Княжество на Просторах 7 page

В находившемся неподалеку селении, постепенно превращавшемся в городок — там уже имелась рыночная площадь, два каменных дома и нечто наподобие улиц, — впечатляющая швартовка большого парусника вызвала немалое оживление. Навстречу Слепой Риди спешила небольшая группа людей во главе с упитанным господином, напоминавшим урядника — каковым он и оказался. Команда курьерского ялика давно уже предупредила управляющего недавно построенной пристани, для чьего корабля ей предстоит стать портом приписки.

— Ваше высочество! — тяжело дыша, взволнованно проговорил он. — Князь… его высочество велел собрать разных припасов… У нас тут всего много… Это большая честь для нас, такая честь, награда! — лепетал он.

— Мне не нужны припасы, — ответила она. — Где ты живешь?

— Э-э, ваше высочество… А, вон тут, в этом доме.

Пройдя мимо управляющего, она двинулась в указанном направлении. Тот побежал за ней.

Управляющий пристани был одновременно наместником князя Раладана на Малой Агаре, то есть номинально урядником высокого ранга. Но только номинально. Большая Агара напоминала миниатюрное государство со всеми необходимыми атрибутами, но ее младшая сестра была лишь покрытой песком скалой, на которой мало что можно было выращивать, почти не существовало лесов, жители же нескольких селений жили исключительно рыбной ловлей. Любой домовладелец в Ахелии был куда состоятельнее и влиятельнее княжеского наместника на Малой, управлявшего рабочими на пристани, интендантом и сборщиком налогов, рыбаками в селениях и тремя солдатами, приданными ему для солидности, — войско это квартировало в хижине, именовавшейся «караульным помещением». Был еще курьерский катер, временно отсутствовавший на пристани. Все это в целом больше напоминало место ссылки. Княжеский урядник высшего ранга на Малой Агаре выглядел несчастным ссыльным.

В одноэтажном каменном доме, в обставленной по-городскому комнате княжна Ридарета обнаружила какую-то перепуганную бабу, окруженную выводком детишек. Жена управляющего была ему под стать. Риди казалось, что еще немного, и она лишится чувств; ее душил гнев, а от стыда горели щеки. Она командовала парусником с бандой пьяниц на борту, ей же позволили жить на одичавшем островке, где не было ни одного человека, умевшего говорить по-людски. Когда она шла по «улицам», ей вслед смотрела небольшая толпа омерзительно воняющих рыбой, на всякий случай перепугавшихся существ; стоило ей только топнуть и крикнуть, как все они прыгнули бы в море и кинулись спасаться вплавь, лишь бы подальше от нее. Но эти существа с разинутыми ртами разглядывали прекрасный корабль, который только чудом не разбился… в порту.

Рядом с деревянным ушатом на полу стоял жбан с водой. Риди жадно напилась. В небольшой нише, игравшей роль кладовой, ей попалась на глаза наполовину опорожненная бочка с соленой селедкой и кружка с жидким красным медом. Значит, у них тут была даже пасека! Сглатывая слюну, она схватила селедку, окунула в мед и съела. Жена управляющего островом наблюдала за ней со смесью брезгливости и снисхождения. Молчал и тяжело дышавший управляющий.

В комнате появился Неллс, за которым шли несколько гвардейцев. Капитанша ела селедку, запивая медом прямо из кружки.

— Всей команде на берег, на борту остается только вахта, — проговорила она с набитым ртом, обращаясь к командиру стражи.

— Все на берег, на борту только вахта, — повторил он, глядя на одного из своих детин.

Тот побежал передать приказ.

Наевшись, Тюлениха сняла со стены связку чеснока и бросила в бочонок с селедкой, добавив туда кружку с остатками меда. В доме нашлось немного муки, мяса, хлеба и каши — все отправилось в бочку. В сундуке у стены лежали какие-то тряпки. Княжна по очереди брала в руки юбки, платья, куртки и рубашки, разглядывала их, после чего разрывала или разрезала ножом. Полетела на пол всяческая рухлядь с висевшей на стене полки. Онемевший от страха хозяин смотрел на происходящее, ничего не понимая. Его жена тихо заплакала. Слепая Риди методично крушила обстановку жилища, уничтожая все, что попадалось ей в руки. В окнах были натянуты рыбьи пузыри — она их продырявила, но в последнем обнаружилось стекло, добытое стараниями хозяина и за немалую цену, — его она разбила вдребезги.

Детвора ревела не своим голосом.

— Ваше высочество… но… — сдавленно проговорил урядник.

Заплаканная жена потянула его за рукав, тряся головой. Разумная женщина. Прижав к себе детей, она крепко прикусила губу, чувствуя, что лучше всего молчать.

Риди залила огонь в очаге водой из ушата, распорола перину, разбила жбан, из которого до этого пила, наплевала в ушат с водой, после чего вышла из дома. В волосах ее торчало несколько перышек.

Среди домов селения начали появляться первые группы моряков.

— Мевев, — сказала она, — прикажи собрать всех детей и отдай их на попечение каким-нибудь старым бабам. Дети должны быть целы и невредимы, я тебе голову оторву, если не уследишь. Тот дом, что у меня за спиной, остается, все прочие поджечь. Мужиков и баб под нож, девушек переловить. Пусть парни возьмут их к себе на корабль, разрешаю.

Стоявшие ближе к ней моряки все шире открывали полубезумные от счастья глаза. Кто-то, не дожидаясь приказа, уже бегом вернулся на корабль и открыл оружейный склад, доставая связанные вместе мечи и швыряя на доски палубы топоры. Некоторые жители селения услышали отданные распоряжения, и повсюду раздавались отчаянные рыдания. Командовавший вооруженным отрядом Мевев уже собирал оцепеневших рыбаков вместе, деля их на небольшие группы. Вопящее отродье отрывали от мамочкиных юбок. Какие-то охваченные ужасом люди бросились бежать, одни вдоль берега, другие в глубь острова, но пока что их никто не преследовал.

Посиневший лицом управляющий выбежал из-за спины княжны и грохнулся на колени, судорожно сцепив руки.

— Ваше… ваше высочество… Но за что? Почему? Ваше…

— Передашь князю, что Прекрасная Ридарета благодарна ему за все, что он для нее сделал, — холодно сказала она. — Сколько селений на острове?

Урядник от ужаса забыл. Но Малую Агару можно было обойти за полдня; здесь некуда было бежать и негде спрятаться. Все население острова составляло самое большее несколько сотен рыбаков. Перед двумя сотнями пиратов с «Гнилого трупа» они были беззащитны.

— Оставлю тебе несколько старух, чтобы занимались детьми. Детей убивать нельзя, детей я люблю, — пояснила она. — А теперь иди в ближайшее селение и прикажи выкопать очень большую яму. Пусть выкопают в каждом селении. Трупы либо сожгите, либо бросьте в эти ямы и закопайте. Иначе, прежде чем кто-нибудь сюда приплывет, начнется мор. Отнесись к этому серьезно, — посоветовала она. — Жаль детей, их тут много. Зачем им умирать от морового поветрия?

Управляющий, заикаясь, пытался о чем-то просить.

— И пусть все там меня ждут, — прервала она его. — У меня нет никакого желания гоняться за ними по всему острову. Пообещай, что я прикажу убить всю семью любого, кто попытается сбежать. Но из тех, кто меня дождется, возможно, некоторых я прощу и помилую.

Урядник плакал навзрыд, закрыв лицо руками. Суматоха в селении нарастала, парни Риди уже резали рыбаков и поджигали дома. Выли собаки, но громче собак — женщины, которых чуть ли не разрывали на части, поскольку всем хотелось их иметь одновременно, а молодых и красивых, как всегда, было слишком мало. Какой-то обрадованный пьяный моряк (видимо, ночью он пил больше других и еще не успел протрезветь), который настолько воспылал любовью к капитанше, что та уже не помещалась у него в груди, бросился ей в ноги, со всей силы обнял за колени и прижался щекой к животу, словно благодарящий за подарок ребенок. Рассмеявшись, она взъерошила ему волосы, а он поцеловал ее в бедро, вскочил и, радостно крича, помчался дальше. Риди двинулась за ним. У стены все сильнее пылавшего дома две корабельные шлюхи пинали какого-то деда, который неуклюже прятался под грубо отесанную лавку, закрывая голову руками с распухшими от ревматизма суставами; чуть дальше еще две прижимали к земле вырывающуюся и визжащую женщину с израненными ладонями, за доступ к которой бились матросы. Один из них только что сделал свое дело и был вознагражден торжествующим воплем девиц, которые до этого подбадривали его, а теперь сильнее придушили жертву, поскольку та дико извивалась под ножом, когда ей выламывали и отрезали очередной палец — каждый означал одного «новобрачного». Оглядевшись вокруг, Риди заметила среди пробегавших моряков своего первого помощника, который столь близко к сердцу принял ее слова, что лично, в сопровождении хорошо вооруженного отряда, сторожил толпу полуживых от плача ребятишек. Четыре старухи, выглядевшие будто пьяные или сумасшедшие, пытались, словно курицы, собрать малышню себе под крылья.

— Все как надо, капитан!

— Все равно не забуду, как ты подходил к пристани! — крикнула она, перекрывая невыносимый шум. — Ты больше не первый помощник, слышишь?!

Слегка усмехнувшись, Тихий полез за пазуху и показал какую-то подвеску. Риди с любопытством подошла ближе.

— Что это?

На длинной цепочке покачивался прекрасно ограненный изумруд в изящной оправе.

— Мое. Хочешь?

— Где взял? Здесь? — недоверчиво спросила она, восхищенно беря в руку драгоценность.

— Дура, что ли? Где — здесь? Давно. Но было у меня. Держи.

— Назначаю тебя первым помощником, — сказала она, надевая цепочку на шею и глядя вниз, где прекрасный камень почти касался живота. — Любому другому дам под зад.

— Ха! — хохотнул Тихий. — А ты хороша.

— Ну! — радостно кивнула она.

Она пошла дальше, то и дело поглядывая на покачивающийся камень. Мевев был таким, каким был… но он по-настоящему умел доставить ей удовольствие. Они сжились друг с другом и хорошо друг друга понимали. Но этот негодяй прекрасно знал, что капитанша его и любит, и нуждается в нем… Она решила при случае слегка ему всыпать. Уж точно не повредит.

К стене одной из хижин прибили по обе стороны двери каких-то подростков со вспоротыми животами; один был мертв или без сознания, второй издавал квакающие звуки, тупо таращась на серпантин свисающих до земли кишок. Воняло. Какая-то баба, сидя на корточках, смотрела на них, выпучив глаза, и визжала так, будто с нее сдирали шкуру. Дом не горел, но от других пожаров стало невыносимо жарко, а из-за дыма тяжело было дышать. Кашляя и вытирая слезы, Риди вернулась на корабль, пройдя мимо трех голов в шлемах, торчавших на остатках забора, — значит, местное войско потерпело поражение. Она шла на корабль, поскольку с кормовой надстройки тоже хорошо было видно, что творится на берегу, к тому же некоторые более сообразительные матросы уже притащили на палубу несколько девушек, так что можно было посмотреть вблизи на разные любовные утехи и поиздеваться над «жеребцами».

В любом случае, это было приятнее, чем задыхаться от едкого дыма.

В следующем селении, до которого было не больше мили, она обнаружила, что все жители попрятались по домам; похоже, сбежали лишь немногие. Ей казалась отвратительной покорность, с которой эти существа принимали свою судьбу. Она не сомневалась, что даже самый худший из моряков ее команды в ситуации, когда нечего терять, ждал бы за стеной какого-нибудь дома с топором, веслом или заостренным колом и, умирая, забрал бы с собой по крайней мере одного преследователя. Во всяком случае, она бы поступила именно так.

Но эти рыбоеды не умели ничего, кроме как рыдать и плакать.

Вопли и плач становились громче по мере того, как моряки врывались в очередные дома и выволакивали селян наружу. Ридарета свернула в сторону и вошла в стоявшую слегка на отшибе хижину — по какой-то причине ее внимание привлек столб с деревянным колышком для подвешивания сетей. Шагнув через порог, она увидела перед собой тесно сбившихся в кучу людей. Послышался короткий испуганный возглас.

В хижине царил полумрак. Прошло немало времени, прежде чем княжна заметила, что стоявшая в середине женщина беременна. К ее ногам жались мальчики лет пяти-шести, рядом застыли двое молодых мужчин, очень похожих друг на друга — видимо, братья.

— На улицу, мразь, — сказала она, переводя взгляд на очаг. — Прежде чем уйдешь, подожги хижину, — приказала она одному из мужчин.

Она повернулась… но не вышла.

Через открытую дверь виднелся столб для просушки сетей.

Снова повернувшись, она еще раз медленно обвела взглядом хижину. Жители дома не могли выйти, поскольку она преграждала путь к двери.

Взгляд ее остановился на лице того из мужчин, что повыше.

— Старый дед… он уже не мог ходить… — сказала она. — Женщина и мужчина… и пятеро детей, двое мальчиков и три девочки… Они жили в этом доме. Много лет назад, пятнадцать… а может, двадцать…

Ошеломленные от страха рыбаки молчали.

Ридарета отошла на два шага назад и села на табурет у стены.

— Там, перед домом… — проговорила она сдавленным голосом, едва слышным на фоне доносившихся снаружи воплей, — стоят столбы для просушки сетей… На одном из этих столбов висела девушка в колодках, говорили, будто она пиратка… Сперва ее держали здесь, в этой хижине, потом она висела на столбе, потом сидела под этим столбом… Ее поймал гончий пес трибунала, некий худой урядник. Он тоже здесь жил. Кто-нибудь о том… помнит?

До мужчин начало доходить, что их о чем-то спрашивают.

А надежда могла зародиться даже на самой бесплодной почве.

— Пиратка? Я… Брат тоже, госпожа, мы… помним. Так и было, да. Так, как ваше благородие сказала.

— И однажды ночью та девушка исчезла, а урядник вместе с ней. Помните?

Мужчины кивнули.

Риди неожиданно вскочила и выбежала из дома.

— Гарда! Гарда-а-а!!!

Ее услышал какой-то моряк и заорал еще громче. Вскоре несколько детин уже что есть духу мчались к своему капитану.

— Стоять перед дверью! Этот дом не трогать!

Она вернулась в хижину.

— Тот старый дед, который не мог ходить, — сказала она. — Он как-то раз назвал меня «дочка». Женщина давала мне еду.

— Дедушка давно умер, — сказал мужчина и неожиданно потер щеки — вряд ли сожалея об умершем. — А матушка и отец недавно. Я взял… взял себе жену, а это, госпожа, это мой брат.

— Те дети, те мальчики, которые тогда… Это вы?

— Да, госпожа.

Она сняла повязку с выбитого глаза.

— Я тогда была такая? Я вас помню. Где ваши сестры?

— Старшие в Ахелии прислугой работают… жизнь у них хорошая. Третья вышла замуж и теперь… наверное… — Мужчина замолчал и внезапным неловким движением снова потер щеки. — Да…

Его «да» прозвучало как «что случилось, то случилось».

— Иди же! Жену и детей ты уже спас, — сказала она. — Ну?! Чего ты ждешь, дурак, беги с братом и спасай сестру, может, успеешь! Гарда! Вы двое за ними, делайте все, что они скажут! Кто станет на пути, того по башке! Ну, быстрее!

Рыбак судорожно вздохнул, посмотрел на брата и жену, после чего выбежал на улицу, а брат за ним.

Риди снова села на табурет, глядя на женщину, к которой молча жались дети. Они не плакали, но глаза их казались неестественно большими.

— Ты ждешь ребенка, — тихо сказала она. — Так же, как и я. Послушай, расскажи мне, как это? Как это, когда на свет появляется плачущий малыш, который не предмет, не осколок Рубина, но настоящий ребенок? Он плачет, потому что хочет теплого молока, и тогда ты даешь ему грудь… Хуже всего, когда начинают резаться зубки… — Она коснулась пальцами губ, уставившись в некую точку на потолке. — Я знала, но уже не помню. Почти не помню. У меня были дочери, и я так радовалась… А потом оказалось, что это не мои дочери, только ее… Риолаты, — бессвязно говорила она, скорее шепча себе под нос, чем обращаясь к побледневшей жене рыбака, которая ничего не могла понять. — Я была только… вроде мешка, из которого достают разные вещи. Таким мешком, понимаешь? Теперь я снова стала такой, я все время такая. Снова и снова.

Она покачала головой.

— Мешок с Рубинами… Три месяца беременности, и ребенок… Шесть лет, и взрослая женщина. Беременная женщина. Десятки, сотни Рубинов Гееркото, Темных Брошенных Предметов. Дурных. Нет, не дурных… Таменат объяснял. Они не дурные, они… а, вспомнила: активные.

Потянувшись к ушам, она вынула большие серьги и положила на стол, затем начала поспешно снимать перстни с пальцев рук и ног, за ними браслеты и цепочки. Она сняла все, что было у нее на шее, увенчав кучку драгоценностей прекрасным изумрудом.

— Это тебе и твоим детям. Настоящим детям… Живите как люди. Где-нибудь, где нет войны, пиратов, Рубинов… если такое место вообще есть. Я помню этот дом… Старый дед, он даже уже не ходил… Он сказал: «Ешь, дочка». Тут было пятеро детей, двое мальчиков и… такая смешная малышка, щербатая… Это была ты?

Не слушая ответа, она вышла из дома и, коснувшись почерневшего от морского ветра столба, повернулась и посмотрела на селение. На тихое рыбацкое селение, дремавшее под низким осенним небом, когда штормовая волна не позволяла рыбацким лодкам выйти в море. Осень, на Просторах пора штормов. Хмурое небо, ветер и дождь…

Картина тихого селения внезапно сменилась другой. На небе сияло весеннее солнце, закрытое клубами дыма. Слышались крики. Из пылающего дома выбегали горящие люди, которых рыбацкими веслами заталкивали обратно в огонь. Мимо бежали несколько радостных матросов, таща на веревке привязанную за ноги женщину; под разорванной одеждой виднелась содранная до крови кожа. Открытый рот заливала кровь из разбитого носа, подбородок был ободран до живого мяса, блестели вытаращенные глаза. Рядом несколько детин пинали какой-то клубок, который мог быть человеком, мешком с тряпками или большой собакой… Ридарета закрыла лицо руками и взвыла от ужаса. Солнце померкло, наступила ночь. Возле небольшой пристани маячили темные очертания огромного корабля, с борта которого сбегали люди с факелами в руках. Капитан К. Д. Рапис, Бесстрашный Демон, самый знаменитый пират Просторов, явился за невольниками, среди которых нашел дочь, о чьем существовании не знал. Ридарета пыталась бежать, но какой-то маленький, похожий на крысу человечек хлестнул ее бичом с железными крючьями. Она ударилась головой о стену дома, горячая кровь залила лицо. Она еще не знала, что потеряла глаз. Вокруг убивали людей, в первую очередь стариков и детей, поскольку они не были хорошим товаром; слабые умирали в трюме во время морского путешествия. Ридарета запомнила своего благодетеля, странствующего торговца, с которым путешествовала, — какой-то толстяк сидел у него на груди, огромной лапой нажимая на подбородок и медленно перерезая горло, вернее отделяя голову от туловища, поскольку закончил только тогда, когда та держалась на одном позвоночнике. В селении бушевала огненная буря. Связанную Ридарету вели среди других людей в путах. Вооруженные моряки пели старую морскую песню о команде, которая упокоилась на дне, но благодаря помощи братьев-моряков вместе со своим кораблем вернулась на воды Шерера, — прекрасную песню о преданности и общей судьбе людей моря:

Зеленым эхом морские волны

Со дна течений доносят гул,

И мертвый шкипер в пучине черной

В костлявых пальцах сжимает руль…

Пусть небо над морем насупилось хмуро —

Нам не впервой со стихией играть!

Пусть ветер в вантах поет о буре —

Станем и мы подпевать…

— Капитан! — ревел Мевев. — Капитан!

Глядя на него, она выла, словно зверь, пока он не зажал ей рот рукой и силой не отволок в укромное место, а затем приказал доставить на корабль. С капитаншей подобное порой случалось — на его памяти в четвертый раз. Волноваться было не из-за чего.

Мой любезный и достойный друг!

Я охотно описал бы путь, который мне пришлось проделать, чтобы достичь цели, но это как-нибудь в другой раз. Догадываясь, с каким нетерпением ты берешь в руки это мое письмо, сразу пишу: ее императорское высочество поняла, сколь серьезными могут оказаться последствия принятого ею решения, и положительно отнеслась к моим просьбам. Громбелардская история, которую ты знаешь, полностью истинна: ты найдешь стража законов в Громбе, под развалинами здания, где когда-то находился Имперский трибунал. Мне известно, что ты знал Громб таким, каким он был во времена столицы, так что место это ты найдешь без труда. Не стану предупреждать об опасностях Громбеларда, поскольку ты знаешь их лучше меня. Вам потребуется многочисленный, хорошо вооруженный отряд готовых на все людей. Поскольку вы все равно в Ллапме, поищите таких в Дартане. После минувшей войны там полно тех, кому пришлись по вкусу приключения и трофеи, но от первых остались лишь воспоминания, вторые же они давно растранжирили. Подобные люди охотно согласятся поискать удачу в Громбеларде, раз уж в родном краю она обошла их стороной.

Я знаю, что нужные средства у тебя есть, но если расходы окажутся выше, чем ты предполагал, не забывай обо мне. Я все еще состоятельный человек. Правда, с собой я ношу лишь обычный кошелек, но по твоему требованию прикажу прислать из Сар Соа столько денег, сколько понадобится.

В заключение прошу извинить меня, достойный друг, за личную приписку, но я должен с кем-то поделиться надеждой: для меня еще не все потеряно. Знаю, ты поймешь, что я имею в виду. Поэтому вряд ли тебя удивит, что я послушаюсь твоего совета — даже приказа! — и откажусь от дальнейшей игры в мудреца Шерни. Не знаю, приняли ли меня Полосы, но если даже и так, то я отвергаю их дар, повинуясь велению как разума, так и сердца. Будь здоров!

Н. Р. М. Рамез,

твой друг и вечный должник

Кеса положила письмо на стол и задумчиво посмотрела на расхаживавшего по комнате Мольдорна. В Ллапме, одном из самых богатых городов Дартана, да и всего Шерера, Готах не стал искать пристанища в частных домах — вполне хватило приличной гостиницы. Это была не Морская провинция… Правда, дартанские придорожные постоялые дворы считались худшими в Шерере, но в городах, напротив, предлагали все удобства — поскольку являлись в том числе и домами свиданий для дартанской элиты.

Шагов Мольдорна не было слышно — под ногами его лежал роскошный ковер.

— Ты им это прочитал? — спросила Кеса.

Готах знал, что имеет в виду его жена.

— Личная жизнь Рамеза их не касается, — сказал он вполголоса, как и она. — Я рассказал бы Йольмену, но не Мольдорну. Прочитал только начало.

— Умно поступил, — похвалила она. — Что ж, похоже, ты пользуешься искренним уважением супруга достойнейшей.

— Он еще им не является, — заметил Готах. — Верена, правда, так и не развелась окончательно с Рамезом, лишь приостановила брак на полгода, а потом еще на несколько лет. Если я верно считаю, примерно через год князь Рамез снова будет ее мужем. Разве что императрица вручит ему очередной документ о разводе… но, пожалуй, вряд ли. Судя по тому, что пишет Рамез, — нет.

— Гм… Осторожнее. Наш приятель Мольдорн хочет что-то сказать.

Она произнесла это все так же вполголоса, но намного отчетливее. Мольдорн должен был услышать ее слова — и услышал.

— Сарказм совершенно лишний, ваше благородие, — сказал он. — Мне говорить почти нечего, хочу лишь кое-что спросить, поскольку не все до конца понял. Стало быть, княжна Риолата Ридарета обо всем знает?

— Почти.

— О том, что может уничтожить символическую суть Ферена и тем самым вывести Шернь из равновесия?

— Да.

— И она знает, что ее ищут посланники?

— Я ей сказала. Однако я не говорила ей, кто я, в ее глазах я… кто-то из тех, кто вам помогает.

— Ты ей поверила? Доверилась ей?

— Да, ваше благородие, — очень холодно ответила Кеса, столь деликатно подчеркнув вежливое обращение, что лишь в ее устах оно могло прозвучать как упрек; с Мольдорном она никогда не была запанибрата. — Хочешь еще что-то узнать, господин?

— Только одно. Как ты считаешь, ваше благородие: через сколько недель, а может быть, уже только дней твоя новая подруга появится в Дартане?

— А должна появиться?

— Ваше благородие, — язвительно заметил Мольдорн. — Ты совсем недавно стала посланницей, так что позволь мне объяснить. Рубин Дочери Молний — это отражение двух Темных Полос, которые постоянно тяготеют к родной Силе. Поэтому княжна ищет то, что вынуждена искать.

— Княжна — не Рубин.

— Только ты одна так утверждаешь.

— Только я одна ее знаю.

— Княжна всей своей жизнью доказывает, что она — Рубин, и ничто больше.

— Княжна всей своей жизнью доказывает, что им не является.

— Значит, наши оценки различаются.

— Именно. И потому, что твоя оценка, господин, взята из воздуха. Это интуитивная оценка, женская, ваше благородие, — с нескрываемой издевкой заявила она. — Не сомневаюсь, что можно математически рассчитать зависимости и отношения между Проклятыми Полосами и Ференом, но в случае княжны Ридареты математика ничего не даст. Слишком много неизвестных и переменных. Человеческая природа до сих пор не поддается подсчетам. В лучшем случае применима статистика. А она, как мы знаем, отдельных личностей не касается.

Мольдорн хотел что-то сказать, но она слегка шевельнула рукой… и он замолчал.

— Представь мне формулу, математик, описывающую синтез сил Рубина и характера женщины. Если увижу эту формулу — сниму свои возражения.

Тот не нашелся что ответить.

— Что ж, пусть будет так, как ты говоришь, — женская интуиция, — наконец сказал он. — Я утверждаю, что Прекрасная Риди появится в Дартане.

— Да? Может быть. Но лишь случайно.

— Случайно?

Посланница тактично вздохнула.

— Я ее обманула. Я не наивна и не глупа, ваше благородие. Я доверяю и верю Ридарете, но могу ошибаться. Дело слишком серьезное, чтобы ставить его исход в зависимость от оценки одного человека, даже если это умный человек. — Кеса не всегда отличалась скромностью. — Если я ошиблась и Рубин действительно нанесет удар по символам Ферена, то выпад придется в пустоту. Эта девушка мало что знает о Шерни… Я сказала ей, что отражение Ферена следует искать в Громбеларде, а точнее, в Громбе. И предупредила, чтобы она туда не ездила. Она обещала, что не поедет.

Даже Готах удивился.

— Ты сказала ей… что отражение Ферена находится в Громбе?

— Да, и указала в качестве цели стража законов, поскольку это звучало достаточно правдоподобно. Я предположила, что страж действительно там погребен и нам захочется его найти. А если нет, то ведь можно будет проверить, не бродила ли, случайно, по Тяжелым горам армия… моряков. Если выяснится, что так и было… Тогда я отдам честь твоей интуиции, господин, — пообещала она сконфуженному Мольдорну.

Готах едва не рассмеялся — физиономия у математика была точно такая же, как и тогда, когда он выкупил его из плена. Не хватало только шишки на лбу. После встречи с изысканными пиратами Броррока Мольдорн слегка присмирел и утратил доверие ко всему, что можно извлечь из Полос, хотя ни разу в том не признался.

— Ну хорошо, — поспешно сказал Готах, опасаясь, что сейчас расхохочется. — Выясним, кто прав, а пока… Кеса, есть еще что-нибудь, что нам следовало бы знать? Я даже не спрашиваю, заслуживает ли княжна Ридарета доверия. Я спрашиваю — кто она такая, или что она такое? Расскажи нам о ней побольше.

— Я весьма ею восхищаюсь, — со всей серьезностью ответила Кеса, делая вид, что не заметила, как пожал плечами Мольдорн. — Она очень сильная и… добрая.

Этого Мольдорн уже не выдержал.

— Если ты решила надо мной поиздеваться, посланница… — начал он.

— Вовсе нет, — прервала она его. — Не злись на меня, ваше благородие. Пожалуйста, послушай, что я говорю. Все именно так, как ты и предвидел в своих расчетах… а им мне приходится верить, поскольку, хоть ты как человек и невыносим, но как математик гениален, и с этим я соглашусь.

Это вовсе не была похвала. Посланница умела хладнокровно оценивать реальность.

— С другой стороны, очевидно, что поскольку Ферен состоит из Пятен, отделенных от всех Полос, то его отражением является в какой-то степени все существующее в Шерере, ибо любой предмет и любое явление — символ некоего кусочка сути Шерни. Так что Рубин действительно склонен теснить… может быть, лучше сказать: атаковать и уничтожать все подряд. Абсолютно все. Но та девушка каким-то образом направила его силу внутрь. Не перебивайте меня, пожалуйста, сейчас я закончу, и тогда будем дискутировать… Мне кажется, что Ридарета вынуждает Риолату к столь большой активности, что ей мало остается для… для… не знаю, как сказать?.. Для других действий. Внешних. Я не могу с точностью этого утверждать, но мне кажется, что любая другая на месте княжны сеяла бы разрушения направо и налево. А она? Она не более чем королева пиратов, такая же, как и ее отец, наверняка не более жестокая, даже не более деятельная. Сопоставьте этих двоих, сравните их. Ведь капитан Рапис не носил в себе Рубина, ни в коей мере не был Рубином. Он его только… просто держал при себе. А она пропитана его сутью насквозь, до глубины души. Она должна быть настоящим демоном, убийцей, а тем временем вся ее преступная деятельность заключается в пиратстве. То есть ничего сверхъестественного. Конечно, это чудовищно и жестоко, но не в большей степени, чем сотни и тысячи других преступлений, которые совершались, совершаются и будут совершаться. Это не ее, но ее отца звали демоном — Бесстрашным Демоном… Я ею восхищаюсь, — повторила она. — И хочу верить, что у нее достаточно сил, чтобы остаться лишь пиратской княжной, и никем больше. А это уже не наше дело. Для преследования пиратов есть морская стража, а не посланники.

Ее внимательно слушали.

— Хорошо, Кеса, — сказал Готах, который был влюблен в жену без ума, но только как человек; как лах'агар он атаковал ее с иных позиций, нежели Мольдорн, хотя отнюдь не реже. — Но может быть, для княжны пока не подвернулся случай, чтобы стать этим самым демоном-убийцей?

Date: 2015-10-21; view: 285; Нарушение авторских прав