Драма волжско‑татарского легиона

60 лет назад под Витебском произошло событие, которое по политическому подтексту вышло далеко за рамки боёв местного значения. В день Красной армии на сторону партизан, окружённых немецкими войсками, целиком перешёл 825‑й батальон Волжско‑татарского легиона. Он был сформирован нацистами из советских военнопленных, преимущественно татар. Создавая эту воинскую часть, так же как и другие подобные формирования, гитлеровцы пытались разыграть «национальную карту» в войне против СССР. Документы из Особого архива в Москве и архива партизанского движения в Белоруссии, изученные доктором военных наук, генералом армии М. Гареевым и доктором исторических наук, профессором А. Ахтамзяном, позволили выяснить подробности неизвестной ранее страницы битвы с фашизмом.

Из числа военнопленных немцы создали более 180 частей. Всего в этих частях находились:

– три русские бригады численностью 13 000, 12 000 и 18 000 человек;

– части из латышей – всего 104 000 человек, из литовцев – 36 800 человек;

– из азербайджанцев – 36 500 человек, из грузин – 19 000 человек, из выходцев с Северного Кавказа – 15 000 человек, из татар – 12 500 человек, из крымских татар – 10 000 человек, из армян – 7000 человек, из калмыков – 5000 человек. Всего 298 800 человек.

Формирование Волжско‑татарского легиона началось осенью 1942 года на территории оккупированной Польши в районе местечка Едлино близ Радома. Одним из первых был подготовлен к отправке в район боевых действий 825‑й батальон легиона численностью примерно в 1000 человек. Ею штаб состоял из немецких офицеров.

18 февраля 1943 года батальон эшелоном доставили в Витебск, в окрестностях которого оккупанты блокировали несколько крупных партизанских отрядов. Уничтожить их гитлеровцы намеревались руками бывших советских военнопленных.

В особенно трудном положении оказались партизанские бригады, действовавшие в районе Витебска. В сохранившемся с грифом «совершенно секретно» отчёте сложившаяся ситуация отражена в нескольких строках: «6000 партизан были окружены в этом районе отрядами противника общей численностью до 28 000 человек, имевших артиллерию, танки и авиацию».

Среди прочих в смертельном кольце оказалась 1‑я витебская партизанская бригада под командованием Михаила Бирюлина, которая насчитывала примерно 500 человек. Но партизанская разведка продолжала действовать. Уже через три дня после прибытия 825‑го батальона в район боёв она установила, что на помощь немецкой дивизии, проводившей карательную операцию, брошена отдельная часть, сформированная из пленных татар, башкир и чувашей. И получены были эти сведения, что называется, из первых рук. Оказалось, что руководители подпольной группы в «татарском» батальоне Рашит Хаджиев и Рахимов сразу по прибытии на место стали искать связи с партизанами.

Вначале связная Нина Буйниченко сообщила, что к ней в дом заходил военврач прибывшего батальона, назвавшийся Жуковым. (Позже выяснилось, что настоящая его фамилия – Волков.) Расспрашивал, кто помог бы «найти ход» к партизанам. Буйниченко после согласования со своими предложила Жукову направить в лес парламентёров для переговоров. Проводником стал житель деревни Сеньково Степан Михальченко. При встрече с партизанами парламентёры, в числе которых были Фахрутдинов, Лутфулин и Трубкин, объяснили, что действуют по заданию подпольной организации, созданной ещё во время формирования батальона в Едлино.

На совещании в штабе бригады долго взвешивали различные варианты перехода, логично предполагая, что возможна провокация. В итоге решили согласиться, но при соблюдении некоторых условий. Во‑первых, потребовали, чтобы батальон вначале ликвидировал не только своих немецких офицеров, но и гитлеровские гарнизоны в деревнях Сеньково, Гралёво и Сувары. Во‑вторых, уходить в лес, разделившись на три группы, и в определённой последовательности. В‑третьих, тотчас сложить оружие. Сигналом к началу операции должны были стать взрыв штаба батальона и пуск трёх сигнальных ракет.

Парламентёры условия приняли. Но обратно отправились лишь двое, оставив в качестве заложников Лутфулина и Трубкина.

Однако дело едва не кончилось провалом. Перед самым решительным моментом гитлеровцы, получив чей‑то донос, схватили руководителей подпольной группы Рашита Хаджиева и Рахимова. Они были немедленно отправлены в Витебск и расстреляны.

Руководство переходом батальона взял на себя командир штабной роты Хусаин Мамедов. Он приказал Гари Галеву уничтожить штаб батальона. Одновременно перебежчики группами двинулись к лесу. В первой, самой большой из них, благополучно добравшейся к своим в ночь с 22 на 23 февраля, было 506 человек. Их оружие существенно пополнило арсенал партизан. Затем последовали остальные.

В сохранившемся отчёте командования партизанских бригад эпизод описан так: «Уничтожив немецкое командование, 23.2.43 в 14.00 весь батальон перешёл на сторону партизан в составе 930 человек, имевших на вооружении три 45‑миллиметровые пушки, 100 ручных и 1 станковый пулемёт, 550 винтовок, комплекты боеприпасов и в полном составе батальонный обоз. Перешедшие были распределены между бригадами Захарова и Бирюлина. Впоследствии солдаты этого батальона участвовали в боях по прорыву вражеской блокады, где проявили мужество и геройство в борьбе с немецкими захватчиками».

Содержится информация об операции и в материалах расследования, предпринятого органами НКВД и СМЕРШ. К лету 1943 года многие участники перехода к своим были «изъяты» из состава партизанских отрядов и из действующей армии. Бывших легионеров поместили в «лагеря специального назначения». Контрразведчиков особенно интересовал вопрос: действительно ли добровольно или под давлением обстоятельств батальон перешёл к партизанам? Чтобы выяснить это, в конце июня 1943 года заместитель начальника отдела контрразведки СМЕРШ спецлагеря № 174 (Подольск) майор Кирсанов направил запрос в штаб партизанского движения Белоруссии (находившийся тогда в Москве).

Характерно, что следователи ставили под сомнение саму добровольность перехода «татарского» батальона: «По непроверенным данным, переход на сторону партизан произошёл в вынужденной обстановке, ввиду сложившихся обстоятельств – активных действий партизан против батальона, из состава которого в Подольском лагере спецназначения содержится 31 человек, а остальные якобы находятся в партизанских бригадах Алексеева, Дьячкова и Бирюлина».

В ответном письме, подписанном заместителем начальника Белорусского штаба партизанского движения Ганенко и начальником 2‑го отдела полковником Скрыпником, подтверждалось: «Факт перехода на сторону партизан 825‑го батальона „волго‑татарского легиона“ в феврале месяце с.г. действительно имел место». Правда, в духе времени авторы перестраховались: «Переход батальона был совершён в результате разложенческой работы, проведённой среди его личного состава. Обстановка в это время складывалась не в пользу партизан, однако сам факт их активных действий и проведение агентурных комбинаций, безусловно, имел влияние на личный состав батальона, убедившегося в лживости немецкой пропаганды о том, что партизаны якобы не представляют серьёзного противника».

Однако при этом ни слова о том, кому же принадлежат лавры «разложенческой работы» в стане противника. Скорее всего потому, что ничего такого и не было…

Тем не менее это письмо – серьёзный аргумент в пользу полной реабилитации участников перехода 23 февраля 1943 года. Далее там написано: «После перехода батальона к партизанам личный состав его действительно был рассредоточен по партизанским бригадам, принимал участие в боевых действиях против немецких оккупантов, показал себя с положительной стороны. Некоторая часть личного состава батальона и до настоящего времени находится в партизанских бригадах»…

Впрочем, сказанным отнюдь не исчерпывается значение этого практически неизвестного эпизода Великой Отечественной войны. Наученные горьким опытом, нацисты не решились направить на восток другие батальоны Волжско‑татарского легиона. Один из них оказался на Балканах, другой – во Франции. Но и там «татарские» батальоны перешли на сторону антифашистских отрядов Сопротивления.

К этому шагу легионеры ещё в Радомском лагере военнопленных были заранее подготовлены подпольщиками, в число которых входил известный татарский поэт Муса Джалиль, а также оказавшийся в плену со специальным заданием командования молодой офицер Красной армии Гайнан Курмашев. В августе 1943 года подпольщики были арестованы гестапо и казнены. Но своё дело они сделали.

СМЕРТЕЛЬНЫЕ ИГРЫ КИЕВСКОГО «ДИНАМО»

(По материалам А. Косарева)

Футбольный клуб «Динамо» (Киев) был создан в 1927 году и считался своего рода ведомственной командой украинских чекистов. В полном соответствии с существовавшей тогда практикой почти все спортсмены имели звания сержантов и офицеров НКВД, однако главным их занятием был именно футбол. Следует отметить, что команды футбольного клуба «Динамо» существовали не только в Киеве, но и в других городах – Москве, Ленинграде, Одессе. Именно с москвичами и одесситами киевляне сыграли два своих первых матча: поединок с одесситами закончился вничью (2:2), а вот столичные одноклубники разбили киевлян вдребезги (6:2).

Тем не менее на Украине местные динамовцы быстро завоевали популярность. И хотя поначалу игра команды оставляла желать лучшего, болельщики любили футболистов за боевитость, с которой те бросались на ворота противника. Задор и энергия до известной степени компенсировали незрелость тактики и слабую технику. Во всяком случае, уже к 1933 году киевляне добились первых серьёзных успехов, а в 1936‑м заняли в чемпионате страны второе место. К этому же времени относятся и первые успехи на мировом уровне: разгром сборной Турции и победа над профессионалами из «Ред Стар» во время парижской спартакиады. В последнем предвоенном сезоне 1940 года состоялась знаковая встреча между динамовцами Ленинграда и Киева. Матч закончился вничью (1:1). Сезон 1941 года складывался для команды не слишком удачно: к началу войны «Динамо» (Киев) находилось на восьмом месте в турнирной таблице. Очередной матч должен был состояться 22 июня и был приурочен к открытию нового стадиона «Республиканский». Однако открытие так и не состоялось, поскольку всего за час до мероприятия по радио выступил Молотов, сообщивший о начале войны.

А тогда, летом 1941 года, все игроки команды были направлены в части действующей армии. Буквально в первые недели войны погибли динамовцы Дишкант, Рейнгольд, Трофимов. Чуть позже в Бабьем Яру, вместе с другими евреями, нацисты расстреляли ещё одного игрока – Когана – и руководителя команды Чернобыльского. Ещё девять футболистов – Трусевич, Свиридовский, Кузьменко, Клименко, Балакин, Гончаренко, Чернега, Коротких и Комаров – в сентябре 1941 года попали в окружение в 70 километрах от Киева. Проблуждав несколько дней по лесам и болотам, они добрались до родного города, который к тому времени уже был занят противником.

Бывшие спортсмены сняли военную форму и превратились в штатских. Вскоре они устроились рабочими на хлебозавод № 1, выпекавший хлеб для германской армии. Заместитель директора предприятия (австриец по национальности и коренной киевлянин), был ярым болельщиком, а потому встретил их с распростёртыми объятиями. Вскоре к бывшим динамовцам присоединились несколько игроков «Локомотива», и хлебозавод обзавёлся собственной футбольной командой. От своего мецената, кроме зарплаты, спортсмены получали ежедневный паёк – 200 граммов хлеба (по некоторым данным, целую буханку).

Если кого и могло порадовать такое поведение, так это немцев и их прислужников из местного самоуправления, которые любой ценой пытались доказать, что «жизнь входит в нормальное русло». И новые власти действительно не замедлили высказать своё одобрение. Тогдашний председатель киевской управы Леонтий Форостовской лично встретился с футболистами и сделал им предложение: «Зачем вам играть где‑то на пустыре? Немцы вывезли военнопленных со стадиона „Зенит“, и он пустует. Идите и тренируйтесь там». Разумеется, это предложение было заранее согласовано с германским гебитскомиссариатом.

Весной 1942 года команда хлебозавода № 1 взяла себе новое название – «Старт». Одновременно в Киеве появился ещё один футбольный клуб – «Рух» (по‑украински – «движение»). Его возглавил тренер бывшего «Локомотива» Шевцов, а в состав команды вошли те, кто сочувствовал украинским националистам. Первая встреча между двумя командами состоялась 7 июня 1942 года и завершилась блестящей победой «стартовцев» (7:2). Уже в этом матче футбольное противостояние приобрело черты противостояния политического. По сути, игра шла не между двумя киевскими командами, а между командами советской и профашистской.

А затем в игре появились новые участники. Солдаты вермахта в значительной своей массе увлекались футболом. Однако в Киеве, кроме германских войск, находились ещё и части из стран‑сателлитов – Венгрии и Румынии. При этом венгры и румыны не любили друг друга и одновременно крайне недоброжелательно относились к немцам.

В результате, кроме киевлян, «Старт» обзавёлся ещё тремя группами болельщиков: в матчах против венгров за «стартовцев» болели румыны и немцы, в матчах против румын – немцы и венгры, в матчах против немцев – венгры и румыны. Межсоюзнические противоречия помогли команде успешно провести весь сезон 1942 года. Поначалу померяться силами с бывшими динамовцами решили мадьяры. 21 июня «Старт» победил команду венгерского гарнизона со счётом 6:2. 5 июля последовал новый матч, в котором представители румынского гарнизона безответно пропустили в свои ворота целых 11 мячей.

Поражения союзников вызвали у немцев приступ злорадства. «Истинные арийцы» считали, что уж они‑то наверняка смогут победить славянских «недочеловеков». Однако самоуверенность сыграла с ними скверную шутку. Вместо сильной сборной против «Старта» выпустили команду какой‑то пехотной дивизии. Более того, предстоящий матч назначили на 12 июля, приурочив его к открытию того самого стадиона «Республиканский» (который теперь решили переименовать в «Украинский»). Уже в начале первого тайма немцы – военнослужащие вермахта, т. е. футболисты‑любители – пребывавшие в отличной физической форме, взломали ворота «Старта», в составе которого играли профессиональные футболисты. Сначала болельщики отнеслись к этому спокойно, но на 12‑й минуте, когда «стартовцы» забили ответный гол, эмоции у немецких зрителей всё‑таки пробудились. А ещё через 10 минут, когда киевляне второй раз взяли ворота противника, германские солдаты и офицеры уже вовсю ревели от возмущения.

В перерыве в раздевалку «стартовцев» зашёл адъютант киевского коменданта генерал‑майора Эберхардта и приказал «не играть так сильно», угрожая расстрелом в случае неповиновения. Скорее всего, наши футболисты в этот момент всерьёз озаботились своим будущим. Но когда они вновь вышли на поле и увидели своих болельщиков, которые неистовствовали от радости, никаких сомнений не осталось. Не сговариваясь, «стартовцы» решили играть в полную силу и добиться победы даже ценой собственной жизни.

Во втором тайме мяч ещё дважды влетал в ворота противника. Все предпринятые немцами попытки штурмовать наши ворота заканчивались неудачей, а голкипер «Старта» Николай Трусевич в очередной раз продемонстрировал свой фирменный стиль, великолепно играя на выходах. Преимущество киевлян было настолько очевидным, что генерал Эберхардт покинул свою ложу за десять минут до окончания матча.

Впоследствии получила распространение легенда, будто после матча всех советских футболистов немедленно расстреляли. На самом деле всё было по‑другому. По логике, поражение, понесённое на футбольном поле, должно было быть отомщено там же – на стадионе. И после первой встречи были и другие игры – не менее опасные. Следующий матч состоялся 17 июля, причём на сей раз немцы выставили против киевлян команду PGS, в которую входили лучшие игроки одной из танковых дивизий вермахта. Однако результат оказался ещё более обескураживающим: танкисты проиграли «стартовцам» всухую – 6:0.

Газета «Нове украинське слово» писала, что этот выигрыш никак нельзя признать достижением футболистов «Старта». Немецкую команду составляют отдельные футболисты, но командой в полной мере её назвать нельзя. И в этом нет ничего удивительного, так как PGS состоит из футболистов, случайно попавших в воинскую часть, за которую они играют. Также ощущается недостаток необходимой тренировки. А команда «Старт», как известно, состоит из бывших футболистов команды мастеров «Динамо».

Впрочем, потерпевшие два поражения немцы могли утешиться тем, что они не одиноки. 19 июля венгры выставили против киевлян команду MSG.Wal, которая проиграла «Старту» со счётом 5:2. Венгры тут же предложили матч‑реванш и доставили с родины нескольких профессиональных футболистов. Новая игра прошла 26 июля и оказалась, вероятно, самой сложной в короткой истории «Старта». Однако и на этот раз успех сопутствовал киевлянам, выигравшим с минимальной разницей – 3:2.

Затем в соревнование снова вступили немцы, сколотившие сборную из представителей различных авиационных частей, квартировавших на Украине. Большинство игроков составляли футболисты из зенитных соединений, а потому и вся команда получила название «Flakelf» – «Эльфы‑зенитчики». «Стартовцы» в очередной раз оказались победителями. «Зенитчики» не успокоились и, подобно венграм, настояли на матче‑реванше.

Судя по всему, киевским футболистам в этот раз чётко объяснили, что новая игра вполне может стать для них последней. Во всяком случае, немцы почему‑то были очень уверены в своей победе. В газете «Нове украинське слово» в разделе спортивной хроники появилось объявление: «Сегодня, 9 августа 1942 года, на стадионе „Зенит“ в 5 часов вечера состоится вторая товарищеская встреча лучших команд города: Flakelf и хлебозавода № 1 – „Старт“».

Тем не менее матч назначили не на «Украинском», а на гораздо менее вместительном стадионе «Зенит», который находился далеко от центра города. Но жителей Киева это не остановило. Трибуны были буквально забиты болельщиками; люди толкались в проходах и гроздьями висели на деревьях. Страсти, кипевшие среди зрителей, быстро перестали носить чисто футбольный характер. Едва ли не у всех присутствовавших киевлян кто‑то воевал или погиб на фронте, и теперь происходившее выглядело так, будто сражались не две команды, а две сборные – вермахта и Красной армии. В наиболее напряжённые моменты раздавались антифашистские призывы. Обстановка накалилась настолько, что охране стадиона пришлось стрелять в воздух. Несколько наиболее темпераментных болельщиков были арестованы и бесследно сгинули в застенках гестапо.

Весь первый тайм чаша весов колебалась то в одну, то в другую сторону, и среди болельщиков пошли слухи, будто оккупантам всё‑таки удалось запугать «стартовцев». Однако во втором тайме оборону немцев удалось сломать, так что и на этот раз победа оказалась более чем убедительной – 5:3. Как вспоминал один из главных героев матча Макар Гончаренко, забивший два из пяти голов, «мы спокойно покинули стадион, хотя атмосфера вокруг царила накалённая». Ни немцы, ни венгры, ни румыны уже не пытались бросать вызов футболистам «Старта». Выступить против них решился лишь украинский «Рух», который «стартовцы» шутя разгромили 16 августа со счётом 8:0. На этом футбольный сезон в Киеве закончился.

Осенью «стартовцы» вернулись на хлебозавод и приступили к обычной работе. Первым толчком для арестов стал донос тренера «Руха» Шевцова, который, по словам Гончаренко, «пожаловался, что мы режим нарушаем, ведём вольготную жизнь, пропагандируем спорт Советов». Кроме этих довольно абстрактных обвинений, подвернулся и более конкретный повод: на хлебозаводе в мешках с мукой нашли толчёное стекло, что, конечно же, явно отдавало диверсией.

Немцы арестовали девятерых «стартовцев». Один из футболистов, Павел Комаров, избежал смерти благодаря тому, что активно «помогал» следователям. Перед приходом Красной армии он предусмотрительно скрылся из Киева и впоследствии эмигрировал в Канаду. А вот Николай Трусевич, Иван Кузьменко, Николай Коротких и Алексей Клименко на сделку не пошли и расплатились за это своими жизнями. Их послали в Сырецкий лагерь и, по одной из версий, в числе 200 других заложников расстреляли 23 февраля 1943 года, после того как подпольщики устроили поджог на киевском заводе «Спорт», где ремонтировались сани для германской армии.

После освобождения Киева советская власть не сразу определилась со своим отношением к «стартовцами». С одной стороны, они были героями, с другой – их действия подпадали под обвинение в сотрудничестве с оккупантами. Выживших футболистов допрашивали в госбезопасности, но репрессиям не подвергли. А уже во времена Хрущёва их игру приравняли к подвигу.