Органист из Россон

Во время этого разговора неожиданно открылась дверь, и зашёл весь обсыпанный снегом органист из Россон; едва ступил на порог, воскликнул зычным голосом:

— Laudetur Jezus Christus. [178]Поздравляю с наступающим Рождеством! — и положил на стол свёрток разноцветных облаток.[179]

— А! Большое, большое спасибо! — сказал дядя. — Ждал пана Анджея и уже думать начал, что в этом году он, может забыл, где живёт Завáльня.

— Как можно забыть про пана Завáльню, особенно в такую жуткую бурю, когда завидишь яркий фонарь на воротах, за которыми добрый и любезный хозяин заботится о жизни путников.

— В то лишь время и гости у меня, когда Нещердо покроется льдом, но зато весной и летом живу, будто отшельник какой, окружённый водой и лесом.

Органист обратился к слепому Францишеку:

— О, давно уж не виделись, житель всего света, а о Россонах уже совсем забыл? У нас до сих пор вспоминают, как ты когда-то пел на хорах во время Юбилея. Кто пел по книжечке, а пан Францишек все песни по памяти. Ну, когда ж ты нас навестишь?

— Живу я теперь очень далеко.

— Но всё же ты живёшь там, где встречаешь ласковых и истинно любящих друзей, а таких у тебя много по всей Беларуси.

— Теперь по милости пана Б. есть у меня свой домик на острове, посреди озера Ребло. Там намереваюсь положить конец своим скитаниям, покуда Пан Бог позволит мне жить.

— Знаю пана Б., благородный человек. Имение его у самого озера Ребло на Рабщизне. Я когда-то там бывал, неблизко отсюда, вёрст шестьдесят будет. Однако, как меня дрожь пробирает, весь прозяб, такой сильный ветер и мороз, что мочи нет.

— Выпьем водки, пан Анджей, — сказал дядя, — а там и горячий ужин на стол подадут, вот и согреешься.

— А хорошо б водочки, ибо люди говорят, что напиток этот в жаркое лето холодит, а во время зимних морозов и ветров греет.

После водки и закуски повеселевший органист сказал:

— У пана Завáльни сегодня гости, стало быть, и новые рассказы.

— Каждый человек встречает в своей жизни что-нибудь нежданное, вот каждому и есть, о чём поведать.

— И Янкó, философ[180]иезуитской академии, уже должен был рассказать немало историй. Я слыхал, что когда он был ещё в школе, то очень любил читать книжки.

— Его истории мудрёные. Рассказывает мне о каких-то языческих народах, что жили Бог знает в какие стародавние времена; имена у них такие трудные, что уже на другой день забываю.

— Я тоже ходил в школу к иезуитам, Альвар[181]до сих пор знаю наизусть. Переводил речи Цицерона, и ещё помню стих из «de arte poetica»[182]Горация: «omne tulit punctum qui miscuit utile dulci».[183]Но когда я увидел, что всё это vanitas vanitatis,[184]не захотел углубляться в дальнейшие премудрости; к чему философствовать, лучше верить в простоте сердца. Так начал я учиться музыке, и теперь, слава Богу, имею место при костёле и всем доволен.

— Однако ж теперь очередь пана Анджея рассказать нам что-нибудь.

— А не поздно ли? Который сейчас час?

— У меня нет часов, — сказал дядя, — но знаю, что до полуночи ещё далеко.

— У меня дома есть часы, подарок отца-прокуратора; когда они бьют, появляется кукушка и кукует столько раз, сколько часов пробило. Один проезжий ночевал у меня и, услышав бой часов и голос кукушки, рассказал мне повесть про несчастного молодого человека и огненных духов.

Date: 2015-10-18; view: 278; Нарушение авторских прав