Я не северянин, честно

Я родился в Северном Лондоне в 1964 в семье, которая была без ума от West Ham, и отец начал водить меня на матчи, как только мне исполнилось 5 лет.

К сожалению, когда мне было 9 лет, из‑за отцовской работы нам пришлось переехать в Midlands, но Hammers остались частью моей жизни, и отец не собирался забывать свои лондонские корни. — “Помни, сынок, ты — лондонец, и всегда им останешься” — и если мы ехали навещать наших родственников, эта поездки всегда совпадала с домашней игрой.

Мне нравилось то, что я был единственным поклонником “молотобойцев” в школе, а кубковая победа над Fulham вообще подняла мое самомнение на недосягаемую высоту.

Когда я стал тинэйджером, отец решил, что я уже достаточно взрослый для того, чтобы самому добираться домой. И после игры он со своими друзьями заходили в бар, чтобы пропустить пинту‑другую пива. В то время насилие переживало пик развития, было неотъемлемой частью Upton Park. Для детей моего возраста это часто проходило незамеченным, да и родитель мой никогда не участвовал ни в каких акциях, но для меня это было каким‑то разнообразием, отличавшим монотонность перерыва. Но однажды со мной произошел случай, из‑за которого я чуть не забросил футбол.

По пути домой я часто заходил в близлежайшую кафешку, где подавали необычайно вкусную жареную картошку. Иногда эта картошка занимала большую часть моих мыслей, чем предстоящий матч. Как обычно, мест практически не было, и маленькое помещение гудело от обычных послематчевых разговоров. Наконец подошла моя очередь, и я заказал большую порцию фри и корнишон. Я пробрался к двери, глядя на лакомство, согревающее мои руки, как внезапно почувствовал толчок в спину. Я обернулся и увидел троих ребят, моих ровесников, которые тоже находились в кафе.

“Ты, ебаный северный ублюдок, ты не можешь приходить в наше кафе. Если еще раз здесь появишься, мы снесем тебе голову” Сначала я ничего не понял и начал оглядываться в поисках того, с кем они разговаривали. “Тебе пора отчаливать прямо сейчас, парниша, а то мы убьем тебя прямо здесь. Беги, мать твою”

Я помню, как начал отвечать, и то, как я это сделал, сразила меня наповал. “Я не с севера, я родился в Ilford” Эти слова были произнесены мной с чистейшим акцентом Brummie, я был потрясен. Я никогда не считал себя никем другим, кроме как лондонцем, и до сих пор я остался при том же мнении, но для тех ребят я был северянином и никем другим. У меня не было цветов с собой, которые могли бы мне помочь, да это было очень опасно для 13‑летнего пацана возвращаться на автобусе домой в цветах в субботний день.

“Дебил, у лондонцев не бывает таких голосов” После этого я сделал глупейшую вещь в жизни — я развернулся и пустился наутек, укрепляя их в правоте. Они побежали за мной, но никто не смог бы догнать меня в тот момент. До этого я никогда не бывал в пабе, но тогда я ракетой влетел в него, зовя папу. Место было переполнено, и прошла куча времени перед тем, как я нашел отца и выложил все, что произошло.

Друзья отца решили, что все это и яйца выеденного не стоит, но он просто озверел. “Мы не северяне. Мой сын не этот гребаный северянин” Он вытащил меня из бара, оставив своих собутыльников (и что самое удивительное — недопитую кружку пива). “Где эти маленькие недоноски? Я этого так не оставлю, мы еще посмотрим, кто из нас кто”

Мы нашли ребят. Отец схватил зачинщика за волосы и в весьма грубой форме объяснил ему, что я лондонец и болельщик West Ham до мозга костей. Они выслушали всю нашу семейную историю, даже я некоторые вещи слышал впервые: его школа, клуб молодости, где находится магазин его школьной подружки и т.д. Это стало немного действовать на нервы, когда он заставил всех извиниться передо мной и пожать руки. У ребят появился шанс все объяснить — акцент, отсутствие цветов — и отец согласился с тем, что ошибка была возможна. Что до меня, я стоял рядом, униженно хлюпая носом.

После этого друзья прозвали отца Северянином — этого он мне никогда не простит. Он до сих пор не может понять, что для меня это было не обыденным происшествием. Никогда в жизни я не был так напуган.

Отец заставлял меня продолжать ходить на игры, хотя я не хотел этого. Но, оглядываясь назад, я благодарен эму за это, ведь я мог больше никогда не вернуться на стадион. Но и там, я прилипал к отцу как банный лист, не отходя от него ни на шаг, это продолжалось до тех пор, пока он не потерял работу и начал искать новую.

Я до сих пор являюсь поклонником Hammers и в активе у меня больше выездов, чем домашних матчей, так как я до сих пор живу здесь, что вызывает довольно много проблем — в частности убедить полицию, что я не пытаюсь вычислить конкурирующие мобы. Я не ношу цветов, но у меня в кармане всегда лежит кепка с эмблемой моего любимого клуба для того, чтобы в нужное время показать мою привязанность. В некоторых случаях акцент даже помогал мне, но все равно, я мне бы хотелось от него избавиться. Конечно, шанс попасть впросак постоянно уменьшается, но все равно имеет место быть, особенно, если вы путешествуете на машине. Например, если игра проходит на Sky, то я лучше останусь дома. В отличие от всех основных, я вполне одобряю pay‑per‑view.

Футбольное насилие практически убило эту замечательную игру и испортило лучшие моменты в моей жизни. West Ham всегда поддерживало огромное количество быкоподобных людей, с которыми обычные люди (такие как мы) не хотят иметь ничего общего. И именно из‑за них МЫ (не они) страдаем в центре города, различных закоулках и на автостоянках.

Я никогда не понимал насилия, и не хочу привыкать к нему. Ведь если оно вернется, я буду продолжать поддерживать свой клуб, с комфортом устроившись в своем кресле. Многое изменилось в лучшую сторону за последние несколько лет, и я надеюсь, что все так и останется.

Первое путешествие в столицу является очень большим приключением. Mitch рассказал о его первой серьезной акции.

КТО ТЫ? А ТЫ?…

Моим единственным желанием было приехать в Лондон, и дать всем понять, что кокни далеко не самые грозные люди в Англии. Мы и они на их территории… Мы уже встречались с ними дома, и на нейтральных территориях — иногда мы побеждали, иногда победа оставалась за ними — но полным составом поехать в столицу — это будет что‑то особенное.

Я не могу не любить кокни. Я ненавижу их, и в то же время восхищаюсь. Если им что‑либо не понравится, то за словом в карман они не полезут. Конечно, лондонские мобы далеко не самые сильные в Англии, их нельзя сравнить с Naughty Forty или Zulu Army, но они могут отстоять свою территорию. Было довольно несложно прессануть их здесь, у себя дома, но Лондон разительно отличается от всего, и я это довольно скоро понял.

Когда мне исполнилось 17, мы начали собирать свою маленькую фирму, преимущественно состоящую из 17‑20‑летних ребят. Мы делали все возможное для того, чтобы завоевать уважение наших старших соратников по клубу. Мы отличились на нескольких махачах, были в хороших отношениях с более организованными бандами — и становились изо дня в день заносчивее.

Нам предстояла игра с Mill Wall, и до нас донеслись слухи, что основной моб готовит акцию на станции Moorgate. Наша банда решила, что пора дать понять этим кокни, кто мы такие. Было ясно, что на подобное мероприятие нужно собирать как можно больше людей — именно поэтому нам было разрешено участвовать в акции.

Мы решили разбиться на части для того, чтобы полиция не вычислила, что мы затеваем. Стрелу забили на станции метро Farringdon. Большинство парней доезжало на машинах до Stanmore, после чего на перекладных добирались до Wembley Park. Другая часть собиралась зайти на Edware и пересесть на Euston. Мы выбрали свой путь, решив использовать British Rail вместо Metropolitan line.

Это было наше первое путешествие в столицу в качестве моба, и чувство принадлежности к чему‑то большому провоцировало выброс громадного количества адреналина в кровь. В день матча нас собралось около 18 человек, многие не пришли. Так как мы хотели создать надежную фирму, они не будут больше приглашены, как на домашнюю игру, так и на выезд. Старшие ребята посоветовали нам не терять бдительности, а в районе King’s Cross вычислять споттеров — ведь Mill Wall знал о нашем прибытии.

По дороге в Лондон не было выпито ни капли спиртного — нам не хотелось облажаться с самого начала. В наш план входило доехать на машинах до St. Albans, а оттуда уже ехать на метро. Мы передвигались небольшими группками по двое‑трое человек, чтобы никто не заподозрил в нас членов одной банды. До того, как спуститься в метро, мы решили проверить станцию, на которой было огромное количество людей, и все они выглядели как потенциальные фанаты Mill Wall.

Я стоял около какой‑то забегаловки, когда ко мне подошел парень. Разговор был примерно следующим:

— А ты ведь футбольный фанат, а наверху находится оставшаяся часть вашей банды.

— Да нет, ты ошибся? А кто сегодня играет? — мои актерские способности были выше всяких похвал.

— Пойдем со мной, и я все объясню тебе. Весь Лондон против вас, дружище, — он презрительно посмотрел на меня и моих друзей. — Если вы думаете, что у вас что‑нибудь получится на Moorgate, то вы глубоко ошибаетесь, — с этими словами он развернулся и пошел к выходу. Пройдя три шага, он обернулся и с улыбкой добавил: Челси. Увидимся.”

Когда я увидел, как он подошел к своим друзьям, таким же мордоворотам, как и он сам, у меня затряслись коленки. Они перегородили нам путь так, что нам нужно было либо выходить на улицу, либо (что еще хуже) спускаться в метро. Я оглянулся в поисках своих ребят, не зная, что делать — либо собираться всем вместе, либо дать им понять, что нас вычислили, и у них есть шанс самим выбраться из этой заварухи.

Меня выбили из колеи, и я стоял, не представляя, что будет дальше. Наши поняли, что происходит, и поспешили собраться вместе. Chelsea постояли немного, чтобы узнать, сколько нас всего, а мы в этот момент пытались выбраться наружу. Затем донесся заряд: “Chelsea”, и они начали появляться отовсюду, из всех дверей и закоулков. И тут мы по настоящему стреманулись, некоторые из нас пытались убежать, но безуспешно, а остальные сразу же были завалены, и находились в горизонтальном положении до прибытия полиции. Большинство Chelsea boys испарились так же моментально, как и появились, но некоторые из них продолжали находиться поблизости, чтобы понять, что полиция собиралась с нами делать.

Полиция вывела нас наверх и выстроила вдоль стены. Они точно ожидали чего‑то подобного, так как пять воронков стояли наготове. Некоторые из нашей банды куда‑то исчезли, а те, которые избежали махача, присоединились к нам позже. Часть ребят шептались о том, что копы могут отпустить нас, но потом поняли, что были не правы. Одного из моих друзей, который говорил слишком много, запихнули в обезьянник, и через некоторое время вышвырнули его оттуда, как мешок с дерьмом. Они бросили его на пол перед нами, надели наручники и начали пинать прямо на наших глазах. Это заткнуло всех остальных.

После этого к нам подошел один из копов. Он сказал, что если кто‑нибудь захочет пошептаться, то его коллеги будут счастливы проводить его в обезьянник и “объяснить”, что этого делать не стоит. Стычки происходили на протяжении всего дня, и мы еще легко отделались. Все серьезные лондонские фирмы хотели поучаствовать в событиях: Chelsea и Spurs рыскали по метро в надежде кого‑нибудь выцепить, а West Ham и Millwall уже встретились с кем‑то на Liverpool Street. Часть нашей основы попала на Euston и он сказал нам, что два человека пострадало от ножевых ранений. Это напугало нас еще больше. У нас не было никаких подручных средств (и хорошо, так как копы обшарили все наши карманы), но мы знали, что в основе было несколько человек с ножами, да и кокни были известны своим пристрастием к этому виду оружия. Станция Farringdon была закрыта, так что не было никакой возможности узнать, что случилось со всеми остальными. Затем полисы предложили нам два варианта дальнейших действий. Мы могли либо вернуться на St. Albans в сопровождении полицейского экскорта, далее до Euston, а там садиться на первый поезд, следующий в северном направлении, или садиться на метро и оставаться предоставленными сами себе. Я выбрал второй вариант.

Большинство ребят решило, что с них достаточно, и отправились домой. Нас осталось семеро, семь человек, которые действительно хотели довести игру до конца, не важно с каким результатом. Мы сказали копам о нашем решении и поинтересовались, можно ли нам взять такси. Затем нам пришлось подождать, пока всех остальных посадят на ближайшую собаку. Как только они уехали, копы сжалились над нами и сказали, что они отвезут нас в Euston, где находились некоторые из наших парней. Когда мы добрались туда, то обнаружили на платформе примерно 60 рыл наших. Их атаковал Millwall на Baker Street, но ребята не растерялись и дали хороший отпор. Как раз в той драке было несколько пострадавших — одному парню нехило рассекли руку. Это было не очень страшно, но копы повезли его в больницу с еще одним незнакомым парнем. Полисы решили, что он является лидером банды, поэтому не разрешали нам приближаться. Многие из наших порядком струхнули, но остальные действительно хотели дойти до стадиона, чтобы показать всем, что мы на самом деле чего‑то стоим. Полиция объявила, что скоро приедут два автобуса, которые доставят нас на игру. А все не так уж и плохо — подумал я, уже представлявший себе, что мы позорно уезжаем домой на следующем поезде.

Мы прибыли с опозданием на 10 минут, и полиция провела нас на боковую трибуну, где для нас была освобождена часть сектора. Нам сказали, что часть ребят, приехавших на автобусах, были закиданы камнями, их путь на трибуну сопровождался оплеухами и подзатыльниками. Все были очень напуганы, и дорога домой показалась очень длинной. После окончания игры нас очень долго продержали на стадионе, но полиция разрешила присоединиться к нам остальным ребятам, к их огромной радости. Автобусы отвезли нас обратно в Euston, где полиция погрузила нас в поезд и сопровождала нас до Milton Keynes.

Все это произошло 12 лет назад, и я до сих пор не могу поверить в фантастическую организацию лондонских фирм. Казалось, что в Лондоне невозможно скрыться от всевозможных разведчиков и споттеров. Вы понимаете, нашей проблемой является дезорганизованность — мы приезжаем в чужой город, и не можем найти друг друга. Метро очень опасно и я никогда больше не воспользуюсь им. Каждая остановка является потенциальной засадой, и ты даже не знаешь, кто окажется твоим соперником. Лондонцы знают как быстро напасть, а потом также быстро исчезнуть. Можно приехать в город небольшим мобом и устроить небольшую акцию, но учинить что‑нибудь серьезное — это невозможно, так как многие люди очень любят почесать языками (и послушать тоже), а это значит то, о чем ты будешь договариваться с другими потенциальными участниками акции, станет известно и копам. Именно это и случилось с Birmingham и Stoke перед игрой с Millwall. Все знали, что и где будет происходить, что облегчило работу полиции. Все знали, что Millwall с нетерпением ожидал этой акции, и было интересно узнать, отстоят ли они свою честь. Но если вы не воспринимаете всерьез Stock и Brum, то вы глубоко ошибаетесь.

Date: 2015-09-25; view: 357; Нарушение авторских прав