Глава 10. В ком есть страх, в том есть и Бог

В ком есть страх, в том есть и Бог. У меня подушка под головой не вертится. Хоть он и свинья, а всё‑таки человек. Каков мастер – таково и дело. Когда пир, тогда и песни. Лапоть знай лаптя, а сапог сапога. Затянул бы я песню, да подголосков нет

На улице пришлось принимать решение. Везти больную на метро – кощунственно. Хватать извозчика – вдруг на мастера не хватит? Идти пешком – далеко, и ноги подкашиваются. Кутузов столбом стоял, дрожа и паникуя, на краю тротуара.

Поблизости лихо тормознула компактная серебристая мерседесинка. Выпорхнула песцовая шубка, каблуки поцокали до магазина, пять минут и быстро назад – ещё десяток цок‑цоков, мотор, машина рванула – но подала назад. Девушка повторно покинула свой уют и осторожно подошла к безвольному, опустошённому Кутузову.

Взяв несчастного под локоть, молча подтолкнула его к машине, упаковала в салон податливое тело, прижимающее к груди похрустывающий пакет, включила печку и спросила, куда везти. Кутузов покорился и назвал адрес.

– О’кей. Через пять минут будем!

Мастер жил близ Кропоткинской. Ехать оказалось больше пяти, Кутузов успел ожить, согреться, смириться и разлепил губы:

– Курите, если хотите, не обращайте на меня внимания, – сказал он своей водительнице.

– Что‑о‑о? – поразилась девушка. – А, поняла. Если я за рулём, то, как современная, должна ещё и курить. Вот до чего доводит умных людей стереотипное мышление! Практически до хамства.

Помогло, встряхнуло. Членораздельно извинившись, профессор повернулся к девушке и попросил объясниться. Стереотипы? О, любимая тема!

– Я работаю с четырнадцати лет, – сказала девушка. – Машину я заработала сама, без участия родителей, сама же её и кормлю. Ага, вижу, ещё… Повторяю. Я заработала мерседес не проституцией. Ау! Я не проститутка. Вы, случайно, не в школе преподаёте?

– В школе, – улыбнулся Кутузов, – высшей школе идиотизма. Я учу студентов сочинять произведения в разных жанрах. Гимнастика для ума. Профессорствую, знаете ли.

– А, тогда всё понятно. Вы думаете, современная молодёжь обладает кургузым клиповым восприятием, жует прогорклую американскую кукурузу, выбрала пепси, занимается сексом на задней парте, не видит дальше носа, хочет наслаждений, работать не умеет, косит от армии – далее по списку.

– Не только, не только. У меня сын примерно ваших лет. Он мается иначе. Он ходит в церковь, дома читает жития святых. Между делом пишет эссе, стихи, письма – причём руками, не на компьютере. Он полагает, что верит в Бога, мне же даёт понять, что я отстал от жизни.

– А вы что – действительно отстали? – искренне заинтересовалась девушка.

– До недавнего времени я был уверен, что жизнь отстала от меня. Я гордый, – ещё теплее улыбнулся девушке Кутузов.

– Прекрасно. Господь любит и грешников. Значит, теперь вы научились признавать свои ошибки?

– Не думаю, что научился, но чему‑то учусь, это факт. Сегодня просто продолжение кошмара…

– Как? И я кошмар? – обиделась девушка. – Вот высажу вас на мостовой – пусть утешает постовой. Ой. Простите, случайно вышло…

– Стишками балуетесь? – сочувственно диагностировал профессор. – Моё чудовище тоже.

– Простите. Я не хотела. Читать живому человеку стихи, без объявления войны, за здорово живёшь, – я сама шалопаев ненавижу, которые бесцеремонно читают.

– Кажется, я тоже, – вздохнул Кутузов. – А позвольте спросить, и я сразу прошу прощения, всё‑таки зачем современные девушки пишут стихи? Вы как думаете?

Помолчав, она поглядела на небритого, задёрганного Кутузова и сказала:

– С современным мужчиной невозможно поговорить о любви. Можно поговорить о любви к нему, а вообще, просто о любви, – нет.

– Как вы думаете, почему так получилось? – озадачился Кутузов, с которым давно никто не говорил ни о какой любви. Он сам справлялся с любовью к себе.

– Думаю, это уродства глобальной цивилизации. Рудименты мужественности сохранились осколочно…

– А подробнее?

– Да ну вас, ещё расстроитесь! А у вас и без цивилизации с утра не сахарно.

– Пожалуйста, откройте мне подробности, – с неожиданно требовательными нотками попросил Кутузов.

– Ладно, – согласилась девушка. – Нам, правда, осталось полкилометра, но я успею. Внимайте. Мужчина‑воин собирается на войну. Предположим, во времена монгольского нашествия. Он что, бросается к её губам, тискает за все места и жарко приговаривает «Жди меня!», обещает любить вечно, а жена в ответ валяется в ногах и тоже вопит про любовь? Никогда. Я просто уверена, что древние воины, которые не кнопки нажимали, а вели телесную, контактную войну, с оружием в руках в прямом смысле, они вряд ли нуждались в охах и ахах. Жена так встречала его после битвы, что ему не требовались доказательства любви, поскольку любовь сотворялась деятельно. А у нас теперь – вон плакатик висит: холёная дамочка с протянутой рукой говорит кому‑то: «Любишь? Докажи!» И это, между прочим, реклама ювелирных изделий. За что она требует у него золота? Что она продаёт? Любовь? А что это? А это, уважаемый профессор, именно то, что он в силах понять. Ну подумайте сами: ведь не будешь провожать мужа утром в офис, как на войну, ботинки ему чистить словно латы. Он ведь куда идёт? Перед шефом прогибаться, обедать по часам, по‑английски болтать, и всё это – путь к успеху! Смех, а не успех! И тем более – не путь! И жена это знает, и все её внутренности просто трясутся от потаённого хохота. Всё, приехали, – закруглила она неожиданно.

Профессор заслушался и почти забыл горе. Он готов был послушать ещё, но какими словами говорят это молодым девушкам? Она, к счастью, была умница.

– Вы туда надолго? – догадавшись, спросила водительница. – Меня зовут Аня. Возьмите визитку. Если понадоблюсь, позвоните, я всё равно по городу кручусь. Может, нам и обратно по дороге.

Оставшись на тротуаре в полном и звенящем одиночестве, Кутузов с отчаянным взрывом чувства вспомнил о своей беде, но теперь что‑то смягчало ход ржавого надфиля по сердцу. Конечно, девушка, но и ещё что‑то. Конечно, её необычные, неожиданные речи, – но и ещё что‑то. Конечно, не следует придавать значения случайностям.