Толкование. Рузвельт, разумеется, следил за тем, как проходил съезд республиканцев, и с самого начала ясно понимал

Рузвельт, разумеется, следил за тем, как проходил съезд республиканцев, и с самого начала ясно понимал, какую стратегию они избрали – сугубо центристскую линию, с упором на благоразумие и умеренность. Теперь он мог устроить им великолепную западню – для этого требовалось лишь уйти в тень, предоставив республиканцам полную свободу действий. Шли месяцы, у Ландона было предостаточно времени на то, чтобы умеренная позиция как следует закрепилась за ним и отпечаталась в умах избирателей. Тем временем республиканцы правого толка нападали на президента, доходя в своей критике до ядовитых личных выпадов. Рузвельт выжидал момента, когда популярность Ландона достигнет пика. В какой – то момент люди до предела насытятся его вялой и пресноватой умеренностью, равно как и ядовитыми атаками правых.

В конце сентября он почувствовал, что момент наступил, вышел на сцену и четко обозначил свою позицию как более левую, нежели позиция Ландона. Это был абсолютно стратегический ход, идеологией здесь и не пахло. Такая позиция давала ему возможность провести резкое различие между собой и Ландоном. Во время серьезного кризиса – каким, вне всякого сомнения, была Великая депрессия, – необходимо выглядеть решительным и сильным, проявлять твердость, выступать против конкретного неприятеля. Наскоки и выходки правых услужливо предоставили Рузвельту такого неприятеля, а неуверенность и мягкотелость Ландона позволяли по контрасту выглядеть сильным и уверенным в себе. Все вместе принесло Рузвельту победу. Теперь перед Ландоном стояла дилемма. Продолжай он отстаивать свои центристские взгляды, это будет воспринято как слабость и не принесет популярности. Если же примкнуть к правому крылу – что он и сделал в итоге, – это выглядело бы непоследовательным и наводило бы на мысль, что кандидат доведен до отчаяния. Это была маневренная война в чистом виде: все начинается с того, чтобы занять сильную позицию – в случае с Рузвельтом это была его отстраненная, беспристрастная президентская поза, – которая давала бы свободу выбора и пространство для маневра.

Разумеется, эта прекрасная простота стратегического передвижения, со всей ее бесконечной гибкостью, чрезвычайно обманчива. Необходимость координировать и сообразовывать ежедневные перемещения десятка или более формирований, каждое из которых движется в своем направлении, следя за тем, чтобы все подразделения находились на расстоянии одного или, самое большее, двух дневных переходов от ближайших соседей, да еще одновременно заботясь, чтобы не случилось непредвиденного и плохо управляемого «разделения» крупных частей, с тем чтобы ввести в заблуждение противника, пытающегося оценить истинное положение дел, – это задача для математического ума незаурядного масштаба. По сути дела, такая безграничная работоспособность – признак истинного гения… Конечной целью всей этой тщательно продуманной деятельности было доставить как можно больше людей на место сражения, которое выбиралось подчас за месяцы до самого события. Известное свидетельство Бурьена… о Первом консуле, который в первые дни Итальянской кампании 1800 года лежал на полу и втыкал разноцветные булавки в карту, приговаривая: «Я поражу их здесь – на равнине Скривиа», говорит о сверхъестественном предвидении, хотя на самом деле оно было плодом напряженных раздумий и расчетов, по сложности сравнимых с работой компьютера. Просчитав все возможные варианты событий, Наполеон отбрасывал их один за другим, учитывая фактор случайности, и пришел к решению, верность которого и была подтверждена событиями 14 июня на поле Маренго, расположенном, как известно, именно на равнине между реками Бормида и Скривиа.

Дэвид Дж. Чэндлер «Кампании Наполеона», 1966

Дайте неприятелям возможность обнаружить себя, пусть покажут, в каком направлении они собираются вести атаку. Когда их позиция станет достаточно определенной, позвольте им хорошенько на ней закрепиться – пусть заявят о своей позиции во всеуслышание. Теперь, когда они привязаны, осуществляйте маневр – прижмите их так, чтобы им некуда было податься, оставляйте для них только плохие варианты. Выжидая, не приступая к активным действиям до последнего (когда до выборов оставалось шесть недель), Рузвельт, во – первых, совершенно не оставил республиканцам времени на то, чтобы сориентироваться и что – то предпринять, а во – вторых, добился того, что его собственные выступления прозвучали свежо, остро и не успели приесться избирателям.

В сегодняшнем мире все строится на расчете и политике, а политика всецело зависит от выбора позиции. В любой политической схватке лучший способ обозначить свою позицию – провести четкое различие с позицией противной стороны. Если для того, чтобы создать ощущение такого контраста, вам приходится прибегать к помощи речей, вы находитесь на зыбкой почве: люди не доверяют словам. Заявления о том, что вы сильны или компетентны, звучат как самовосхваление. Вместо этого предоставьте соперникам говорить, уступите им и возможность делать первые ходы. Когда они обозначат свою позицию и закрепят ее в представлении окружающих, наступает ваше время. Жатва созрела, пора браться за серп. Теперь вы начинаете создавать контраст, цитируя какие – то их высказывания и показывая, насколько сильно ваше отличие от них – в тоне, в отношении, в действии. Постарайтесь, чтобы контраст был режим. Если противники заняли радикальную позицию, не противопоставляйте им умеренность (она обычно ассоциируется со слабостью); нападайте на них, осуждайте за пропаганду нестабильности, представьте их как революционеров, рвущихся к власти. Если они отреагируют, смягчив тон своих выступлений, уличите их в непоследовательности. Если они продолжат следовать тем же курсом, вскоре их идеи приедятся, утратят прелесть новизны. Если же они займут агрессивную оборонительную позицию, вы получите все основания говорить об их неуравновешенности.

Пользуйтесь этой стратегией в битвах повседневной жизни, позволяя людям занять позицию, которую вы затем сможете сделать тупиковой. Никогда не рассказывайте, что вы сильны, лучше покажите это, наглядно продемонстрировав контраст между собой и вашими непоследовательными или посредственными соперниками.

3. Турки вступили в Первую мировую войну на стороне Германии. Их основными противниками на ближневосточном театре военных действий были англичане, которые в тот момент базировались в Египте, но к 1917 году там создалась достаточно спокойная, однако совершенно тупиковая ситуация: турки контролировали стратегический участок железной дороги протяженностью восемьдесят километров, который проходил из Сирии на севере к Хиджазу (юго – восточной части Аравии) на юге. Точно на запад от центральной части этой дороги, в заливе Красного моря располагался город Акаба, ключевая позиция турок, откуда они могли быстро перемещать войска на север и на юг для обороны железной дороги.

Турки уже отбили британскую атаку у Галлиполи (см. главу 5), что великолепно отразилось на боевом духе солдат. Командиры также чувствовали себя уверенно. Англичане попытались было восстановить против турок арабское население Хиджаза и возбудить мятеж, в надежде, что беспорядки распространятся и севернее; арабам удалось провести несколько вылазок, однако они больше выясняли отношения между собой, чем сражались с турками. Британцы страстно желали заполучить Акабу и строили планы ее захвата с моря – у них был сильный флот, – но со стороны берега за Акабой стеной высились горы с глубокими ущельями. Турки превратили эти горы в настоящую крепость, и англичане знали: даже если их военный флот и сможет захватить Акабу, им не удастся продвинуться в глубь от берега, а в этом случае операция по захвату города теряла всякий смысл. И турки, и британцы оценивали ситуацию одинаково, в течение продолжительного времени дело не сдвигалось с мертвой точки.

В июне 1917 года командование турецких форпостов, охраняющих Акабу, получило сообщения о странных передвижениях неприятеля в Сирийской пустыне – английские войска двигались на северо – восток. Создавалось впечатление, что Томас Лоуренс, двадцатидевятилетний британский офицер, отвечавший за связи с арабами, сделал громадный переход, преодолел сотни миль по безжизненной пустыне, чтобы набрать солдат из числа ховейтат, сирийского племени, прославившегося своим умением сражаться на боевых верблюдах. Турки разослали лазутчиков, чтобы проверить информацию и разузнать побольше. Им уже было кое – что известно о Лоуренсе: он, что было нетипично для английских офицеров того времени, отлично владел арабским языком, хорошо ладил с местным населением и даже одевался в их стиле. К тому же он был дружен с шерифом Фейзалом, лидером арабского мятежа. Сумеет ли он собрать армию для нападения на Акабу? Это выглядело вполне вероятным, стоило присмотреть за этим не в меру ретивым англичанином. Стало известно, что в разговоре с одним из арабских вождей – тайным агентом турок – Лоуренс проговорился, упомянув, что направляется в Дамаск, дабы разжигать беспорядки среди арабов. Этого турки боялись больше всего, поскольку мятеж в густонаселенных районах на севере мог выйти из – под контроля.

Отряд, собранный Лоуренсом, не могло быть многочисленным – не более пятисот человек, однако ховейтат были превосходными воинами, они яростно сражались, к тому же очень быстро передвигались на боевых верблюдах. Турки предупредили своих в Дамаске и направили войска в надежде перехватить Лоуренса – труднейшая задача, учитывая подвижность арабов и необъятные просторы пустыни.

В последующие несколько недель о Лоуренсе не было никаких известий. Между тем гурки получили неприятное известие о восстании в Маане, расположенном далеко на юге. Арабы из племени думания (одного из трех ховейтатских кланов) захватили контроль над городом Абу – эль – Лиссаль, прямо на пути от Маана к Акабе.

Турецкий батальон, направленный с заданием отбить город, обнаружил, что укрепления разрушены, а арабы ушли. И вдруг совершенно неожиданно перед пораженными турками на холме над Абу – эль – Лиссалем выросла армия ховей – тат, возглавляемая Лоуренсом.

Внимание турок отвлекли беспорядки в Маане, и они потеряли след Лоуренса. Теперь, соединившись с думания, он устроил засаду у Абу – эль – Лиссаля. Арабы перевалили через холм – они перемещались с поразительной скоростью и стреляли в турок, вынуждая их бежать с тяжелой амуницией. Турецкие снайперы промахивались, вероятно, на них действовала полуденная жара. Увидев, что турки измотаны окончательно, арабы – и с ними Лоуренс – устремились вниз с холма. Турки поспешно сомкнули ряды, но стремительная верблюжья кавалерия отрезала им путь к отступлению. То, что произошло дальше, можно было назвать расправой: три сотни турецких солдат полегли на поле битвы, остальных захватили в плен.

Только теперь турецкое командование разгадало, наконец, игру Лоуренса: он отрезал их от железной дороги, по которой было налажено снабжение. Кроме того, видя, как успешно сражаются ховейтат, другие арабские племена стали присоединяться к Лоуренсу. Они образовали могущественную армию и начали пробиваться к Акабе по узким горным ущельям. Турки и вообразить не могли, что армия может появиться со стороны неприступных гор – их фортификации были обращены в другую сторону, к морю и британцам. Арабы пользовались репутацией воинов жестоких, беспощадных к врагам, которые пытаются оказывать сопротивление, поэтому командиры фортов за Акабой начали сдаваться. Турки спешно подтянули из Акабы триста человек – весь гарнизон, – пытаясь приостановить это уверенное продвижение, но их почти сразу со всех сторон окружили арабы, число которых все росло.

К 6 июля турки были окончательно окружены, а их потрясенные командиры наблюдали, как экзотическая армия Лоуренса несется к морю и легко занимает то, что они считали совершенно неуязвимой и неприступной позицией. Одним этим ударом Лоуренс полностью уничтожил равновесие сил на Ближнем Востоке.

Date: 2015-10-21; view: 286; Нарушение авторских прав