Неудавшийся гладиолус 4 page

У него теперь было время отоспаться.

VI

В Императорском дворце Мэниги всего три входа — парадный, для вельмож и для слуг. Говорят, правда, что есть ещё потайной, но откуда и куда он ведёт и существует ли на самом деле — никто при дворе не знает. Первые два — входы как входы, а о третьем стоит сказать особо.

Ещё в те времена, когда только был основан Конвентус, его члены позаботились о сохранении своей деятельности в строжайшей тайне. Во многих делах было не обойтись без помощников, но ни угрозы, ни подкуп не могли полностью гарантировать сохранение секретности. И тогда какой-то хитроумный волшебник заколдовал одну из дворцовых дверей таким образом, что любой выходящий из неё моментально забывал о происходившем во дворце. Родственники дворцовых служащих давно привыкли к тому, что на вопрос: "Что ты сегодня делал?" получали ответ: "Работал…" И всё. А чем человек занимается: полы метёт или приговоры исполняет, — кто знает…

Именно поэтому Арнит не боялся, что кто-нибудь разоблачит его. Всё сбылось. Теперь ему необходимо было отдохнуть.

Спал он более суток — ровно столько времени понадобилось, чтобы организовать похороны.

VII

Император уже сказал надгробное слово и теперь скучал, рассеянно глядя на нестройную череду вельмож, прощавшихся с покойным. Где-то в толпе мелькнул брат Мренд. Потом опять какие-то малоинтересные лица. И вдруг сердце Арнита забилось. То ли остатки совести проснулись в нём, то ли просто память. К носилкам подошёл помертвевший от горя Первооткрыватель. Отвязаться от назойливых воспоминаний удалось не сразу.

Хаймер был моложе Арнита. В годы учёбы они близко сошлись, наверное, потому, что новый друг чем-то напоминал Отэпа. Потому же и отношения их были почти так же откровенны и добросердечны. Потом пути развели их. Даже при случайных встречах во дворце Арнит старался держаться с бывшим приятелем отчуждённо и сдержанно.

Что-то светлое шевельнулось в душе Императора. Он едва не выдал себя, так захотелось ему закричать: "Хаймер, дружище, я здесь!" Но, взяв себя в руки, Правитель перевёл взгляд на что-то другое.

"Вот и порвана последняя ниточка, связывающая меня с Арнитом, — подумал с некоторым содроганием Бессмертный Император Йокещ. — Однако я даже и не подозревал, насколько покойный был дорог молодому господину Кураду…"

Через пару дней после похорон законный Правитель Сударба вызвал Императорского Первооткрывателя к себе, понимая, что тот его не узнает, но всё-таки немного опасаясь разоблачения. Однако аудиенция прошла как-то излишне гладко. Обманутый Хаймер отправился шпионить в Дросвоскр. Теперь необходимо было найти что-то, охранявшее этих трижды клятых дюков… Насколько знал Император, это что-то хранится в папке с эскизами брата Мренда.

VIII

Император с давних пор любил сладковато-пряный запах колдовского зелья, с помощью которого ему удалось подчинить своей воле очень многих. Вот и сейчас он разлился по малому аудиенц-залу и потянулся к человеку за мольбертом. Художник, увлечённый работой, ни о чём не догадывался. Арн… Йокещ (трудновато всё-таки было привыкать к своему имени) старательно убалтывал жертву.

Потускнели и затуманились глаза брата Мренда…

Вот он отвлёкся от работы и стоит, прислушиваясь, как будто ожидая зова…

Потянулся к папке…

Что-то ищет…

Скорее, Художник, скорее — ищи! Ты окажешь этим огромную услугу Сударбской Короне и Моему Императорскому Величеству лично…

Да что он там копошится-то?

Зачем-то придвигает светильник…

Художник зацепил раскалённую лампу, обжёгся, охнул и очнулся…

Достал из папки чистый листок, нарисовал на нём несколько идиотских виньеток…

Усмехнулся…

— Ты сильно обжёгся, Мастер? Не пригласить ли лекаря? — озабоченно осведомился Император.

— Благодарю, сир! Ожог несильный. Позвольте продолжить? — с плохо скрываемой насмешкой ответил Мастер.

— Изволь… — Правителю пришлось с досадой вернуться к прерванной светской болтовне — наилучший момент для нападения был упущен.

Он лихорадочно соображал. С одной стороны, это было обидно, с другой — перебрав различные варианты, он решил, что покуда брата Мренда нужно отпустить. Придраться напрямую было не к чему. К тому же Император даже приблизительно не знал, что собой представляет талисман дюков, полагая лишь, что он как-то связан с запрещёнными цветами. Пытать Художника и силой отбирать у него искомое Йокещ считал бессмысленным — такие артефакты дóлжно отдавать только добровольно, а то ведь подействуют как-нибудь не так… И потом, этот простак не так уж и опасен… Он ни о чём не догадывается. А если и догадается — ничего страшного. Всё равно, как и все предыдущие разы, его выведут через двери для прислуги, вот и забудет всё. Ну, может быть, вспомнит, что как всегда портрет Императора писал, так это не важно.

Художник прервал размышления Йокеща, пригласив оценить готовую работу.

"Да-а, этот Мренд — прекрасный мастер!" — с восторгом подумал узурпатор.

На него вполоборота смотрела его мечта — величественный Император, сильный и жёсткий. Портрет был великолепен и торжественен. Именно такой, какой и требовалось. Безусловно, Правитель заметил и след смерти и отблеск боли в своих нарисованных глазах, однако принял их за отпечатки опыта и мудрости.

Как и надеялся Художник, его противник так и не понял, кто в этом поединке одержал победу.

IХ

Нельзя сказать, что Арнита никогда не мучила совесть. Просто с годами её голос становился всё глуше. Так, приснится ночью кошмар какой-нибудь. И что же с того? — снам свойственно забываться… А потом, сам он никогда не пачкал руки чужой кровью. И цели перед ним стояли благородные, прекрасно оправдывавшие употребляемые для их достижения средства… Отчего же последнее время человек, внешне ставший Йокещем, но сохранивший душу Арнита, пытался оправдать каждый свой поступок? Нет, сомнения не были свойственны ни Йокещу, ни тем более Арниту — наверное, просто сказывалось долгое одиночество и отсутствие рядом хоть кого-то близкого.

Что ожидало Сударб в случае гибели или разоблачения самозванца, никто не знал. Зато он точно знал, чем займётся прежде всего. Если уж устанавливать династию, то необходимо было обзавестись Наследником. А для этого, в свою очередь, придётся жениться… Эта перспектива не сильно радовала Арнита — после того, как уничтожили Сиэл, женщины вызывали у него лишь гастрономический интерес. О семье, любви и прочих глупостях он даже и не собирался думать. Теперь эта тема возникала сама собой. Время, конечно, ещё было, но он привык всё продумывать заранее. Надо было определить, какая женщина могла бы оказаться наилучшей для него партией. Местные дурочки-красотки вызывали стойкое отвращение… Идеально было бы жениться на колдунье-единомышленнице, да где же такую в Сударбе найдёшь? И тут Император вспомнил, что по слухам, несколько волшебниц успели тайно бежать в Дросвоскр, где до них сложнее добраться. Вроде бы они попросили защиты непосредственно у дюков, и теперь живут там открыто… Лучшего и желать было невозможно — он уничтожит длинномордых и женится на одной из таких женщин. Согласится ли она? Если зла — отчего ж ей не соглашаться — легальная карьера всё-таки. А если добра… Да, кто ж их, дур, спрашивать-то будет…

Впрочем, был ещё один вариант… Малоприятный, рискованный, но вариант…

X

Рассуждая подобным образом, Император решил передохнуть от забот, назойливых мыслей и тошнотворного страха перед будущим. Он вышел в сад. И онемел…

Прямо перед ним, в самом центре по-сударбски пёстрой клумбы, возвышался над всеми цветами громадный, роскошный, гладиолус вызывающе лилово-чёрного цвета!..

Йокещ подумал, что это лишь игра воображения — утомился за последнее время, и всё такое… Однако гладиолус был вполне реален и нагл! И пахло от наглеца откровенным бунтом… Император настолько озверел, что даже не стал звать слуг — просто вырвал цветок с луковицей и стал топтать его ногами. Уничтожив растение, он собрался пойти разобраться, кто посмел так подшутить над ним, но случайно обернулся и обнаружил на месте истреблённого — новое, на этот раз — бархатисто-бордовое, но не менее нахальное. Тогда Император стал вспоминать все известные ему заклинания — ничто не помогало.

Бордовый гладиолус исчез. Как оказалось, лишь для того, чтобы смениться не менее прекрасным и вызывающим, чем предыдущий, но в отличие от своего предшественника — нежно-лимонным с красноватыми прожилками.

Йокещ заорал так, что рядом оказалась, наверное, вся дворцовая челядь, включая поваров и конюхов, в обычное время даже близко не допускавшихся в сад!

Дальше началось нечто и вовсе невообразимое. Сановники и садовники вместе и попеременно выдирали непокорное растение.

На месте жёлтого появилось снежно-белое…

Поливали его какой-то вонючей и дымящейся дрянью.

Вырастало розово-алое.

Заваливали камнями — безрезультатно.

Из-под изрядной груды выкарабкивался какой-то немыслимо-синий цветок.

Потом за дело принялись все подряд, создавая только беспорядок и толчею.

Казалось, опальное растение получает удовольствие и со вкусом потешается над Йокещем и его присными. Неуловимый злодей не только поминутно менял свои цвета и формы, но и волшебным образом перемещался в самые неожиданные концы сада.

Наконец, когда все совершенно выбились из сил и разнесли по меньшей мере полцветника, зловредный гладиолус сжалился над своими палачами и исчез.

Разогнав перепуганных насмерть и ожидавших наказания слуг, совершенно разбитый, Император всё-таки смог остаться один, но сил у него хватило только на то, чтобы добраться до постели…

XI

Утро обещало быть добрым для кого угодно, только не для Йокеща. Ещё вчера он чувствовал себя триумфатором, но после вчерашних загадочных перипетий в саду ощущал усталость и лёгкий привкус разочарования. Это состояние было хорошо знакомо Арниту. Впервые он почувствовал это в детстве, когда пытался выбраться из ямы, куда по неосторожности свалился. Яма не была глубока, но её скользкие края всё сталкивали и сталкивали мальчика обратно. И уцепиться было не за что…

Император впервые задумался, не слишком ли тяжёлую ношу он на себя взвалил. Если бы он подумал ещё немного, то, возможно дальнейшие события развернулись бы совсем по-другому. Но сделанного было уже не воротить, даже минутных приступов бессилия и страха Арнит себе никогда не прощал, поэтому теперь ему оставалось лишь идти по избранному пути. Дел на день намечалось множество.

Вокруг, как муравьи, засуетились услужливые царедворцы. Одним из них Император отдал распоряжение перекопать весь сад и замостить те места, где только мог прорасти треклятый цветок. Затем самолично проследил за переносом портрета в галерею.

Лица неизвестных уже королей древности… Первый Император Атримп… Недотёпа Хопул, первый Йокещ… Йокещ. Йокещ. Снова Йокещ… Снова… И снова…Бесконечная череда…

Какое-то внутреннее чутьё заставило Императора внимательно вглядеться в изображения предшественников.

Одинаково спокойные, гордые лица с понимающим и задумчивым взглядом. Именно такие, какие и должны быть у обожаемого народом Правителя. Йокещ последний… когда-то сильно ненавидимый… Новый, ещё пахнущий краской, портрет. Насколько же он выделяется из общего ряда и отличается ото всех остальных! Или это только кажется?.. Угроза, что ли, какая-то в нём таится?

Арнит поднёс лампу поближе к картине.

Да как же он не замечал — этот портрет создавался, чтобы рано или поздно убить своего прототипа! Нет, изображение на холсте было не бездушным, а, скорее, пророческим: падение, бессилие и смерть сулило оно…

Приказав себе не паниковать, Император снова вгляделся в своё изображение:

Странное дело… Ему показалось, что Художник пока вынес только предварительный приговор… Есть ещё время что-то изменить и обойти, наложенные на портрет чары…

Немного успокоившись, Йокещ решил сразу не арестовывать Мренда, а только послать верных людей проследить за ним.

Теперь оставалось только просмотреть донесения из Дросвоскра. По крайней мере, хотя бы оттуда приходили хорошие новости. Первооткрыватель сообщал, что опасность, исходящая от дюков, сильно преувеличена, поскольку существа эти крайне безобидны, бесхитростны и не очень сообразительны, и хотя упрямы, но доверчивы. В конце очередного доклада Хаймер сделал приписку, где вполне доказательно объяснял, что и магические способности дюков скорее народный вымысел, чем научный факт. Это несколько утешало!..

XII

Песонельт — странная река. С одной стороны, она настолько широка, что кажется похожей на бесконечный морской залив. С другой — настолько мелководна, что о сколько-нибудь серьёзном судоходстве по ней и речи быть не может. Так… лодочки иногда проплывают. Характер Песонельта очень похож на характер сударбцев — такой же миролюбивый и ленивый. Но иногда по непонятным причинам река начинает бунтовать, бурлить и закручиваться в смертельные водовороты. Несколько дней бесится Песонельт, мечется как в лихорадке, пытается сменить русло и даже разворачивается вспять! Потом припадок кончается так же внезапно, как и начался. И снова плавно ползут в сторону Еанокского моря, что в Стевосе, его ленивые зеленоватые воды.

Сударбцы давно научились философски пережидать нелепые выходки своей реки. Несмотря на то, что разгулявшаяся стихия иногда полностью парализует сообщение между удалёнными друг от друга частями Мэниги, других сколько-нибудь серьёзных проблем она не приносит, разбиваясь о высокие скалы.

Личный Дворцовый сад Его Императорского Величества одной своей стороной выходит на берег Песонельта. В садовом ограждении давным-давно была предусмотрена особая потайная терраса с беседкой, откуда удобно любоваться речным простором, оставаясь при этом незаметным для нескромного глаза. Про неё давно забыли, поскольку истинные ценители красоты в Императорском дворце появлялись редко, да и задерживались обычно ненадолго. Арнит случайно забрёл в этот уголок ещё в начале дворцовой карьеры. Он полюбил это место всей своей мрачной душой, поэтому дополнительно спрятал террасу особыми заклинаниями…

Утомившись от обилия впечатлений, Йокещ вспомнил о своём убежище. Он почти бегом вышел в сад. Миновал толпу садовников, ревностно выполнявших его приказания, и скрылся в одной из боковых аллей, ведущих к террасе. Здесь точно не могло быть никаких угодливых рож, подобострастных улыбочек, а уж тем паче — гладиолусов и загадок с портретами… Император сидел, уставившись в никуда, почти не видя воды. Проблем не было, а вот тягучие и бессвязные мысли с террасы было не изгнать… Они медленно текли, как волны Песонельта, перетекая одна в другую…

Дюки появились в Сударбе незадолго до воцарения "бессмертного" Императора Йокеща. Стало быть, лет двести-триста назад. И всё ещё живут… Одинокий Волшебник сбежал от Конвентуса ещё раньше, а всё выглядит сорокалетним. Неужели бессмертие?

Мысли о возможности воцарения по-настоящему Бессмертного Правителя лихорадочно закрутились в его голове. Мир хотя бы на мгновение стал казаться не таким пасмурным. Император вдохнул полной грудью, расправил плечи и величаво направился ко дворцу. Уходя, он услышал, как грозно закипел Песонельт. Может, взглянув на воду и увидев плывущие по бурлящей реке невесть откуда взявшиеся огромные охапки гладиолусов всех размеров и цветов, он задумался бы над этим знаком, и вся история пошла бы другим руслом. Может быть…

Но Император не обернулся.

ОДИНОКИЙ ВОЛШЕБНИК

I

Не зря говорится, что именно сыну оружейника в бою обязательно не хватает или меча, или щита, или копья. Вероятно, в подтверждение этой пословицы Одинокий Волшебник, который с давних пор считался непревзойдённым мастером путешествий во времени, был совершенно бессилен перед пространством. Поэтому, каким-то чудом добравшись в Дросвоскр при помощи самого допотопного экипажа, какой только нашёлся в его загашниках, Кинранст с удовольствием убрал развалюху в один из бесчисленных карманов своего балахона и, посвистывая, пошёл по живописной горной дороге. Любовался окрестностями и мысленно благодарил дюков, которые додумались проложить её именно тут. Несмотря на то, что время поджимало, он не мог отказать себе в удовольствии дойти до Амграманы пешком, а заодно и поразмышлять.

Вести, полученные от брата Мренда, подтверждали самые худшие опасения Одинокого Волшебника. То, что Арнит узурпировал власть самым подлым способом, Кинранст и так не сомневался. Но то, что Император ещё и Художника околдовать попытается, он не предполагал. После такого от Йокеща можно было ожидать нападения с самой неожиданной стороны. Хотя, скорее всего — всё-таки со спины. Вообще-то миролюбивый, хотя и вспыльчивый, Кинранст очень расстроился за друга, а это не сулило ничего хорошего его обидчику, поскольку слегка подзабытая пословица советовала не сердить доброго парня, чтобы не получить сдачи от чудовища. С другой стороны Волшебник понимал, что брат Мренд отнюдь не беззащитный ягнёнок и сам за себя постоять может. Достаточно было вспомнить его последний фокус с императорским портретом.

"Странно ещё, что он не додумался по-настоящему извести Арнита, добавив портрету, скажем, неких болезненных черт или, не изобразив на картине скрытые признаки отравления… Право же, так он меня и без работы мог оставить!" — ехидно думал Кинранст, прекрасно понимавший, что на самом деле ни он, ни тем более его друг на настоящее злодейство не способны.

Однако со вкусом похулиганить Кинранст с детства любил, а потому, слегка отклонившись от своего первоначального маршрута, направился к небольшому, прятавшемуся среди скал роднику. Мало кто знал, что именно отсюда берёт начало главная Сударбская река — Песонельт, текущая через все земли Империи. Немного помудрив над тонкой прозрачной струйкой, Кинранст удовлетворённо усмехнулся — по воде поплыла целая флотилия самых разнообразных гладиолусов. Может быть, Император и поймёт смысл этого послания, а нет — хотя бы испугается…

"То-то при дворе шуму будет", — подумал Волшебник, и с чувством выполненного долга продолжил свой путь.

Вывернув из-за очередного скального уступа, он увидел странную пару — в некотором отдалении от него неспешно прогуливался дюк в сопровождении приятного молодого человека. По виду мэнигца.

"Наверное, Императорский Первооткрыватель", — хмыкнул Кинранст.

Дюка он хорошо знал. Это был Окт, возглавлявший клан. Несмотря на то, что не произносилось ни звука, было заметно, что они оживлённо беседуют. Очевидно, дюк рассказывал нечто необычайно интересное, поскольку глаза его собеседника азартно блестели. Хаймер посмеивался и явно что-то отвечал крайне довольному Окту. Увлечённые разговором, они прошли в двух шагах от Одинокого Волшебника и не заметили его. Очевидно, между ними происходил один из тех главных разговоров, когда устанавливаются самые прочные связи, определяющие дальнейшее дружество.

II

Окт уже показал Хаймеру окрестности Тильецада, дорогу, искусно замаскированную под каньон, исток Песонельта. Теперь они стояли на небольшой террасе и смотрели на Амграману. Разговор шел, в общем-то, ни о чём, но собеседники могли не пользоваться даже безмолвным наречием, настолько близки они оказались друг другу. Молодой человек давно чувствовал себя Первооткрывателем, не Императорским, а как в детстве — настоящим! Само собой разумелось, что он становится учеником Окта. Чему дюк будет учить, не играло особой роли — да хотя бы другому видению мира…

Молодой человек давно усвоил, что понятия преподаватель и учитель далеко не всегда совпадают. Окт был именно учителем… Во всяком случае, в разговоре с ним всё становилось на свои места, и тревоги последнего времени уходили на второй план. Хаймер и сам не ожидал от себя такой сентиментальности, но сердце его просто пело от непонятного восторга!

"Во дают! — подумал Одинокий Волшебник. — Этот мóлодец определённо из магов. Правда, сам об этом пока не догадывается. Собрат наш, стало быть! И этот мимо Конвентуса проскочил?"

Чувствуя важность момента и не желая мешать, Кинранст ретировался, отложив знакомство с Хаймером на другое время. Скажем, на завтра… Или даже на послезавтра. Тем более что в Амграмане у него была ещё уйма дел. Причём одно из них, весьма деликатного свойства, волновало Одинокого Волшебника не меньше, чем судьба дюков или смена власти в Сударбе.

III

Кинранст обогнул Тильецад и вышел на дорогу, ведущую в Амграману. Чтобы успеть в город засветло, стоило поторапливаться. Поэтому он нехотя снова материализовал всё ту же немыслимую развалюху, на которой добрался в Дросвоскр, и в один момент оказался прямо у дверей "Неудавшегося гладиолуса". Рёдоф и Мисмак встретили его довольно сдержанно, но было видно, что они страшно рады, просто не хотят привлекать лишнего внимания к новому гостю. Когда же постояльцы разбрелись по комнатам, Одинокий Волшебник, хозяин гостиницы и его сын собрались в каморке, чтобы обсудить последние события и продумать дальнейшие действия. Новости из столицы насторожили хозяина, хотя, по его словам, нечто подобное он всё-таки предполагал.

— Жаль, Хаймер застрял у дюков, — сказал он после того, как Волшебник закончил свой рассказ. — Ему бы тоже послушать не вредно. Как бы не наломал каких дров…

— Да видел я его давеча, — ответил Кинранст. — Похоже, дюки приняли его хорошо. Во всяком случае, Окт парня в обиду не даст. И приглядит, чтобы всё путём было.

— Может, не стоило всё-таки напускать такой туман, а сразу объяснить человеку, кто он, кто они и что из этого следует? — раздался негромкий голос молчавшего доселе Мисмака.

— Пусть сам почву прощупает, — буркнул Рёдоф. — Сдаётся мне, что он из тех, кто на слово не очень-то верят…

— Самое ужасное, что брат Мренд не успел объяснить Хаймеру, что Арнит жив и попросту предал его, — отхлебнув порядочный глоток, сказал Кинранст.

— Ну, это-то как раз мы ему ещё успеем втолковать, — пробормотал Мисмак — Зачем расстраивать человека раньше времени?

Выходило, что в любом случае нужно всем собраться в Тильецаде и просить дюков о помощи. Ещё раз уточнив некоторые детали, Одинокий Волшебник по своему обыкновению незаметно исчез.

Ну, должна же быть у человека хоть какая-то личная жизнь?

IV

Вообще-то Одинокого Волшебника можно было назвать одиноким только с большой натяжкой.

Он, как и большинство уроженцев Ванирны, крайне небрежно относился к светской манере поведения, считая её лишь занятной условностью, ничего не дающей ни уму, ни телу. При этом он был весьма привлекателен, да и заинтересовать собеседника разговором, особенно философским, умел. А угловатость и резкость стремительных движений да экстравагантность поведения, пожалуй, только прибавляли Волшебнику обаяния и своеобразия. Следовательно, он никогда не испытывал недостатка ни в дружеском общении, ни, тем более, в самом нежном женском внимании. В юности он часто и пылко влюблялся, но… Кинранст был из тех разумных волшебников, которые прекрасно понимают, что им гораздо больше нельзя, чем можно, и не давал ни малейшего повода усомниться в своей порядочности. Кроме того, он предпочитал работать в одиночестве, чтобы по возможности не подвергать опасности близких людей. Да и необычный всевременной образ жизни, который вёл Кинранст, не очень-то располагал ни к созданию семьи, ни к более или менее серьёзным отношениям с дамами. Легковесные же романчики Волшебник не любил, вполне справедливо считая их лишней тратой душевных сил и времени.

И всё-таки нашлась достаточно безумная особа, готовая пойти за ним в огонь и воду. Звали героическую даму Римэ Вокаявра. Она была землячкой Волшебника и, как все уроженцы Ванирны, не была лишена склонности к авантюризму, а точнее, к игре, и поэтому посматривала на мир с плохо скрываемой усмешкой. Хороша ли она была? Для Волшебника — просто прекрасна!

Познакомились они почти банально: однажды он спас её от какого-то страшного не то заклятия, не то проклятия, не то просто тяжёлой болезни — досужие языки поговаривали разное, сам же Кинранст особо не распространялся. Ну и правильно! Кому какое дело? Потом Одинокий Волшебник научил её на свою голову многим тайнам своего ремесла. Молодая госпожа Вокаявра оказалась на редкость способной и благодарной ученицей. Так что в самом скором времени учителю пришлось увозить её от Развесёлой Четвёрки в Дросвоскр. В Амграмане Римэ быстро прижилась и моментально нашла себе дело по душе — научившись предсказывать, в какой из провинций собираются лишить дара очередного волшебника или волшебницу. А что? И людям польза, и сатисфакция своего рода… Благодаря ей спасся не один десяток человек.

То ли общее дело сближает, то ли и вправду эти двое были созданы друг для друга, но, как-то незаметно Одинокий Волшебник и Римэ Вокаявра полюбили друг друга до потери памяти. Оба были свободны. Никаких иных препятствий между ними не существовало, так что по уму этим двоим давно уже надо было пожениться. Ну, так это же по уму… На деле Кинранст боялся, что Римэ пойдёт за него из благодарности. А она, в свою очередь, боялась, что он так подумает. И вообще, с путешествиями во времени пришлось бы заканчивать — с семьёй не больно-то покочуешь… Да и опасно всё это… И всё такое… И всё в том же духе…

Зачастую люди, мужественнейшим образом противостоящие самой жестокой диктатуре и несправедливости, умеющие плыть строго против течения, боятся собственной душевной нежности и мягкости, очевидно, считая всё это проявлением слабости или просто не доверяя себе… И потом лгут себе, и привыкают к этой лжи. Других мучают. Сами страдают. И едва ли не за счастье или особый духовный подвиг почитают эти страдания. Очевидно, Одинокий Волшебник принадлежал именно к такой особо мудрой, а точнее — мудрствующей, породе людей. Поэтому сначала он вообще гнал от себя всякие мысли о личном счастье и прочем бреде. Потом годами собирался с духом, чтобы всё-таки выяснить отношения. Сотни раз он прикидывал, как признается в бесконечной своей любви, а там… — будь, что будет! Или просто скажет: "Я был дураком! Выходи за меня…" Или…

Но каждый раз при встрече он терял дар речи или говорил обо всякой ерунде. Она ждала, и даже пыталась сама сказать нечто подобное, но тоже немела. Как заколдовал их кто!

Годы шли, надежды гасли, силы уходили…

Этой тягомотине пора было положить конец!

Только Творящие и Хранящие знают, почему Кинранст решился на объяснение именно сегодня; наверное, и им уже надоело бесконечное хождение вокруг да около, и они взялись за дело сами…

Так или иначе, но Одинокий Волшебник и сам не понял, сколько простоял у её дверей прежде, чем собрался постучать.

Ещё вечность прошла…

Или это только показалось?..

Дверь отворилась мгновенно…

Значит, и она предчувствовала его сегодняшний приход… Ждала… Боялась и ждала…

— Времена наступают тяжёлые, — пробормотал он, задыхаясь. — Римэ… я пришёл…к тебе…

Похоже, по крайней мере, для этих двоих самые трудные дни закончились. Остальное можно было как-нибудь пережить.

V

Ещё никогда в жизни Хаймер столько и с таким азартным восторгом не учился. С невообразимой жадностью он впитывал всё новое. Казалось, он снова превратился из образованного светского молодого человека в любопытного подростка — и как в ранней юности радовался своим открытиям. А они поджидали Первооткрывателя на каждом шагу. В этом невероятном и новом для него мире и в самом деле всё было не как у людей настолько, что решительно ко всему, даже к хорошо налаженному быту дюков, приходилось привыкать и приноравливаться. Проще всего такие вещи удаются, если взглянуть на чужую жизнь не со стороны, а изнутри. Хаймер обосновался в Тильецаде и, как мог, помогал дюкам вести их скромное хозяйство. Конечно, магией он владел не так виртуозно, но в любом, даже самом волшебном мире есть тьма-тьмущая весьма прозаической работы.

Изредка он отправлялся в "Неудавшийся гладиолус" пропустить стаканчик с хозяином и Мисмаком. Сын Рёдофа был крайне симпатичен Хаймеру, несмотря на то, что практически всегда находился в тени своего отца или был занят семьёй. Ещё больше Первооткрывателю нравились сыновья Мисмака. Особенно старший — Кайниол, чьи почти детские черты лица напоминали Хаймеру кого-то очень близкого. Мальчик отвечал ему взаимной симпатией и под любым предлогом старался поиграть с господином Курадом. А вот перед женой Мисмака Хаймер робел — слишком красива была она сама и слишком печальны были её глаза. Но больше всех он сдружился с неразлучными Римэ и Кинранстом, частенько заглядывавшими на огонёк.

VI

Похоже, над Империей действительно сгущались тучи. Но в Дросвоскре, самой удалённой от Мэниги провинции, об этом пока не догадывались. Безмятежный анклав жил в состоянии привычного праздника. Дюки почти не участвовали в прекрасной, но сумбурной и шумной жизни столицы Дросвоскра.

Поначалу Хаймер не обращал никакого внимания на то, что дюки обязательно встречают все караваны, приходящие в Амграману. Потом заметил, что его новые друзья внимательно обходят все повозки, ненавязчиво вглядываясь в лица караванщиков, купцов и просто путешественников. Большинство прибывавших явно не представляли никакого интереса, но изредка кто-то из дюков останавливался около обычного на вид туповатого молодого человека, а ещё чаще — откровенно глупой юной дамы, и непререкаемым глухим и гулким голосом приказывал: "Иди за мной!" Обычно те, кого позвали, без страха, хотя и без особой охоты следовали за благородным исполином. Придя в Тильецад, дюки передавали своих гостей на попечение дам. Куда и зачем уводят людей дюксы, Хаймер не знал, но несколько дней, почти не смолкая, над скальным замком звучали их дивные песни. Потом люди выходили из тайных покоев почти без сил, но с прояснившимися лицами и глазами, светящимися мудростью и знанием. По этому поводу обязательно устраивался хотя бы небольшой праздник. Потом дюксы передавали своих подопечных одному из амграманских знахарей, очевидно, чтобы завершить лечение.

Date: 2015-10-21; view: 293; Нарушение авторских прав