Богословие и откровение

Поскольку откровение не может «втолковать» себя каждому времени и соотнестись с присушим этому времени пониманием, оно определяет задачу, образ мысли и содержание богословия специфическим образом. Богословие должно ощущать свою роль посредника по отношению к откровению именно там, где продумывают присутствие Христа как живую действительность и рассматривают Credo Церкви и как исповедание, и как жизненное свершение (fides quae / fides qua). Тем самым {109} принимают в расчет то обстоятельство, что раскрытие откровения, как действительно даруемая Богом действительность спасения, совершается не только горизонтально, но и вертикально. Ощутимое в Символе веры апостольское свидетельство входит в жизнь Церкви «по вертикали»: изначальное событие – образ Иисуса Христа – провозглашается в его опосредованной непосредственности как нечто живо присутствующие [в Церкви]. [Напротив], совершающееся в Иисусе Христе и венчающее откровение самораскрытие Бога в ходе тысячелетий истории христианства от ее начала до сегодняшнего дня богословски «ощущается» в качестве «горизонтального». Это развитие изначального христианского откровения свидетельствует, таким образом, что история догматики не есть просто история произвольных интерпретаций откровения, но служит удостоверением того обстоятельства, что Дух Божий вводит Церковь все глубже в истины веры. Итак, помимо подчиненной роли богословия по отношению к Церкви (возложенной на нее обязанности учительства) мы видим его подчиненную роль по отношению к откровению.

Как церковная наука веры богословие осуществляет следующие задачи:

1. Оно стремится открыть глаза на глубину таинства Божия и не упускать его из виду, дабы обосновать возможный по существу широкий спектр подходов к откровению и легитимность различных фактически происходящих попыток его раскрытия в их изначальной христологической связи.

2. Оно стремится открыть глаза на откровение как событие спасения, каковое начинается актом творения и находит свое завершение в Иисусе Христе, и не упускать эту связь из виду, дабы надежно сохранить основополагающее определения понимания откровения в смысле proprium christianum (достояния христиан). Речь идет, тем самым, о сотериологическом измерении откровения.

3. Оно стремится открыть глаза на откровение как происходящее в настоящем свершение и не упускать это обстоятельство из виду, дабы, удерживая связь с общиной верующих во Христа Иисуса, противостоять спиритуалистическому взгляду на откровение, превращающему его в нечто мимолетное. Речь идет, тем самым, об экклезиологическом измерении откровения.

4. Оно стремится открыть глаза на откровение как на некое антропологически релевантное событие, дабы мы могли обратить должное внимание на истины спасения, подразумеваемые в Божественном самораскрытии, и должным образом оценить их значение.

5. Оно стремится открыть глаза на откровение как некое событие космического масштаба, дабы защитить универсальный характер откровения как события спасения от разного рода сужений – в том числе сужения посредством недальновидной {110}эсхатологии. Речь идет, тем самым, о космологическом измерении откровения.

Нам надлежит запомнить следующее: поскольку богословие принимает в расчет необходимость истолкования откровения, оно заодно привлекает внимание к его богатству. Богословие исполняет, тем самым, некое служение, от которого невозможно уклониться, ведь в упомянутом богатстве выявляется не только тайна Бога, открывающего Себя Самого, но и достоинство человека, для которого откровение имеет силу, – более того: откровение только тогда размыкается в своих глубинах, когда его принимает человек, наделенный разумением (sensus) веры.

cc) Значение разумения веры («sensus fidelium»)

«Разумение веры – это в чистом виде ключевое понятие богословского мышления, которое именно в сегодняшней исторической ситуации обретает особую значимость»[257]. Поэтому нельзя пройти мимо этой темы, говоря об откровении и необходимости его истолкования.