову и помогают. С помощью йоги божества идиотизм делает нас мудрецами, непрактики же остаются в этом мире обыкновенными идиотами, заселяющими материки и острова.

Где свет, а где тьма? Молю тебя, не будь замороченным мнимой реальностью того, что относительно. Один обращает зло, невежество, яд и оковы в добро и мудрость, лекарство и орудия освобождения; другой же, наоборот, с помощью мудрости усугубляет свои заблуждения, отравляется неправильным употреблением лекарств, а ключами от двери, ведущей на волю, запирает себя в темнице еще более основательно.

Я восхищаюсь тем, как Мастера даже пламя и крючья ада превращают в океан амриты, в ваджры и трезубцы. Я поражаюсь тому, как остолопы даже тайные недвойственные учения и драгоценные методы превращают в стены тюрьмы, в жернов на шее, тянущий в адскую пропасть. И то, и другое является чудом и вызывает искреннее изумление!

Однако в этом измерении, на этой планете в наше время встретить остолопа очень легко, а найти Мастера чрезвычайно трудно. Такая ситуация является плодом наших коллективных усилий.

Реальность и Истина, полные Свободы и Красоты, сохраняют облик сансары, порабощая живых существ совершенными способами.

Изучая Основу, Путь и Плод, я видел хороших людей, делающих из недвойственных учений дуалистическое идолопоклонство, и видел негодяев, строящих себе с помощью таких же высших учений дорогу в ад.

Путь называют Путем, но когда доходит до дела, великие приверженцы чтения, семинаров и болтовни молятся яйцам похоти, короне страха, заборам ничтожества.

Одни приходят послушать учения для развлечения, другие — чтобы познакомиться на собрании с красивой и интеллектуальной девушкой или парнем. Цели же третьих вообще не поддаются пониманию даже ими самими.

«Свободные» философы-болтуны изучают и обсуждают все подряд, но не в силах следовать ни одному конкретному учению.

Фанатики же усердствуют в следовании каждой букве их «единственно верной религии» и враждуют со всеми другими традициями, ни на дюйм не приближаясь к пониманию своего собственного пути.

Великие сампрадайи содержат и несут огонь, но идиоты начинают бить в ладоши, и цепи ученической преемственности становятся тюремными цепями, ярмом на шее осла.

Традиции святы и драгоценны, но когда «истинно верные» берутся блюсти их чистоту, храмы превращаются в цирковой балаган, а места тантрических собраний начинают напоминать палаты психиатрической лечебницы.

Великие мистики и учителя даровали чистые и драгоценные освобождающие учения, но проходит время и строения учений начинают работать на стяжание денег, комфорта и политической власти.

Этот мир — дом умалишенных. Одни получили от своего бога наказ: «Не убий» и во имя этого учения убили великое множество представителей других религий. При всем при этом они совсем не считают, что их действия противоречат их священным заповедям!

«Философы и метафизики», презирающие невежественных йогов, спорят между собой о сути истины, никогда не выходя за пределы паутины слов. «Преданные ученики» не удосуживаются следовать примеру своих учителей, зато усердно поклоняются оставшимся от гуру тапочкам, лобызая их поцелуями.

«Истинно верующие» слепо верят в то, что они понимают под Учением, не пытаясь даже понять его смысла, а потому постоянно оказываются перед Богом в дурацком положении.

«Монахи» принимают обет не прикасаться к существам противоположного пола, но, не имея ни физической, ни духовной возможности жить без секса, они коротают дни в гомосексуализме и мастурбации. Это ли не насмешка над здравым смыслом и духовностью?

Организаторы Нью-Эйджеских «тантрических семинаров и ритритов» совокупляются со всем, что движется, порабощая как себя, так и своих учеников все новыми и новыми кармическими цепями. Большинство людей этого круга вовсе не знают иной «тантры», отличной от нелепого псевдоритуального совокупления. Подобные «духовные мистические практикования» в сравнении с обычным здоровым сексом выглядят симптомами тяжкого недуга, проявлениями больного сознания.

«Буддийские духовные учителя», обманутые разницей в терминологии, называют индуистскую тантру «учением, не выводящим за рамки сансары». Носящие титулы перерожденцев, тантрических мастеров и профессоров философии и в то же время демонстрирующие свое невежество, они уподобляются бездарным клоунам, чьи плоские шутки способны вызвать лишь недоумение.

«Индуистские духовные учителя» говорят о том, что «буддийским йогам не подняться выше уровня пустоты, который не есть подлинная самореализация». Не удосужившиеся ознакомиться с Ваджраяной и постичь истинную суть учения Будды, они проецируют на него собственные фантазии. Носящие титулы махатм, ачарйев и пандитов, они уподобляются сентиментальным слепцам, тупицам, бродящим во тьме невежества и принимающим за член верблюда собственную бороду.

Все эти люди в сравнении с заурядными мирскими безумцами безумцы дважды, а потому помни, Бхайравананда: грызя семечки, отделяй ядра от шелухи, а постигая Запредельное Искусство Самореализации, отделяй Узоры Сути от суеверий предрассудков и невежества, развивай три вида мудрости: Различающую, Интегрирующую и Зеркалоподобную.

Шакти

Когда ты практикуешь долго, то очень четко видишь, что Ма заслуживает поклонения. Поклонение ей затапливает остальное. Исследуя лабиринты миров трех линий, ты можешь беседовать с ней. Поэтому позволь себе быть готовым к тому, чтобы услышать, что Парашакти скажет тебе.

Мы возрождаем из себя бурю энергий — богов и демонов, закабаляем себя ими и пожинаем жатву, огонь которой тонет все в той же изначально сияющей Тьме. Ей великое поклонение! Ма… Ма… Ма…

Ты смотришь на меня, мать Тьма, своими звездными искрящимися глазами сквозь ветви дерева. Почему так ясны глаза твои? Потому что ты, Парашакти, Великий Свет.

То, что мы воспринимаем как тьму, есть свет. То, что мы воспринимаем как объект, есть мы сами. Я — это Тьма, Бездна. Я — это Свет, Океан Бесконечной Полноты. Я — это отдельная форма. Самарасья — интеграция, единение Трех — вот что я есть. У меня нет имени и нет границ. Каждую секунду я порождаю и возрождаю сам себя.

И в то же время я имею удовольствие проявляться как ограниченная форма. Сквозь эту форму я смотрю на мир, то окутывая себя туманной пеленой неведения, то сбрасывая ее. Я выбираю полный радости и творчества путь Каула Тантры, ищу себя и нахожу Бхайраву, ищу Бхайраву и нахожу себя. Но и это не все. Найдя Бхайраву, я вижу Бхайрави и, увидев, наслаждаюсь ее красотой и стремлюсь постичь суть Богини.

Познавая Парашакти, я обращаюсь к Бхайрави, воплощение которой вижу в Чидананде.[2]

Погружаясь умом во тьму Чидананды, я обнаруживаю радужный Океан, безбрежный Свет, образующий формы.

Где же моя любимая, Чидананда милая? Она повсюду — в солнце, луне и звезде, в блеске серпа, в сверкании меча, в блеске ножа, в отблеске когтя. Она в огне и лунном свете, ее силами полыхают звезды, ее силой существует подземный огонь — океан магмы, ее силой мерцают светлячки ночью в лесу.

Когда я заглядываю в нее, то вижу себя, а когда смотрю в себя — вижу ее. И при всем этом мы вроде бы разные. Созерцая ее в мире и видя ее во всем, я проявляю также любовь и преданность конкретной ограниченной форме. Это отблеск величия и славы Самарасьи.